По понтонному мосту, наведенному через Дон, непрерывным потоком двигались наши войска. Темп, темп! Переправу то и дело бомбила вражеская авиация. Вот и сейчас над ней появилось несколько фашистских пикирующих бомбардировщиков. По ним ударили зенитки, крупнокалиберные пулеметы. Начали рваться бомбы.
Нас с Ковалевым уберегла кем-то заботливо отрытая щель. А Дон тем временем бурлил, пенился. Ухнуло несколько раз так сильно, что качнулась земля. Это взлетели на воздух автомашины с боеприпасами. Часть моста оказалась разрушенной.
Но вот все смолкло, И лишь высоко в небе зуммерил мотор фашистского самолета-разведчика.
- Вот сволочь! Фотографирует итог работы своих стервятников. Теперь им, конечно, Железные кресты нацепят. Но ничего! Придет время - мы их нашими, осиновыми, наградим! - Чертыхаясь, к нам подошел капитан лет сорока, представился: - Дорохов Николай Ефимович, комендант перетравы. Простите, а вы кто будете?
- Майор Штыков и капитан Ковалев, - ответил я за обоих. - Следуем в хозяйство Шафаренко.
- В хозяйство Шафаренко? - переспросил Дорохов. - Так это же к нам. Я там командиром саперного батальона служу.
Заметив бегущего к нему старшего лейтенанта, вероятно своего заместителя, комендант извинился и, отойдя, отдал тому необходимые распоряжения о восстановлении переправы. Потом вернулся и подробно рассказал, как нам найти штаб дивизии.
На этом мы тогда и расстались. Но впоследствии, работая в штабе дивизии начальником оперативного отделения, а затем и командуя полком, я не раз еще встречался с капитаном Н. Е. Дороховым. Николай Ефимович был кадровым командиром и слыл в своем деле мастером на все руки. Все расчеты держал в голове. Умел точно определить место для брода, оборудовать гать и колонный путь, в короткие сроки навести переправу. Поэтому я с особой охотой привлекал его к планированию инженерного обеспечения боевых действий дивизии, полка.
В тот день через Дон мы переправились не по мосту, а на лодке. И уже через четверть часа стояли перед командиром дивизии полковником П. М. Шафаренко. Его землянка была врыта в толщу высокого речного берега и состояла из двух отделений. В одном комдив работал, в другом - отдыхал.
Свежевыбритый, в хорошо подогнанном обмундировании, Шафаренко выглядел очень молодо. Может быть, именно поэтому после короткой официальной беседы он неожиданно спросил меня:
- А сколько вам лет, товарищ майор?
Выслушав ответ, о чем-то подумал и сказал:
- Да, вы тоже молоды.
- Молодым и воевать! - выдержав его испытующий взгляд, о некоторой горячностью заявил я.
- Верно, - улыбнулся комдив. Подвел итог разговору: - Ну, что же, товарищ майор! Познакомитесь с оперативным отделением, тогда побеседуем пообстоятельнее. - Повернулся к Ковалеву: - А вы, товарищ капитан, отправляйтесь в полк. Командир уже ждет вас. - И поднялся из-за стола, давая тем самым понять, что разговор окончен.
По пути в землянку оперативного отделения я с любопытством осматривал расположение штаба дивизии. По сравнению с тем, что пришлось видеть на Керченском полуострове, здесь все отличалось в лучшую сторону. Не было скученности, землянки тщательно замаскированы, организовано надежное охранение штаба. Режим передвижения людей строжайший. Особенно днем. И в самом деле, если нужно с кем-то связаться, делай это по телефону.
Итак, я начопер дивизии. Пока это для меня - как задача со многими неизвестными. Правда, некоторый опыт штабной работы уже имею. Но одно дело штаб полка, который я возглавлял под Керчью. И совсем другое - оперативное, ведущее отделение штаба дивизии, можно сказать, его мозг. Иной масштаб, иные и задачи.
Признаться, я был буквально ошеломлен, когда впервые увидел в большой землянке оперативного отделения огромный стол, заваленный бумагами и застланный до земли картой, испещренной различными значками, красными и синими линиями, стрелами. И большое спасибо моему помощнику старшему лейтенанту А. И. Иванову, который тактично, не задевая самолюбия, ввел меня в курс дела, помог освоиться с обстановкой, узнать особенности и традиции, сложившиеся в штабе дивизии, познакомил с людьми.
Следует сказать, что мое вживание в роль начальника оперативного отделения усложнялось еще тем, что начальник штаба дивизии подполковник Н. Н. Петренко тоже был новым человеком в этой должности. Естественно, уделить мне достаточно времени он не мог. При первой же встрече Николай Никитович так и сказал:
- Ты, Штыков, меня извини. Помочь тебе пока ничем не могу. Времени в обрез, сам еще только врастаю в обстановку. Но имей в виду, спросить с тебя, когда надо, спрошу. И довольно строго.
Я, конечно, и сам понимал, что водить меня за руку никто не будет. Не та обстановка. Война! Значит, надо входить в курс дела самому. И как можно быстрее.
Пришлось покорпеть над картами и документами сутками, дотошно расспрашивать других начальников отделений штаба и служб по целому ряду непонятных мне вопросов. Не стеснялся поучиться и у своих подчиненных. Среди них были довольно опытные оперативники.
А обстановка тем временем все больше обострялась. Сторожевский плацдарм, естественно, не давал врагу покоя. Гитлеровское командование отлично понимало, какую опасность представляет плацдарм, нависший с севера над его войсками, рвущимися к Волге. К тому же наши части здесь уже длительное время не позволяли противнику снять с рубежа Верхнего Дона сколько-нибудь значительные силы для отправки под Сталинград. Поэтому он прилагал все усилия, чтобы как можно скорее разделаться с нами.
Особенно сильные бои начались на плацдарме во второй декаде сентября. Вначале они проходили с переменным успехом. Но 13 сентября сложилась почти критическая ситуация. С раннего утра на нашу оборону обрушился шквал артиллерийского и минометного огня, посыпались бомбы. Затем в атаку пошли сразу семь немецких и венгерских полков. Их поддерживали более 100 танков. Соотношение сил было явно не в нашу пользу. Главный удар противник наносил по центру боевого порядка 25-й гвардейской дивизии, стремясь расколоть плацдарм на две части. Но командующий 6-й армией (наше соединение входило в ее состав) генерал-майор Ф. М. Харитонов сумел разгадать этот замысел и сосредоточил на опасном направлении все имевшиеся у него под рукой резервы. Именно это-то и спасло положение.
Бои на сторожевском плацдарме, длившиеся в течение нескольких суток, не принесли гитлеровцам успеха. Наступило кратковременное затишье. Но мы отлично понимали, что это не что иное, как затишье перед бурей, и готовились к новым сражениям.
В этот период в 25-й гвардейской стрелковой дивизии с особой широтой развернулось снайперское движение. Его зачинателем стал младший лейтенант Василий Голосов, удостоенный впоследствии высокого звания Героя Советского Союза. Сам отлично владея многими видами оружия, в том числе и трофейного, он сумел в короткие сроки подготовить довольно большую группу сверхметких стрелков. А чуть позже в дивизии были сформированы даже целые снайперские подразделения. Особенно громкая слава ходила тогда о роте лейтенанта Б. И. Веревкина. На боевом счету этого снайперского подразделения вскоре стало числиться свыше 500 уничтоженных вражеских солдат и офицеров.
Среди сверхметких стрелков были и девушки. И они ни в чем не уступали мужчинам. Например, одна из них - Зоя Серовикова, москвичка, член ВЛКСМ, за время войны уничтожила более трех десятков гитлеровцев.
О том, какой грозой для врага были снайперы нашей дивизии, красноречивее всяких слов говорит хотя бы вот этот отрывок из неотправленного письма фашистского вояки: "Мы находимся в каком-то аду. Перед нами стоит снайперская дивизия, солдаты которой обучены отличной стрельбе и ежедневно выводят из строя большое число наших солдат и офицеров. В дневное время мы не можем не только передвигаться, но даже поднять головы. Если я останусь в живых, для меня это будет великим счастьем".
Вспоминая бои на плацдарме, не могу не сказать несколько теплых слов и о действиях нашей разведки. Ведь к ее организации прямое отношение имело не только разведывательное отделение во главе с капитаном И. И. Поповым, но и мое, оперативное.
Помнится, в первые недели боев на правом берегу Дона на оперативной карте штаба дивизии оставалось, к сожалению, еще немало так называемых белых пятен. Мы слабо знали противостоящего нам противника, систему его огня, имеющиеся резервы. Дело усугублялось еще и тем, что фашисты вели себя очень осторожно, не давая нам возможности захватить пленных.
И вдруг - приятная весть: разведчики во главе с лейтенантом С. Г. Воронковым взяли-таки в плен гитлеровского минометчика. Через несколько дней они же доставили в наше расположение еще двух фашистских солдат, плененных в районе так интересующей нас высоты 187,2.
Неизвестность кончилась. Мы получили интересующие нас сведения.
* * *
15 ноября 1942 года наша дивизия была неожиданно передана в состав 40-й армии. Мы сразу поняли, что это сделано неспроста, тем более что плацдарм вскоре посетил ее командарм генерал К. С. Москаленко.
В послевоенные годы мне не раз приходилось встречаться с Маршалом Советского Союза К. С. Москаленко. Но та встреча была первой, поэтому особенно врезалась в память.
...Командующий 40-й армией в сопровождении нашего комдива стремительно вошел в блиндаж оперативного отделения. Я увидел перед собой человека небольшого роста, худого, с утомленным, но довольно подвижным лицом. Первое, что произнес командующий, были слова:
- Ну, операторы, давайте карту боевых действий и последнюю сводку.
Знакомился с обстановкой тщательно, то и дело уточняя детали, и, видимо, изучал не только положение в полосе обороны дивизии, но и нас, ее командиров. В заключение сказал, обращаясь к комдиву:
- А теперь ведите меня по полкам. Посмотрели на бумаге, а теперь, как говорится, проверим, не забыли ли вы про овраги.
С этого и началось. Теперь, что ни день, к нам стали наезжать представители штаба армии, командиры частей и соединений, которым в скором будущем предстояло также переправить вверенные им войска на правый берег Дона, в полосу обороны нашей дивизии. Словом, жизнь забила ключом. Во всем ощущался необыкновенный подъем. Мы тогда ждали на Верхнем Дону больших перемен, отлично понимая, что начнутся они все-таки с юго-востока, из района Сталинграда.
И наши предположения сбылись. Вскоре под Сталинградом свершилось доселе невиданное: буквально за пять суток, начиная с 19 ноября, мощные встречные клинья советских войск, на острие которых наступали танковые и механизированные корпуса, соединились, стальным обручем обхватив 330-тысячную группировку противника.
Эти радостные вести были в те дни на устах у каждого бойца и командира. Мы чувствовали, что приближается и наш черед покончить с обороной. Об этом же свидетельствовал и приезд в начале декабря на сторожевский плацдарм генерала армии Г. К. Жукова. На фронте каждый солдат знал, что там, где появится этот прославленный военачальник, обязательно жди или наступления, или другого важного события.
О приезде представителя Ставки Верховного Главнокомандующего нам стало известно лишь накануне. Комдив срочно поставил передо мной задачу совместно с начальником инженерной службы М. А. Михайличенко и начальником связи дивизии Л. Г. Еловским подготовить место для работы группы генерала армии Г. К. Жукова. Надо было дооборудовать КП и НП 81-го полка, пункты управления батальонов первого эшелона. Ведь мы знали, что, приезжая в войска, Жуков обязательно бывает на переднем крае.
Задача, поставленная перед нами командиром дивизии, отличалась исключительной сложностью. Во-первых, в нашем распоряжении была всего лишь одна ночь. К тому же сильные холода превратили землю в настоящий бетон. Пришлось долбить ее кирками, ломами. А тут противник то и дело тревожил огнем. Но саперы трудились самоотверженно. Когда утром на командный пункт 81-го полка прибыли Г. К. Жуков, К. С. Москаленко и группа штабных работников, все было готово.
С Георгием Константиновичем мне доводилось встречаться еще в довоенную пору. Но мог ли я подумать, что он узнает меня? К удивлению, это произошло. Знакомясь с присутствующими, генерал армии на какое-то мгновение остановил свой взгляд на мне и спросил, не требуя ответа:
- Из Слуцкого гарнизона, командир танкового взвода? Как же, припоминаю. Слышал и о вашем Руссиянове. Он отличился в боях под Минском и Москвой. Настоящий герой!
Та встреча, о которой напомнил Георгий Константинович, произошла в 1935 году, когда Г. К. Жуков еще командовал 4-й кавалерийской дивизией и был одновременно начальником Слуцкого гарнизона. Тогда только что закончилось двустороннее учение с участием нашей, 4-й стрелковой, и 4-й кавалерийской дивизий. Им руководил командующий Белорусским военным округом командарм 1 ранга И. П. Уборевич. И вот после разбора результатов учения в гарнизоне состоялось совещание воинов - передовиков учебы. Мне, как командиру стахановского взвода (в ту пору было и такое наименование), довелось выступить на нем с обменом опытом. А после совещания нас принял Г. К. Жуков и долго беседовал о жизни и боевой учебе. Внешне суровый, Георгий Константинович тем не менее умел находить путь к сердцу бойца и командира.
Таким он и остался навсегда в моей памяти - человеком, солдатом, полководцем, коммунистом.
Но вернемся снова в декабрьские дни 1942 года.
После посещения генералом армии Г. К. Жуковым сторожевского плацдарма у нас полным ходом началась подготовка к наступлению. Правда, мы еще не знали его сроков. Но чувствовали, что оно не за горами.
Вскоре на плацдарм прибыл другой представитель Ставки генерал-полковник А. М. Василевский. Он тоже детально ознакомился с обстановкой, а затем провел совещание с командным составом нашей дивизии. Обращаясь к присутствующим, А. М. Василевский, в частности, напомнил о суровой зиме, о необходимости принять все меры для обогрева людей, обеспечения их горячей пищей и боеприпасами. Коснувшись задач на будущее, генерал-полковник обратил наше внимание на характер местности, занятой противником. Она изобилует высотами, балками и оврагами, что, вне сомнения, значительно затруднит не только снабжение войск, но и их маневр. Наступающие части будут привязаны к дорогам. Значит, потребуются колонные пути. А для этого нужно заранее позаботиться о получении достаточного количества тягачей, снегоочистителей, другой дорожной техники.
Итак, мы готовимся к переходу в наступление. Обстановка сложная. Ведь наша дивизия, являясь, если можно так выразиться, хозяйкой сторожевского плацдарма, ни на день не прекращает боев за его удержание, давая возможность другим частям и соединениям ударной группировки советских войск сосредоточиться на правом берегу Дона. И все же, несмотря ни на что, мы изыскиваем время и место для подготовки подразделений к наступлению. Даже проводим батальонные тактические учения. Для этого облюбовали небольшой пятачок у деревни Селявное, в глубине плацдарма, оборудовали там приблизительно такие же, как у противника, укрепления и теперь штурмуем их днем и ночью.
В боях и учебе как-то незаметно подошло и 31 декабря - канун нового, 1943 года. В тот день в штаб дивизии принесли целую кипу писем. Среди них была и весточка от жены. Она писала из далекого сибирского поселка Юрга. В каждой строчке - незаживающая душевная боль: жена еще тяжело переживала утрату нашего единственного маленького сына, погибшего во время эвакуации. Но была и вера в будущее. "В этот Новый год, - писала она, - елку наряжать не буду. Валерика нет... Но все же когда-нибудь это кончится, придет победа. Я верю в нее, как и ты. А потом настанет радостный день: у нас снова появится сын... Красивой, наверное, станет жизнь на земле, хотя бы одним глазом на нее глянуть..."
Будущее... Конечно же оно будет прекрасным! А пока... Пока мы уже вторично встречаем Новый год на фронте.
Еще утром комдив П. М. Шафаренко, ставший уже генерал-майором, отдал распоряжение об усилении охраны передовых позиций. Не исключена возможность, что фашисты попытаются в канун Нового года прощупать нашу оборону. Поэтому в каждый полк с вечера отправились представители политотдела дивизии, начальники служб, работники штаба. Мне, например, предписывалось побывать в 81-м полку, что занимал оборону перед рощей Ореховая.
С собой я взял своего помощника старшего лейтенанта А. Н. Потемкина. Двинулись в путь по целине. Сильный ветер с Дона, подымая колючую снежную пыль, нещадно сек наши лица. Вначале думали попасть в полк по прямой - через Селявное. Но пришлось сделать крюк, так как противник вдруг обрушил на эту деревню сильный артиллерийский огонь. Кстати, он и раньше частенько обстреливал ее, заподозрив, что именно здесь мы проводим батальонные учения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Нас с Ковалевым уберегла кем-то заботливо отрытая щель. А Дон тем временем бурлил, пенился. Ухнуло несколько раз так сильно, что качнулась земля. Это взлетели на воздух автомашины с боеприпасами. Часть моста оказалась разрушенной.
Но вот все смолкло, И лишь высоко в небе зуммерил мотор фашистского самолета-разведчика.
- Вот сволочь! Фотографирует итог работы своих стервятников. Теперь им, конечно, Железные кресты нацепят. Но ничего! Придет время - мы их нашими, осиновыми, наградим! - Чертыхаясь, к нам подошел капитан лет сорока, представился: - Дорохов Николай Ефимович, комендант перетравы. Простите, а вы кто будете?
- Майор Штыков и капитан Ковалев, - ответил я за обоих. - Следуем в хозяйство Шафаренко.
- В хозяйство Шафаренко? - переспросил Дорохов. - Так это же к нам. Я там командиром саперного батальона служу.
Заметив бегущего к нему старшего лейтенанта, вероятно своего заместителя, комендант извинился и, отойдя, отдал тому необходимые распоряжения о восстановлении переправы. Потом вернулся и подробно рассказал, как нам найти штаб дивизии.
На этом мы тогда и расстались. Но впоследствии, работая в штабе дивизии начальником оперативного отделения, а затем и командуя полком, я не раз еще встречался с капитаном Н. Е. Дороховым. Николай Ефимович был кадровым командиром и слыл в своем деле мастером на все руки. Все расчеты держал в голове. Умел точно определить место для брода, оборудовать гать и колонный путь, в короткие сроки навести переправу. Поэтому я с особой охотой привлекал его к планированию инженерного обеспечения боевых действий дивизии, полка.
В тот день через Дон мы переправились не по мосту, а на лодке. И уже через четверть часа стояли перед командиром дивизии полковником П. М. Шафаренко. Его землянка была врыта в толщу высокого речного берега и состояла из двух отделений. В одном комдив работал, в другом - отдыхал.
Свежевыбритый, в хорошо подогнанном обмундировании, Шафаренко выглядел очень молодо. Может быть, именно поэтому после короткой официальной беседы он неожиданно спросил меня:
- А сколько вам лет, товарищ майор?
Выслушав ответ, о чем-то подумал и сказал:
- Да, вы тоже молоды.
- Молодым и воевать! - выдержав его испытующий взгляд, о некоторой горячностью заявил я.
- Верно, - улыбнулся комдив. Подвел итог разговору: - Ну, что же, товарищ майор! Познакомитесь с оперативным отделением, тогда побеседуем пообстоятельнее. - Повернулся к Ковалеву: - А вы, товарищ капитан, отправляйтесь в полк. Командир уже ждет вас. - И поднялся из-за стола, давая тем самым понять, что разговор окончен.
По пути в землянку оперативного отделения я с любопытством осматривал расположение штаба дивизии. По сравнению с тем, что пришлось видеть на Керченском полуострове, здесь все отличалось в лучшую сторону. Не было скученности, землянки тщательно замаскированы, организовано надежное охранение штаба. Режим передвижения людей строжайший. Особенно днем. И в самом деле, если нужно с кем-то связаться, делай это по телефону.
Итак, я начопер дивизии. Пока это для меня - как задача со многими неизвестными. Правда, некоторый опыт штабной работы уже имею. Но одно дело штаб полка, который я возглавлял под Керчью. И совсем другое - оперативное, ведущее отделение штаба дивизии, можно сказать, его мозг. Иной масштаб, иные и задачи.
Признаться, я был буквально ошеломлен, когда впервые увидел в большой землянке оперативного отделения огромный стол, заваленный бумагами и застланный до земли картой, испещренной различными значками, красными и синими линиями, стрелами. И большое спасибо моему помощнику старшему лейтенанту А. И. Иванову, который тактично, не задевая самолюбия, ввел меня в курс дела, помог освоиться с обстановкой, узнать особенности и традиции, сложившиеся в штабе дивизии, познакомил с людьми.
Следует сказать, что мое вживание в роль начальника оперативного отделения усложнялось еще тем, что начальник штаба дивизии подполковник Н. Н. Петренко тоже был новым человеком в этой должности. Естественно, уделить мне достаточно времени он не мог. При первой же встрече Николай Никитович так и сказал:
- Ты, Штыков, меня извини. Помочь тебе пока ничем не могу. Времени в обрез, сам еще только врастаю в обстановку. Но имей в виду, спросить с тебя, когда надо, спрошу. И довольно строго.
Я, конечно, и сам понимал, что водить меня за руку никто не будет. Не та обстановка. Война! Значит, надо входить в курс дела самому. И как можно быстрее.
Пришлось покорпеть над картами и документами сутками, дотошно расспрашивать других начальников отделений штаба и служб по целому ряду непонятных мне вопросов. Не стеснялся поучиться и у своих подчиненных. Среди них были довольно опытные оперативники.
А обстановка тем временем все больше обострялась. Сторожевский плацдарм, естественно, не давал врагу покоя. Гитлеровское командование отлично понимало, какую опасность представляет плацдарм, нависший с севера над его войсками, рвущимися к Волге. К тому же наши части здесь уже длительное время не позволяли противнику снять с рубежа Верхнего Дона сколько-нибудь значительные силы для отправки под Сталинград. Поэтому он прилагал все усилия, чтобы как можно скорее разделаться с нами.
Особенно сильные бои начались на плацдарме во второй декаде сентября. Вначале они проходили с переменным успехом. Но 13 сентября сложилась почти критическая ситуация. С раннего утра на нашу оборону обрушился шквал артиллерийского и минометного огня, посыпались бомбы. Затем в атаку пошли сразу семь немецких и венгерских полков. Их поддерживали более 100 танков. Соотношение сил было явно не в нашу пользу. Главный удар противник наносил по центру боевого порядка 25-й гвардейской дивизии, стремясь расколоть плацдарм на две части. Но командующий 6-й армией (наше соединение входило в ее состав) генерал-майор Ф. М. Харитонов сумел разгадать этот замысел и сосредоточил на опасном направлении все имевшиеся у него под рукой резервы. Именно это-то и спасло положение.
Бои на сторожевском плацдарме, длившиеся в течение нескольких суток, не принесли гитлеровцам успеха. Наступило кратковременное затишье. Но мы отлично понимали, что это не что иное, как затишье перед бурей, и готовились к новым сражениям.
В этот период в 25-й гвардейской стрелковой дивизии с особой широтой развернулось снайперское движение. Его зачинателем стал младший лейтенант Василий Голосов, удостоенный впоследствии высокого звания Героя Советского Союза. Сам отлично владея многими видами оружия, в том числе и трофейного, он сумел в короткие сроки подготовить довольно большую группу сверхметких стрелков. А чуть позже в дивизии были сформированы даже целые снайперские подразделения. Особенно громкая слава ходила тогда о роте лейтенанта Б. И. Веревкина. На боевом счету этого снайперского подразделения вскоре стало числиться свыше 500 уничтоженных вражеских солдат и офицеров.
Среди сверхметких стрелков были и девушки. И они ни в чем не уступали мужчинам. Например, одна из них - Зоя Серовикова, москвичка, член ВЛКСМ, за время войны уничтожила более трех десятков гитлеровцев.
О том, какой грозой для врага были снайперы нашей дивизии, красноречивее всяких слов говорит хотя бы вот этот отрывок из неотправленного письма фашистского вояки: "Мы находимся в каком-то аду. Перед нами стоит снайперская дивизия, солдаты которой обучены отличной стрельбе и ежедневно выводят из строя большое число наших солдат и офицеров. В дневное время мы не можем не только передвигаться, но даже поднять головы. Если я останусь в живых, для меня это будет великим счастьем".
Вспоминая бои на плацдарме, не могу не сказать несколько теплых слов и о действиях нашей разведки. Ведь к ее организации прямое отношение имело не только разведывательное отделение во главе с капитаном И. И. Поповым, но и мое, оперативное.
Помнится, в первые недели боев на правом берегу Дона на оперативной карте штаба дивизии оставалось, к сожалению, еще немало так называемых белых пятен. Мы слабо знали противостоящего нам противника, систему его огня, имеющиеся резервы. Дело усугублялось еще и тем, что фашисты вели себя очень осторожно, не давая нам возможности захватить пленных.
И вдруг - приятная весть: разведчики во главе с лейтенантом С. Г. Воронковым взяли-таки в плен гитлеровского минометчика. Через несколько дней они же доставили в наше расположение еще двух фашистских солдат, плененных в районе так интересующей нас высоты 187,2.
Неизвестность кончилась. Мы получили интересующие нас сведения.
* * *
15 ноября 1942 года наша дивизия была неожиданно передана в состав 40-й армии. Мы сразу поняли, что это сделано неспроста, тем более что плацдарм вскоре посетил ее командарм генерал К. С. Москаленко.
В послевоенные годы мне не раз приходилось встречаться с Маршалом Советского Союза К. С. Москаленко. Но та встреча была первой, поэтому особенно врезалась в память.
...Командующий 40-й армией в сопровождении нашего комдива стремительно вошел в блиндаж оперативного отделения. Я увидел перед собой человека небольшого роста, худого, с утомленным, но довольно подвижным лицом. Первое, что произнес командующий, были слова:
- Ну, операторы, давайте карту боевых действий и последнюю сводку.
Знакомился с обстановкой тщательно, то и дело уточняя детали, и, видимо, изучал не только положение в полосе обороны дивизии, но и нас, ее командиров. В заключение сказал, обращаясь к комдиву:
- А теперь ведите меня по полкам. Посмотрели на бумаге, а теперь, как говорится, проверим, не забыли ли вы про овраги.
С этого и началось. Теперь, что ни день, к нам стали наезжать представители штаба армии, командиры частей и соединений, которым в скором будущем предстояло также переправить вверенные им войска на правый берег Дона, в полосу обороны нашей дивизии. Словом, жизнь забила ключом. Во всем ощущался необыкновенный подъем. Мы тогда ждали на Верхнем Дону больших перемен, отлично понимая, что начнутся они все-таки с юго-востока, из района Сталинграда.
И наши предположения сбылись. Вскоре под Сталинградом свершилось доселе невиданное: буквально за пять суток, начиная с 19 ноября, мощные встречные клинья советских войск, на острие которых наступали танковые и механизированные корпуса, соединились, стальным обручем обхватив 330-тысячную группировку противника.
Эти радостные вести были в те дни на устах у каждого бойца и командира. Мы чувствовали, что приближается и наш черед покончить с обороной. Об этом же свидетельствовал и приезд в начале декабря на сторожевский плацдарм генерала армии Г. К. Жукова. На фронте каждый солдат знал, что там, где появится этот прославленный военачальник, обязательно жди или наступления, или другого важного события.
О приезде представителя Ставки Верховного Главнокомандующего нам стало известно лишь накануне. Комдив срочно поставил передо мной задачу совместно с начальником инженерной службы М. А. Михайличенко и начальником связи дивизии Л. Г. Еловским подготовить место для работы группы генерала армии Г. К. Жукова. Надо было дооборудовать КП и НП 81-го полка, пункты управления батальонов первого эшелона. Ведь мы знали, что, приезжая в войска, Жуков обязательно бывает на переднем крае.
Задача, поставленная перед нами командиром дивизии, отличалась исключительной сложностью. Во-первых, в нашем распоряжении была всего лишь одна ночь. К тому же сильные холода превратили землю в настоящий бетон. Пришлось долбить ее кирками, ломами. А тут противник то и дело тревожил огнем. Но саперы трудились самоотверженно. Когда утром на командный пункт 81-го полка прибыли Г. К. Жуков, К. С. Москаленко и группа штабных работников, все было готово.
С Георгием Константиновичем мне доводилось встречаться еще в довоенную пору. Но мог ли я подумать, что он узнает меня? К удивлению, это произошло. Знакомясь с присутствующими, генерал армии на какое-то мгновение остановил свой взгляд на мне и спросил, не требуя ответа:
- Из Слуцкого гарнизона, командир танкового взвода? Как же, припоминаю. Слышал и о вашем Руссиянове. Он отличился в боях под Минском и Москвой. Настоящий герой!
Та встреча, о которой напомнил Георгий Константинович, произошла в 1935 году, когда Г. К. Жуков еще командовал 4-й кавалерийской дивизией и был одновременно начальником Слуцкого гарнизона. Тогда только что закончилось двустороннее учение с участием нашей, 4-й стрелковой, и 4-й кавалерийской дивизий. Им руководил командующий Белорусским военным округом командарм 1 ранга И. П. Уборевич. И вот после разбора результатов учения в гарнизоне состоялось совещание воинов - передовиков учебы. Мне, как командиру стахановского взвода (в ту пору было и такое наименование), довелось выступить на нем с обменом опытом. А после совещания нас принял Г. К. Жуков и долго беседовал о жизни и боевой учебе. Внешне суровый, Георгий Константинович тем не менее умел находить путь к сердцу бойца и командира.
Таким он и остался навсегда в моей памяти - человеком, солдатом, полководцем, коммунистом.
Но вернемся снова в декабрьские дни 1942 года.
После посещения генералом армии Г. К. Жуковым сторожевского плацдарма у нас полным ходом началась подготовка к наступлению. Правда, мы еще не знали его сроков. Но чувствовали, что оно не за горами.
Вскоре на плацдарм прибыл другой представитель Ставки генерал-полковник А. М. Василевский. Он тоже детально ознакомился с обстановкой, а затем провел совещание с командным составом нашей дивизии. Обращаясь к присутствующим, А. М. Василевский, в частности, напомнил о суровой зиме, о необходимости принять все меры для обогрева людей, обеспечения их горячей пищей и боеприпасами. Коснувшись задач на будущее, генерал-полковник обратил наше внимание на характер местности, занятой противником. Она изобилует высотами, балками и оврагами, что, вне сомнения, значительно затруднит не только снабжение войск, но и их маневр. Наступающие части будут привязаны к дорогам. Значит, потребуются колонные пути. А для этого нужно заранее позаботиться о получении достаточного количества тягачей, снегоочистителей, другой дорожной техники.
Итак, мы готовимся к переходу в наступление. Обстановка сложная. Ведь наша дивизия, являясь, если можно так выразиться, хозяйкой сторожевского плацдарма, ни на день не прекращает боев за его удержание, давая возможность другим частям и соединениям ударной группировки советских войск сосредоточиться на правом берегу Дона. И все же, несмотря ни на что, мы изыскиваем время и место для подготовки подразделений к наступлению. Даже проводим батальонные тактические учения. Для этого облюбовали небольшой пятачок у деревни Селявное, в глубине плацдарма, оборудовали там приблизительно такие же, как у противника, укрепления и теперь штурмуем их днем и ночью.
В боях и учебе как-то незаметно подошло и 31 декабря - канун нового, 1943 года. В тот день в штаб дивизии принесли целую кипу писем. Среди них была и весточка от жены. Она писала из далекого сибирского поселка Юрга. В каждой строчке - незаживающая душевная боль: жена еще тяжело переживала утрату нашего единственного маленького сына, погибшего во время эвакуации. Но была и вера в будущее. "В этот Новый год, - писала она, - елку наряжать не буду. Валерика нет... Но все же когда-нибудь это кончится, придет победа. Я верю в нее, как и ты. А потом настанет радостный день: у нас снова появится сын... Красивой, наверное, станет жизнь на земле, хотя бы одним глазом на нее глянуть..."
Будущее... Конечно же оно будет прекрасным! А пока... Пока мы уже вторично встречаем Новый год на фронте.
Еще утром комдив П. М. Шафаренко, ставший уже генерал-майором, отдал распоряжение об усилении охраны передовых позиций. Не исключена возможность, что фашисты попытаются в канун Нового года прощупать нашу оборону. Поэтому в каждый полк с вечера отправились представители политотдела дивизии, начальники служб, работники штаба. Мне, например, предписывалось побывать в 81-м полку, что занимал оборону перед рощей Ореховая.
С собой я взял своего помощника старшего лейтенанта А. Н. Потемкина. Двинулись в путь по целине. Сильный ветер с Дона, подымая колючую снежную пыль, нещадно сек наши лица. Вначале думали попасть в полк по прямой - через Селявное. Но пришлось сделать крюк, так как противник вдруг обрушил на эту деревню сильный артиллерийский огонь. Кстати, он и раньше частенько обстреливал ее, заподозрив, что именно здесь мы проводим батальонные учения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19