Лекарь в ответ лишь разводил руками и говорил:
– Я и так делаю всё, что в моих силах. У нас есть ещё время попытаться её спасти.
Весь день продолжалась борьба за её жизнь. Филипп видел, что лекарь старается изо всех сил. Сам он не знал, куда себя деть. Пока лекарь поил Луизу травами, он крупными шагами мерил келью. Ночь так же не принесла утешения. Луиза непрерывно стонала. Следующее утро Филипп встретил молча. Он больше не мог разговаривать. Только тихо сидел в углу с опущенной головой. Настоятельница всё время наведывалась в келью и видела, в каком состоянии он находится. Ей с трудом удалось уговорить его съесть немного скудной монастырской пищи.
Лекарь в очередной раз влил лекарство в рот Луизы. Её лицо стало похожим на воск. Лекарь знал, что это плохой признак, но Филиппу не стал ничего говорить. Да он сам почти разуверился спасти Луизу. Ближе к вечеру Луиза начала кричать. Филипп зажимал уши руками, чтобы не слышать их, но не покидал кельи. Ближе к полуночи лекарь подошёл к Филиппу и, не поднимая глаз, сказал:
– Всё! Я не в состоянии ей помочь! Я бессилен! Ещё до утра у неё начнётся паралич! Мне очень жаль!
Филипп, не отвечая, вышел из кельи. Сам того не осознавая, он очутился в часовне монастыря. Он медленно подошёл к настоятельнице монастыря, которая коленопреклоненно молилась перед статуей святой девы, и встал за её спиной. Услышав шум шагов, настоятельница обернулась.
– Помолись вместе со мной, сын мой, – прозвучал в тишине голос настоятельницы.
– Если б я мог, – прошептал в ответ Филипп безжизненным голосом, – если б я только мог… И кому я должен молиться? Тому, кто отнял у меня родителей, а сейчас забирает ту, что носит моего ребёнка.
– Деяния Господа определены лишь им самим, сын мой. Оставь сомнения, оставь ненависть и злобу и просто помолись отцу нашему, открой сердце, впусти в него свет!
– А Господь спасёт моего ребёнка? Он вернёт мне родителей? Нет, – Филипп отрицательно покачал головой, – не буду я молиться тому, кто каждый раз посылает мне невыносимые страданья и боль.
В миг, когда Филипп чувствовал невыносимую боль от того, что рядом по его вине умирала Луиза, умирал его ребёнок, за его спиной раздался пророческий голос:
– Я могу её спасти!
Филиппу почудилось, что голос, прозвучавший в часовне, исходит откуда-то сверху. Для него эти слова были чем-то сверхъестественным, но через минуту он понял, что человек, кому принадлежали эти слова, находится позади него. Филипп медленно обернулся. В нескольких шагах от него, в проходе, между двумя рядами скамеек, стоял Капелюш, а рядом с ним маленькая женщина, похожая на карлицу, с очень выразительными глазами, смотревшими прямо на Филиппа.
– Я могу её спасти, – повторила карлица, не сводя взгляда с Филиппа.
К Филиппу пришло понимание того, кто эта карлица.
– Это она? – его вопрос был обращен к Капелюшу, тот в ответ кивнул.
– Если ты спасёшь её, я всю жизнь буду благословлять тебя, – проникновенным голосом произнёс Филипп.
– Мне не нужны твои молитвы, – отвечала карлица, – я спасу ей жизнь только при одном условии.
– Я сделаю всё, что ты скажешь, – прошептал Филипп.
– Тогда женись на ней!
Филипп отшатнулся назад, словно вместо карлицы увидел призрак, и, отрицательно качая головой, ответил:
– Я не могу! Проси всё, что хочешь, но только не это!
– Тогда она умрёт, – безжалостно ответила карлица.
– Я не могу на ней жениться, – вскричал Филипп, – она дочь моего злейшего врага. Как я смогу поднять руку на отца моей супруги? Как я смогу убивать её родных? Нет, ты не можешь, не должна меня просить об этом.
– Я не прошу, – ответила непреклонно карлица, – твоя женитьба – условие того, что она будет жить и твой сын тоже.
– Мой сын? Откуда ты можешь знать?
Карлица приблизилась к Филиппу и, сверкнув глазами, ответила:
– Я многое знаю, но сейчас речь не о моих знаниях, а о жизни девушки, которую ты обесчестил и заставил страдать. Дочь твоего врага, говоришь? Правильно. Но разве её отец больше заслуживает смерти, чем она жизни? Ответь!
– Я не могу, – прошептал Филипп, хватаясь за голову, – я люблю Мирианду, она меня любит и сойдёт с ума, если я женюсь на…
– А разве твоя мать тебя не любила? – вскричала карлица, теряя спокойствие. – Или ты забыл, что она пожертвовала своей жизнью для того, чтобы спасти тебя? Трижды глупец, ты и правда думаешь, что это герцог Бургундский отправил по твоему следу убийц после казни? Ты думаешь, это он приказал убить тебя и твою мать? Пока ты так думаешь, твой сын умрёт от руки того, кто убил твою мать!
Филипп по мере того, как карлица говорила, покрывался холодным потом. Он смотрел на карлицу, которая рушила всё, что он знал, чему верил и с чем боролся.
– Ты хочешь сказать, что человек, приказавший убить мою мать, – не герцог Бургундский, – тихо спросил Филипп, – если ты не лжёшь, назови мне его имя.
– Можешь верить мне, а можешь нет. Пока ты требуешь ответов, Луиза может умереть!
– Я не женюсь на ней, – с непоколебимой решимостью ответил Филипп, – чтобы ты ни говорила, герцог Бургундский пролил реки крови арманьяков. Он убил моего отца. Он мой кровный враг, и вся его семья, – мои враги. Больше всего на свете я хочу спасти мать и ребёнка, но я не могу заплатить столь высокую цену. Превыше жизни моя честь, а ты хочешь у меня забрать её. Ты хочешь сделать из меня клятвопреступника. Ты хочешь, чтобы мои люди возненавидели меня. Я мог бы предложить тебе свою жизнь в обмен на жизнь Луизы, но даже это я не вправе сделать, потому что мой враг всё ещё жив, – с каждым словом голос Филиппа набирал силу. – Иди и всегда помни, что сегодня ты обрекла на смерть невинных, когда могла спасти их жизни. Я связан долгом чести за спасение своей жизни и потому отпускаю тебя с миром. Но берегись в следующий раз оказаться на моём пути.
– Тебя никто не сможет сломить, – неожиданно мягко заговорила карлица, – я ждала, что ты откажешься. Но не пройдёт и одного дня, как ты по доброй воле сделаешь то, что не хочешь сделать ценой жизни Луизы и твоего сына.
– Ты ошибаешься, – бесстрастно произнёс Филипп.
– Ошибаюсь? – переспросила карлица и тут же добавила:
– Ну что ж, время покажет. А пока верни мне то, что дал тебе Капелюш.
Филипп непонимающе посмотрел на карлицу. Увидев его взгляд, карлица коротко пояснила:
– То, что висит у тебя на шее!
Филипп молча снял с себя требуемый карлицей мешочек и передал ей. Карлица так же молча взяла его и, повернувшись, засеменила к выходу.
– Ты уходишь?
– Только чтобы спасти её, – последовал ответ карлицы.
– Я не женюсь на ней, – закричал вслед карлице Филипп.
Ответом ему было полное молчание. Карлица покинула часовню и через минуту уже входила в келью к Луизе. При её появлении лекарь удивлённо распахнул глаза. Он явно не ожидал её увидеть.
– Мемфиза, ты, – вырвалось у него.
Карлица, не отвечая ему, быстро подошла к лежавшей Луизе, которая уже давно перестала кричать, и сейчас лишь изредка из груди её вырывался болезненный стон. Осмотрев Луизу, карлица удовлетворённо прошептала:
– Я успела вовремя!
Лекарь с уверенностью начал говорить Мемфизе, что Луизу уже ничем нельзя спасти, но в ответ карлица протянула вынутый из мешочка пузырёк с жидкостью.
– Что это? – спросил лекарь, рассматривая жидкость.
– Противоядие от Патриция!
Лекарь ошеломленно посмотрел на Мемфизу.
– Откуда ты знаешь, что она приняла Патриций?
– Неважно, – ответствовала карлица и продолжала:
– Дай четвёртую часть содержимого, а через четверть часа ещё столько же. Противоядие не должно повлиять на плод, что она носит.
Лекарь вновь с глубоким удивлением посмотрел на Мемфизу, не понимая, откуда она может знать такие вещи, но ничего не сказал. Нагнувшись, он приподнял одной рукой голову Луизы, а второй влил ей в рот содержимое пузырька в количестве, указанном Мемфизой. Затем он запрокинул голову Луизы и, подержав её некоторое время, опустил на подушку. Через четверть часа он снова повторил сделанное. После второй дозы лекарства оба застыли в ожидании, не сводя пристального взгляда с Луизы. Вскоре они заметили, что болезненные стоны прекратились. А сразу после этого цвет лица начал преображаться, розовея прямо у них на глазах.
– Противоядие действует, – удовлетворённо произнесла Мемфиза и добавила.
– Позаботься о ней как следует, Пьетро, потому что отныне заботу о её здоровье я вверяю в твои руки. Ты будешь неотлучно находиться при ней.
– Почему её жизнь так важна для тебя? – спросил лекарь.
– Всему своё время, – неопределённо ответила карлица, – а пока дай знать, если что-то пойдёт не так.
Произнеся эти слова, карлица покинула келью для того, чтобы снова вернуться в часовню. Едва увидев входящую карлицу, настоятельница покинула часовню и поспешила к тяжело больной Луизе. А карлица прошла мимо Капелюша и опустилась на скамью рядом с Филиппом. Руки Филиппа были положены ладонями вниз на край следующего ряда скамеек, а голова лежала на руках. Он даже не обернулся посмотреть, кто сел рядом с ним.
– Она не умрёт!
Лишь лёгкая дрожь, пробежавшая по телу Филиппа, показала карлице, что он услышал её слова! Она некоторое время молчала, отчётливо понимая, что дальше оттягивать откровенный разговор нельзя. Он должен всё узнать. Лишь так можно было защитить Луизу и ребёнка.
– Мне исполнилось шесть лет, – негромко заговорила карлица, – когда на наш табор напали неизвестные люди. Они не знали, что такое жалость или милосердие. Они убили всех. В ту ночь я потеряла отца, мать, двух сестёр, брата. Меня подвергли насилию, а потом избили до полусмерти. Среди более чем ста человек я одна осталась в живых и то потому, что они приняли меня за мёртвую. Я была такой, как все остальные дети, но после того, что случилось, навсегда осталась калекой, уродиной.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – не поднимая головы, глухим голосом спросил Филипп.
– Затем, что у нас схожие судьбы и общие враги. В отличие от тебя, я не забыла ту ночь и сумела найти истинных виновников. Я потратила десять лет своей жизни для того, чтобы войти в доверие к ним. Я делала это лишь с единственной целью – наказать убийц! Тех, что убили и твою мать, тех, что пытались убить тебя, тех, что убили епископа Мелеструа и пытались убить Луизу.
– Ты ошибаешься. Луиза сама приняла яд, – Филипп оторвался от скамьи и повернулся лицом к карлице. В ответ она с непоколебимой уверенностью отрицательно покачала головой.
– Это ты ошибаешься…
– Она прислала мне письмо. Она приняла яд из ненависти ко мне!
– Мне неведомо, что она тебе писала. Могу лишь с уверенностью сказать, что она не могла этого сделать. Да и откуда она могла взять Патриций – яд, о котором знают всего лишь несколько человек?
– Зачем кому-то убивать дочь герцога Бургундского?
Это мог сделать лишь я – враг всего, что носит имя герцога Бургундского!
– Ты не понимаешь. Они хотят убить не её, а его – будущего наследника арманьяков!
– Кто они? – в упор спросил Филипп. – Ты всё время говоришь о неких таинственных врагах. Назови наконец имя этих врагов!
– Имя этих врагов – орден чернокнижников и убийц, что именуют себя «Лионскими Бедняками».
Филипп с величайшим недоверием смотрел на карлицу. Как он ни пытался понять смысл её слов, ничего не получалось. Он не видел причин, следовательно, это не могло быть правдой.
– Даже если этот орден действительно существует, – медленно выговаривая слова, произнёс Филипп, – зачем им убивать, как ты говоришь, мою мать? Зачем убивать епископа? И чем может быть опасен ещё не родившийся ребёнок?
– Как я могла узнать, что тебя собираются убить? – ответила вопросом на вопрос карлица. – Разве ты забыл, кто предупредил тебя? Я состою в ордене и знаю всё, что происходит или должно произойти. Но если ты не веришь мне, – продолжала карлица, – может, поверишь епископу Мелеструа? Вспомни те слова, что он сказал тебе перед смертью.
Филипп вздрогнул. Он повторял эти слова тысячи раз, пытаясь понять их значение.
– Они постараются убить её. Береги её, – словно во сне повторил слова Мелеструа Филипп.
– Сейчас ты понимаешь, кого он имел в виду?
– Но откуда, откуда он мог знать? – вскричал Филипп. – Откуда он мог знать, что произойдёт?
– Правда в том, – отвечала на вопрос карлица, – что орден обладает знаниями, не доступными другим смертным. Правда в том, что насилие было предопределено много лет назад, как и рождение твоего сына. Орден знает, что ты тот, кто может обрушить и уничтожить их, как не сомневается в том, что рождение твоего сына принесёт им неминуемую гибель. Им это предсказано много лет назад. И предсказание с роковой точностью преследует орден. Именно они подбили герцога Бургундского на убийство герцога Орлеанского. Именно они столкнули между собой арманьяков и бургундцев, развязав кровопролитную войну, которая могла привести к смерти их злейших врагов и ввергнуть Францию в хаос, чего они и желали более всего. Ибо кто может видеть гнусность творимых им дел, когда вокруг льются реки крови. Это они настроили горожан Парижа против арманьяков и в последующем возглавляли избиение ваших сторонников. Они направили убийц после казни. Кабош, убивший твою мать, состоял в ордене. Человека, который пустил в тебя стрелу и едва не убил, зовут Гилберт де Лануа. Он служит канцлером у герцога Бургундского. А в ордене он второй человек по своей значимости. И пока вы проливаете кровь друг друга, – с горящими глазами продолжала говорить карлица, – орден становится всё более могущественным, черпая в вашей вражде всё новые силы. Ты спрашивал, чем может быть опасен для ордена твой сын? Его рождение может принести мир, а в последующем и объединить ваши кланы. Орден опасается этого более всего. Ты единственный, кто может бороться с орденом, ибо не только обладаешь силой, но и знаниями, что гораздо важнее. Если ты решишься бороться с орденом, я стану твоими глазами и ушами. Я буду помогать тебе всем, что только в моих силах, но прежде… ты должен решить, как поступить с Луизой. Её сможешь защитить лишь ты один. Без твоей помощи убийцы рано или поздно настигнут её.
Филипп, который слушал всё это время молча карлицу, негромко произнёс:
– Оставь меня одного. Я должен подумать над твоими словами. Позаботься о Луизе. Завтра ты услышишь мой ответ.
Сказав эти слова, Филипп принял положение, в котором он пребывал до появления Мемфизы. Мемфиза молча ушла, оставляя его наедине с мыслями.
Филипп провёл одну из самых тяжёлых ночей в своей жизни. Тысячи вопросов роились в его голове. Он вспоминал каждое слово Мемфизы и сопоставлял с тем, что видел сам. Мысли сменяли одну за другой. Филипп всё больше убеждался в искренности Мемфизы. Пусть она руководствовалась собственным чувством мести, но нельзя было отрицать очевидную истину. Она показала себя истинным и преданным другом. Она дважды спасла его жизнь. Она спасает жизнь Луизы. «Если она говорит правду, – напряжённо размышлял Филипп, – то налицо ещё более страшный враг, нежели герцог Бургундский. Все покушения на собственную жизнь я приписывал герцогу Бургундскому, но разве он мог знать, что я отправлюсь к Мелеструа? Нет, – сразу же ответил себе Филипп, – к тому же само нападение и эти люди в монашеских одеяниях, которые очень походили на тех, что были с Кабошем».
Всё сходилось на ордене. Всё подтверждало слова Мемфизы. Он почти отчётливо почувствовал, что у него появился новый враг. Невидимый и оттого более опасный. Он не знал, как будет с ним бороться, но не сомневался, что отныне их гибель станет его основной задачей. Пока они живы, и он, и все его близкие находятся под нависнувшим над их головой топором, который может опуститься в любую минуту. «Что же делать? Что же делать? – задавался вопросом Филипп, – и как поступить с Луизой?» Да, он её обесчестил, да, она носит его ребёнка. Но как он может отказаться от Мирианды, которую любит? Как он может отказаться от брака с ней? И как он может жениться на девушке, отца которого собирается убить? «Нет, нет, это невозможно, – думал Филипп, – я сумею защитить Луизу, я дам ей всё, что только она пожелает, кроме своего имени. Да, да, так и будет, – решил Филипп. – Я поселю её в замке. Она ни в чём не будет нуждаться. И горе тому, кто попытается её обидеть». От последней мысли Филиппу стало легче. Наконец он нашёл выход. Луиза будет в безопасности, и он со спокойной совестью сможет жениться на Мирианде… «А вдруг она откажется, – с ужасом подумал Филипп, – я принимаю решение, не зная, что скажет она…» Мысли Филиппа опять пришли в расстройство. Как он должен поступить? Как поступит сама Луиза? Эти вопросы мучили его до самого утра, и он не находил на них ответа. Филипп очнулся от своих мыслей, когда в часовню через большое овальное окно начали проникать солнечные лучи. Голова Филиппа словно налилась свинцом. Он последнюю неделю почти не спал, да и мысли не давали покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50