А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Банан уводил Юльку в свою пустую квартиру. Искоса глянув Юльке в вырез кофточки (а он всегда всем девчонкам, если мог, то заглядывал туда), Моржов обнаружил исчезновение Юлькиного лифчика. Почему-то Моржову показалось, что Юлька после Банана не надела лифчика затем, что незачем, ежели скоро опять снимать. Например, для него, для Моржова. И Моржов забрал у Банана ключи от квартиры и вскоре тоже повёл Юльку в дом.
Но сеанса не получилось. Юлька так искренне просила «Не надо», что Моржов решил уточнить напрямик:
– Я не понял, я чем-то хуже Банана и Нукса?
– Не лезь в мою личную жизнь! - тотчас вспылила Юлька.
Значит, с Пуксом у неё - личная жизнь, и с Бананом - тоже. А с ним? И вообще: лезть в постель и лезть в личную жизнь - это одно и то же или нет? Раньше Моржов думал, что одно и то же. Ну, у проституток не одно, так Юлька же и не проститутка. Они, блин, парочкой два месяца по Ковязину шастали… Или у Юльки сразу несколько параллельных личных жизней: первая - с Бананом и Пуксом, вторая - с Моржовым, третья, четвёртая, пятая - с кем-нибудь ещё?… Эдакая live-сортировочная… Моржов не стал углубляться в эти размышления, извинился и отпустил Юльку.
А наутро его посетили новые соображения. Вот Юлька сказала «Не надо!», и он отступил. А у неё появилась новая линия обороны. Теперь она могла требовать от него услуг ещё и ещё, в награду раздеваясь, а потом объявляя: «Не надо!» И он будет отступать. Потому что, отступив один раз, этим он сам обозначил допустимую для себя границу, и пересечь её без разрешения Юльки будет уже насилием. А насилия Моржов не любил. Изнасиловать Юльку он уже сто раз мог и без двухмесячного марафона.
Да сколько можно, ядрёный корень? Раздевая пьяную и податливую Юльку, Моржов думал, что победа близка, а вместо победы встретил новенький, отлично вооруженный дот. И тогда Моржов плюнул на Юльку, и ушёл окончательно, и взял Стеллочку так, как смог, - неумело, грубо и недобро.
…Кирпичные витрины супермаркета навевали какие-то оборонные ассоциации: линия Маннергейма, рейхсканцелярия… Для рейхсканцелярии супермаркет назывался несколько неуместно - «Нежный». (В Ковязи-не уже имелись «Добрый», «Любимый», «Семейный», «Дружный» и «Ласковый», а боезапас слащавости был ограничен.) У дверей магазина мужик в трико, пиджаке и бейсболке укладывал в кузов грузового мотороллера мешок вермишели - видно, собирался ехать в дальнюю деревню, в какое-нибудь Нижнее-Задолгое. Над крышами, липами и трубами кочегарок висело поразительно просторное небо с двумя облаками, слегка пожелтевшими от солнца, как от старости.
…В общем, у Моржова были все поводы ненавидеть Юльку. Ладно там - «не дала»; не она первая, не она последняя. Но на неё он, мальчик, надеялся: ждал, что она научит его любви в плотском, тёплом, нежном (как супермаркет) смысле этого слова. Она сама обещала это сделать. А он к тому же ещё и заслужил. Но Юлька этого не сделала, обманула. И Моржов так никогда и не смог испытать по отношению к любой своей женщине благодарности, потому что больше никогда и не ждал от баб ничего вменяемого, человеческого и разумного. Когда он хотел девчонку, он её и добивался - пусть даже осторожно, деликатно, а всё равно с безразличием к её мнению. Хватит: с Юлькой он слушался-слушался, да ничего не получил. Говоря как в учебниках литературы, Юлька не проявила по отношению к Моржову своих душевных женских качеств. Видимо, она считала душевные женские качества тождественными физиологическим. Однако физиологию Моржову неплохо растолковали Димон Пуксин с Санькой Бананом. И всё-таки Юльку Моржов хранил на солнечной стороне памяти.
Чуланская школа стояла в глубине двора и была компактной, как посылочный ящик. Моржов знал, что Юлька заведует школьным летним лагерем. У входа в школу на скамейке сидели и пили пиво три парня. Рубашки они сняли и обмотали вокруг талий, отчего казались крутобёдрыми, словно девушки топ-лесс. Тела у парней были белые, руки - тонкие, а головы - бритые и мятые. Под скамейкой в пыли валялся проколотый футбольный мяч, словно четвёртая, запасная голова.
Моржов вкатил велосипед в тёмный, прохладный вестибюль - от парней подальше. Дети, что содержались в лагере, сейчас наверняка спали в спортзале. Спортзал находился слева; Моржов пошёл направо. Юлька Коникова в одиночестве сидела в директорском кабинете за столом и пила чай.
Моржов остановился в дверях.
– Купила мама коника, а коник без ноги, - пропел он дразнилку времён их нелепых отношений.
Юлька оглянулась и просияла. Моржов вошёл и потребовал:
– Ну-ка, встань!
Юлька послушно поднялась, лукаво щурясь на Моржова. Моржов по-хозяйски осмотрел её спереди, заглянул за спину вниз.
– Проверяю, всё ли на месте, - сообщил он тоном завхоза.
– Ну и как? - горделиво спросила Юлька, быстро упёрлась рукой в пояс и оттопырила зад.
Моржова ещё в те давние времена потрясала какая-то лаконичная пластичность Юльки - всего два движения, но в них сгустилось и вспыхнуло столько обещания, что у Моржова, как встарь, закипело в голове. Юлька засмеялась и уселась за стол.
– Нужна более детальная экспертиза, - сквозь зубы вздохнул Моржов, усаживаясь напротив.
– Что это за намёки? - тотчас клюнула Юлька.
С переменой девичьей привлекательности на бабью Юлька, пожалуй, только выиграла. Как и многие женщины едва за тридцать, она раздалась вширь, зато яблочно округлилась. По мнению Моржова, Юльку испортила лишь короткая стрижка под мальчика. Моржов считал, что такая стрижка - знак недостаточного мужского участия в жизни женщины. Или переизбыточности её мужских обязанностей. Так сказать, метро-сексуальность, застрявшая в колдобине неналаженного быта.
Относительно Юльки Моржова это ободрило - как свидетельство его дополнительных шансов. Моржов напрягся, выпуская в Юльку целый рой флюидов. Контуры Юльки задрожали: это начинал формироваться мерцоид.
– Никаких грязных намёков! - отпёрся Моржов, зная, что боже его упаси сказать правду: всем планам крышка. - Пошли погуляем? Пообнимаемся, поцелуемся, как дети малые.
– Я же на работе,- с достоинством возразила Юлька.
– Свинти как-нибудь, трудно, что ли?
– Чужие проблемы, конечно, решать не трудно.
Моржов догадался, что Юлька автоматически включила привычный набиватель цены. Правда, сейчас (в отличие от первого захода) Моржов уже знал, чем заплатить проще.
– Тогда я тебя подожду, - сразу сбил цену Моржов.
Юлька быстро сообразила, что прогул и вправду ценится невысоко. Надо торговаться не за это. И вообще, нужны варианты.
– А что мы будем делать? - спросила она.
– Чего пожелаешь. Пойдём в кабак. Или на пляж. Или на набережную пить вино. Или к тебе домой. Или залезем на Спасский собор и будем кидать в прохожих кирпичами.
Юлька размышляла. Её мерцоид набирал плоти и цвета, а Моржов чувствовал, что раскочегаривается синхронно этому процессу. Моржов понял, что Юлька выбирает главное направление, по которому продолжится торг.
– Для кабака я не одета, - сказала Юлька. - На пляж и на набережную мне нельзя - я же учительница. А дома у меня ремонт.
Моржов знал Юлькины житейские обстоятельства, и ему тотчас захотелось встрять и помочь. Денег для Юльки ему было не жалко, а саму Юльку - жалко. В далёкой юности Моржов всегда прикидывал, как девушка станет смотреться его женой. Сейчас же ему всегда было интересно, как он сам может вклиниться женщине в её жизнь. А Юлька была не Милена, которую надо оплатить и потом убедить, что она отдаётся бесплатно. Юлька, принимая услугу, сразу принимала и красноту платежа. «Ремонт-ремонт… - подумал Моржов. - Сколько он может стоить? Если бригаду нанять - тыщ десять». Но ремонт - дело будущего… А сейчас, похоже, оставался только вариант со Спасским собором.
– Значит, никак не выходит пообщаться, да? - уточнил Моржов.
Юлька поняла, что сама себе наступает на подол.
– Н-ну, домой-то можно. - Юлька слегка отработала назад. - Если тебя не смущает извёстка там, обои…
– Чтобы не смущаться, мы зашторим окна и выключим свет.
Юлька с улыбкой закусила губу, внимательно разглядывая Моржова. Моржов видел, как Юлькин мерцоид теплеет стыдливым, пунцовым цветом. Моржов наскочил на Юльку так внезапно, что Юлька не успела выставить преграду в виде требования обязательных приседаний.
Но мерцоид Юльки, блин, молчал и даже начинал меркнуть.
– Борька, это наглость, - сказала Юлька. - Мы не виделись полгода. А ты заваливаешься и сразу тянешь меня чёрт знает куда. Ты хотя бы поинтересовался, как я живу.
– А я знаю. В Ковязине все про всех всегда всё знают. Только власти и милиция ничего никогда не знают. Муж у тебя спился, ты развелась, сын перешёл в третий класс, родители в деревне, живёшь на Индустриальной, двадцать, первый этаж, горячей воды нет, газ баллонами, в школе две ставки плюс классное руководство. Или ты хотела всё это рассказать сама?
– Ты противный, - обиделась Юлька.
– Да ничего я не противный, - отмахнулся Моржов. - Нам с тобой зачем прятаться друг от друга?
– Не забывай, - строго напомнила Юлька о манерах и цене, - что мы никогда не были любовниками.
– И что из этого? - разозлился Моржов. Конечно, говорить так откровенно он не имел права… Хотя, собственно, почему?
– Что-то ты как-то круто подкатываешься… - Юлька поёжилась, словно пристраивала себя в неудобной и жёсткой одежде. - Тебе чего-то надо?
– Всем нам всегда чего-то друг от друга надо, - туманно сказал Моржов. - В девяти случаях из десяти. А в десятом случае - тоже надо, но хитрым образом. И ничего предосудительного в этом нет. Иначе мы друг другу и вовсе были бы не нужны.
– А вот просто так, ради другого человека?…
– Это тоже «надо». Только не взять, а всучить.
– Но ты-то хочешь взять… Ты хочешь переспать со мной?
Моржов понял, что разговор от соблазнения перешёл к выяснению отношений. Действительно, он взял слишком резво и вместо приземления в постели перепрыгнул через кровать.
– Юлька, я очень давно хочу переспать с тобой. Не думаю, что это для тебя открытие.
Моржов глядел на Юльку. Юлька мерцала - в ритм дыханию. То остывала, становясь сама собой, а то румянилась желанием. Похоже, у неё давно уже не было мужчины. С Юлькиной-то любовью к койке это было тяжко. Но огонь раздувать требовалось медленно и осторожно. Хотя где его раздувать, если Юлька сидит в этом кабинете, словно приколоченная? Прямо здесь? Если в Юльке есть хоть искра чувственности по отношению к Моржову (а Моржов был в этом уверен, потому и припёрся), Юлька должна сделать хоть шаг навстречу. Но в кабак она не хочет, на набережную ей нельзя, дома ремонт…
Мерцоид Юльки схлопнулся, как шарик. Юлька приняла решение. Точнее, как обычно, струсила.
– Тебе от меня всегда чего-то надо, - сказала она и тотчас сообразила, что повторяется. - Ты меня используешь. Ты всегда меня использовал.
– Как же так, если ты мне ещё ни разу не отдалась? - на всякий случай справедливо напомнил Моржов.
– Ну и что. Вот так.
Похоже, это был уже вопрос веры.
– Ещё не известно, Юлька, кто кого использует, - сварливо сказал Моржов. - Да, я хотел тебя использовать, но тогда - давно - это ты меня поимела, а не я тебя. Ты самоутверждалась за мой счёт. Ладно, я простил.
Моржов врал - ни хрена он не простил. Хотя и не злился.
– Я? Самоутверждалась? - картинно изумилась Юлька.
Конечно, как она могла самоутверждаться? Зачем ей это? Она же и так была вся в белом и ростом до облаков. Факт самоутверждения Юлька никогда бы не признала, потому что он означал наличие в ней какой-то неполноценности. Ума, например.
– Да я как дура ждала, когда ты решишься! А ты смалодушничал, нахамил, а потом убежал!
– Нет, родная, - возразил Моржов. - Просто стоимость выделки превысила стоимость овчинки.
– Борька, что за торг? - обиделась Юлька.
– Да никакого торга… - отмахнулся Моржов и снова соврал: - Это я опять хамлю. Кому приятно, когда правду в глаза говорят?
Юлька вновь просияла, как при встрече. Видимо, стоимость этой победы для неё была выше, чем стоимость вечера любви.
– Вот так-то, - покровительственно сказала она Моржову.
Моржов глядел на Юльку и чувствовал, что для Юльки, как и для многих его женщин, бесплодная победа над ним почему-то всегда кажется выгоднее плодотворного поражения. Вот этот факт действительно говорил в пользу того, что не всё является торгом. Впрочем, возможно, женщины не имели представления о платёжеспособности Моржова… Но не вести же Юльку в банкомат. А Галери д'Кольж и капеллы Поццо и Бьянко никто не знает.
Моржов чувствовал, что угасает. Без перспективы вечерней любви Моржову становилось неинтересно. Нет, его хорошее отношение к Юльке сохранилось, а вот интрига отношений исчезла. К абстракционизму же Моржов был равнодушен.
– Я вообще-то заявился, чтобы поклянчить у тебя сертификаты, - блёкло сказал Моржов. Всё равно день померк.
Юлька обомлела.
– Какие сертификаты?
– Ну, на детей… Для посещения кружка. Я же сейчас в загородном лагере работаю. У меня детей не хватает. Если не сдам начальству сертификаты, меня с работы попрут. Вот, я подумал у тебя их поклянчить… Ты бы мне дала сколько сможешь, а я перед первым сентября тебе их вернул. Начальство ничего бы не узнало. Впрочем, чего я тебе это говорю? Ты же всё равно мне их не дашь - чтобы отомстить, доказать, что я тебя использую, значит - я сука.
Ещё надеясь на Юлькино хорошее отношение, Моржов провоцировал Юльку на выдачу сертификатов в знак несогласия с грубым термином «сука». Но Юлька не спровоцировалась.
– Правильно, не дам, - с готовностью сказала она. Мерцоида уже и не мнилось.
– А как же там коллеги разные, взаимовыручка… Или ты боишься, что эта афера вскроется?
– Не боюсь, - покачала головой Юлька, глядя Моржову в глаза. - Что я, не знаю, как у нас система работает?… Не боюсь. Просто я не люблю, когда меня используют. - Юлька ничуть не погнушалась плагиатом. - А ты хотел переспать со мной именно для этого?
– Не только. Но и для этого тоже.
– Какой же ты хам, Борька, - удовлетворённо сказала Юлька. - Низко же ты меня ценишь… С детьми в лагере как-нибудь сам разбирайся, а если скучно - лучше подкопи денег на девочку.
«За один только твой ремонт я могу пять девочек купить», - подумал Моржов и с чувством сказал:
– Слушай, я только хотел тебя поиметь, но не поимел. А ты меня хотела поиметь - и поимела. И тогда, и сейчас тоже. Ты ведь не даёшь мне сертификаты почему? Чтобы покарать за то, что я очень скверный. Разве это не значит - «поиметь»? Использовать меня, чтобы на моём примере мне же и продемонстрировать, насколько высоки твои идеалы. А вот я хотел тебя поиметь без идеалов, просто так: для сертификатов и для удовольствия. Юлька, я не собирался доказывать тебе, что я лучше; я говорю о том, что мы одинаковы.
– Не уговаривай меня, - отрезала Юлька. - Твои идеалы тут ни при чём. Мои тоже. Я не буду тебе помогать, потому что ты хотел меня использовать, вот и всё.
– Я плохой, - подвёл итог Моржов.
– Ты плохой, - согласилась Юлька.
– А ты хорошая.
– А я хорошая.
– Ладно, тогда я пошёл, - вздохнул Моржов. Чичинье провалилось. Он встал, задвинул свой стул под стол и направился к дверям. Но в дверях оглянулся. Ему стало жаль Юльку. Ладно там - «не дала», сертификаты эти… Дура, чего с неё взять. У него есть и другие любовницы в школах - зря ли он жил в общаге педтехникума?… На худой конец, остаётся вариант со взяткой… Дело не в провале чичинья. Дело в том, что вот эта строптивая бабёшка чудесным июньским вечером останется одна - без ресторана, без смеха и вина, без заката над Пряжским прудом, без ласки в темноте. Моржов не чувствовал удовлетворения от того, что Юлька будет наказана за кособокость ума.
– Хочешь, я рабочих найму, чтобы тебе ремонт сделали? - спросил он от дверей. - Просто так. Без постели, без сертификатов.
Вообще-то у Юльки это был последний шанс на Моржова.
Юлька сидела за директорским столом и, глядя в зеркальце, пудрила лицо. Она имела вид боксёра, который приводит свою физиономию в порядок после победы по очкам.
Моржов сразу понял, что всё зря. Юлька отказалась от вечера, отказалась дать сертификаты - выходит, ей нужно отказываться и от его помощи в ремонте. Иначе победа будет дискредитирована. «Не давать» для Юльки стало гарантией своей правоты. И теперь она ничего и ни за что не отдала бы Моржову и сама бы не отдалась, даже если бы Моржов подарил ей Эйфелеву башню.
– Не надо, - насмешливо сказала она, подумала и лукаво добавила: - Но ещё не всё потеряно, Борька. Лучше заходи ко мне просто так, без ремонтов и сертификатов. По-человечески.
– Ты мне дважды не дала, - честно сказал Моржов. - С чего это мне заходить к тебе в третий раз?
– Ой, не дуйся, пожалуйста, - понимающе попросила Юлька.
Если она надеялась, что Моржов по-прежнему хочет её, а потому и придёт, то, получается, при третьей аудиенции ему будет нужно стоять на коленях. Тогда бы, наверное, она ему всё же отдалась - в эдакой снисходительно-мемориальной стилистике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54