Работал он сосредоточенно, хотя в его возрасте, за тридцать, запоминать уже было трудно, и соображал он туго. Тягостно было смотреть, как он с совершенно убитым видом, словно весь свет ему опостылел, пытался тянуть «воз науки».
Увлечение живописью и кое-какие собственные попытки рисовать у Питера материализовались в ряд любимых картин, которые, он, обустраивая свое новое жилье, сразу развесил по стенам. Книги и постоянные спутники его студенческой жизни – милые безделушки – хорошо вписались в казенную пустоту комнаты. Он заводил случайные знакомства, но друзей не имел, потому что не мог подстраиваться под собеседника. Он не мог, как другие, разговаривать о том, что его волновало, не заботясь, интересно ли это собеседнику. Острое чувство одиночества не покидало Питера никогда.
С Ходкинсом он подружился без труда. Плотный жизнерадостный Фрэнк Ходкинс имел всегда прекрасный цвет лица и был щедр на сияющую улыбку. Хотя Питер в глубине души посмеивался над Ходкинсом, он его любил. Его забавляло простодушие и привлекал ровный характер этого парня. Они часто бывали в кафе в здании факультета, где Фрэнку нравилась одна девушка – официантка. Она была высокая, худая, с узкими бедрами и плоской грудью.
– Какое у нее личико! – восторгался Ходкинс.
– Кому нужно это личико?
Мелкие черты лица, туповатое выражение на нем и медлительная грузная походка завершали портрет этой девушки. Робевшему перед женщинами Ходкинсу никак не удавалось завязать с ней знакомство.
Фрэнк часто просил Питера как-нибудь познакомить их. Но как это сделать, если девица ничего, кроме неприязни, у Питера не вызывала. И будь она хоть набитой дурой – сразу поймет, что он ее презирает. Но Ходкинс все страдал, узнав откуда-то что ее зовут Диана.
– Какое противное имя, – фыркнул Питер.
– Почему? – простодушно удивился Фрэнк. – А мне нравится.
– Очень уж претенциозное.
Но вечером Фрэнк сломил его сопротивление и они пошли знакомиться. Когда она подала чай и поджаренные булочки, Питер улыбнулся и заметил:
– Что-то вы сегодня не на коне, Диана?
– А я посоветовала бы вам не совать нос в чужие дела, – отрезала она, отойдя за стойку.
– Как это глупо, – зашикал Фрэнк. – Зачем ты ее злишь? Видишь – обиделась.
– Да плевать мне на ее нервы, – ответил Питер.
Но грубость девицы его задела. Когда она принесла счета, Питер попытался снова заговорить.
– Вы больше не хотите с нами разговаривать? – улыбнулся он.
– Нам не о чем говорить. Платите и до свидания.
Листок со счетом лег на стол перед обескураженным Питером.
– Ловко она тебя, – сказал Ходкинс, когда они вышли на улицу.
– Наглая тупая девка, – раздосадовано сказал Питер. – Ноги моей здесь больше не будет!
Действительно, они перестали сюда ходить на пятичасовой чай и вскоре история с официанткой была забыта. Но где-то в глубине души Питеру досаждало уязвленное самолюбие. Стыдясь своей слабости, он как-то раз все же отправился в кафе, куда поклялся больше не ходить.
Острое чувство унижения не проходило. Ему требовалось как-то расквитаться с этой бледной личностью. Питер в душе ругал ее на чем свет стоит и твердо решил отомстить сегодня же. Борьба с самим собой отняла у него много времени и сил.
– А я думала, что вы уже не придете, – сказала Диана, когда он уселся за столик.
– Не мог раньше, дела… – пробормотал польщенный Питер, теряя весь свой пыл мщения.
– Вы ведь студент?
– Да.
«Вот видишь, – он обращался сам к себе, – она первая заговорила. Недалек тот день, когда я смогу ей выложить все, что о ней думаю!» – ликовал Питер.
Пока она сидела и шевелила губами над книгой, он сделал на салфетке небольшой набросок карандашом и выложил его рядом со счетом, когда неизменный белый листок лег на стол.
– Это что, вы меня срисовали? – удивилась Диана и улыбнулась.
– Вас – подтвердил Питер.
– Надо же, как похожа, – девушка разглядывала рисунок.
С его стороны глупо было на нее обижаться тогда. Наверное, он сам виноват. Никто не хотел ему грубить, просто всегда он производит на людей дурное впечатление. Это и многое другое приходило в голову Питеру, когда он возвращался в тот вечер домой. На следующий день он не находил себе места, дожидаясь чайного времени.
Так мало-помалу визиты в это кафе стали ему необходимы. Однажды он сел на старое место и когда она подошла, поздоровался как ни в чем не бывало. Но Диана была холодна. И причина скоро прояснилась. Недалеко от его столика сидел плотный мужчина с рыжеватыми короткими усами. Ему-то и было отдано сегодня внимание официантки. Питер взорвался и бегом бросился вон.
Но непобедимое чувство легко преодолело его сопротивление. И тут уже услужливая логика подсовывала ему десятки очень убедительных объяснений, из которых следовало, что самолюбие, честь, здравый смысл – все чепуха. Есть только желание видеть ее.
Как-то под вечер Питер явился в кафе и сел за столик другой официантки. Ему захотелось позлить Диану, впрочем в успехе он сильно сомневался. Но подошла она.
– Тильды сегодня не будет, у нее заболела мать, – сухо мямлила Диана, приготовив блокнотик и карандаш.
– Не хотите ли как-нибудь вечером со мной поужинать? – выпалил он без всяких предисловий.
– Ну что ж, можно, – казалось, ее ничем не удивишь. – По четвергам я заканчиваю пораньше.
В день встречи он ужасно волновался, и беседа не клеилась. Или не о чем было говорить. Его слова ее настораживали или обижали. Ей чудилась насмешка или издевка, а ему трудно было найти тему разговора. Случайно он заговорил об официантках, и тут девушка ожила. Оказалось, она не высокого мнения о подругах, а заведующую прямо ненавидит.
– Терпеть ее не могу, такую задаваку. Она-то ведь и понятия не имеет, что я все про нее знаю.
– Что ж такого? – спросил Питер.
– Пусть недотрогу не корчит. По выходным ездит в Кингем с мужчиной. Как вам это нравится? – мнение Питера ее совсем не интересовало, просто она часть фразы заканчивала вопросом.
Разливая вино по высоким фужерам, он страстно желал, чтобы вечер прошел хорошо. Питер спросил:
– Диана, вам хорошо здесь?
– Конечно.
– Пойдемте со мной еще куда-нибудь?
– Можно, – неизменным словечком ответила она.
Ее безразличие бесило Питера, но не видеть ее было еще несноснее.
Между ними все время назревала ссора. Он уже ненавидел себя за то, что любит ее. Ей словно доставляло удовольствие унижать его. С каждой новой обидой в нем все больше скапливалась злость. Но в этот вечер она была настроена дружелюбно.
Он смотрел на нее, не зная что сказать. Всякий раз вымучивал какую-то фразу, чтобы только удержать девушку рядом. Полюбив, он утратил способность болтать на тему любви.
– Не знаю, почему вы так ко мне относитесь? – спросил Питер, покрываясь идиотским румянцем.
Равнодушие сквозило в ее взгляде.
– Я вам будто ни к чему, – добавил он.
– А что мне до вас?
– И в самом деле, что? – он вынул из кармана газету и развернул ее.
– Что вы все обижаетесь ни с того, ни с сего? – спокойно проговорила она.
– Хотите доставить мне удовольствие, – сразу заговорил Питер.
– Смотря какое.
– Позвольте проводить вас вечером домой.
– Можно, – она помолчала. – Какой-то вы чудной, я вас не пойму.
– Понять меня вовсе несложно, – ответил он с горечью.
– Наши девушки смеются над вами. Говорят, вы врезались в меня по уши.
– Вам-то ведь это безразлично.
– А что мне до вас?
Питер вспыхнул и всерьез разозлился. Нервы сдали.
– Послушайте, Диана. Так больше продолжаться не может, – простонал он сквозь зубы. – Это слишком унизительно. Если я сейчас уйду, я больше никогда не вернусь. Вы меня больше не увидите.
– Ишь ты! Кажется, решили меня напугать? Так я вам вот что скажу: катись, дорогой, отсюда.
– Тогда прощайте.
Питер терзался весь вечер. Он шел от нее нарочно медленно в надежде, что она позовет. Но никто его не окликнул. Питер понял, что Диана была рада избавиться от него.
Как он мог ее полюбить? Она не была ни прелестной, ни остроумной. Все ее разговоры были пошлыми, житейская хитрость отвратительной, а отсутствие доброты делало ее отталкивающей. Ее радовало несчастье другого, ничего приятней для нее не было, как насолить ближнему. Питеру были противны ее волосы, худосочные бедра и зеленоватая кожа.
Но он был совершенно беспомощен. Он любил эту женщину и понимал, что до сих пор еще никого не любил. Он прощал ей недостатки наружности и характера. Может быть, он их тоже любил, ведь они ему не мешали. И, ценя свободу, он ненавидел эти опутавшие его цепи.
Но так или иначе после сегодняшнего разговора он не мог к ней вернуться. Думы плавно перешли в прошлое и он подумал: «Неужели маленькая Полли тоже так страдала? Неужели она познала из-за меня такие же муки, какие я испытываю сейчас?» В нем тяжело зашевелилась совесть.
– Но я ведь тогда не знал, как бывает. Не знал, что это такое! – в отчаянии воскликнул он, печально вздохнув.
Зимняя сессия как-то притупила ноющую боль в сердце Питера Стоуна. Экзамены навалились на юношу многопудовым грузом. Все вокруг померкло от бесконечной зубрежки. Январь сворачивался и ускользал за обрез отрывного календаря. Возвращаясь из Бриксема, где у них были практические занятия, Питер на вокзале столкнулся с Дианой.
Слова застряли у него в горле. Ничего сказать было невозможно.
– А я-то уж думала, что вы умерли, – она улыбнулась.
– Я решил, вы мне напишете, если захотите.
– Больше мне делать нечего, как письма писать.
«Все по-старому!» – пронеслось в голове у Питера. Разве она способна сказать ему хоть одно ласковое слово?
– Где же вы были все это время?
– Здесь.
– Я надеялась, что вы уехали на каникулы. Почему вы не приходили?
– Разве вы не помните, что я дал слово не видеть вас.
– Тогда зачем смотрите сейчас?
Она была безжалостна. Питер давно понял это.
– Если бы вы могли понять, как я вас люблю!
– Вы еще не просите у меня прощения за прошлое.
Он стал белее полотна. Ведь он по натуре был человек гордый и такое испытание требовало напряжения всех душевных сил. Страсть сделала его малодушным.
– Диана, поужинайте со мной сегодня вечером!
– Не могу, меня тетя будет ждать.
– А мы пошлем ей телеграмму. Вы скажете, что задержитесь в кафе. Умоляю вас. Я так давно вас не видел, мне так много нужно вам сказать.
Девушка заколебалась, а он смотрел на нее жалким умоляющим взглядом.
Диана улыбнулась и чуть-чуть покраснела. Сегодня ее пригласил один приятель и теперь она откровенно выбирала вариант. А Питер потерял всякую осторожность: он взахлеб рассказывал ей о муках, которые испытал во время разлуки; о борьбе с самим собой. Он знал теперь, что вовсе не хотел подавить свое чувство, и что готов вынести какие угодно страдания ради нее.
– Извините меня, но сегодня я уже приглашена в театр. Может, завтра? – неопределенно сказала она, когда поток его красноречия иссяк.
– Ты, надеюсь, не пойдешь? – спросил он.
– А почему бы и нет? Он очень приятный, воспитанный господин.
– Я могу пойти с тобой, куда только захочешь.
– Но он пригласил меня на тот вечер, когда мы с вами не встречались. А вы приходите в другой какой-нибудь.
– Если бы ты имела хоть какое-то представление о порядочности, ты бы с ним теперь не пошла.
– Думаете, весело всегда ходить с вами? Вечно одно и то же: «Ты меня любишь?», «Ты меня любишь?» Прямо тошно становится…
– Знаешь, если тебе тошно, не пойму, зачем ты вообще со мной разговариваешь?
– А вы думаете, мне это очень надо? Вы же сами на меня налетели только что в этой толпе. А еще замуж звали, хоть женитьба не по карману.
Он помолчал и спросил потухшим голосом:
– Вся моя любовь, стало быть, для тебя ровно ничего не значит?
– В таких делах надо думать сперва о себе. Зачем мне выходить замуж, если я буду жить не лучше, чем сейчас?
– Если бы ты любила, то так не рассуждала бы.
– Может быть. Посмотрите вон на ту девушку, которая идет к выходу, – оживилась Диана. – Она купила горжетку в Бриксеме, в магазине на площади. Я видела ее там!
– Я тебя понять не могу. Ты разбиваешь мне сердце и тут же говоришь всякую чушь, которая не имеет никакого отношения к разговору.
– Как вам не стыдно, – ответила она обиженно. – Разве я могла не обратить внимание на эту горжетку, если я еще тогда, когда увидела ее впервые, сказала тете…
– Наплевать мне на твою тетю! – рявкнул Питер.
– Не смейте выражаться! Вы знаете, как я этого не люблю.
– Да что мне до того, что ты любишь? Ты мне всю душу исковеркала, жизнь разбила, а теперь со своей горжеткой…
– Как хотите, – ответила она надменно. – Значит, до завтра?
Он кивнул и, не оборачиваясь, пошел к выходу с вокзала. За время своего безумного унизительного романа он почти завалил зимнюю сессию и теперь у него было две переэкзаменовки, не считая кучи мелких задолженностей.
Около трех часов ночи Питер проснулся и больше не мог заснуть. Его не оставляли мысли о Диане. Как ни старался он перечить себе – не мог. Мучаясь раздумьями и бессонницей, он только под утро забылся тяжелым сном.
А назавтра произошло чудо, которое Питер до сих пор вспоминал с благодарностью. Проснувшись и открыв глаза, он ощутил странное облегчение, не понимая источника этой перемены. Поднявшись и приведя себя в порядок, он все еще находился в состоянии неосознанной легкости и раскованности. И только направляясь по солнечной весенней улице в университет, перешагивая через лужи и жадно впитывая забытые звуки пробуждающейся природы, Питер с удивлением и ликованием понял, что душа его выздоровела. Душа стала свободная, корка жалкой страсти отпала с нее, оковы рассыпались в прах. Его любовь кончилась так же внезапно, как началась. Словно в темной комнате включился свет. К нему вернулась способность видеть и слышать жизнь, ее звуки и краски. И это было столь оглушительно и приятно, что он долго стоял, привалившись к шершавому стволу толстенного дуба на боковой аллее парка, и жадно смотрел в синеву чистых молодых небес, где без устали кувыркались белые голуби.
Машина Питера замигала оранжевым левым подфарником и шурша гравием, остановилась на обочине. Он сделал несколько энергичных движений, разминая затекшие руки, покрутил головой, приводя мышцы шеи в норму. Остановка эта не была вызвана необходимостью. Там, куда он ехал, должна была (или не должна?) осуществиться его надежда. И чем ближе Питер был к цели поездки, тем все больше охватывало его волнение.
Незапланированная остановка была ему необходима для очередной попытки привести в равновесие чувства.
Питер достал из внутреннего бокового кармана несколько распечатанных писем. Сверху лежало последнее, полученное в Бриксеме. Медленно перебирая эти четыре конверта, Питер внимательно изучал надписи и штемпели на них. Тонкие полупрозрачные листочки, исписанные четким мелким почерком, лежащие внутри, он знал наизусть. Даже держать их в руках, ощущать чуть уловимую связь с далеким адресатом было ему необъяснимо приятно.
Выбрав одно из писем, он раскрыл конверт и достал листки. В правом верхнем углу первой страницы значилось: Торки, 30 октября.
«Уважаемый мистер Стоун, здравствуйте! – писала Эмили в далеком сорок втором году. – Это мое третье письмо и я очень вам благодарна за то, что мне есть, к кому обратиться за советом и помощью. Помните, о чем я вам писала около четырех лет тому назад? Все осталось по-прежнему, только хуже. Дорогой мистер Стоун, простите за такую фамильярность, но ваши письма поддерживают меня, укрепляют и дают надежду и силы пережить полосу невзгод.
Как вы знаете, после переезда в Торки мистер Бенсон купил небольшой пансионат на сорок пять мест. Все было ужасно запущено и нам пришлось приложить гигантские усилия, чтобы привести здание в порядок. Энтузиазм, с которым мы работали, преодолел все трудности. Бенсон не спал ночей, все бился над устройством кухни, над оборудованием холодильных камер, ремонтом и заменой отопления. На мне лежал выбор тканей для обивки мебели и стен. Шторы, занавески и постельное белье мы заказали по образцам фирме «Боул и Харнер». Она вам тоже знакома, в Гроули-холле много ее изделий. Все шло превосходно и я вам писала об этом.
Но вам также известно, что Стивен провел юность в имении некоего Артура Грибелла, заядлого лошадника. Отец Стивена, Чарльз Бенсон, в прошлом стряпчий, был управляющим у Грибелла и пользовался полным доверием хозяина, который никогда не спрашивал с него отчета, хотя через руки Бенсона проходили немалые деньги. И вот, вопреки всяким ожиданиям, жеребец Отмеченный не выиграл кубка на скачках в Честере, и имение эсквайра было взято под опеку.
Должна обязательно упомянуть, мистер Стоун, что лошади, скачки, ставки и прогнозы – это особый мир, который сродни картам и алкоголю. Все имение от садовника до хозяев жило только будущими скачками, состоянием скакунов и построением умозаключений об исходе дерби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33