Стилистика терминов Мартинсона ориентируется на художественно-философское мировосприятие, Ефремова - на технико-математическое. То и другое почти одинаково виртуально, т.е. не существует в реальной действительности, но термины Мартинсона выглядят как аллегории, термины Ефремова - как "реалистические" детали.
Лексические излишества
Только что было употреблено словосочетание "реальная действительность". Можно ли в нем считать лишним слово "реальная"? Нет, потому что эта действительность противопоставлена действительности виртуальной, -мы знаем, что таковая существует. Но в контексте, не требующем такого уточнения (напр.: "Но в реальной действительности княжна Тараканова не была дочерью Елизаветы"), мы имеем дело с излишеством-плеоназмом. В данном случае он относится скорее к культуре речи, нежели к стилистике. Типичные плеоназмы в речи малокультурных людей: "в анфас", "внутренний интерьер", "для проформы", "ходить пешком" и т.п. Впрочем, бывают - воспользуемся определением Ш. Балли - обязательные плеоназмы, при сокращении которых положение только ухудшается. Напр., Ю. Семенов был склонен к весьма глубокомысленным рассуждениям по малозначительным поводам. Так, в романе "Противостояние", действие которого происходит в конце 70-х гг., полковник Костенко обрушивается на бездарную рекламу, в частности: ""Летайте самолетами" - А чем еще летать?" Понятно, что имел в виду Костенко: реклама превращается в формальность, поскольку Аэрофлот не имеет конкурентов. Но если мы уберем слово "самолеты", едва ли реклама "Летайте!" окажется умнее.
Иногда плеоназмы используются в юмористической литературе, где они часто приобретают оттенок оксюморонности - напр., "образованный профессор", "певица с голосом", "компетентный специалист". Если певец без голоса становится нормой для эстрады, то певец с голосом выглядит явлением из ряда вон выходящим (кстати, в этом обороте тоже содержится плеоназм: он усиливает семантику исключительности). Итак, в данной ситуации оборот "певец с голосом" формально плеонастичен, а фактически оксюморонен.
В художественном тексте плеоназмы обычно теряют смысл излишества, у них развиваются окказиональные эстетические значения, возникают конструктивно необходимые для данного текста функции:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер
На всем божьем свете!
А. А. Блок. Двенадцать
Словосочетание "белый снег" - хоть и довольно устойчивый, но плеоназм. "Черный вечер" - в общем, тоже, хотя и с оговорками. Но резкий контраст, лобовое противопоставление добра и зла - первый "аккорд" текста, задающий тон всей поэме, так что определения "черный" и "белый" художественно необходимы. Их структурно оправдывают, в частности, антонимические отношения, возникающие между ними, Отметим, что весь этот маленький текст перенасыщен избыточностью. Напр., выражение "на ногах не стоит" - тоже плеоназм, поскольку формально человек может стоять или не стоять не только ни ногах, однако трудно вообразить, чтобы в такой ситуации кто-то попытался устоять на голове. Это явный плеоназм. Можно сказать, что парадоксальным образом данное устойчивое выражение усиливает тему неустойчивости - именно своей избыточностью. Наконец, и "божий свет" - тоже фразеологический плеоназм, и в данном тексте слово "божий" также не лишнее. Бог должен незримо присутствовать в ткани этой поэтической мистерии. Кроме того, лексическая избыточность подчеркивается четырехкратным повторением слова "ветер". При своей скромной, лапидарной форме, этот стих должен создавать впечатление изобильности, какого-то беспокойного брожения в его недрах.
Избыточность, которая строится на повторении одних и тех же слов или корней, называется тавтологией. К ней не следует относить просто повторы, как, напр.:
Лицо ее, с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг, когда зажигается свет внутри расписного и резного фонаря, с неожиданною поражающею красотою выступает на стенках та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною; так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу.
Л.Н. Толстой. Война и мир
Здесь многочисленными повторами создается и укрепляется воистину светлый образ, в котором воплощается душа героини.
Тавтологичны те повторы, которые стилизованно живописуют, напр., убожество мещанской речи:
(...) и едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще бабешечка. Такая молодая женщина с ребенком.
У нее ребенок на руках. Вот она с ним и едет.
Она едет с ним в Новороссийск. У нее муж, что ли, там служит на заводе.
Вот она к нему и едет (...)
И вот едет эта малолетка со своей мамашей в Новороссийск. Они едут, конечно, в Новороссийск
М.М. Зощенко. Происшествие
в частности, язык малограмотных и наивных людей:
А в одном письме своем объяснительном н к лицу очень важному и влиятельному - директору подпись подписал, и не просто Петр Маракулин, а вор Петр Маракулин и экспроприатор.
"Вор Петр Маракулин и экспроприатор"
(А.М. Ремизов. Крестовые сестры).
Имитация психологии "маленького человека", возмущенного неслыханным поведением Маракулина, достигается повторами, подчеркнутым тавтологическим словосочетанием, плеоназмами ("важному и влиятельному", "вор и экспроприатор") и усиливается инверсиями.
Тавтология обладает и психологической изобразительностью - напр.:
Он (Шамшин - А. Ф.) отшатнулся к Рембрандту. Его глазами он написал эту вещь, думая, что берет только традицию (...) ... и здесь завяз. Это не годилось для современного сюжета. Он хотел быть современным. А современность не давалась
Н.Н. Никитин. Потерянный Рембрандт
Ключевое слово в этом микротексте - "завяз": тавтология как бы материализует его, показывает" как человек увязает в стремлении к современности (а не в ней самой). Мысли о ней - причина "увязания" Обратим внимание и на динамику слов, связанных с современностью: автор движется от прилагательных к существительному - к абстрактному качеству, к сути.
Тавтология может быть основным приемом, конструктивным принципом текста:
Итак, начнем, благословясь...
Лет сто тому назад
В своем дворце неряха князь
Развел везде такую грязь,
Что был и сам не рад.
И как-то, очень рассердясь,
Призвал он маляра.
"А не пора ли,- молвил князь,
Закрасить краской эту грязь?"
Маляр сказал: "Пора,
Давно пора, вельможный князь,
Давным-давно пора".
И стала грязно-белой грязь,
И стала грязно-синей грязь,
И стала грязно-желтой грязь
Под кистью маляра.
А потому, что грязь есть грязь,
В какой ты цвет ее ни крась.
А.Н. Галич. Кадиш
В этом тексте встречаются: типичная тавтология (закрасить краской), игровая тавтология (И стала грязно-белой грязь и далее, эти три строки складываются в симплоку), синтаксическая тавтология (грязь есть грязь), редупликация (давным-давно), тавтологический климакс (пора -давно пора давным-давно пора) и даже косвенная - каламбурная тавтология (созвучие слов грязь и краска - первое просвечивает сквозь второе, в полном соответствии с сюжетом стихотворения; фонетическое сближение достигает максимальной отчетливости в конце стихотворения, где раскрывается его основная мысль). Через тавтологию раскрывается иллюзорность перемен (реформ), которые не касаются существа проблемы, которую необходимо решать радикально.
Замена слова словосочетанием называется перифразом. Такие сочетания бывают эмблемами - клишированными ("российская Минерва" -Екатерина II, "северная Пальмира" - Санкт-Петербург) или сравнительно оригинальными (напр., "Соломон Севера", как Вольтер называл Фридриха "Великого").
Перифразы бывают эвфемистическими, нередко при этом каламбурными: "уехать в Могилевскую губернию" - умереть, а вернее - покончить с собой (см. "Дети солнца" А.М. Горького), "начитаться Бодуэна де Куртенэ" ("филологическое" наименование похмельного синдрома, т.е. "бодуна").
Перифразы типичны для "канцелярита" и даже для "нормального" официльно-делового стиля - напр., "уголовно-наказуемое деяние", "смертельный исход" и т. п. Перенесенные в художественную литературу, они обычно производят комический эффект. Напр., в романе В. Липатова "И это все о нем" следователь говорит свидетельнице: "Только не пишите: "Я его ударила". Пишите: "Я ему нанесла оскорбление действием". Эффект заключается в том, что вопиюще вульгарной ситуации придается неподобающая "серьезность".
Такие писатели, как М.М. Зощенко и А.П. Платонов, используют "канцелярит" не только для стилизации речи своих персонажей, но и для создания сказовой стилистики, исходящей как бы от лица самого автора. Здесь проявляется особая любовь к "маленькому человеку" - не только воссоздание его речевой манеры, но и вживание в его душу, попытка смотреть на мир его глазами:
Он (инженер Вермо - А. Ф.) управился - уже на ходу - открыть первую причину землетрясений, вулканов и векового переустройства земного шара. Эта причина, благодаря сообразительности пешехода, заключалась в временном астрономическом движении земного тела по опасному пространству космоса, а именно - как только, хотя бы на мгновение, земля уравновесится среди разнообразных звездных влияний и приведет в гармонию все свое сложное колебательно-поступательное движение, так встречает незнакомое условие в кипящей вселенной, и тогда движение земли изменяется, а погашаемая инерция разогнанной планеты приводит земное тело в содрогание, в медленную переделку всей массы, начиная от центра и кончая, быть может, перистыми облаками. Такое размышление пешеход почел не чем иным, как началом собственной космогонии, и нашел в том свое удовлетворение.
В конце пятого дня этот человек увидел вдалеке, в плоскости утомительного пространства, несколько черных земляночных жилищ , беззащитно расположенных в пустом месте.
А.П. Платонов. Ювенильное море
Ярчайшими "канцеляритами" этого текста являются подчеркнутые перифразы. Человек мысленно рвется в космос, но он прочно привязан к неуютной земле с "черными земляночными жилищами" - привязан, в том числе, путами корявого полубюрократического мышления. Его рассуждения "космического масштаба и космической глупости" и неустроенная земля описаны одним и тем же языком - газетно-канцелярским.
Фразеологизмы
О фразеологических единицах мы, так или иначе, говорили в связи с перифразами, аллюзиями, заимствованной лексикой и т.д. То, что приемлемо для лексики вообще, то релевантно и для идиом. Поэтому добавим лишь некоторые частности.
Фразеологизмы, в силу своей метафоричности, практически не бывают стилистически нейтральными. Объединение стилистически разнородных фразеологизмов в общем контексте возможно. Как правило, при этом они приводятся к единому знаменателю, Напр., в предложении "Ты думал, что тебе будут петь дифирамбы, а тебе прищемили хвост", первый оборот - книжный, второй - просторечный, но оба звучат иронически, что и способствует их употреблению рядом.
Идиомы и афоризмы часто употребляются как заглавия художественных и публицистических текстов: "Не все коту масленица", "Свои собаки грызутся, чужая - не приставай" - комедии А.Н. Островского. "Власть тьмы, или Коготок увяз - всей птичке пропасть", "И свет во тьме светит" - драмы Л.Н. Толстого, "Мильон терзаний" И. А. Гончарова, названия статей М. Геллера: "Куда ж нам плыть?", "Хотят ли русские войны?", "Где право, где лево?", "Тяжелые времена". Хотя в таких заглавиях исходные (они также называются прецедентными) тексты не искажаются - по крайней мере, лексически, - перед нами не цитаты, а реминисценции, поскольку меняется их семантика. Напр., выражение "Где право, где лево?" уже не вытекает из ситуации, описанной в III главе "Мертвых душ" и приобретает сугубо современный смысл: в период политического "плюрализма" легко заблудиться среди партий, особенно если между "левыми" и "правыми" не видно принципиального различия.
Иногда, хотя и крайне редко, вышедшее из употребления фразеологическое сочетание, подвергается ресемантизации, т.е. переосмыслению, и даже на некоторое время становится крылатым. Впрочем, при изменении политической, идеологической конъюнктуры оно легко забывается, напр.:
В 1946 году, когда Жданов организовал погром Ахматовой и Зощенко, родилась у исстрадавшихся от него ленинградцев (...) невеселая шутка, грозившая шутникам, в случае доноса, немалым "сроком" (а могло обойтись и хуже). Дело в том, что была в прошлом веке так называемая "ждановская жидкость", в которой заглушали, забивали трупный запах (об этом есть и в предпоследней главе "Идиота"). Ну и, совершенно натурально, "жидкость", которой Жданов "кропил" культуру, люди, помнившие историю, не могли не прозвать "ждановской". Только она, в отличие от прежней, сама была смертельной, трупной, сама смердела, а выдавалась за идеологический нектар.
Ю. Карякин. "Ждановская жидкость", или Против очернительства
Старое специальное выражение "ждановская жидкость" было возрождено в 40-е гг. в новом специфическом значении, о котором говорит Карякин: идеология и практика удушения культуры, связанные с именем А. Жданова и шире - со сталинским тоталитаризмом. Однако и сам Карякин вызывает к жизни словосочетание, уже ставшее крылатым после ресемантизации, а затем забытое. И у Карякина оно употребляется в другом значении: тоталитарная идеология как таковая, включая неосталинизм - напр., письмо Н. Андреевой. В середине "перестройки" именно это - карякинское - выражение стало довольно модным в "демократических" кругах.
Иногда изменяется коннотация фразеологизмов, когда первоначально явно отрицательные по смыслу обороты становятся семантически нейтральными или даже положительными. Напр.: "То же самое и в сфере политики. Как страдала наша интеллигенция от того, что в СССР ей не позволяли многопартийные игры. Казалось, вот только разрешат - и, как черти из табакерки, выпрыгнут искрящиеся идеями, устремленные в будущее партии. Что же мы видим? Немцова!" (С.Г. Кара-Мурза. Матрица-2003 // Литературная газета. - 2002. № 52. - С. 2). Если здесь употребление оборота, первоначально обладавшего негативной коннотацией, еще можно мотивировать ироническим тоном, то в следующей цитате оборот, тоже относящийся к бесам, вообще теряет дурной смысл: "Русский характер - это не только "маленький человек", Акакий Акакиевич, но и "большой человек" - древний князь, гордо бросающий "Иду на вы", победитель Мамая Дмитрий Донской, казачий атаман Ермак, императрица Екатерина Великая, Суворов - имя им легион" (А.В. Гулыга Русская идея и ее творцы. - М., 1995. - С. 18). Заметим, что оба автора - люди религиозные.
В литературе и публицистике чужие слова могут обыгрываться путем различных сдвигов в оформлении. Напр., очень типично превращение утверждения в вопрос, как в заголовках М. Геллера: "Есть такая партия?" или "А прошлое ясней? Ясней? Ясней?" - здесь выражается сомнение. В сущности, то же самое можно сказать и об уже названном заголовке "Хотят ли русские войны?". Вопросительный знак, конечно, стоит и у самого Е. А. Евтушенко, но у него это негативно-риторический вопрос, т. е. отрицание, не требующее аргументов, потому что главный аргумент самоочевиден: русские, разумеется, войны не хотят, потому что хорошо помнят Великую Отечественную. Однако современное общество почти не помнит ее, не говоря о гражданской войне, оно резко поляризовано и озлоблено, и то, что для Евтушенко было аксиомой, сейчас уже не бесспорно. Что касается другой упомянутой формулировки - "Где право, где лево?", - то Геллер поставил знак вопроса, отсутствующий у Н. В. Гоголя, но в данном случае не поставил саму формулировку под сомнение, как в перечисленных случаях, а лишь применил ее к другой ситуации.
С большой художественной силой тем же приемом пользуется М. И. Цветаева в "Диалоге Гамлета с совестью":
- На дне она, где ил
И водоросли. Спать в них
Ушла, - но сна и там нет!
- Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
- Гамлет!
- На дне она, где ил:
Ил! ... И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах ...
- Но я ее любил,
Как сорок тысяч...
- Меньше
Все ж, чем один любовник.
На дне она, где ил.
- Но я ее
любил??
Возможна передача лишь части хорошо известной цитаты. Пример такого рода - уже упомянутое заглавие статьи М. Геллера "Минус советская власть" (правда, это не частичная цитата, а реминисценция). Другое заглавие его же статьи - "Беззастенчиво": обыгрывается скандально известное заявление К.Н. Леонтьева "Нужно властвовать беззастенчиво" (т.е. власть, в силу своей божественной природы, может чинить любой произвол, не считаясь ни с кем и ни с чем, - заявление, чрезмерное даже для полицейского государства второй половины XIX в.).
У Б.Л. Пастернака в поэме "Девятьсот пятый год" глава "Детство" начинается словами "Мне четырнадцать лет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Лексические излишества
Только что было употреблено словосочетание "реальная действительность". Можно ли в нем считать лишним слово "реальная"? Нет, потому что эта действительность противопоставлена действительности виртуальной, -мы знаем, что таковая существует. Но в контексте, не требующем такого уточнения (напр.: "Но в реальной действительности княжна Тараканова не была дочерью Елизаветы"), мы имеем дело с излишеством-плеоназмом. В данном случае он относится скорее к культуре речи, нежели к стилистике. Типичные плеоназмы в речи малокультурных людей: "в анфас", "внутренний интерьер", "для проформы", "ходить пешком" и т.п. Впрочем, бывают - воспользуемся определением Ш. Балли - обязательные плеоназмы, при сокращении которых положение только ухудшается. Напр., Ю. Семенов был склонен к весьма глубокомысленным рассуждениям по малозначительным поводам. Так, в романе "Противостояние", действие которого происходит в конце 70-х гг., полковник Костенко обрушивается на бездарную рекламу, в частности: ""Летайте самолетами" - А чем еще летать?" Понятно, что имел в виду Костенко: реклама превращается в формальность, поскольку Аэрофлот не имеет конкурентов. Но если мы уберем слово "самолеты", едва ли реклама "Летайте!" окажется умнее.
Иногда плеоназмы используются в юмористической литературе, где они часто приобретают оттенок оксюморонности - напр., "образованный профессор", "певица с голосом", "компетентный специалист". Если певец без голоса становится нормой для эстрады, то певец с голосом выглядит явлением из ряда вон выходящим (кстати, в этом обороте тоже содержится плеоназм: он усиливает семантику исключительности). Итак, в данной ситуации оборот "певец с голосом" формально плеонастичен, а фактически оксюморонен.
В художественном тексте плеоназмы обычно теряют смысл излишества, у них развиваются окказиональные эстетические значения, возникают конструктивно необходимые для данного текста функции:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер
На всем божьем свете!
А. А. Блок. Двенадцать
Словосочетание "белый снег" - хоть и довольно устойчивый, но плеоназм. "Черный вечер" - в общем, тоже, хотя и с оговорками. Но резкий контраст, лобовое противопоставление добра и зла - первый "аккорд" текста, задающий тон всей поэме, так что определения "черный" и "белый" художественно необходимы. Их структурно оправдывают, в частности, антонимические отношения, возникающие между ними, Отметим, что весь этот маленький текст перенасыщен избыточностью. Напр., выражение "на ногах не стоит" - тоже плеоназм, поскольку формально человек может стоять или не стоять не только ни ногах, однако трудно вообразить, чтобы в такой ситуации кто-то попытался устоять на голове. Это явный плеоназм. Можно сказать, что парадоксальным образом данное устойчивое выражение усиливает тему неустойчивости - именно своей избыточностью. Наконец, и "божий свет" - тоже фразеологический плеоназм, и в данном тексте слово "божий" также не лишнее. Бог должен незримо присутствовать в ткани этой поэтической мистерии. Кроме того, лексическая избыточность подчеркивается четырехкратным повторением слова "ветер". При своей скромной, лапидарной форме, этот стих должен создавать впечатление изобильности, какого-то беспокойного брожения в его недрах.
Избыточность, которая строится на повторении одних и тех же слов или корней, называется тавтологией. К ней не следует относить просто повторы, как, напр.:
Лицо ее, с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг, когда зажигается свет внутри расписного и резного фонаря, с неожиданною поражающею красотою выступает на стенках та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною; так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу.
Л.Н. Толстой. Война и мир
Здесь многочисленными повторами создается и укрепляется воистину светлый образ, в котором воплощается душа героини.
Тавтологичны те повторы, которые стилизованно живописуют, напр., убожество мещанской речи:
(...) и едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще бабешечка. Такая молодая женщина с ребенком.
У нее ребенок на руках. Вот она с ним и едет.
Она едет с ним в Новороссийск. У нее муж, что ли, там служит на заводе.
Вот она к нему и едет (...)
И вот едет эта малолетка со своей мамашей в Новороссийск. Они едут, конечно, в Новороссийск
М.М. Зощенко. Происшествие
в частности, язык малограмотных и наивных людей:
А в одном письме своем объяснительном н к лицу очень важному и влиятельному - директору подпись подписал, и не просто Петр Маракулин, а вор Петр Маракулин и экспроприатор.
"Вор Петр Маракулин и экспроприатор"
(А.М. Ремизов. Крестовые сестры).
Имитация психологии "маленького человека", возмущенного неслыханным поведением Маракулина, достигается повторами, подчеркнутым тавтологическим словосочетанием, плеоназмами ("важному и влиятельному", "вор и экспроприатор") и усиливается инверсиями.
Тавтология обладает и психологической изобразительностью - напр.:
Он (Шамшин - А. Ф.) отшатнулся к Рембрандту. Его глазами он написал эту вещь, думая, что берет только традицию (...) ... и здесь завяз. Это не годилось для современного сюжета. Он хотел быть современным. А современность не давалась
Н.Н. Никитин. Потерянный Рембрандт
Ключевое слово в этом микротексте - "завяз": тавтология как бы материализует его, показывает" как человек увязает в стремлении к современности (а не в ней самой). Мысли о ней - причина "увязания" Обратим внимание и на динамику слов, связанных с современностью: автор движется от прилагательных к существительному - к абстрактному качеству, к сути.
Тавтология может быть основным приемом, конструктивным принципом текста:
Итак, начнем, благословясь...
Лет сто тому назад
В своем дворце неряха князь
Развел везде такую грязь,
Что был и сам не рад.
И как-то, очень рассердясь,
Призвал он маляра.
"А не пора ли,- молвил князь,
Закрасить краской эту грязь?"
Маляр сказал: "Пора,
Давно пора, вельможный князь,
Давным-давно пора".
И стала грязно-белой грязь,
И стала грязно-синей грязь,
И стала грязно-желтой грязь
Под кистью маляра.
А потому, что грязь есть грязь,
В какой ты цвет ее ни крась.
А.Н. Галич. Кадиш
В этом тексте встречаются: типичная тавтология (закрасить краской), игровая тавтология (И стала грязно-белой грязь и далее, эти три строки складываются в симплоку), синтаксическая тавтология (грязь есть грязь), редупликация (давным-давно), тавтологический климакс (пора -давно пора давным-давно пора) и даже косвенная - каламбурная тавтология (созвучие слов грязь и краска - первое просвечивает сквозь второе, в полном соответствии с сюжетом стихотворения; фонетическое сближение достигает максимальной отчетливости в конце стихотворения, где раскрывается его основная мысль). Через тавтологию раскрывается иллюзорность перемен (реформ), которые не касаются существа проблемы, которую необходимо решать радикально.
Замена слова словосочетанием называется перифразом. Такие сочетания бывают эмблемами - клишированными ("российская Минерва" -Екатерина II, "северная Пальмира" - Санкт-Петербург) или сравнительно оригинальными (напр., "Соломон Севера", как Вольтер называл Фридриха "Великого").
Перифразы бывают эвфемистическими, нередко при этом каламбурными: "уехать в Могилевскую губернию" - умереть, а вернее - покончить с собой (см. "Дети солнца" А.М. Горького), "начитаться Бодуэна де Куртенэ" ("филологическое" наименование похмельного синдрома, т.е. "бодуна").
Перифразы типичны для "канцелярита" и даже для "нормального" официльно-делового стиля - напр., "уголовно-наказуемое деяние", "смертельный исход" и т. п. Перенесенные в художественную литературу, они обычно производят комический эффект. Напр., в романе В. Липатова "И это все о нем" следователь говорит свидетельнице: "Только не пишите: "Я его ударила". Пишите: "Я ему нанесла оскорбление действием". Эффект заключается в том, что вопиюще вульгарной ситуации придается неподобающая "серьезность".
Такие писатели, как М.М. Зощенко и А.П. Платонов, используют "канцелярит" не только для стилизации речи своих персонажей, но и для создания сказовой стилистики, исходящей как бы от лица самого автора. Здесь проявляется особая любовь к "маленькому человеку" - не только воссоздание его речевой манеры, но и вживание в его душу, попытка смотреть на мир его глазами:
Он (инженер Вермо - А. Ф.) управился - уже на ходу - открыть первую причину землетрясений, вулканов и векового переустройства земного шара. Эта причина, благодаря сообразительности пешехода, заключалась в временном астрономическом движении земного тела по опасному пространству космоса, а именно - как только, хотя бы на мгновение, земля уравновесится среди разнообразных звездных влияний и приведет в гармонию все свое сложное колебательно-поступательное движение, так встречает незнакомое условие в кипящей вселенной, и тогда движение земли изменяется, а погашаемая инерция разогнанной планеты приводит земное тело в содрогание, в медленную переделку всей массы, начиная от центра и кончая, быть может, перистыми облаками. Такое размышление пешеход почел не чем иным, как началом собственной космогонии, и нашел в том свое удовлетворение.
В конце пятого дня этот человек увидел вдалеке, в плоскости утомительного пространства, несколько черных земляночных жилищ , беззащитно расположенных в пустом месте.
А.П. Платонов. Ювенильное море
Ярчайшими "канцеляритами" этого текста являются подчеркнутые перифразы. Человек мысленно рвется в космос, но он прочно привязан к неуютной земле с "черными земляночными жилищами" - привязан, в том числе, путами корявого полубюрократического мышления. Его рассуждения "космического масштаба и космической глупости" и неустроенная земля описаны одним и тем же языком - газетно-канцелярским.
Фразеологизмы
О фразеологических единицах мы, так или иначе, говорили в связи с перифразами, аллюзиями, заимствованной лексикой и т.д. То, что приемлемо для лексики вообще, то релевантно и для идиом. Поэтому добавим лишь некоторые частности.
Фразеологизмы, в силу своей метафоричности, практически не бывают стилистически нейтральными. Объединение стилистически разнородных фразеологизмов в общем контексте возможно. Как правило, при этом они приводятся к единому знаменателю, Напр., в предложении "Ты думал, что тебе будут петь дифирамбы, а тебе прищемили хвост", первый оборот - книжный, второй - просторечный, но оба звучат иронически, что и способствует их употреблению рядом.
Идиомы и афоризмы часто употребляются как заглавия художественных и публицистических текстов: "Не все коту масленица", "Свои собаки грызутся, чужая - не приставай" - комедии А.Н. Островского. "Власть тьмы, или Коготок увяз - всей птичке пропасть", "И свет во тьме светит" - драмы Л.Н. Толстого, "Мильон терзаний" И. А. Гончарова, названия статей М. Геллера: "Куда ж нам плыть?", "Хотят ли русские войны?", "Где право, где лево?", "Тяжелые времена". Хотя в таких заглавиях исходные (они также называются прецедентными) тексты не искажаются - по крайней мере, лексически, - перед нами не цитаты, а реминисценции, поскольку меняется их семантика. Напр., выражение "Где право, где лево?" уже не вытекает из ситуации, описанной в III главе "Мертвых душ" и приобретает сугубо современный смысл: в период политического "плюрализма" легко заблудиться среди партий, особенно если между "левыми" и "правыми" не видно принципиального различия.
Иногда, хотя и крайне редко, вышедшее из употребления фразеологическое сочетание, подвергается ресемантизации, т.е. переосмыслению, и даже на некоторое время становится крылатым. Впрочем, при изменении политической, идеологической конъюнктуры оно легко забывается, напр.:
В 1946 году, когда Жданов организовал погром Ахматовой и Зощенко, родилась у исстрадавшихся от него ленинградцев (...) невеселая шутка, грозившая шутникам, в случае доноса, немалым "сроком" (а могло обойтись и хуже). Дело в том, что была в прошлом веке так называемая "ждановская жидкость", в которой заглушали, забивали трупный запах (об этом есть и в предпоследней главе "Идиота"). Ну и, совершенно натурально, "жидкость", которой Жданов "кропил" культуру, люди, помнившие историю, не могли не прозвать "ждановской". Только она, в отличие от прежней, сама была смертельной, трупной, сама смердела, а выдавалась за идеологический нектар.
Ю. Карякин. "Ждановская жидкость", или Против очернительства
Старое специальное выражение "ждановская жидкость" было возрождено в 40-е гг. в новом специфическом значении, о котором говорит Карякин: идеология и практика удушения культуры, связанные с именем А. Жданова и шире - со сталинским тоталитаризмом. Однако и сам Карякин вызывает к жизни словосочетание, уже ставшее крылатым после ресемантизации, а затем забытое. И у Карякина оно употребляется в другом значении: тоталитарная идеология как таковая, включая неосталинизм - напр., письмо Н. Андреевой. В середине "перестройки" именно это - карякинское - выражение стало довольно модным в "демократических" кругах.
Иногда изменяется коннотация фразеологизмов, когда первоначально явно отрицательные по смыслу обороты становятся семантически нейтральными или даже положительными. Напр.: "То же самое и в сфере политики. Как страдала наша интеллигенция от того, что в СССР ей не позволяли многопартийные игры. Казалось, вот только разрешат - и, как черти из табакерки, выпрыгнут искрящиеся идеями, устремленные в будущее партии. Что же мы видим? Немцова!" (С.Г. Кара-Мурза. Матрица-2003 // Литературная газета. - 2002. № 52. - С. 2). Если здесь употребление оборота, первоначально обладавшего негативной коннотацией, еще можно мотивировать ироническим тоном, то в следующей цитате оборот, тоже относящийся к бесам, вообще теряет дурной смысл: "Русский характер - это не только "маленький человек", Акакий Акакиевич, но и "большой человек" - древний князь, гордо бросающий "Иду на вы", победитель Мамая Дмитрий Донской, казачий атаман Ермак, императрица Екатерина Великая, Суворов - имя им легион" (А.В. Гулыга Русская идея и ее творцы. - М., 1995. - С. 18). Заметим, что оба автора - люди религиозные.
В литературе и публицистике чужие слова могут обыгрываться путем различных сдвигов в оформлении. Напр., очень типично превращение утверждения в вопрос, как в заголовках М. Геллера: "Есть такая партия?" или "А прошлое ясней? Ясней? Ясней?" - здесь выражается сомнение. В сущности, то же самое можно сказать и об уже названном заголовке "Хотят ли русские войны?". Вопросительный знак, конечно, стоит и у самого Е. А. Евтушенко, но у него это негативно-риторический вопрос, т. е. отрицание, не требующее аргументов, потому что главный аргумент самоочевиден: русские, разумеется, войны не хотят, потому что хорошо помнят Великую Отечественную. Однако современное общество почти не помнит ее, не говоря о гражданской войне, оно резко поляризовано и озлоблено, и то, что для Евтушенко было аксиомой, сейчас уже не бесспорно. Что касается другой упомянутой формулировки - "Где право, где лево?", - то Геллер поставил знак вопроса, отсутствующий у Н. В. Гоголя, но в данном случае не поставил саму формулировку под сомнение, как в перечисленных случаях, а лишь применил ее к другой ситуации.
С большой художественной силой тем же приемом пользуется М. И. Цветаева в "Диалоге Гамлета с совестью":
- На дне она, где ил
И водоросли. Спать в них
Ушла, - но сна и там нет!
- Но я ее любил,
Как сорок тысяч братьев
Любить не могут!
- Гамлет!
- На дне она, где ил:
Ил! ... И последний венчик
Всплыл на приречных бревнах ...
- Но я ее любил,
Как сорок тысяч...
- Меньше
Все ж, чем один любовник.
На дне она, где ил.
- Но я ее
любил??
Возможна передача лишь части хорошо известной цитаты. Пример такого рода - уже упомянутое заглавие статьи М. Геллера "Минус советская власть" (правда, это не частичная цитата, а реминисценция). Другое заглавие его же статьи - "Беззастенчиво": обыгрывается скандально известное заявление К.Н. Леонтьева "Нужно властвовать беззастенчиво" (т.е. власть, в силу своей божественной природы, может чинить любой произвол, не считаясь ни с кем и ни с чем, - заявление, чрезмерное даже для полицейского государства второй половины XIX в.).
У Б.Л. Пастернака в поэме "Девятьсот пятый год" глава "Детство" начинается словами "Мне четырнадцать лет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16