Семь лет назад, когда Майлз Гамильтон целовал Луизу перед алтарем, Полин пришло в голову, что вид у него такой кислый, словно он съел лимон. Полин даже не верилось, что в спальне он мог оказаться таким настойчивым.
– Я так несчастна, Полин. Просто не знаю, смогу ли дальше так жить.
Полин уже начинала жалеть, что Луиза заехала ее навестить. Ей не нравились всплески чувств. Она считала это дурным тоном.
– Дорогая Луиза, ты должна научиться быть хозяйкой положения, – посоветовала она. – А слезами ты себе не поможешь.
– Ты это сейчас говоришь, Полин. Посмотрим, что ты скажешь потом, когда выйдешь замуж. Все окажется по-другому.
– Я не собираюсь допускать, чтобы моя жизнь менялась только потому, что стану женой. Замужем или нет, я намерена держать все в своих руках. И тебе пора начать думать так же. Выход из положения есть, можешь не сомневаться. Если разговор с Майлзом невозможен, отстаивай свои права. Переберись в другую спальню. Сошлись на усталость или нездоровье. Ты можешь управлять положением, Луиза. Надо только решиться попробовать.
Луиза вытерла глаза, взгляд ее заметался по комнате. И, наконец, тихо, почти шепотом, она призналась:
– Я уже как-то раз попробовала повлиять на все… Полин, я совершила нечто ужасное.
Луиза умолкла, и, когда пауза затянулась, Полин сказала:
– Ты же знаешь, дорогая, что бы ты ни рассказала, это не пойдет дальше этой комнаты.
Луиза подошла к окну и окинула взглядом усадьбу, признанную самой красивой в колонии Виктория. Особняк в стиле Тюдор в Л изморе стоял в окружении сотни акров садов, лужаек и оленьего заповедника с озером. Дом находился так далеко от рабочей суеты овцефермы, что отсюда жизнь фермы была не видна совершенно. Создавалось впечатление, что особняк находится в поместье где-либо в Англии. Со своего места Луиза видела террасу, мощенную каменными плитами, где Полин с Фрэнком принимали на открытом воздухе гостей. Дальше находилось поле для игры в крокет и площадка для стрельбы из лука. За ними располагались флигель, где жила прислуга, дровяной сарай, прачечная и обширные конюшни. Луиза знала, что 50 человек прислуги следили за домом и усадьбой Фрэнка и Полин, а на ферме людей работало намного больше. Лизмор походил на маленький городок, где имелась своя лавка, кузнец, мастер по ремонту колес, ветеринар и жилища для постоянных и сезонных работников. Это был еще один повод для Луизы завидовать Полин.
«Поймет ли меня Полин? – гадала Луиза. – Способна ли женщина, живущая без тревог и забот представить, что мне приходится переживать»? Луиза знала, что Полин избалована. Глава семейства, Даунз старший, работал много лет назад в Англии помощником конюха и часто вспоминал горечь обид. Его пинали, как собаку, и без всякой провинности могли отстегать кнутом, а он был бессилен перед богатыми и не мог постоять за себя. Отец Полин клялся себе, снося удары, что наступит день, когда и он разбогатеет и будет управлять другими. Он приехал в колонии и построил процветающую овцеферму на 25 тысячах акров сочных пастбищ на западных равнинах австралийской колонии Виктория. Затем он выстроил дом, точную копию деревянно-кирпичного особняка в елизаветинском стиле, в котором он служил когда-то помощником конюха. Для убранства дома из Англии были выписаны лучшая мебель, ковры, люстры и картины. Денег на это Даунз-старший не жалел, и двое его детей разделили с ним плоды его трудов.
Полин жила среди роскоши и изящества. Комнаты, куда проводили Луизу, представляли личные апартаменты Полин и состояли из спальни, гостиной, гардеробной и личной ванной. Луиза помнила, какие разговоры ходили по всему району, когда устанавливали ванну. Архитектор, строивший Лизмор, завораживал местную публику описаниями необыкновенной ванной комнаты Полин Даунз. В те времена, когда даже в самых богатых домах не было водопровода, Полин настояла, чтобы провели трубы и установили туалет со сливом и ванну в комнате рядом с ее спальней. Для Луизы это было чем-то из дворца Клеопатры. Идти против традиций было в духе Полин: все считали, что сидеть в корыте вредно для здоровья. Врачи не советовали окунаться в воду, ссылаясь на то, что даже сама королева купалась не чаще двух раз в год. А Полин хвасталась, что каждый день сидит в ванне с горячей водой и считает эту процедуру самой полезной для здоровья.
«Способна ли такая изнеженная женщина, как Полин, пусть даже в малой степени представить, какие муки я испытывала» – думала Луиза. Ее терзали сомнения. Но ей надо было рассказать кому-то о своем сложном деле, и Полин, даже если не сможет ее понять, тайну сохранит. Луиза в этом нисколько не сомневалась.
– Я ездила в Камерон к доктору Фуллеру – наконец решилась Луиза. – Я попросила у него совета. Мне рассказывали, что есть способы… уберечься от этого. Уинфред Камерон говорила мне, что в Европе женщины нашли способ, как не беременеть. Но все держится в строжайшем секрете. Писать или говорить об этом противозаконно. Но я посчитала, что доктор Фуллер как врач… Я надеялась, что ему, может быть, что-то известно и он, возможно, скажет мне.
– И что же он, рассказал? – Полин внимательно смотрела на Луизу.
Луиза покачала головой.
– Он принялся меня вразумлять, напомнил о божьих законах и обязанностях жены, а затем пригрозил рассказать о моем приходе Майлзу. Но я со слезами стала умолять его молчать, и он пообещал, что Майлз ничего не узнает, но при условии, что я выброшу из головы мысль о возможности избегать беременности. Полин, после разговора с доктором я почувствовала себя жалкой и ничтожной.
– И что ты собираешься делать?
– В городе есть новый доктор, – обернулась к ней Луиза. – Его зовут Дэвид Рамзи.
– Да, знаю. Мне рассказала о нем Мод Рид. По ее словам, врач он очень хороший.
– Полин, он молодой. Мне кажется, у молодого человека могут оказаться более либеральные взгляды. Хочу сходить к нему. Если потребуется, буду умолять его рассказать, что ему известно. Я готова предложить деньги, все, что он запросит. Опускать руки я не собираюсь. Мне совсем не хочется повторять судьбу матери. Она умерла при родах восемнадцатого ребенка. А ей, ты знаешь, было всего тридцать девять.
– Знаю, – машинально откликнулась Полин.
Она размышляла о том, есть ли на самом деле возможности для женщин управлять появлением потомства. Об этом она никогда не задумывалась. Воображение рисовало ей будущую миссис Хью в окружении множества красивеньких детишек, идеальных во всех отношениях. Но она очень мало думала обо всем, что связано с появлением этих детей на свет: о родах, о неприятных сторонах беременности, таких как физическое недомогание, полнота, не говоря уже о том, что беременность заставляла женщину ограничивать себя в занятиях. Но теперь Полин задумалась об этом всерьез и заинтересовалась. На своем пути она видела новую трудность, и над ней требовалось одержать победу, потому что она не могла допустить, чтобы ее что-то обременяло и удерживало от любимых занятий: верховой езды, охоты и стрельбы из лука. И меньше всего ей хотелось стать такой, как Луиза, а таких молодых жен, как она, в районе было очень много: увядших, постаревших до срока, и все потому, что они не имели возможности выбирать время беременности. Какими бы ни были особые секреты европейских женщин, Полин твердо решила их узнать.
– Прости, Полин, я не хотела приезжать и портить тебе утро, но на душе у меня было так отвратительно, что мне просто необходимо было с кем-то поговорить.
– Не надо извиняться, Луиза. Я понимаю твое состояние и рада, что ты со мной поделилась. Когда ты собираешься к доктору Рамзи?
– Надо подождать предлога съездить в Камерон. Дождусь, когда Майлз будет занят упаковкой шерсти, – Луиза тяжело вздохнула. – А теперь мне нужно возвращаться к детям.
– Сегодня такой прелестный день. Давай съездим вместе в Камерон навестить Кристину.
– Спасибо за приглашение, но я, пожалуй, не поеду. В Килмарноке слишком мрачно. И мне жаль бедняжку Кристину. Понимаю, что она не виновата, но уж очень с ней скучно и утомительно. Не понимаю, что может тебя там привлекать.
– Через несколько месяцев Макгрегоры станут моими соседями, и я хочу завести с ними дружбу.
– А чего стоит ее муж! Калин Макгрегор такой неприветливый и со своей знатностью надоел. Никогда не упустит случая напомнить, что его отец лорд.
В коридоре Луиза поинтересовалась:
– Кстати, что ты думаешь о няне, которую Хью привез из Мельбурна?
– Я с ней не встречалась, и сказать мне о ней нечего.
– Не могу ее себе представить. У нас на нижнем этаже работают две горничные, которых мы наняли прямо с корабля переселенцев. Так они путали вилку с ложкой. Какие уж там манеры! Но все же лучше они, чем брать в прислуги аборигенов.
Они спустились вниз, и в вестибюле Луиза увидела себя в зеркале в полный рост рядом с Полин. И снова зависть напомнила о себе болезненным уколом. Луиза не видела еще платьев с турнюром и подумала, что этот новый модный фасон пойдет стройным и высоким женщинам, как Полин. Луиза попыталась представить такое платье на себе и гадала, стала бы она в нем лучше смотреться. И громоздкий кринолин, колыхавшийся вокруг нее большим коричневым облаком, уже начинал ее раздражать.
– И все же, Полин, на твоем месте я бы сгорала от любопытства. Мне представлялось, что тебе захочется съездить в «Меринду» и взглянуть на нее.
У Полин уже сложилось мнение о мисс Друри. Фрэнк назвал ее хорошенькой. Несомненно, она из низших классов и приехала в колонии в поисках богатого мужа. Полин считала, что Австралию просто наводнили такие женщины.
– Ехать в «Меринду» – значит признавать, что она что-то собой представляет, – ответила Полин. – А она всего лишь няня, и ничего больше. К тому же наняли ее на время. И как только мы с Хью поженимся, я собираюсь заменить ее на более подходящую няню.
– Старше по возрасту, ты хочешь сказать? – уточнила Луиза.
– Определенно старше, – рассмеялась Полин. Когда они поджидали свои экипажи, Луиза призналась:
– Мне хотелось бы быть такой сильной как ты, Полин. Ты ничего не боишься, правда? – она показала на стеклянную витрину, где красовались охотничьи трофеи Полин и награды.
Полин улыбнулась, предпочитая о своем страхе помалкивать. Она знала, что ее считают женщиной, не ведающей страха. Она охотилась на диких собак и ездила на норовистых лошадях. Как-то раз на лужайку, где играли в теннис, заползла ядовитая тигровая змея, и в то время как остальные женщины бросились врассыпную, Полин убила змею стрелой. Даже Фрэнк считал ее крепким орешком и как-то сказал: «Если бы тебе случилось повстречаться на одной дорожке с африканским львом, я бы не стал делать ставку на льва!»
Но все же было одно существо, способное ее испугать. Однако Полин держала свой страх в тайне.
– Вот и твой экипаж, Луиза, – сказала Полин. – Пожалуйста, навести меня как-нибудь после встречи с доктором Рамзи. Может быть, в будущем когда-нибудь мне тоже могут понадобиться такие сведения.
– Спасибо, Полин, что дала мне выговориться, – поблагодарила Луиза. – Мне стало намного легче. Я обязательно расскажу тебе, что мне ответит доктор Рамзи.
Они вышли на залитый солнцем двор.
– Если встретишь Вилму Тодд, передай ей, – попросила Полин, – что я с нетерпением жду встречи с ней на площадке для стрельбы и что я не прочь поставить небольшую сумму, если она согласна на дружеское пари.
– Пари? Что это за пари? – спускаясь по лестнице, поинтересовался Фрэнк. – Здравствуй, Луиза. Уже уезжаешь? Передай привет Майлзу.
Полин изумленно уставилась на брата. Еще и полдень не миновал, а он уже нарядился в черный сюртук и накрахмаленную белую рубашку и, мало того, в руках он держал цилиндр и трость. И это в середине дня в сезон стрижки!
– Фрэнк, я тебя не узнаю. За все годы, что ты управляешь фермой, я не помню такого, чтобы ты вылезал из загонов в сезон стрижки. В другое время тебя из Мельбурна за уши было не вытащить, но наступал сезон, и ты следил за стригалями, как динго за кенгуру. И вдруг четыре дня подряд ты среди дня уже разодет. Куда ты собрался, Фрэнк?
– У меня дело в городе, – ответил он, надевая перчатки, – и тебя это не касается.
– Ясно, это женщина, – заключила она.
Фрэнк попытался возражать, но Полин остановила его решительным жестом.
– Я не хочу об этом слышать, Фрэнк. Развлекайся на здоровье. Только не надо потом плакаться мне, что шерсть получилась короткой или что агенты предлагают тебе за шерсть невысокую цену. Я еду в Килмарнок.
– Господи боже мой, это еще зачем?
– Я делаю это ради Хью. Ему пора упрочить свое положение в районе.
Глядя ей вслед, Фрэнк впервые в жизни позавидовал сестре. У нее был любимый мужчина. А ему тридцать четыре года, и женщины, которую он мог бы полюбить, пока не находилось. Хотя нельзя сказать, что ему недоставало настойчивости в поисках.
В тот первый вечер у Финнегана, когда официантка в своем рисунке изобразила его привлекательным, он снова вернулся в паб и предложил проводить ее домой. Но, к его удивлению – он, в конце концов, был богатый человек, – мисс Дирборн его предложение отклонила. На следующий вечер он спросил, не желает ли она прокатиться в экипаже. И вновь был поражен, услышав отказ. На третий вечер он пригласил ее вместе поужинать. Но она ответила, что не голодна. И он сказал себе, что не нуждается в ней. Кто она такая, чтобы капризничать, простая официантка, а такая привередливая! Прошлым вечером он к Финнегану не ходил и был горд собой. Но, проснувшись утром, обнаружил, что его тянет к Финнегану. Он решил пообедать в этом пабе, прежде чем отправиться в стригальню наблюдать за стрижкой овец. Он не отступится. Со временем ему удастся узнать, перед чем мисс Дирборн устоять не сможет. И тогда он завладеет ею, первый мужчина в Западном районе.
Овцеферма Килмарнок занимала площадь в 30 ООО акров и находилась между «Мериндой» и Лизмором. Дом, построенный из голубоватого песчаника, должен был в точности повторять свой оригинал – замок Килмарнок в Шотландии. Это было массивное сооружение с башенками, бойницами и узкими высокими окнами, забранными чугунными решетками. Для полного сходства недоставало подъемного моста, хотя иллюзия крепостного рва создавалась за счет опоясывающей дом широкой клумбы. Окружали дом обширные лужайки, а защиту от ветров с равнин создавали возвышающиеся стеной эвкалипты. Странное чувство беспокойства вызывал величественный и в то же время немного зловещий дом в Килмарноке у тех, кто впервые видел его. Внутреннее убранство сохраняло старые традиции: стены темного дерева, тяжелая мебель в готическом стиле и полные доспехи стражи, выписанные из Англии. Замысел состоял в том, чтобы передать дух феодального поместья. Любой, кто входил через массивные двери Килмарнока в фойе, отделанное темными панелями, где на стенах висели скрещенные мечи и средневековые гобелены, сразу должен был представить Колина Макгрегора не кем иным, как владельцем замка.
Комнату, куда боялся входить шестилетний Джадд Макгрегор, скрывала тяжелая дверь с каменной аркой. Он не сомневался, что комната населена привидениями. Когда же ему приходилось заходить туда, он старался не смотреть на восковые лица, взиравшие на него со стен из плена золоченых рам. Эти строгие мужчины и женщины, давно ушедшие в мир иной, казалось, смотрели на живых глазами, полными зависти. Обитали там и привидения, чьи не нашедшие успокоения души витали вокруг вещей в стеклянной витрине: серебряной табакерки, очков, бычьего рога. Джадд знал все истории, связанные с ними.
Первая принадлежала четырнадцатилетней Мэри Макгрегор, обезглавленной за укрывательство в замке Килмарнок Красавца принца Чарли, как прозвали принца Карла Стюарта. Она получила в качестве компенсации его локон, который хранила в серебряной табакерке. Очки носил в свое время Ангус Макгрегор, тот самый лодочник, что доставил Красавца принца Чарли в безопасное место, за что впоследствии был повешен. И, наконец, Дункан, четвертый владелец Килмарнока, живший в четырнадцатом веке. Как-то раз ему случилось повстречаться с бешеным быком, и, вооруженный одним лишь кинжалом, он убил животное и отрубил у него рог.
Но в этой комнате хранились вещи еще более необычные, и они не были привезены из Шотландии, а происходили из Австралии. Это были орудия войны и магии. Джадд знал, что все это когда-то принадлежало аборигенам, и вещи заключают в себе большую силу, потому что так сказал ему черный следопыт Иезекииль. А еще он рассказывал, что духи убитых животных живут в древке копья, бумеранге, барабане из шкуры опоссума. Но наибольшую силу таила в себе «тжуринга», и в ней, говорил Иезекииль, была заключена чья-то душа. Джадд боялся «тжуринги» и всегда обходил ее стороной, чтобы душа, если вдруг захочет, не могла его достать. А вот отец Джадда гордился, что обладает этими вещами, и всегда приводил гостей в эту комнату, служившую ему кабинетом, чтобы похвастаться своей коллекцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Я так несчастна, Полин. Просто не знаю, смогу ли дальше так жить.
Полин уже начинала жалеть, что Луиза заехала ее навестить. Ей не нравились всплески чувств. Она считала это дурным тоном.
– Дорогая Луиза, ты должна научиться быть хозяйкой положения, – посоветовала она. – А слезами ты себе не поможешь.
– Ты это сейчас говоришь, Полин. Посмотрим, что ты скажешь потом, когда выйдешь замуж. Все окажется по-другому.
– Я не собираюсь допускать, чтобы моя жизнь менялась только потому, что стану женой. Замужем или нет, я намерена держать все в своих руках. И тебе пора начать думать так же. Выход из положения есть, можешь не сомневаться. Если разговор с Майлзом невозможен, отстаивай свои права. Переберись в другую спальню. Сошлись на усталость или нездоровье. Ты можешь управлять положением, Луиза. Надо только решиться попробовать.
Луиза вытерла глаза, взгляд ее заметался по комнате. И, наконец, тихо, почти шепотом, она призналась:
– Я уже как-то раз попробовала повлиять на все… Полин, я совершила нечто ужасное.
Луиза умолкла, и, когда пауза затянулась, Полин сказала:
– Ты же знаешь, дорогая, что бы ты ни рассказала, это не пойдет дальше этой комнаты.
Луиза подошла к окну и окинула взглядом усадьбу, признанную самой красивой в колонии Виктория. Особняк в стиле Тюдор в Л изморе стоял в окружении сотни акров садов, лужаек и оленьего заповедника с озером. Дом находился так далеко от рабочей суеты овцефермы, что отсюда жизнь фермы была не видна совершенно. Создавалось впечатление, что особняк находится в поместье где-либо в Англии. Со своего места Луиза видела террасу, мощенную каменными плитами, где Полин с Фрэнком принимали на открытом воздухе гостей. Дальше находилось поле для игры в крокет и площадка для стрельбы из лука. За ними располагались флигель, где жила прислуга, дровяной сарай, прачечная и обширные конюшни. Луиза знала, что 50 человек прислуги следили за домом и усадьбой Фрэнка и Полин, а на ферме людей работало намного больше. Лизмор походил на маленький городок, где имелась своя лавка, кузнец, мастер по ремонту колес, ветеринар и жилища для постоянных и сезонных работников. Это был еще один повод для Луизы завидовать Полин.
«Поймет ли меня Полин? – гадала Луиза. – Способна ли женщина, живущая без тревог и забот представить, что мне приходится переживать»? Луиза знала, что Полин избалована. Глава семейства, Даунз старший, работал много лет назад в Англии помощником конюха и часто вспоминал горечь обид. Его пинали, как собаку, и без всякой провинности могли отстегать кнутом, а он был бессилен перед богатыми и не мог постоять за себя. Отец Полин клялся себе, снося удары, что наступит день, когда и он разбогатеет и будет управлять другими. Он приехал в колонии и построил процветающую овцеферму на 25 тысячах акров сочных пастбищ на западных равнинах австралийской колонии Виктория. Затем он выстроил дом, точную копию деревянно-кирпичного особняка в елизаветинском стиле, в котором он служил когда-то помощником конюха. Для убранства дома из Англии были выписаны лучшая мебель, ковры, люстры и картины. Денег на это Даунз-старший не жалел, и двое его детей разделили с ним плоды его трудов.
Полин жила среди роскоши и изящества. Комнаты, куда проводили Луизу, представляли личные апартаменты Полин и состояли из спальни, гостиной, гардеробной и личной ванной. Луиза помнила, какие разговоры ходили по всему району, когда устанавливали ванну. Архитектор, строивший Лизмор, завораживал местную публику описаниями необыкновенной ванной комнаты Полин Даунз. В те времена, когда даже в самых богатых домах не было водопровода, Полин настояла, чтобы провели трубы и установили туалет со сливом и ванну в комнате рядом с ее спальней. Для Луизы это было чем-то из дворца Клеопатры. Идти против традиций было в духе Полин: все считали, что сидеть в корыте вредно для здоровья. Врачи не советовали окунаться в воду, ссылаясь на то, что даже сама королева купалась не чаще двух раз в год. А Полин хвасталась, что каждый день сидит в ванне с горячей водой и считает эту процедуру самой полезной для здоровья.
«Способна ли такая изнеженная женщина, как Полин, пусть даже в малой степени представить, какие муки я испытывала» – думала Луиза. Ее терзали сомнения. Но ей надо было рассказать кому-то о своем сложном деле, и Полин, даже если не сможет ее понять, тайну сохранит. Луиза в этом нисколько не сомневалась.
– Я ездила в Камерон к доктору Фуллеру – наконец решилась Луиза. – Я попросила у него совета. Мне рассказывали, что есть способы… уберечься от этого. Уинфред Камерон говорила мне, что в Европе женщины нашли способ, как не беременеть. Но все держится в строжайшем секрете. Писать или говорить об этом противозаконно. Но я посчитала, что доктор Фуллер как врач… Я надеялась, что ему, может быть, что-то известно и он, возможно, скажет мне.
– И что же он, рассказал? – Полин внимательно смотрела на Луизу.
Луиза покачала головой.
– Он принялся меня вразумлять, напомнил о божьих законах и обязанностях жены, а затем пригрозил рассказать о моем приходе Майлзу. Но я со слезами стала умолять его молчать, и он пообещал, что Майлз ничего не узнает, но при условии, что я выброшу из головы мысль о возможности избегать беременности. Полин, после разговора с доктором я почувствовала себя жалкой и ничтожной.
– И что ты собираешься делать?
– В городе есть новый доктор, – обернулась к ней Луиза. – Его зовут Дэвид Рамзи.
– Да, знаю. Мне рассказала о нем Мод Рид. По ее словам, врач он очень хороший.
– Полин, он молодой. Мне кажется, у молодого человека могут оказаться более либеральные взгляды. Хочу сходить к нему. Если потребуется, буду умолять его рассказать, что ему известно. Я готова предложить деньги, все, что он запросит. Опускать руки я не собираюсь. Мне совсем не хочется повторять судьбу матери. Она умерла при родах восемнадцатого ребенка. А ей, ты знаешь, было всего тридцать девять.
– Знаю, – машинально откликнулась Полин.
Она размышляла о том, есть ли на самом деле возможности для женщин управлять появлением потомства. Об этом она никогда не задумывалась. Воображение рисовало ей будущую миссис Хью в окружении множества красивеньких детишек, идеальных во всех отношениях. Но она очень мало думала обо всем, что связано с появлением этих детей на свет: о родах, о неприятных сторонах беременности, таких как физическое недомогание, полнота, не говоря уже о том, что беременность заставляла женщину ограничивать себя в занятиях. Но теперь Полин задумалась об этом всерьез и заинтересовалась. На своем пути она видела новую трудность, и над ней требовалось одержать победу, потому что она не могла допустить, чтобы ее что-то обременяло и удерживало от любимых занятий: верховой езды, охоты и стрельбы из лука. И меньше всего ей хотелось стать такой, как Луиза, а таких молодых жен, как она, в районе было очень много: увядших, постаревших до срока, и все потому, что они не имели возможности выбирать время беременности. Какими бы ни были особые секреты европейских женщин, Полин твердо решила их узнать.
– Прости, Полин, я не хотела приезжать и портить тебе утро, но на душе у меня было так отвратительно, что мне просто необходимо было с кем-то поговорить.
– Не надо извиняться, Луиза. Я понимаю твое состояние и рада, что ты со мной поделилась. Когда ты собираешься к доктору Рамзи?
– Надо подождать предлога съездить в Камерон. Дождусь, когда Майлз будет занят упаковкой шерсти, – Луиза тяжело вздохнула. – А теперь мне нужно возвращаться к детям.
– Сегодня такой прелестный день. Давай съездим вместе в Камерон навестить Кристину.
– Спасибо за приглашение, но я, пожалуй, не поеду. В Килмарноке слишком мрачно. И мне жаль бедняжку Кристину. Понимаю, что она не виновата, но уж очень с ней скучно и утомительно. Не понимаю, что может тебя там привлекать.
– Через несколько месяцев Макгрегоры станут моими соседями, и я хочу завести с ними дружбу.
– А чего стоит ее муж! Калин Макгрегор такой неприветливый и со своей знатностью надоел. Никогда не упустит случая напомнить, что его отец лорд.
В коридоре Луиза поинтересовалась:
– Кстати, что ты думаешь о няне, которую Хью привез из Мельбурна?
– Я с ней не встречалась, и сказать мне о ней нечего.
– Не могу ее себе представить. У нас на нижнем этаже работают две горничные, которых мы наняли прямо с корабля переселенцев. Так они путали вилку с ложкой. Какие уж там манеры! Но все же лучше они, чем брать в прислуги аборигенов.
Они спустились вниз, и в вестибюле Луиза увидела себя в зеркале в полный рост рядом с Полин. И снова зависть напомнила о себе болезненным уколом. Луиза не видела еще платьев с турнюром и подумала, что этот новый модный фасон пойдет стройным и высоким женщинам, как Полин. Луиза попыталась представить такое платье на себе и гадала, стала бы она в нем лучше смотреться. И громоздкий кринолин, колыхавшийся вокруг нее большим коричневым облаком, уже начинал ее раздражать.
– И все же, Полин, на твоем месте я бы сгорала от любопытства. Мне представлялось, что тебе захочется съездить в «Меринду» и взглянуть на нее.
У Полин уже сложилось мнение о мисс Друри. Фрэнк назвал ее хорошенькой. Несомненно, она из низших классов и приехала в колонии в поисках богатого мужа. Полин считала, что Австралию просто наводнили такие женщины.
– Ехать в «Меринду» – значит признавать, что она что-то собой представляет, – ответила Полин. – А она всего лишь няня, и ничего больше. К тому же наняли ее на время. И как только мы с Хью поженимся, я собираюсь заменить ее на более подходящую няню.
– Старше по возрасту, ты хочешь сказать? – уточнила Луиза.
– Определенно старше, – рассмеялась Полин. Когда они поджидали свои экипажи, Луиза призналась:
– Мне хотелось бы быть такой сильной как ты, Полин. Ты ничего не боишься, правда? – она показала на стеклянную витрину, где красовались охотничьи трофеи Полин и награды.
Полин улыбнулась, предпочитая о своем страхе помалкивать. Она знала, что ее считают женщиной, не ведающей страха. Она охотилась на диких собак и ездила на норовистых лошадях. Как-то раз на лужайку, где играли в теннис, заползла ядовитая тигровая змея, и в то время как остальные женщины бросились врассыпную, Полин убила змею стрелой. Даже Фрэнк считал ее крепким орешком и как-то сказал: «Если бы тебе случилось повстречаться на одной дорожке с африканским львом, я бы не стал делать ставку на льва!»
Но все же было одно существо, способное ее испугать. Однако Полин держала свой страх в тайне.
– Вот и твой экипаж, Луиза, – сказала Полин. – Пожалуйста, навести меня как-нибудь после встречи с доктором Рамзи. Может быть, в будущем когда-нибудь мне тоже могут понадобиться такие сведения.
– Спасибо, Полин, что дала мне выговориться, – поблагодарила Луиза. – Мне стало намного легче. Я обязательно расскажу тебе, что мне ответит доктор Рамзи.
Они вышли на залитый солнцем двор.
– Если встретишь Вилму Тодд, передай ей, – попросила Полин, – что я с нетерпением жду встречи с ней на площадке для стрельбы и что я не прочь поставить небольшую сумму, если она согласна на дружеское пари.
– Пари? Что это за пари? – спускаясь по лестнице, поинтересовался Фрэнк. – Здравствуй, Луиза. Уже уезжаешь? Передай привет Майлзу.
Полин изумленно уставилась на брата. Еще и полдень не миновал, а он уже нарядился в черный сюртук и накрахмаленную белую рубашку и, мало того, в руках он держал цилиндр и трость. И это в середине дня в сезон стрижки!
– Фрэнк, я тебя не узнаю. За все годы, что ты управляешь фермой, я не помню такого, чтобы ты вылезал из загонов в сезон стрижки. В другое время тебя из Мельбурна за уши было не вытащить, но наступал сезон, и ты следил за стригалями, как динго за кенгуру. И вдруг четыре дня подряд ты среди дня уже разодет. Куда ты собрался, Фрэнк?
– У меня дело в городе, – ответил он, надевая перчатки, – и тебя это не касается.
– Ясно, это женщина, – заключила она.
Фрэнк попытался возражать, но Полин остановила его решительным жестом.
– Я не хочу об этом слышать, Фрэнк. Развлекайся на здоровье. Только не надо потом плакаться мне, что шерсть получилась короткой или что агенты предлагают тебе за шерсть невысокую цену. Я еду в Килмарнок.
– Господи боже мой, это еще зачем?
– Я делаю это ради Хью. Ему пора упрочить свое положение в районе.
Глядя ей вслед, Фрэнк впервые в жизни позавидовал сестре. У нее был любимый мужчина. А ему тридцать четыре года, и женщины, которую он мог бы полюбить, пока не находилось. Хотя нельзя сказать, что ему недоставало настойчивости в поисках.
В тот первый вечер у Финнегана, когда официантка в своем рисунке изобразила его привлекательным, он снова вернулся в паб и предложил проводить ее домой. Но, к его удивлению – он, в конце концов, был богатый человек, – мисс Дирборн его предложение отклонила. На следующий вечер он спросил, не желает ли она прокатиться в экипаже. И вновь был поражен, услышав отказ. На третий вечер он пригласил ее вместе поужинать. Но она ответила, что не голодна. И он сказал себе, что не нуждается в ней. Кто она такая, чтобы капризничать, простая официантка, а такая привередливая! Прошлым вечером он к Финнегану не ходил и был горд собой. Но, проснувшись утром, обнаружил, что его тянет к Финнегану. Он решил пообедать в этом пабе, прежде чем отправиться в стригальню наблюдать за стрижкой овец. Он не отступится. Со временем ему удастся узнать, перед чем мисс Дирборн устоять не сможет. И тогда он завладеет ею, первый мужчина в Западном районе.
Овцеферма Килмарнок занимала площадь в 30 ООО акров и находилась между «Мериндой» и Лизмором. Дом, построенный из голубоватого песчаника, должен был в точности повторять свой оригинал – замок Килмарнок в Шотландии. Это было массивное сооружение с башенками, бойницами и узкими высокими окнами, забранными чугунными решетками. Для полного сходства недоставало подъемного моста, хотя иллюзия крепостного рва создавалась за счет опоясывающей дом широкой клумбы. Окружали дом обширные лужайки, а защиту от ветров с равнин создавали возвышающиеся стеной эвкалипты. Странное чувство беспокойства вызывал величественный и в то же время немного зловещий дом в Килмарноке у тех, кто впервые видел его. Внутреннее убранство сохраняло старые традиции: стены темного дерева, тяжелая мебель в готическом стиле и полные доспехи стражи, выписанные из Англии. Замысел состоял в том, чтобы передать дух феодального поместья. Любой, кто входил через массивные двери Килмарнока в фойе, отделанное темными панелями, где на стенах висели скрещенные мечи и средневековые гобелены, сразу должен был представить Колина Макгрегора не кем иным, как владельцем замка.
Комнату, куда боялся входить шестилетний Джадд Макгрегор, скрывала тяжелая дверь с каменной аркой. Он не сомневался, что комната населена привидениями. Когда же ему приходилось заходить туда, он старался не смотреть на восковые лица, взиравшие на него со стен из плена золоченых рам. Эти строгие мужчины и женщины, давно ушедшие в мир иной, казалось, смотрели на живых глазами, полными зависти. Обитали там и привидения, чьи не нашедшие успокоения души витали вокруг вещей в стеклянной витрине: серебряной табакерки, очков, бычьего рога. Джадд знал все истории, связанные с ними.
Первая принадлежала четырнадцатилетней Мэри Макгрегор, обезглавленной за укрывательство в замке Килмарнок Красавца принца Чарли, как прозвали принца Карла Стюарта. Она получила в качестве компенсации его локон, который хранила в серебряной табакерке. Очки носил в свое время Ангус Макгрегор, тот самый лодочник, что доставил Красавца принца Чарли в безопасное место, за что впоследствии был повешен. И, наконец, Дункан, четвертый владелец Килмарнока, живший в четырнадцатом веке. Как-то раз ему случилось повстречаться с бешеным быком, и, вооруженный одним лишь кинжалом, он убил животное и отрубил у него рог.
Но в этой комнате хранились вещи еще более необычные, и они не были привезены из Шотландии, а происходили из Австралии. Это были орудия войны и магии. Джадд знал, что все это когда-то принадлежало аборигенам, и вещи заключают в себе большую силу, потому что так сказал ему черный следопыт Иезекииль. А еще он рассказывал, что духи убитых животных живут в древке копья, бумеранге, барабане из шкуры опоссума. Но наибольшую силу таила в себе «тжуринга», и в ней, говорил Иезекииль, была заключена чья-то душа. Джадд боялся «тжуринги» и всегда обходил ее стороной, чтобы душа, если вдруг захочет, не могла его достать. А вот отец Джадда гордился, что обладает этими вещами, и всегда приводил гостей в эту комнату, служившую ему кабинетом, чтобы похвастаться своей коллекцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60