Коринет придержал его, собираясь помочь лечь обратно, но Филипп, превозмогая боль, всё же выпрямился и занял сидячее положение.
– Воды, – голос у него был хриплый.
Коринет тут же протянул ему кувшин с водой. Филипп сам откупорил бутылку и приложил её к пересохшим губам. Прохладительная влага наполнила его тело. Он пил долго, пока кувшин не опустел. Филипп вернул пустой кувшин Коринету, который кинул его тут же, возле себя.
– Где мы?
– Проехали Бретиньи! Движемся к Орлеану!
– Останови повозку, – прохрипел Филипп, – дальше поедем верхом.
– Ты ещё слаб, – начал было Коринет, но, увидев взгляд Филиппа, крикнул кучеру, чтобы он остановился.
Коринет первым вылез из повозки. Потом он помог Филиппу выбраться. Филипп пошарил здоровой рукой по карману. Найдя несколько монет, он протянул их цыгану со словами:
– Спасибо, дальше мы поедем сами!
Цыган молча принял деньги. Дождавшись, пока они отвяжут лошадей от повозки, он повернул обратно на Париж. Филипп проводил его взглядом, затем оглянулся вокруг. Дорога была почти пустой, не считая нескольких крестьян, которые управляли старыми, развалившимися повозками, двигаясь по направлению к Орлеану. Слева от них, не более чем в двухстах шагах, находилась деревня, справа возвышался Бретюнский лес.
– Мы близко, – прошептал Филипп. С помощью Коринета он влез в седло. Коринет также взобрался в седло. Они тронулись вперёд, вслед за крестьянскими повозками. Прошедший дождь немного осложнял им передвижение, да и плечо Филиппа ныло всякий раз, когда он приподнимался в седле. По причине этого они продвигались очень медленно. Но несмотря на это, меньше чем через час после того, как они покинули повозку, с левой стороны показались строения постоялого двора.
– Где-то здесь, – пробормотал Филипп, он свернул коня, двигаясь по самому краю леса. При этом он пристально смотрел на стройные ряды деревьев. Наконец, он нашёл то, что искал. Это была едва заметная тропинка, ведущая в глубь леса. Филипп свернул коня на эту тропинку. Коринет последовал за ним. Лес дышал тишиной и спокойствием, изредка нарушая его щебетанием птиц, потрескиванием веток и прочими не совсем понятными для человека звуками. Филипп явно наслаждался, углубляясь в лес, в котором он так любил бывать в детстве. Коринет постоянно оглядывался по сторонам, особое внимание уделяя местам, откуда незаметно могли появиться люди. Однако тишина леса и его успокаивала. Так приятно было чувствовать себя в полной безопасности, после того, что они пережили в Париже. Они двигались около четверти часа, когда Филипп заговорил.
– Как я оказался в повозке? Я помню, как мы прошли во дворец, помню, как Мирианда ухаживала за мной, как уложили меня на постели и помню, – Филипп внезапно замолчал, а когда заговорил снова, в голосе прозвучала ярость, – помню, как герцог Барский обвинял меня в убийстве его преосвященства, помню, как он угрожал тебе, помню, что собирался пойти за шпагой… а потом как будто пропасть возникла, я куда-то провалился. Надеюсь, я убил герцога?
– Слава богу, нет, – прозвучал сзади Филиппа ответ Коринета, – убей ты его, бедняжка возненавидела бы тебя.
– Ты прав, – согласился Филипп, – Мирианда – прекрасная девушка, и я не должен расстраивать её… но что же произошло дальше?
Коринет был в замешательстве. Он не знал, что отвечать. Рассказать он ничего не мог. Пока Коринет раздумывал, Филипп к его счастью снова заговорил.
– Скажи, мне почудилось или Мирианда действительно рыдала?
– Бедняжка, когда увидела, что ты ранен, место себе не находила. Она действительно плакала и ухаживала за тобой, как может ухаживать лишь добрая жена, любящая своего супруга. Я думаю, ты и сам без моих слов прекрасно понимаешь, насколько сильно бедняжка влюблена в тебя.
– Да, – Коринет услышал вздох Филиппа и его тихий голос, – Мирианда заслуживает самого прекрасного, но не я тот человек, который сделает её счастливой.
– Почему?
– Почему? Кому это знать, как не тебе. Моя жизнь принадлежит прошлому. Для будущего ей нет места.
Они прервали разговор. Каждый из них был погружён в собственные мысли. Так они и ехали. Филипп впереди, а Коринет позади него. Прошло не менее двух часов после того, как они углубились в лес. Впереди послышалось ржание коней. Коринет и Филипп насторожились, но по-прежнему двигались в том же направлении. Тропинка петляла между вековых деревьев, с густыми, опускающимися почти до земли ветвями. Они двигались по очень узкому проходу, и как только тропинка стала расширяться, откуда-то сбоку раздался грозный оклик.
– Стойте, если вам дорога жизнь!
Не видя, кто сказал эти слова, Филипп остановил коня. Коринет схватился за топор, готовый немедленно вступить в бой. Сбоку вынырнули несколько человек. Глаза Филиппа наполнились слезами, когда он увидел белые перевязи, переброшенные через грудь этих людей.
– Приветствуем нашего монсеньора, – вооружённые люди преклонили колени перед Филиппом.
– Я дома, – прошептал Филипп.
Лагерь арманьяков насчитывал несколько десятков деревянных хижин, сбитых на скорую руку. Отдельно соорудили навес для лошадей. Когда Филипп появился в лагере, повсюду шли оживленные разговоры, возле хижин горели костры, на которых жарилась дичь. Филипп ехал по лагерю и видел сотни глаз, которые смотрели на него с радостным удивлением и… надеждой. Как давно он не видел такие глаза, которые выражали его собственные чувства. Филиппа переполняла радость и гордость за людей, которые собрались здесь, в этом лесу, по первому его призыву. Филипп заметил возле одного из хижин Антуана де Вандом. Он улыбался и смотрел на Филиппа. Рядом с ним стояли двое молодых людей. Филипп не мог их не узнать. Он остановил коня и спешился в нескольких шагах от них.
Все трое одновременно преклонили колено и, прижав руку к груди, громко произнесли:
– Монсеньор!
– Одо, Антуан, Жорж!
Филипп молча обнялся с каждым из друзей детства. Некоторое время они молча оглядывали друг друга. На их лицах отражались все чувства, которые они испытывали в этот миг. Филипп был словно во сне. Он видел лица людей, совершенно разные, которые подходили и приветствовали его. Лишь ближе к вечеру радость от первой встречи немного ослабла, и Филипп смог усесться за костром рядом со своими друзьями, как некогда в детстве. Он даже не замечал, что вокруг них собралась огромная толпа людей, которые только и ждали, когда он заговорит.
– Наслышаны о твоих подвигах, – первым нарушил молчание Жорж де Крусто, – Антуан только и делал, что рассказывал о том, как ты расправился с гвардейцами герцога Бургундского. В Париже идёт слух, что гвардейцы перестали ходить в одиночку по улицам из-за страха перед неким Санито де Мираном. Теперь они ходят не меньше, чем вдесятером.
Вокруг загремел смех. Филипп задумчиво слушал своего друга, наслаждаясь обстановкой лагеря и людьми, среди которых он впервые почувствовал, что к нему возвращается нечто такое, что он потерял давным-давно.
– Достаточно обо мне, – заговорил Филипп, вокруг сразу воцарилась тишина, все вокруг ловили каждое его слово, – расскажите лучше как жили всё это время.
Все его друзья помрачнели, услышав эти слова. За всех ответил Антуан.
– Как жили? Как можно жить, когда одиннадцать лет подряд только и делают, что убивают твоих родных, друзей и всех тех, кто дорог тебе. В Осере бургундский гарнизон. Они измываются над горожанами. Называют их «отребьем», «отбросами Арманьяков». Любой бургундец может безнаказанно убить любого в ваших провинциях. Он может отобрать дочь у отца, сына у матери, в общем сделать всё, что захочет. До сей поры герцог Бургундский платит пять золотых каждому, кто принесёт голову Арманьяка, принадлежащего к знатной фамилии. Что говорить, монсеньор, дела обстоят хуже некуда. Терпение людей истощилось, но сил бороться с герцогом Бургундским нет. К тому же его поддерживает король Англии. Что можно сделать против таких сил?
– Многое, – ответил Филипп, – враг силён. Но не одной силой достигается победа!
– Тебя давно не было, – заговорил Одо де Вуален, – и ты не имеешь понятия, что происходит вокруг. Что говорить, когда даже Монтегю перебежал на сторону бургундцев.
– Монтегю? – лицо Филиппа потемнело от гнева, – сын храброго отца – стал предателем?
– Да!
– Пусть, – негромко произнёс Филипп, – но разве здесь не собрались арманьяки? И разве они не готовы сражаться с врагом, уничтожающим нас?
– Против герцога Бургундского мы бессильны! – Антуан де Вандом выразил общую мысль.
– Слушайте меня, – Филипп выпрямился, оглядывая всех во весь рост, – разве вы забыли, кто такие арманьяки? Разве вы забыли, что бургундцы, вот уж одиннадцать лет убивают нас? Разве мы недостаточно храбры, чтобы бросить вызов нашим врагам? Отвечайте, – громко крикнул Филипп. Весь лагерь притих.
– Начиная с этой минуты я объявляю войну, и все те, кого страшит герцог Бургундский или кто иной, пусть немедленно покинут лагерь. Оставшиеся выступают сегодня ночью. Я всё сказал.
Филипп отправился к пруду, который находился сразу за лагерем. Коринет сопровождал его, следуя за ним как тень. Филипп провёл возле пруда около четверти часа, затем снова вернулся в лагерь. Все были на ногах и ждали его. Антуан де Вандом вышел вперёд и громко доложил:
– Монсеньор, ни один человек не покинул лагеря. Все готовы выполнить любой приказ, который вы отдадите!
– Ночью атакуем Осер, – коротко приказал Филипп.
– Атакуем Осер? – Антуан растерянно посмотрел на Филиппа, – вероятно, вы не знаете, в городе находится не меньше двух сотен бургундцев. Они с лёгкостью продержатся несколько месяцев за стенами города. А за это время герцог Бургундский пришлёт подмогу. Там армия нужна, а нас всего пятьсот человек.
– Вы всё сказали? – холодно осведомился Филипп.
– Да, монсеньор!
– Через час всем быть верхом, вооружёнными и с факелами! – приказал Филипп.
Несмотря на то, что мало кто понимал распоряжений Филиппа, тем не менее в назначенный срок они были выполнены. Ровно через час всадники выстроились посередине лагеря с зажжёнными факелами. Филипп на чёрном жеребце появился перед ними.
– Друзья мои, – громко заговорил он, – настало время бургундцам заплатить за свои злодеяния, за тысячи жизней, погубленных по их злой воле. Сегодня мы захватим Осер. Даю вам слово чести. Ещё до утра в Осере не останется ни одного бургундца. Но для этого все должны действовать только по моему приказу. Наша сила состоит в том, что бургундцы не знают о нас и, следовательно, наша атака явится для них полной неожиданностью. Внезапность и быстрота обеспечит нам победу. Чем дольше наши враги не будут знать о нас, тем больше у нас будет времени, а значит, мы сможем собрать силы для борьбы против наших врагов. Исходом нашей борьбы станет смерть наших врагов или наша собственная. Возможно всякое, но жить, сложа руки, несравненно большее наказание для нас, чем погибнуть на поле брани. Мы, арманьяки, и во все времена враги наших предков страшились одного лишь имени нашего. Так неужели мы будем недостойны наших отцов?
– Слава, слава арманьякам! – раздались вокруг сотни криков. – Смерть бургундцам!
Постепенно люди приходили в возбуждённое состояние, пропитываясь самим духом предстоящей борьбы, которая пылала в Филиппе огромным костром.
Филипп поднял руку.
– Я не собираюсь вести вас на смерть. Для меня жизнь каждого из вас дороже моей собственной. Нет, времена, когда мы открыто бросали вызов, прошли. Бургундцы одолели нас хитростью. Что ж, ответим так же. Недалеко отсюда есть разрушенная часовня, – Филипп указал рукой в её сторону, – там находится подземный ход, который ведёт прямо к винному погребу замка. Мы проникнем через этот ход в замок, уничтожим всех бургундцев, затем оттуда отправимся в город и закончим разгром гарнизона.
– Слава Монсеньору! Слава!
Филипп поднял руку, утихомиривая отряд.
– С этой минуты вы должны вести себя очень тихо. Одно неосторожное движение, и мы все можем погибнуть. А теперь за мной, арманьяки!
Как давно хотел сказать Филипп эти слова. Едва он развернул жеребца, как рядом с ним оказался Коринет, который тут же заметил, что Филипп не может сражаться с раненой рукой.
– К чёрту руку, – ответил Филипп, – я так давно ждал этого часа, что будь я полумёртвый, истекающий кровью, всё равно отправился бы в этот поход.
– По одному за мной, – громко скомандовал Филипп, направляя жеребца к развалинам монастыря. Странное это было зрелище. Семьсот всадников с факелами в руках следовали друг за другом, являя собой некое величественное шествие. Разговоры умолкли. Тишину леса нарушали лишь звуки, издаваемые ночными птицами. Двигаясь цепочкой, они видели лишь затылок своего сподвижника. Подъехав к развалинам, Филипп спешился, показывая Коринету, чтобы он последовал его примеру. С факелом в руках Коринет подошёл к Филиппу, который вошёл внутрь развалин и что-то рассматривал.
– Посвети мне, – Коринет, услышав голос Филиппа, подошёл к нему и поднёс факел к месту, над которым склонился Филипп. Пламя факела осветила поросшую мхом и кустарником лестницу. Филипп взял из рук Коринета факел и первым спустился по ней, ведя в поводу своего коня. Вслед за ним начал спускаться Коринет, а затем де Вандом, де Вуален, де Крусто, а затем и остальные. Подъезжая к развалинам, спешивались и следовали за горящими впереди факелами. Филипп спускался очень медленно, освещая перед собой каждую ступеньку. Лестница вилась полукругом, отчего спуск затруднялся. Наконец лестница закончилась. Филипп поднял факел, освещая место, в котором находился. Это был узкий коридор с округлыми каменными сводами и стенами, сложенными из камней. Огонь осветил коридор, в котором не было ни одной двери. Филипп потянул коня за уздечку. Конь зафыркал, но последовал за ним. Филипп двинулся налево от лестницы и шёл некоторое время, освещая перед собой путь. Конь внезапно заржал и рванулся в сторону. Филипп осветил лежавшую под ногами землю. Вдоль стены ползла змея. Она и напугала коня. Филипп оглянулся назад и увидел Коринета, за которым вспыхивали один за одним огни. Филипп продолжил путь и через несколько шагов увидел перед собой стену. Отпустив коня, он внимательно обследовал стену с помощью факела. В правом углу, на высоте головы Филиппа, на стене было написано латинскими буквами слово «Amen». Филипп осторожно нажал на последнюю букву. Буква поддалась и вошла внутрь стены, а через мгновение раздался грохот. Стена раздвинулась, открывая проход в тоннель. Филипп снова взял коня за уздечку и ступил внутрь тоннеля. Он сразу же очутился перед тремя разветвлениями тоннеля с полуразрушенными и мокрыми стенами. Под ногами хлюпала вода. Он уверенно двинулся по самому крайнему ответвлению, находившемуся справа от него.
Филипп остановился и оглянулся назад. Коринет шёл за ним след в след. Факелы по-прежнему вспыхивали, едва люди преодолевали проход. Ржание коней десятикратно отдавалось в ушах. Филипп двинулся вперёд. И чем шире становился проход, тем легче становилось идти. Вскоре он увидел, что своды тоннеля стали достаточно высокими, чтобы можно было сесть на коня. Едва Филипп взобрался на коня, это послужило сигналом для остальных, и они последовали его примеру. Филипп пустил коня шагом, по-прежнему двигаясь в кромешной темноте, которую освещал лишь факел. Вереница людей растянулась в тоннеле на сотни шагов. Тени от пламени факелов отражались на стене, причудливыми фигурами следуя рядом с ними. Воды становилось всё больше. Неизвестно, откуда она бралась, но скоро Филипп заметил, что она серьёзно осложняет продвижение. Они двигались вперёд, а вода всё прибывала. Филипп, видя, что вода постоянно прибывает, догадался, что они спускаются вниз. Именно по этой причине столько воды в тоннеле. Ведь в начале её вообще не было, а сейчас она доходила почти до груди его лошади. Ноги у людей оказались в холодной воде. Но несмотря на это, все упорно и без единого слова продолжали путь. Через некоторое время Филипп с глубоким облегчением заметил, что вода начала отступать. Начинался подъём, а следовательно, оставалось немного пройти. Они не представляли, сколько времени прошло с тех пор, когда они спустились в тоннель, когда путь пошёл резко вверх. Вода полностью отступила. Под копытами коней зашуршал песок. Ещё несколько минут, и Филипп поднял руку, призывая остановиться. Приказ передали по цепочке.
Филипп остановился потому, что дорога привела в тупик. Перед ним была стена. Он спешился. Осветив место, в котором они очутились, Филипп увидел висящие на стенах факелы. Он поджёг их. Место ярко осветилось. Это была небольшая площадка в двадцать шагов длиной и столько же шириной, с высокими сводами, которые держались на каменных колоннах. Рядом с Филиппом возникли около десятка человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Воды, – голос у него был хриплый.
Коринет тут же протянул ему кувшин с водой. Филипп сам откупорил бутылку и приложил её к пересохшим губам. Прохладительная влага наполнила его тело. Он пил долго, пока кувшин не опустел. Филипп вернул пустой кувшин Коринету, который кинул его тут же, возле себя.
– Где мы?
– Проехали Бретиньи! Движемся к Орлеану!
– Останови повозку, – прохрипел Филипп, – дальше поедем верхом.
– Ты ещё слаб, – начал было Коринет, но, увидев взгляд Филиппа, крикнул кучеру, чтобы он остановился.
Коринет первым вылез из повозки. Потом он помог Филиппу выбраться. Филипп пошарил здоровой рукой по карману. Найдя несколько монет, он протянул их цыгану со словами:
– Спасибо, дальше мы поедем сами!
Цыган молча принял деньги. Дождавшись, пока они отвяжут лошадей от повозки, он повернул обратно на Париж. Филипп проводил его взглядом, затем оглянулся вокруг. Дорога была почти пустой, не считая нескольких крестьян, которые управляли старыми, развалившимися повозками, двигаясь по направлению к Орлеану. Слева от них, не более чем в двухстах шагах, находилась деревня, справа возвышался Бретюнский лес.
– Мы близко, – прошептал Филипп. С помощью Коринета он влез в седло. Коринет также взобрался в седло. Они тронулись вперёд, вслед за крестьянскими повозками. Прошедший дождь немного осложнял им передвижение, да и плечо Филиппа ныло всякий раз, когда он приподнимался в седле. По причине этого они продвигались очень медленно. Но несмотря на это, меньше чем через час после того, как они покинули повозку, с левой стороны показались строения постоялого двора.
– Где-то здесь, – пробормотал Филипп, он свернул коня, двигаясь по самому краю леса. При этом он пристально смотрел на стройные ряды деревьев. Наконец, он нашёл то, что искал. Это была едва заметная тропинка, ведущая в глубь леса. Филипп свернул коня на эту тропинку. Коринет последовал за ним. Лес дышал тишиной и спокойствием, изредка нарушая его щебетанием птиц, потрескиванием веток и прочими не совсем понятными для человека звуками. Филипп явно наслаждался, углубляясь в лес, в котором он так любил бывать в детстве. Коринет постоянно оглядывался по сторонам, особое внимание уделяя местам, откуда незаметно могли появиться люди. Однако тишина леса и его успокаивала. Так приятно было чувствовать себя в полной безопасности, после того, что они пережили в Париже. Они двигались около четверти часа, когда Филипп заговорил.
– Как я оказался в повозке? Я помню, как мы прошли во дворец, помню, как Мирианда ухаживала за мной, как уложили меня на постели и помню, – Филипп внезапно замолчал, а когда заговорил снова, в голосе прозвучала ярость, – помню, как герцог Барский обвинял меня в убийстве его преосвященства, помню, как он угрожал тебе, помню, что собирался пойти за шпагой… а потом как будто пропасть возникла, я куда-то провалился. Надеюсь, я убил герцога?
– Слава богу, нет, – прозвучал сзади Филиппа ответ Коринета, – убей ты его, бедняжка возненавидела бы тебя.
– Ты прав, – согласился Филипп, – Мирианда – прекрасная девушка, и я не должен расстраивать её… но что же произошло дальше?
Коринет был в замешательстве. Он не знал, что отвечать. Рассказать он ничего не мог. Пока Коринет раздумывал, Филипп к его счастью снова заговорил.
– Скажи, мне почудилось или Мирианда действительно рыдала?
– Бедняжка, когда увидела, что ты ранен, место себе не находила. Она действительно плакала и ухаживала за тобой, как может ухаживать лишь добрая жена, любящая своего супруга. Я думаю, ты и сам без моих слов прекрасно понимаешь, насколько сильно бедняжка влюблена в тебя.
– Да, – Коринет услышал вздох Филиппа и его тихий голос, – Мирианда заслуживает самого прекрасного, но не я тот человек, который сделает её счастливой.
– Почему?
– Почему? Кому это знать, как не тебе. Моя жизнь принадлежит прошлому. Для будущего ей нет места.
Они прервали разговор. Каждый из них был погружён в собственные мысли. Так они и ехали. Филипп впереди, а Коринет позади него. Прошло не менее двух часов после того, как они углубились в лес. Впереди послышалось ржание коней. Коринет и Филипп насторожились, но по-прежнему двигались в том же направлении. Тропинка петляла между вековых деревьев, с густыми, опускающимися почти до земли ветвями. Они двигались по очень узкому проходу, и как только тропинка стала расширяться, откуда-то сбоку раздался грозный оклик.
– Стойте, если вам дорога жизнь!
Не видя, кто сказал эти слова, Филипп остановил коня. Коринет схватился за топор, готовый немедленно вступить в бой. Сбоку вынырнули несколько человек. Глаза Филиппа наполнились слезами, когда он увидел белые перевязи, переброшенные через грудь этих людей.
– Приветствуем нашего монсеньора, – вооружённые люди преклонили колени перед Филиппом.
– Я дома, – прошептал Филипп.
Лагерь арманьяков насчитывал несколько десятков деревянных хижин, сбитых на скорую руку. Отдельно соорудили навес для лошадей. Когда Филипп появился в лагере, повсюду шли оживленные разговоры, возле хижин горели костры, на которых жарилась дичь. Филипп ехал по лагерю и видел сотни глаз, которые смотрели на него с радостным удивлением и… надеждой. Как давно он не видел такие глаза, которые выражали его собственные чувства. Филиппа переполняла радость и гордость за людей, которые собрались здесь, в этом лесу, по первому его призыву. Филипп заметил возле одного из хижин Антуана де Вандом. Он улыбался и смотрел на Филиппа. Рядом с ним стояли двое молодых людей. Филипп не мог их не узнать. Он остановил коня и спешился в нескольких шагах от них.
Все трое одновременно преклонили колено и, прижав руку к груди, громко произнесли:
– Монсеньор!
– Одо, Антуан, Жорж!
Филипп молча обнялся с каждым из друзей детства. Некоторое время они молча оглядывали друг друга. На их лицах отражались все чувства, которые они испытывали в этот миг. Филипп был словно во сне. Он видел лица людей, совершенно разные, которые подходили и приветствовали его. Лишь ближе к вечеру радость от первой встречи немного ослабла, и Филипп смог усесться за костром рядом со своими друзьями, как некогда в детстве. Он даже не замечал, что вокруг них собралась огромная толпа людей, которые только и ждали, когда он заговорит.
– Наслышаны о твоих подвигах, – первым нарушил молчание Жорж де Крусто, – Антуан только и делал, что рассказывал о том, как ты расправился с гвардейцами герцога Бургундского. В Париже идёт слух, что гвардейцы перестали ходить в одиночку по улицам из-за страха перед неким Санито де Мираном. Теперь они ходят не меньше, чем вдесятером.
Вокруг загремел смех. Филипп задумчиво слушал своего друга, наслаждаясь обстановкой лагеря и людьми, среди которых он впервые почувствовал, что к нему возвращается нечто такое, что он потерял давным-давно.
– Достаточно обо мне, – заговорил Филипп, вокруг сразу воцарилась тишина, все вокруг ловили каждое его слово, – расскажите лучше как жили всё это время.
Все его друзья помрачнели, услышав эти слова. За всех ответил Антуан.
– Как жили? Как можно жить, когда одиннадцать лет подряд только и делают, что убивают твоих родных, друзей и всех тех, кто дорог тебе. В Осере бургундский гарнизон. Они измываются над горожанами. Называют их «отребьем», «отбросами Арманьяков». Любой бургундец может безнаказанно убить любого в ваших провинциях. Он может отобрать дочь у отца, сына у матери, в общем сделать всё, что захочет. До сей поры герцог Бургундский платит пять золотых каждому, кто принесёт голову Арманьяка, принадлежащего к знатной фамилии. Что говорить, монсеньор, дела обстоят хуже некуда. Терпение людей истощилось, но сил бороться с герцогом Бургундским нет. К тому же его поддерживает король Англии. Что можно сделать против таких сил?
– Многое, – ответил Филипп, – враг силён. Но не одной силой достигается победа!
– Тебя давно не было, – заговорил Одо де Вуален, – и ты не имеешь понятия, что происходит вокруг. Что говорить, когда даже Монтегю перебежал на сторону бургундцев.
– Монтегю? – лицо Филиппа потемнело от гнева, – сын храброго отца – стал предателем?
– Да!
– Пусть, – негромко произнёс Филипп, – но разве здесь не собрались арманьяки? И разве они не готовы сражаться с врагом, уничтожающим нас?
– Против герцога Бургундского мы бессильны! – Антуан де Вандом выразил общую мысль.
– Слушайте меня, – Филипп выпрямился, оглядывая всех во весь рост, – разве вы забыли, кто такие арманьяки? Разве вы забыли, что бургундцы, вот уж одиннадцать лет убивают нас? Разве мы недостаточно храбры, чтобы бросить вызов нашим врагам? Отвечайте, – громко крикнул Филипп. Весь лагерь притих.
– Начиная с этой минуты я объявляю войну, и все те, кого страшит герцог Бургундский или кто иной, пусть немедленно покинут лагерь. Оставшиеся выступают сегодня ночью. Я всё сказал.
Филипп отправился к пруду, который находился сразу за лагерем. Коринет сопровождал его, следуя за ним как тень. Филипп провёл возле пруда около четверти часа, затем снова вернулся в лагерь. Все были на ногах и ждали его. Антуан де Вандом вышел вперёд и громко доложил:
– Монсеньор, ни один человек не покинул лагеря. Все готовы выполнить любой приказ, который вы отдадите!
– Ночью атакуем Осер, – коротко приказал Филипп.
– Атакуем Осер? – Антуан растерянно посмотрел на Филиппа, – вероятно, вы не знаете, в городе находится не меньше двух сотен бургундцев. Они с лёгкостью продержатся несколько месяцев за стенами города. А за это время герцог Бургундский пришлёт подмогу. Там армия нужна, а нас всего пятьсот человек.
– Вы всё сказали? – холодно осведомился Филипп.
– Да, монсеньор!
– Через час всем быть верхом, вооружёнными и с факелами! – приказал Филипп.
Несмотря на то, что мало кто понимал распоряжений Филиппа, тем не менее в назначенный срок они были выполнены. Ровно через час всадники выстроились посередине лагеря с зажжёнными факелами. Филипп на чёрном жеребце появился перед ними.
– Друзья мои, – громко заговорил он, – настало время бургундцам заплатить за свои злодеяния, за тысячи жизней, погубленных по их злой воле. Сегодня мы захватим Осер. Даю вам слово чести. Ещё до утра в Осере не останется ни одного бургундца. Но для этого все должны действовать только по моему приказу. Наша сила состоит в том, что бургундцы не знают о нас и, следовательно, наша атака явится для них полной неожиданностью. Внезапность и быстрота обеспечит нам победу. Чем дольше наши враги не будут знать о нас, тем больше у нас будет времени, а значит, мы сможем собрать силы для борьбы против наших врагов. Исходом нашей борьбы станет смерть наших врагов или наша собственная. Возможно всякое, но жить, сложа руки, несравненно большее наказание для нас, чем погибнуть на поле брани. Мы, арманьяки, и во все времена враги наших предков страшились одного лишь имени нашего. Так неужели мы будем недостойны наших отцов?
– Слава, слава арманьякам! – раздались вокруг сотни криков. – Смерть бургундцам!
Постепенно люди приходили в возбуждённое состояние, пропитываясь самим духом предстоящей борьбы, которая пылала в Филиппе огромным костром.
Филипп поднял руку.
– Я не собираюсь вести вас на смерть. Для меня жизнь каждого из вас дороже моей собственной. Нет, времена, когда мы открыто бросали вызов, прошли. Бургундцы одолели нас хитростью. Что ж, ответим так же. Недалеко отсюда есть разрушенная часовня, – Филипп указал рукой в её сторону, – там находится подземный ход, который ведёт прямо к винному погребу замка. Мы проникнем через этот ход в замок, уничтожим всех бургундцев, затем оттуда отправимся в город и закончим разгром гарнизона.
– Слава Монсеньору! Слава!
Филипп поднял руку, утихомиривая отряд.
– С этой минуты вы должны вести себя очень тихо. Одно неосторожное движение, и мы все можем погибнуть. А теперь за мной, арманьяки!
Как давно хотел сказать Филипп эти слова. Едва он развернул жеребца, как рядом с ним оказался Коринет, который тут же заметил, что Филипп не может сражаться с раненой рукой.
– К чёрту руку, – ответил Филипп, – я так давно ждал этого часа, что будь я полумёртвый, истекающий кровью, всё равно отправился бы в этот поход.
– По одному за мной, – громко скомандовал Филипп, направляя жеребца к развалинам монастыря. Странное это было зрелище. Семьсот всадников с факелами в руках следовали друг за другом, являя собой некое величественное шествие. Разговоры умолкли. Тишину леса нарушали лишь звуки, издаваемые ночными птицами. Двигаясь цепочкой, они видели лишь затылок своего сподвижника. Подъехав к развалинам, Филипп спешился, показывая Коринету, чтобы он последовал его примеру. С факелом в руках Коринет подошёл к Филиппу, который вошёл внутрь развалин и что-то рассматривал.
– Посвети мне, – Коринет, услышав голос Филиппа, подошёл к нему и поднёс факел к месту, над которым склонился Филипп. Пламя факела осветила поросшую мхом и кустарником лестницу. Филипп взял из рук Коринета факел и первым спустился по ней, ведя в поводу своего коня. Вслед за ним начал спускаться Коринет, а затем де Вандом, де Вуален, де Крусто, а затем и остальные. Подъезжая к развалинам, спешивались и следовали за горящими впереди факелами. Филипп спускался очень медленно, освещая перед собой каждую ступеньку. Лестница вилась полукругом, отчего спуск затруднялся. Наконец лестница закончилась. Филипп поднял факел, освещая место, в котором находился. Это был узкий коридор с округлыми каменными сводами и стенами, сложенными из камней. Огонь осветил коридор, в котором не было ни одной двери. Филипп потянул коня за уздечку. Конь зафыркал, но последовал за ним. Филипп двинулся налево от лестницы и шёл некоторое время, освещая перед собой путь. Конь внезапно заржал и рванулся в сторону. Филипп осветил лежавшую под ногами землю. Вдоль стены ползла змея. Она и напугала коня. Филипп оглянулся назад и увидел Коринета, за которым вспыхивали один за одним огни. Филипп продолжил путь и через несколько шагов увидел перед собой стену. Отпустив коня, он внимательно обследовал стену с помощью факела. В правом углу, на высоте головы Филиппа, на стене было написано латинскими буквами слово «Amen». Филипп осторожно нажал на последнюю букву. Буква поддалась и вошла внутрь стены, а через мгновение раздался грохот. Стена раздвинулась, открывая проход в тоннель. Филипп снова взял коня за уздечку и ступил внутрь тоннеля. Он сразу же очутился перед тремя разветвлениями тоннеля с полуразрушенными и мокрыми стенами. Под ногами хлюпала вода. Он уверенно двинулся по самому крайнему ответвлению, находившемуся справа от него.
Филипп остановился и оглянулся назад. Коринет шёл за ним след в след. Факелы по-прежнему вспыхивали, едва люди преодолевали проход. Ржание коней десятикратно отдавалось в ушах. Филипп двинулся вперёд. И чем шире становился проход, тем легче становилось идти. Вскоре он увидел, что своды тоннеля стали достаточно высокими, чтобы можно было сесть на коня. Едва Филипп взобрался на коня, это послужило сигналом для остальных, и они последовали его примеру. Филипп пустил коня шагом, по-прежнему двигаясь в кромешной темноте, которую освещал лишь факел. Вереница людей растянулась в тоннеле на сотни шагов. Тени от пламени факелов отражались на стене, причудливыми фигурами следуя рядом с ними. Воды становилось всё больше. Неизвестно, откуда она бралась, но скоро Филипп заметил, что она серьёзно осложняет продвижение. Они двигались вперёд, а вода всё прибывала. Филипп, видя, что вода постоянно прибывает, догадался, что они спускаются вниз. Именно по этой причине столько воды в тоннеле. Ведь в начале её вообще не было, а сейчас она доходила почти до груди его лошади. Ноги у людей оказались в холодной воде. Но несмотря на это, все упорно и без единого слова продолжали путь. Через некоторое время Филипп с глубоким облегчением заметил, что вода начала отступать. Начинался подъём, а следовательно, оставалось немного пройти. Они не представляли, сколько времени прошло с тех пор, когда они спустились в тоннель, когда путь пошёл резко вверх. Вода полностью отступила. Под копытами коней зашуршал песок. Ещё несколько минут, и Филипп поднял руку, призывая остановиться. Приказ передали по цепочке.
Филипп остановился потому, что дорога привела в тупик. Перед ним была стена. Он спешился. Осветив место, в котором они очутились, Филипп увидел висящие на стенах факелы. Он поджёг их. Место ярко осветилось. Это была небольшая площадка в двадцать шагов длиной и столько же шириной, с высокими сводами, которые держались на каменных колоннах. Рядом с Филиппом возникли около десятка человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50