«Куда она поехала?» – было первой мыслью, но он тут же себя сердито оборвал: «Какое тебе дело до нее? Что ты задыхаешься, как астматик, успокойся. Тебя это не касается, слава Богу!» Но энергичные самоувещевания не дали заметного результата и не погасили волнения, охватившего Питера при виде Эмили.
Черная твердь над головой и резкий осенний холод как нельзя лучше отвечали настроению Питера, чьи чувства уже не нуждались в новой пище. Его единственным желанием было избавиться, если только это возможно, от мучительного, гнетущего ощущения узника, который мечется из угла в угол своей темницы, понимая, что нет надежды вырваться на свободу. Без мысли, без цели передвигал он ноги. Увы! «Было ли на свете зрелище забавнее» – думал он о себе, – чем этот средних лет мужчина, разрывающийся между чувством и долгом?» Вчера поздно вечером деревья были единственными свидетелями его мрачного блуждания – чувства душили его. Деревья, уступавшие каждому порыву холодного ветра, бросали россыпи своих пожухлых листьев, которые летели, обгоняя его, чуть заметного на фоне ночного мрака.
Тут и там нога его погружалась с шелестом в кучи опавшей листвы, ожидавшей своей очереди сгореть в медленных кострах, дым которых еще держался в воздухе. Горестным был этот путь взад-вперед, час за часом в темноте осенней ночи. Ни звезд на небе, ни птиц – только далекий свет фонарей возле дома и над аркой въезда.
Одинокий путь души человека от рождения до смерти, на котором нет путеводных знаков, кроме слабых отблесков, посылаемых во тьму ее огнем, зажженным неизвестно зачем…
Вот о чем вспомнил он, стоя у окна своей комнаты и глядя сквозь мокрое стекло на безжизненный парк, ставший свидетелем его вчерашних терзаний. Давно уже пора было пройтись по дому, убедиться, что все идет как надо. Давно уже периферией сознания он улавливал звон колокольчика, требовавший немедленной явки в покои лорда. Но все стоял и стоял не в силах оторваться от своих дум, не приносящих облегчения и не ведущих – он уже это понял – к какому-либо разрешению проблем.
Почему не может он вырвать эту страсть, раз и навсегда забыть о ней? Как ужасно это безволие, это аморфное чувство, парализовавшее его и сделавшее из него марионетку на ниточках страстей, за которые дергает жестокая рука жизни! Когда человека столько времени душит петля, мудрено ли помешаться?!
Адвокатская контора сэра Джеффри помещалась в Кингсуэре в боковом проезде, недалеко от ратушной площади. Дождь все лил, но помешать Эмили выполнить задуманное он не мог. Широкая деревянная лестница на удивление крепкая и не скрипучая, хотя время оставило на ступенях и перилах неизгладимые знаки, вела в просторный холл, в который выходили четыре высокие двери. На одной из табличек было написано «Стивен Дж. Бенсон, помощник адвоката».
Эмили осторожно постучала и толкнула массивную дубовую дверь. Приемная, как все адвокатские приемные, была обставлена громоздкой и неуютной мебелью. Голый, без ковра, пол, два почерневших от времени шведских бюро, два застекленных книжных шкафа, набитых потрепанными томами в бурых, свиной кожи переплетах, огромная медная пепельница, полная окурков и огрызков сигар, два-три вращающихся табурета, о которых Эмили сразу подумала, что лучше бы они не вращались, так явно запечатлен был на них почтенный возраст, и еще несколько скрипучих стульев для посетителей.
На стенах выцветшие дипломы, свидетельствующие, что хозяин в свое время окончил уйму престижных заведений и обладал дюжиной различных званий и степеней. Два клерка на мгновение подняли головы, скользнув по Эмили незаинтересованным взглядом, и так же синхронно опустили головы к бумагам. За этой комнатой – еще одна, там только и было, что шкафы, полные тяжелых томов, несколько стульев и у стены обитый плюшем диван.
Бенсон рассеянно посмотрел на вошедшую женщину и какое-то мгновение с видом человека, находящегося где-то в ином измерении, молча созерцал ее мокрую фигуру. Мало-помалу его взгляд становился все осмысленнее и еще через мгновение он полностью осознал реальность происходящего.
О, мисс Томпсон, – воскликнул Стив, резко вскочив и рассыпав какие-то бумаги. – Как хорошо, что вы, наконец, пришли. Пожалуйста, садитесь, – он захлопотал вокруг нее, пытаясь снять плащ, усадить и поговорить одновременно.
– Здравствуйте, мистер Бенсон. Погода не совсем располагает к прогулкам, – улыбнулась Эмили, – но, как видите, я умею держать слово.
– Да, да, мисс Томпсон, эта ваша черта характера отличает вас от других женщин. Прошу вас, присаживайтесь.
– Спасибо, мистер Бенсон, я немного постою, потому что боковой ветер исхлестал дождем всю правую сторону моего плаща – надо немного просохнуть стоя, чтобы не очень его помять.
– Да, конечно, вы, как всегда правы, мисс Томпсон. А может быть, плащ повесить вот здесь на вешалке?
– Не беспокойтесь, мистер Бенсон, мне вполне удобно, не волнуйтесь. Лучше расскажите, чем вы тут занимаетесь?
– Мисс Томпсон, я понимаю, что с вашей стороны – это просто вежливость, ничего в этих скучных бумагах вас не может заинтересовать всерьез. Присядьте сюда, – он указал на диван, – и мы немного поговорим о деле, ради которого я и просил вас приехать.
Эмили еще раз оглядела комнату, как бы ища самое безопасное место, и, ничего нового не увидев, села на диван, откинув влажную полу в сторону. Стивен прошелся по комнате, как бы собираясь с мыслями.
– Вы не поверите, мисс Томпсон, но я сегодня даже загадывал: приедете вы, или нет. Да, не смейтесь, для меня ваш визит крайне важен.
Эмили и не думала смеяться, но волнение и горячность молодого человека занимали ее, что и отразилось в полуулыбке на тонких ироничных губах.
Даже скорее тень улыбки, иначе не скажешь, ибо на самом деле то была вовсе не улыбка. Она таилась, точно призрак, в уголках рта. Присмотришься – ее уже нет.
Что-то останавливало Бенсона, не давало ему свободно излагать свои мысли. Он напрягся, подыскивая нужные слова и вдруг порывисто подошел и сел рядом с Эмили.
– Мисс Томпсон, как я рад, что вы приехали, – повторил он с жаром. – Вы так давно занимаете все мои мысли, что мне просто необходимо с вами объясниться.
– И для этого вы вызываете меня в контору? – лукаво прищурившись, спросила она.
– О, нет, конечно, нет, дорогая мисс Томпсон. Я бы хотел пригласить вас – здесь неподалеку есть приличный паб – если вы будете столь любезны и примите мое предложение.
– Паб, так паб, – легко согласилась Эмили и встала. – Вы…
– Нет, я потом, когда… – он замялся, не зная как объяснить, что она важнее дел, – в общем потом.
– Хорошо, мистер Бенсон, только ненадолго, ведь мне еще ехать обратно в Гроули-холл.
– Конечно, конечно, мисс Томпсон, я уже готов, – он наскоро собрал в какие-то папки рассыпавшиеся бумаги, пристроил все это на столе и коротко кивнул, что должно было, по-видимому, означать «Я готов».
«Приличный паб» находился действительно недалеко. Стивен вкатил в коридор велосипед мисс Томпсон и пристроил его у стены. В зале было тесновато и крепко накурено, но Эмили, чувствуя состояние Стива и значительность разговора, который им предстоял, ни на что не обращала внимания.
Как только Стивен сделал заказ, он сразу быстро заговорил, как бы боясь, что его прервут.
– Мисс Томпсон, я не устану повторять, что я очень рад вас видеть. Я счастлив, что вы откликнулись на мое письмо. В Гроули-холле все время толчется толпа, бесконечные приемы, встречи – проводы. Вы там заняты с утра до вечера, а я хочу поговорить о том, что достойно только ваших ушей.
Он перевел дух и благодарно кивнул официанту, принесшему высокие запотевшие кружки пива.
– Сомневаюсь, интересно ли будет вам узнать, но я никогда не знал достатка. Теперешнее мое положение – это результат только моих усилий. И я не намерен их оставлять до тех пор, пока не обеспечу себя и будущую семью.
Он сделал паузу, немного отдышался, отпил глоток осевшего светлого пива и собрался продолжать свой монолог.
– Мистер Бенсон, я вам благодарна за эту встречу. Поверьте, искренне благодарна. У меня сейчас трудный период, мне очень надо было сменить обстановку и ваше приглашение оказалось очень кстати. Я уважаю вас и ваше дело. Действительно, вы всего достигли сами и можете по праву гордиться этим. Но я не совсем понимаю, что за всем этим стоит: за нашей встречей, вашим обстоятельным эмоциональным вступлением.
– Мисс Томпсон! Не век же я буду помощником адвоката, – не совсем логично заговорил Стивен. – Сэр Джеффри, у которого я сейчас работаю, эти его чернорубашечники… – он подыскивал нужное определение. – Я рад, что теперь уже вне этого. То, что творят эти парни – мурашки по коже. Не все, поверьте, не все средства хороши, правда?
– Мистер Стоун считает, что мы должны управлять домом, а остальное нас не касается. Вы не согласны, мистер Бенсон?
– Нет.
– Вообще, я тоже с этим согласиться не могу.
– Если мне что-нибудь не нравится, я предпочитаю все время находиться в положении, когда можно в любой момент сказать: «Да пошли вы все…» Вы уж извините, мисс Томпсон, но по-другому не скажешь. Я ведь еще не настоящий профессионал, как мистер Стоун.
– Это вся жизнь мистера Стоуна.
– Но это не моя жизнь, я другой. Моя мать, помня лучшие времена Бенсонов, вбила себе в голову, что мне не подобает быть слугой, а я так считаю: делай то, за что тебе больше платят.
Он понемногу успокоился и стал говорить не так сбивчиво да и ее присутствие, наверное, уже становилось для него привычней.
– Лет в тринадцать я очень хотел стать жокеем. Мать к тому времени работала у сэра Грибелла кухаркой. Мы уже все тогда потеряли, а у сэра Грибелла была огромная конюшня и куча жокеев. Эти парни работали от зари до зари, но и получали не те гроши, что остальные слуги. Я, верно, сумел бы неплохо показать себя – сэр Грибелл одно время говорил, что я в седле не хуже Рыжего – это был его лучший жокей. Но мне не повезло. К пятнадцати годам я начал расти… Эх, если бы я остался таким, как Рыжий!
Эмили, скрывая улыбку, посмотрела на Стивена – он же просто мальчишка, глупый смешной мальчишка, завидующий, что у вернувшегося с войны инвалида нет ног, а есть каталка на колесиках. И всерьез ли он говорит, что хотел бы променять этот замечательный рост и эти плечи?..
– Да, мисс Томпсон, мать все время толкла, что я был рожден не для ливреи, что они мечтали когда-то о положении не ниже лорда Грибелла… Дай, говорю, и мне пожить в те времена. Не можешь? Так не мешай мне самому пробиваться в люди.
Эмили с интересом наблюдала за этим цельным крепким парнем. В нем была скрытая сила, задор, уверенность, энергия, – все, чего так не хватает, ей самой.
– Маменька твердила, что у меня совсем нет гордости, иначе я бы, дескать, никогда не согласился надеть ливрею. А я ей говорю: «Что толку в гордости, если пуст карман?» Я битком набит гордостью, но моя гордость в том, чтобы делать деньги. По мне, тот человек не имеет ни капли гордости, кто всю жизнь готов прожить бедняком… Но с маменьками, мисс Томпсон, можно спорить, пока не одуреешь. Она все равно упрется в эту ливрею – и точка.
Он закончил свои мысли и отхлебнул очередной глоток пива.
Эмили любовалась его юностью, его напором.
– Все женщины таковы: никто из них не видит дальше своего носа…
– О, мистер Бенсон, неужели вы знаете всех женщин? – пошутила Эмили.
– Простите, мисс Томпсон, вы не в счет, вы для меня самая лучшая, самая красивая. Но мама – есть мама. Много ли добра принесет мне работа курьера, которую она мне прочила? Если всю жизнь разносить пакеты, а потом, когда не сможешь отмахать четыре мили в час – окажешься на улице, умрешь где-нибудь в канаве, и тебя похоронят за счет прихода. «Нет, это не по мне, – сказал я ей. – Если вы так понимаете гордость, маменька, то можете раскурить этой гордостью вашу трубку, а нет у вас трубки, так растопите ею печь», – да, вот так я ей сказал.
Стивен не на шутку раскалился, и Эмили подумывала как бы его поделикатнее остудить.
– Нет, если я хочу чего-нибудь добиться, так только на службе здесь, это мне ясно. И я останусь здесь, пока не сколочу кругленькую сумму. Я тогда открою свою собственную маленькую контору и стану хозяином. Недаром старый лорд отдал меня сэру Джеффри. За два года я уже многому научился и больше не хочу работать по найму.
– А чем же вы, все-таки, займетесь, мистер Бенсон?
– Меня зовут Стив, мисс Томпсон.
Эмили молчала и улыбалась мягкой доброй улыбкой.
– Я бы хотел открыть свое дело. Может быть, и не связанное с юриспруденцией. Может быть, небольшой магазинчик: табак, сигареты, периодика… Может быть, даже небольшая гостиница где-нибудь в моих родных местах, в Кливдоне, например.
– Даже так?
– Конечно, мисс Томпсон. Еще бокал?
– Но уже почти половина десятого.
– Ну, перестаньте, мисс Томпсон. Вы же не в армии, где нужно быть в казармах к определенному времени. Тем более, что сегодня у вас свободный день.
– Извините, мистер Бенсон, но мне действительно пора, – Эмили встала из-за стола.
Поднялся и Стивен. Они прошли через зал, то и дело задевая локтями шумных и веселых посетителей паба. В коридоре, служащем одновременно гардеробом, Стив подхватил велосипед Эмили, покорно дожидавшийся своей хозяйки, и вывел его на улицу. Не рассчитав, он слишком резко поставил его на мостовую, на что велосипед отреагировал жалобным треньканьем звонка. Дождь все шел и шел. Шуршание капель сливалось в ровный бесконечный шум.
– А как вас зовут, мисс Томпсон?
– Эмили, очень обычное имя.
– Серьезное имя. Мне нравится.
– И мне тоже. Его моя мать выбрала.
– Эмили, вы собираетесь всю жизнь оставаться в услужении?
– Ну, если достичь положения, как у мистера Стоуна, например…
– Но мы говорим о вас, мисс Эмили, а не о мистере Стоуне. Вдруг кто-нибудь попросил бы вас переехать на побережье. И работать там в небольшой гостинице…
– Не знаю. Это, знаете ли, теоретический вопрос, мистер Бенсон.
– Стив.
Бенсон уже совершенно пришел в себя. Свежий влажный воздух остудил его горячность, происходящую больше от пива. Они стояли по разные стороны велосипеда и держали его обеими руками. Рука Стивена сделала мягкое движение и накрыла руку Эмили. Она не отдернула свою руку, но и никак не выказала отношения к его инициативе.
– А если это не теоретический вопрос?
– Вообще, меня зовут Эмми. Эмми – меня так давно уже никто не называл.
– Хорошо, Эмми, а как насчет моего вопроса?
– Я была бы согласна, если бы подобное предложение поступило на самом деле.
Стивен легонько потянул на себя велосипед и, поскольку Эмми держалась за руль и седло, а рука на седле была накрыта ладонью Стива, то она покачнулась вслед за велосипедом в его сторону. Бенсон ловко поймал это движение и, немного нагнувшись, поцеловал ее каким-то ровным, спокойным поцелуем.
Эмми не отнимала губ, как бы ожидая реакции своей души. Но реакции не последовало. Сердце билось ровно и безмятежно. Стивен медленно отклонился и вопросительно посмотрел на нее.
На ратуше часы пробили десять.
– Мне пора, Стив, – негромко сказала Эмми.
Она поправила звонок, стряхнула с плаща капли дождя и, пройдя несколько шагов, легко села в седло.
Бенсон стоял у края тротуара не замечая, что в двух шагах от этого места есть навес и там можно было бы прекрасно укрыться от дождя.
Камин в буфетной, распространял тепло и запах смолистых поленьев. Лорд Гроули полулежал на покатой кушетке с томиком Вольтера. В последнее время он все чаще прибегал к сентенциям саркастичного француза. Его ирония, неожиданные гиперболы и свежие яркие сравнения так подавали мысль, – с такой неожиданной точки зрения, что сэр Джеймс во время чтения, бывало, вздыхал, завидуя живости ума великого человека.
Питер Стоун подкатил к кушетке лорда высокий сервировочный столик, на верхней крышке которого компактно размещался скромный ужин.
– Ах, это вы, Стоун? – оторвался от книги хозяин, не изменив позы.
– Да, милорд, ужин.
– Который час, Стоун?
– Без двадцати минут девять, сэр. У нас все готово.
– Хорошо, я скоро пойду одеваться к приему.
– Что-нибудь еще, милорд?
– Что?.. А, Стоун… Нет, нет… Нет, благодарю, Стоун.
Сэр Джеймс заметно постарел. События последних десяти-пятнадцати лет сильно отразились на его внешнем облике. Нет, он не потерял царственной осанки, острого ума искушенного полемиста и светского лоска на по-прежнему многолюдных и пышных приемах. Но что-то неуловимое ушло. Похоже было, что лорд Гроули не вполне доволен финальной частью своей жизни и эта мысль его все более беспокоит. Наверное, многие в конце жизни пытаются подвести итоги. Вот тут-то и поджидает людей честных и требовательных к себе несоответствие дебета и кредита. То пресловутое сальдо, которое зачастую бывает не в пользу хозяина жизни и судьбы.
Стоун шел через парадный вестибюль, направляясь в ту половину дома, где прислуга хлопотала вокруг огромного стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33