"иранские левые опрометчиво закрыли глаза на реакционный, мистический, ненаучный и параноидальный характер фундаменталистской идеологии, которую навязывал своим последователям аятолла Хомейни"; "Нури был учеником Баба, шиитского повстанца и религиозного реформатора, который провозгласил Коран и шариат устаревшими"; "20 марта 1963 года имам выступал перед огромной толпой в кумской мечети Азам. Он напомнил всем, что раньше советниками иранских шахов были улемы"; "Далее аятолла сообщил пастве, что Сабет Пасал получил скидку при сделке с Национальной нефтяной компанией и обеспечил себе прибыль в 25 миллионов туманов. Это было, конечно, "доказательством" существования "еврейско-бехаитского заговора"; "В Ираке Хомейни поселился в священном для шиитов городе Неджефе (где расположена могила первого имама Али) и стал читать лекции в богословском центре при мечети шейха Ансари"; "28 июня "народные моджахедины" взорвали в Тегеране штаб-квартиру правящей Исламской республиканской партии (ИРП)"; "встав на ноги, фундаменталисты занялись уничтожением сторонников и активистов левых организаций, входящих в ООП, которых фундаменталисты устами креатуры "Братьев-мусульман" верховного муфтия Иерусалима шейха Саад-ад-Дина Алями провозгласили "врагами Аллаха" (атеистами)"; "речь идет не о талибах, созданных армией Пакистана на деньги США и Саудовской Аравии при участии ЦРУ и "Ми-6"; "Саудовская Аравия, ваххабистская абсолютная теократическая монархия"; иногда они гармонируют с содержанием текста: "До 11 сентября в мире западных левых был, кажется, всего один человек, проповедовавший ислам и джихад - американский анархист Питер Л. Уилсон, предпочитающий писать под псевдонимом Хаким-Бей. Но Хаким-Бей - человек безответственный: накурится гашиша - и пишет, что бог на душу положит; съездит в Индию - назовется тантристом, съездит в Иран назовется суфием; никакими организациями он не руководит, никаких вооруженных последователей у него нет" - здесь идет речь о поверхностном человеке, превратившем революцию в игру, расхожие ориентализмы (не только тюрксикие и арабские) стилистически соответствуют его несерьезной деятельности;
экзотические, редкие ориентализмы, свидетельствующие о профессионализме автора: "Еврейско-бехаитский заговор" звучит, пожалуй, еще страшнее, чем "жидо-масонский", - поскольку о бехаитах вообще мало кто знает. Что такое бехаизм? Это "малая мировая религия", возникшая в середине XIX века среди последователей Мирзы Хусейна Али Нури, принявшего имя "Бехаулла" ("Блеск божий"). Нури был учеником Баба, шиитского повстанца и религиозного реформатора, который провозгласил Коран и шариат устаревшими и написал взамен книгу "Беян". Последователей Баба называли бабидами"; "всеобщая грамотность грозит подорвать уважение к улемам (исламским богословам)"; "Вообще-то, исламская традиция исходит из того, что иудеи и христиане, в отличие от "язычников" (сторонников многобожия) и атеистов, "ближайшие братья" мусульман, "ахль ал-Китаб" ("люди Писания"): они молятся "Единому Богу"; "Под пытками члены ТУДЕ признавались в совершенно фантастических преступлениях (помимо шпионажа): (...) в личном общении с Иблисом (дьяволом)"; "Несколько лет "народные моджахедины" и "народные федаины" вели вооруженную борьбу с исламским режимом"; "Кроме того, 20 июля они совершили покушение на исламистского "ястреба", депутата меджлиса (иранского парламента) Хабиболлу Асгароулади-Мосальмана (он был ранен), а 30 июля убили ходжат-оль-эслама Резу Камияба"; "Фундаменталист Саад-ад-Дин Алями, посаженный на свой пост израильской администрацией, прославился, между прочим, и другим интересным заявлением, а именно, фетвой (официальным разъяснением, обязательным для верующего)"; "самые отсталые слои населения, традиционно связанные обязательствами верности своим вождям, феодалам и религиозным лидерам (пирам)"; "С. Моджадидди, например, происходил из семьи хазратов (то есть прямых потомков пророка Мухаммеда)"; заметим, что Тарасов считает целесообразным разъяснить такие слова, как "Иблис" и "меджлис", которые, в принципе, должны быть известны читателям;
особый лексический (терминологический) слой статьи составляют названия политических организаций: "В результате имам отдал распоряжение, чтобы десятая часть всех денег, собираемых шиитским духовенством, предоставлялась в распоряжение правых, фундаменталист-ских палестинских группировок сначала в распоряжение ФАТХ, затем ФАТХ и ХАМАС, затем - ХАМАС и "Хезболлы" ("Хизб'Аллах", "Партия Аллаха")"; "С "Моджахедин-э Халк" и "Федаин-э Халк" справиться было труднее, чем с ТУДЕ, - это были организации городских партизан"; исламские "консерваторы были объединены в созданное еще в 1950-е годы общество "Ходжатие"; пакистанская фундаменталистская организация "Джамаат-и ислами"; "С. Моджадидди, например, происходил из семьи хазратов (...), основателей влиятельного на Востоке исламского ордена Накшбандия. Клан Моджадидди был одним из самых богатых и влиятельных кланов Афганистана. С.А. Гилани также происходил из семьи хазратов, основателей суфийского ордена Кадирия, особенно влиятельного в Северной Африке и Ираке".
Кроме того, в тексте немало аббревиатур, в том числе русских - напр., ООП (Организация Освобождения Палестины). Их мы перечислять не будем, однако они усиливают общий "реалистический" (от слова "реалии") фон текста.
Яркими приметами времени бывают и ненормативные лексические пласты жаргон (профессионализмы), арго (воровской социолект) и слэнг (социолекты непрофессионального характера - напр., молодежная речь). Так, жаргонизм "лабух" и слэнгизм "гирла", типичные для 60-х гг., сейчас могут употребляться лишь как архаизмы. Автор этих строк категорически отказывается признавать подобные единицы полноценными словами, считая их лексоидами, квази-лексемами, псевдословами.
Слэнгизмами бывают слова, переосмысленные в определенной социальной среде - напр., в богемной и/или журналистской (когда журналистика тесно связана с богемой). Типичны в этом отношении слова мастодонты и монстры (употребляемые, как правило, во множественном числе) в значениях "гиганты" и "корифеи". Для таких переосмысленных лексем даже задуман "Словарь семантических новаций" 30. Слово "мастодонты" употребляется, как правило, с оттенком чего-то архаичного, отжившего, хотя еще живого: Остались, конечно, мастодонты типа Маркеса или Фаулза, того же Астафьева... (Независимая газета. 1999. № 21), но этот смысл не обязателен: (Голос Алсу), по словам мастодонта нашей эстрады Льва Лещенко, чем-то напомнил ему голос Анны Герман (Всем. 1999. № 16) - в последнем случае "мастодонт" означает еще и "ветеран".
Эпитет "монстры" в упомянутой статье относится к С. Бэлзе, О. Табакову, Н. Михалкову, А. Пугачевой, М. Насырову, А. Апиной, О. Газманову, В. Сташевскому (цитируются газеты 1997 и 1999 гг.). Судя по этому весьма разнородному списку, слово "монстры" обладает различными коннотациями. Напр., по отношению к С. Бэлзе и О. Табакову оно означает "корифеи" - и больше ничего. Зато настоящими корифеями нельзя назвать последних четырех упомянутых лиц, зато в их деятельности есть нечто устрашающее. Персон, выделенные курсивом, многие люди считают своими кумирами, но для многих людей - это одиозные фигуры, т.е. опять-таки монстры почти в буквальном смысле - "чудовища" современной культуры. Кроме того, монстрами называют еще и огромные, и, как правило, хищные по отношению к другим, организации: "Его (Спилберга - Э.Г.) не удовлетворили самые лучшие условия, предлагавшиеся студиями-монстрами (АиФ. 1999. № 8); Телеканал СТС занял четвертое место, пропустив вперед только общенациональных "монстров" ОРТ, РТР и НТВ! (АиФ. 2001. № 18); Программе "Изумрудный город" пришлось состязаться с работами таких монстров телевидения, как "ТВ-6 Москва" (Киров вечерний. 1999. № 18); Сегодня в нашем политическом пространстве вращаются три крупных конгломерата, три монстра (АиФ. 1999. № 45); А не так давно "SONY" вторглась и на рынок компьютерных технологий, изрядно потеснив таких монстров, как IBM и MICROSOFT (Киров вечерний. 1997. № 40)" и др.
От себя добавим, что эти эпитеты поддерживаются массовым увлечением общества вымершими животными, из которых предпочтение отдается "монстрам", т.е. динозаврам. "Мастодонты" - животные кайнозойской ("нашей") эры, "современники" человека - менее экзотичны и, следовательно, менее "интересны".
Эпоху маркирует не только употребление определенных квазилексем, но и характер их функционирования. Сами по себе они могут существовать века без изменений, но иногда меняют сферу своего употребления - напр., расширяют ее. Так, арготизмы "клевый" и "на стреме" (вернее, "на стрему") встречаются у В.В. Крестовского в "Петербургских трущобах" при передаче блатных разговоров. В середине XX. в. они активно функционируют как слэнгизмы "стиляг". В 70-80-е гг. подобные лексоиды используются в речи людей из самых разных социальных слоев, но, по-видимому, с различными стилистическими обертонами: в молодежной субкультуре это экспрессемы самодостаточные или эпатажные; другие люди, даже вполне консервативные, произносили подобные квази-лексемы с ироническим оттенком, как правило, после очередного показа "милицейских" сериалов, вносивших разнообразие в жизнь обывателей. Но до конца 80-х гг. жаргон (включая арго) и слэнг играли в официальном искусстве маргинальную, декоративную роль и употреблялись дозированно. "Химики говорят, что грязь - это вещество не на своем месте (масляная краска на рукаве пиджака, чернозем на паркете). Пока молодежный сленг используется молодыми людьми, когда они общаются между собой в непринужденной, неофициальной обстановке, никакого "загрязнения" не происходит. То же касается и языка художественной литературы, когда сленгизмы входят в него как элемент речевой маски персонажа"31 (в слове "сленг" сохраняем орфографию автора) - так дело и обстояло до начала 90-х гг., затем ситуация резко изменилась. Публикация или републикация произведений А. Солженицына, В. Шаламова, С. Довлатова, а также менее значительных сочинений, как, напр., "Одлян" Л. Габышева, выход конъюнктурного фильма И. Гостева "Беспредел" постепенно легализовали ненормативную квази-лексику, ввели ее в "респектабельный" культурный контекст. Напр., показательно название рецензии Е. Евтушенко на указанный фильм - "Беспредел и беспредельность". Правда, ее автору никогда не был свойствен безукоризненный вкус (как, впрочем, и небезукоризненный), что проявилось и в этот раз, но все-таки Евтушенко отразил тенденцию, отчетливо проявившуюся в то время: пятью годами раньше такое сочетание было бы немыслимо.
До тех пор в нашей культуре преобладала "романтическая" парадигма отношения к уголовному миру, который воспринимался как "параллельная реальность" - экзотическая и нецивилизованная (срав. с формулой А. Дюма "могикане Парижа"). Напоминаем, что романтизм основывается на принципе двоемирия. Рудименты его можно найти в мемуарах историка и социолога, опубликовавшего их в 1989-80 гг. в журнале "Нева" под псевдонимом "Лев Самойлов". В отличие от большинства "перестроечных" публицистов, писавших на эту тему, Самойлов видит в уголовном мире не воспроизведение стереотипов "тоталитарного общества" (вернее, авторитарного32), а социальный регресс обращение в "первобытное" состояние.
В начале 90-х гг. эта "романтическая" схема ломается окончательно. Уголовный мир перестает быть "иной реальностью", сливаясь с миром ле-гитимным. Поэтому в наше время возможны парадоксы, немыслимые 15 лет назад. Напр., уважаемый ученый - юрист, философ или филолог - возмущается "беспределом" чиновников или бескультурием депутатов Думы: "Они говорят, как на малине!". Допустим, не только говорят, но и ведут себя, как в притоне, но ведь и сам ученый говорит о "малине" и "беспределе", хотя мог бы употребить литературные синонимы. Это происходит так естественно, органично, что он не замечает никакого противоречия. Для него данные псевдослова - не просто экспрессемы. И он не только переадресует их продажным чиновникам и депутатам, живописуя мир и менталитет последних, напр., когда мы говорим: "Следите за своей речью, вы не на малине", это не значит, что нам хорошо известны нравы "малины", - мы подразумеваем, что они знакомы собеседнику. Нет, ученый, видимо, чувствует за этими квази-лексемами самостоятельную - весьма отвратительную - реальность. Как ни странно, человек может употреблять такие лексоиды из крайнего презрения к этой реальности: она недостойна "нормальных" слов, которые оскверняются от прикосновения к ней.
Об употреблении слэнга в любой коммуникативной сфере (кроме научной как объекта изучения) автор этих строк недвусмысленно высказался в предыдущем учебном пособии: это социолект закомплексованных и неумно фрондирующих людей, не уважающих себя.
Добавить в данном случае нечего, но тема уважения, в том числе самоуважения, далеко не исчерпана. А ведь именно этим фактором определяется общественное самосознание, в конечном итоге - вся социальная стилистика. В эпоху "перестройки", напр., изменилась форма официальных наименований, произошел переход к неполным вариантам имен. Ю.М. Поляков иронически изображает этот процесс в романе "Козленок в молоке", главный герой которого занимается мелкой литературной халтурой, в том числе сочинением рифмованных приветствий:
Реет над нами победное знамя,
И словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Леонид Ильич!
Впоследствии он заменил адресата на Михаила Сергеевича, но идеолог, принимавший приветствие в качестве цензора, потребовал переделки с учетом новых реалий. "Пришлось напрячься:
Свежими ветрами вздыблено знамя.
Клич перестройки нам дорог и мил:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Горбачев Михаил!"
Этикетная неполнота имени должна была подчеркивать "прирожденный демократизм" "руководителя нового типа". Но если учесть, что и автор романа, и главный персонаж презирают Горбачева, то фамильярный вариант имени в данном случае оказывается своеобразной синекдохой, эмблемой "перестройки". "Великие преобразования" свелись к мелочным формальным изменениям, общество не раскрепостилось духовно, зато (воспользуемся выражением А. Миллера) произошел "взрыв хамства".
На исходе 80-х гг. чрезвычайно агрессивный публицист Карем Раш в статье, которая, по иронии судьбы, называлась "Армия и культура", возмущенно писал:
Нелепо называть человека из англосаксонского мира по имени и отчеству, как дико русских мужчину или женщину называть одним (т.е. общим для обоих полов - Валя, Паша и т.п.? - А. Ф.) именем. И не надо нас насильно к этому приучать, как бы ни старались "Московские новости" быть западнее, чем сами западники. Но мы не примиримся с их "Михаил Горбачев", для нас он всегда Михаил Сергеевич.
Те, кого Раш именует "западниками", на самом деле называются иностранцами. Настоящие западники - это русские сотрудники "Московских новостей". Остается непонятным" с чьим "Михаилом Горбачевым" "мы" никогда не согласимся - "западников" или "Московских новостей". И кто такие "мы". Грамматику автора оставляем без комментариев. Далее Раш, как бы следуя совету Станислава Ежи Леца доводить вещи до абсурда ("Пусть узнают своего родителя"), требует запретить космонавтам называть друг друга по имени, ибо "космонавт, герой не может никогда и ни при каких (?) обстоятельствах быть ни Колей, ни Васей, ни Юрой, а Юрием Алексеевичем, коль речь заходит о Гагарине". Выступив столь экспансивно в защиту человеческого достоинства и уважения к личности, Раш демонстрирует высокие образны последнего:
При профсоюзах существует Центральная комиссия по шефству работников культуры и искусства под личным составом Вооруженных Сил СССР. Долгие годы ее возглавляла артистка Гоголева, теперь - Чурсина.
Вероятно, имени с отчеством заслуживают в его глазах только Горбачев и космонавты. У Раша есть еще много интересного, и его обширная по объему публицистика удобна для использования на занятиях по стилистике и культуре речи - в качестве отрицательного примера33.
Добавим, что Раш в одном отношении оказался прав: сокращенное именование политиков, утвердившееся за последние 10 лет даже в официальном стиле, хотя и не во всех жанрах, свидетельствует о падении авторитета политических деятелей в глазах общества. Когда СМИ попытались произвести аналогичную операцию под именами классиков искусства, "успеха" не последовало. Такие формы, как "Александр Пушкин", "Федор Достоевский", "Илья Репин" и т. п., у нас не привились.
Ярким хроникальным значением обладают соционимы - "крестьянин", "колхозник", "фермер", "гражданин", "товарищ", "господин" и проч. Комментировать их стилистическое содержание излишне. Все понимают, когда, напр., слово "господа" звучит фарисейски, когда - саркастически, когда произносится с отвращением, когда - с горькой иронией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
экзотические, редкие ориентализмы, свидетельствующие о профессионализме автора: "Еврейско-бехаитский заговор" звучит, пожалуй, еще страшнее, чем "жидо-масонский", - поскольку о бехаитах вообще мало кто знает. Что такое бехаизм? Это "малая мировая религия", возникшая в середине XIX века среди последователей Мирзы Хусейна Али Нури, принявшего имя "Бехаулла" ("Блеск божий"). Нури был учеником Баба, шиитского повстанца и религиозного реформатора, который провозгласил Коран и шариат устаревшими и написал взамен книгу "Беян". Последователей Баба называли бабидами"; "всеобщая грамотность грозит подорвать уважение к улемам (исламским богословам)"; "Вообще-то, исламская традиция исходит из того, что иудеи и христиане, в отличие от "язычников" (сторонников многобожия) и атеистов, "ближайшие братья" мусульман, "ахль ал-Китаб" ("люди Писания"): они молятся "Единому Богу"; "Под пытками члены ТУДЕ признавались в совершенно фантастических преступлениях (помимо шпионажа): (...) в личном общении с Иблисом (дьяволом)"; "Несколько лет "народные моджахедины" и "народные федаины" вели вооруженную борьбу с исламским режимом"; "Кроме того, 20 июля они совершили покушение на исламистского "ястреба", депутата меджлиса (иранского парламента) Хабиболлу Асгароулади-Мосальмана (он был ранен), а 30 июля убили ходжат-оль-эслама Резу Камияба"; "Фундаменталист Саад-ад-Дин Алями, посаженный на свой пост израильской администрацией, прославился, между прочим, и другим интересным заявлением, а именно, фетвой (официальным разъяснением, обязательным для верующего)"; "самые отсталые слои населения, традиционно связанные обязательствами верности своим вождям, феодалам и религиозным лидерам (пирам)"; "С. Моджадидди, например, происходил из семьи хазратов (то есть прямых потомков пророка Мухаммеда)"; заметим, что Тарасов считает целесообразным разъяснить такие слова, как "Иблис" и "меджлис", которые, в принципе, должны быть известны читателям;
особый лексический (терминологический) слой статьи составляют названия политических организаций: "В результате имам отдал распоряжение, чтобы десятая часть всех денег, собираемых шиитским духовенством, предоставлялась в распоряжение правых, фундаменталист-ских палестинских группировок сначала в распоряжение ФАТХ, затем ФАТХ и ХАМАС, затем - ХАМАС и "Хезболлы" ("Хизб'Аллах", "Партия Аллаха")"; "С "Моджахедин-э Халк" и "Федаин-э Халк" справиться было труднее, чем с ТУДЕ, - это были организации городских партизан"; исламские "консерваторы были объединены в созданное еще в 1950-е годы общество "Ходжатие"; пакистанская фундаменталистская организация "Джамаат-и ислами"; "С. Моджадидди, например, происходил из семьи хазратов (...), основателей влиятельного на Востоке исламского ордена Накшбандия. Клан Моджадидди был одним из самых богатых и влиятельных кланов Афганистана. С.А. Гилани также происходил из семьи хазратов, основателей суфийского ордена Кадирия, особенно влиятельного в Северной Африке и Ираке".
Кроме того, в тексте немало аббревиатур, в том числе русских - напр., ООП (Организация Освобождения Палестины). Их мы перечислять не будем, однако они усиливают общий "реалистический" (от слова "реалии") фон текста.
Яркими приметами времени бывают и ненормативные лексические пласты жаргон (профессионализмы), арго (воровской социолект) и слэнг (социолекты непрофессионального характера - напр., молодежная речь). Так, жаргонизм "лабух" и слэнгизм "гирла", типичные для 60-х гг., сейчас могут употребляться лишь как архаизмы. Автор этих строк категорически отказывается признавать подобные единицы полноценными словами, считая их лексоидами, квази-лексемами, псевдословами.
Слэнгизмами бывают слова, переосмысленные в определенной социальной среде - напр., в богемной и/или журналистской (когда журналистика тесно связана с богемой). Типичны в этом отношении слова мастодонты и монстры (употребляемые, как правило, во множественном числе) в значениях "гиганты" и "корифеи". Для таких переосмысленных лексем даже задуман "Словарь семантических новаций" 30. Слово "мастодонты" употребляется, как правило, с оттенком чего-то архаичного, отжившего, хотя еще живого: Остались, конечно, мастодонты типа Маркеса или Фаулза, того же Астафьева... (Независимая газета. 1999. № 21), но этот смысл не обязателен: (Голос Алсу), по словам мастодонта нашей эстрады Льва Лещенко, чем-то напомнил ему голос Анны Герман (Всем. 1999. № 16) - в последнем случае "мастодонт" означает еще и "ветеран".
Эпитет "монстры" в упомянутой статье относится к С. Бэлзе, О. Табакову, Н. Михалкову, А. Пугачевой, М. Насырову, А. Апиной, О. Газманову, В. Сташевскому (цитируются газеты 1997 и 1999 гг.). Судя по этому весьма разнородному списку, слово "монстры" обладает различными коннотациями. Напр., по отношению к С. Бэлзе и О. Табакову оно означает "корифеи" - и больше ничего. Зато настоящими корифеями нельзя назвать последних четырех упомянутых лиц, зато в их деятельности есть нечто устрашающее. Персон, выделенные курсивом, многие люди считают своими кумирами, но для многих людей - это одиозные фигуры, т.е. опять-таки монстры почти в буквальном смысле - "чудовища" современной культуры. Кроме того, монстрами называют еще и огромные, и, как правило, хищные по отношению к другим, организации: "Его (Спилберга - Э.Г.) не удовлетворили самые лучшие условия, предлагавшиеся студиями-монстрами (АиФ. 1999. № 8); Телеканал СТС занял четвертое место, пропустив вперед только общенациональных "монстров" ОРТ, РТР и НТВ! (АиФ. 2001. № 18); Программе "Изумрудный город" пришлось состязаться с работами таких монстров телевидения, как "ТВ-6 Москва" (Киров вечерний. 1999. № 18); Сегодня в нашем политическом пространстве вращаются три крупных конгломерата, три монстра (АиФ. 1999. № 45); А не так давно "SONY" вторглась и на рынок компьютерных технологий, изрядно потеснив таких монстров, как IBM и MICROSOFT (Киров вечерний. 1997. № 40)" и др.
От себя добавим, что эти эпитеты поддерживаются массовым увлечением общества вымершими животными, из которых предпочтение отдается "монстрам", т.е. динозаврам. "Мастодонты" - животные кайнозойской ("нашей") эры, "современники" человека - менее экзотичны и, следовательно, менее "интересны".
Эпоху маркирует не только употребление определенных квазилексем, но и характер их функционирования. Сами по себе они могут существовать века без изменений, но иногда меняют сферу своего употребления - напр., расширяют ее. Так, арготизмы "клевый" и "на стреме" (вернее, "на стрему") встречаются у В.В. Крестовского в "Петербургских трущобах" при передаче блатных разговоров. В середине XX. в. они активно функционируют как слэнгизмы "стиляг". В 70-80-е гг. подобные лексоиды используются в речи людей из самых разных социальных слоев, но, по-видимому, с различными стилистическими обертонами: в молодежной субкультуре это экспрессемы самодостаточные или эпатажные; другие люди, даже вполне консервативные, произносили подобные квази-лексемы с ироническим оттенком, как правило, после очередного показа "милицейских" сериалов, вносивших разнообразие в жизнь обывателей. Но до конца 80-х гг. жаргон (включая арго) и слэнг играли в официальном искусстве маргинальную, декоративную роль и употреблялись дозированно. "Химики говорят, что грязь - это вещество не на своем месте (масляная краска на рукаве пиджака, чернозем на паркете). Пока молодежный сленг используется молодыми людьми, когда они общаются между собой в непринужденной, неофициальной обстановке, никакого "загрязнения" не происходит. То же касается и языка художественной литературы, когда сленгизмы входят в него как элемент речевой маски персонажа"31 (в слове "сленг" сохраняем орфографию автора) - так дело и обстояло до начала 90-х гг., затем ситуация резко изменилась. Публикация или републикация произведений А. Солженицына, В. Шаламова, С. Довлатова, а также менее значительных сочинений, как, напр., "Одлян" Л. Габышева, выход конъюнктурного фильма И. Гостева "Беспредел" постепенно легализовали ненормативную квази-лексику, ввели ее в "респектабельный" культурный контекст. Напр., показательно название рецензии Е. Евтушенко на указанный фильм - "Беспредел и беспредельность". Правда, ее автору никогда не был свойствен безукоризненный вкус (как, впрочем, и небезукоризненный), что проявилось и в этот раз, но все-таки Евтушенко отразил тенденцию, отчетливо проявившуюся в то время: пятью годами раньше такое сочетание было бы немыслимо.
До тех пор в нашей культуре преобладала "романтическая" парадигма отношения к уголовному миру, который воспринимался как "параллельная реальность" - экзотическая и нецивилизованная (срав. с формулой А. Дюма "могикане Парижа"). Напоминаем, что романтизм основывается на принципе двоемирия. Рудименты его можно найти в мемуарах историка и социолога, опубликовавшего их в 1989-80 гг. в журнале "Нева" под псевдонимом "Лев Самойлов". В отличие от большинства "перестроечных" публицистов, писавших на эту тему, Самойлов видит в уголовном мире не воспроизведение стереотипов "тоталитарного общества" (вернее, авторитарного32), а социальный регресс обращение в "первобытное" состояние.
В начале 90-х гг. эта "романтическая" схема ломается окончательно. Уголовный мир перестает быть "иной реальностью", сливаясь с миром ле-гитимным. Поэтому в наше время возможны парадоксы, немыслимые 15 лет назад. Напр., уважаемый ученый - юрист, философ или филолог - возмущается "беспределом" чиновников или бескультурием депутатов Думы: "Они говорят, как на малине!". Допустим, не только говорят, но и ведут себя, как в притоне, но ведь и сам ученый говорит о "малине" и "беспределе", хотя мог бы употребить литературные синонимы. Это происходит так естественно, органично, что он не замечает никакого противоречия. Для него данные псевдослова - не просто экспрессемы. И он не только переадресует их продажным чиновникам и депутатам, живописуя мир и менталитет последних, напр., когда мы говорим: "Следите за своей речью, вы не на малине", это не значит, что нам хорошо известны нравы "малины", - мы подразумеваем, что они знакомы собеседнику. Нет, ученый, видимо, чувствует за этими квази-лексемами самостоятельную - весьма отвратительную - реальность. Как ни странно, человек может употреблять такие лексоиды из крайнего презрения к этой реальности: она недостойна "нормальных" слов, которые оскверняются от прикосновения к ней.
Об употреблении слэнга в любой коммуникативной сфере (кроме научной как объекта изучения) автор этих строк недвусмысленно высказался в предыдущем учебном пособии: это социолект закомплексованных и неумно фрондирующих людей, не уважающих себя.
Добавить в данном случае нечего, но тема уважения, в том числе самоуважения, далеко не исчерпана. А ведь именно этим фактором определяется общественное самосознание, в конечном итоге - вся социальная стилистика. В эпоху "перестройки", напр., изменилась форма официальных наименований, произошел переход к неполным вариантам имен. Ю.М. Поляков иронически изображает этот процесс в романе "Козленок в молоке", главный герой которого занимается мелкой литературной халтурой, в том числе сочинением рифмованных приветствий:
Реет над нами победное знамя,
И словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Леонид Ильич!
Впоследствии он заменил адресата на Михаила Сергеевича, но идеолог, принимавший приветствие в качестве цензора, потребовал переделки с учетом новых реалий. "Пришлось напрячься:
Свежими ветрами вздыблено знамя.
Клич перестройки нам дорог и мил:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Горбачев Михаил!"
Этикетная неполнота имени должна была подчеркивать "прирожденный демократизм" "руководителя нового типа". Но если учесть, что и автор романа, и главный персонаж презирают Горбачева, то фамильярный вариант имени в данном случае оказывается своеобразной синекдохой, эмблемой "перестройки". "Великие преобразования" свелись к мелочным формальным изменениям, общество не раскрепостилось духовно, зато (воспользуемся выражением А. Миллера) произошел "взрыв хамства".
На исходе 80-х гг. чрезвычайно агрессивный публицист Карем Раш в статье, которая, по иронии судьбы, называлась "Армия и культура", возмущенно писал:
Нелепо называть человека из англосаксонского мира по имени и отчеству, как дико русских мужчину или женщину называть одним (т.е. общим для обоих полов - Валя, Паша и т.п.? - А. Ф.) именем. И не надо нас насильно к этому приучать, как бы ни старались "Московские новости" быть западнее, чем сами западники. Но мы не примиримся с их "Михаил Горбачев", для нас он всегда Михаил Сергеевич.
Те, кого Раш именует "западниками", на самом деле называются иностранцами. Настоящие западники - это русские сотрудники "Московских новостей". Остается непонятным" с чьим "Михаилом Горбачевым" "мы" никогда не согласимся - "западников" или "Московских новостей". И кто такие "мы". Грамматику автора оставляем без комментариев. Далее Раш, как бы следуя совету Станислава Ежи Леца доводить вещи до абсурда ("Пусть узнают своего родителя"), требует запретить космонавтам называть друг друга по имени, ибо "космонавт, герой не может никогда и ни при каких (?) обстоятельствах быть ни Колей, ни Васей, ни Юрой, а Юрием Алексеевичем, коль речь заходит о Гагарине". Выступив столь экспансивно в защиту человеческого достоинства и уважения к личности, Раш демонстрирует высокие образны последнего:
При профсоюзах существует Центральная комиссия по шефству работников культуры и искусства под личным составом Вооруженных Сил СССР. Долгие годы ее возглавляла артистка Гоголева, теперь - Чурсина.
Вероятно, имени с отчеством заслуживают в его глазах только Горбачев и космонавты. У Раша есть еще много интересного, и его обширная по объему публицистика удобна для использования на занятиях по стилистике и культуре речи - в качестве отрицательного примера33.
Добавим, что Раш в одном отношении оказался прав: сокращенное именование политиков, утвердившееся за последние 10 лет даже в официальном стиле, хотя и не во всех жанрах, свидетельствует о падении авторитета политических деятелей в глазах общества. Когда СМИ попытались произвести аналогичную операцию под именами классиков искусства, "успеха" не последовало. Такие формы, как "Александр Пушкин", "Федор Достоевский", "Илья Репин" и т. п., у нас не привились.
Ярким хроникальным значением обладают соционимы - "крестьянин", "колхозник", "фермер", "гражданин", "товарищ", "господин" и проч. Комментировать их стилистическое содержание излишне. Все понимают, когда, напр., слово "господа" звучит фарисейски, когда - саркастически, когда произносится с отвращением, когда - с горькой иронией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16