А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

За все это время Джоанна видела Хью только по вечерам, когда он заходил поинтересоваться, как привыкает на новом месте Адам и не нужно ли им чего-нибудь.
Она рассматривала найденные перед дверью перья. Нежно-розовые, с легкой желтинкой на кончиках, они принадлежали какаду и были аккуратно перетянуты узкой полоской лыка. Всех перьев было три. Как перед этим было три речных камешка и три полевых цветка. Сомневаться не приходилось: кто-то потрудился собрать их и положить на видное место. Но кому понадобилось это делать и зачем? Джоанна ломала голову над всеми этими странностями, не выпуская из вида Адама, бегавшего по двору за цыплятами. Струп с его лба давно сошел, истерики не повторялись, и головой он не бился ни разу. Со стороны он выглядел вполне здоровым. Но иногда он мучительно пытался что-то сказать или вдруг неожиданно затихал и взгляд его застывал. Случалось, что ребенок плакал среди ночи.
Игрушки, которые купила ему Джоанна, лежали в домике без дела. Их продавал мистер Шапиро, старик-торговец, ездивший по району в красочном фургоне, который тащила старая кляча по кличке Пинки. Торговал он всякой всячиной: от ситца до «настоящих арабских духов». В основном Джоанна покупала у него вещи для дома: матерчатый коврик из полосок ткани, продернутых сквозь холст, керамический чайник для заварки, занавески на окна, а еще купила она воздушного змея и мяч. К ее удивлению, Адам отнесся к подаркам равнодушно, и она догадалась, что к игрушкам он не привык, а вернее всего, их у него никогда и не было. Ему больше нравилось играть с тем, что его окружало в природе. Он с удовольствием плескался в пруду, часами мог наблюдать, как собирал по дну добычу утконос. Ему нравилось носить с собой Руперта, но к змею и мячу он не притрагивался. Несколько раз пыталась Джоанна найти ключик к сердцу Адама, чтобы узнать, что его терзает. Но пока ее старания успеха не принесли. Когда она показала ему Библию его матери и обручальное кольцо, он залился слезами.
Джоанна с нетерпением ждала известий от властей колонии Южная Австралия. Она надеялась получить сведения, которые могли бы пролить свет на случившееся с мальчиком, и узнать, какое потрясение он пережил, и тогда ей удалось бы найти способ исцелить его. Ей снова вспомнилась мать, и она подумала, что леди Эмили, возможно, была бы жива, если бы когда-то давно нашелся человек, способный помочь ей справиться с тем, что ее преследовало и погубило, и кто смог бы, проявив терпение, освободить ее от душевных мук.
Джоанна ждала также и других писем. Уже в «Меринде» она написала письма в каждое из шести Управлений австралийских колоний с просьбой сообщить ей сведения о миссионерах по имени Джон и Нейоми Мейкпис; она также просила прислать ей карты колоний. Она съездила со своим документом в Камерон к адвокату, знакомому Хью, но от встречи толку было не много. Адвокат сказал, что необходимо знать, в какой именно колонии находится земельный участок, а без этого нет возможности установить местонахождение участка и законность документа. Еще она ждала письма из Англии со штемпелем Кембриджа.
Одна из записей в дневнике леди Эмили была сделана восемь лет назад, когда Джоанна сопровождала мать в поездке в Англию. Леди Эмили писала: «Тетя Миллисент так глубоко переживает потерю сестры, что отказывается говорить со мной о родителях, однако мне удалось кое-что узнать от их соседки миссис Добсон, знавшей Миллисент и мою мать с детства. Она упомянула Патрика Лейтропа, и, как ей помнилось, этот человек был другом отца по школе. Если бы мне удалось разыскать мистера Лейтропа, я бы, может быть, смогла выяснить точное место своего рождения в Австралии, а также узнала бы, что делал там мой отец».
Насколько Джоанне было известно, ее мать так и не осуществила своего намерения и поисками Лейтропа не занималась. Но Джоанне показалось, что сведения эти заслуживают внимания. Ей было известно, что ее дед учился в Крайстс-Колледж Кембриджского университета с 1826 по 1829 годы, и она написала письмо в университет за два месяца до отъезда из Индии, а на месте обратного адреса указала: «Мельбурн, до востребования». Начальнику почтового отделения в Мельбурне было известно, что она живет теперь в «Меринде».
Озадаченно разглядывая перья какаду, она заметила, как в тени стригальни кто-то неожиданно быстро проскользнул через двор. Это была Сара, девушка-аборигенка, работавшая на ферме. Она стояла неподвижно и смотрела на Джоанну так же пристально, как две недели назад у реки смотрел на нее Иезекииль. Было в ее взгляде, как и во взгляде старика, что-то тревожное. В отличие от Хью, Джоанна не считала, что вызывает у Сары простое любопытство. У нее самой сложилось мнение, что Сара ее опасается и присматривается, оценивая опасность. Она и раньше вдруг замечала, что Сара за ней следит. Когда у нее возникало ощущение, что за ней наблюдают, она поднимала голову и видела девушку. Джоанна не раз пыталась поговорить с ней и подружиться, но Сара неизменно сторонилась ее.
– Сара говорит по-английски вполне сносно, чтобы объясняться, – сказал ей Хью, когда она спросила его о девушке. – Нельзя сказать, что говорит она очень хорошо. Думаю, вы для нее загадка. Ей мало приходилось встречать белых женщин за пределами миссии, где она выросла.
Джоанна находила Сару хорошенькой. У нее были высокие скулы и крупные миндалевидные глаза, а длинные прямые волосы, темные, как и кожа, имели оттенок красного дерева и глянцево блестели. Платья она носила, но ходила босая. Джоанна гадала, зачем Саре понадобилось следить за ней. Почему у этой девушки был такой вид, словно она наблюдает и ждет чего-то? И не ее ли рук дело те странные находки, что обнаружила Джоанна на веранде?
– Здравствуйте, – ее размышления прервал управляющий фермой Билл Ловелл. Он направлялся к ней через двор, держа что-то в руках. – Я кое-что принес для вашего мальчика.
За две недели жизни на ферме Джоанна видела Билла очень редко, но при встрече он всегда был настроен по-доброму. Его волосы выгорели добела, и кожа была обветренная и загрубелая, как у человека, чья жизнь проходит под лучами солнца. Когда-то голубые глаза потеряли цвет, словно ему постоянно приходилось жмуриться, всматриваться вдаль. Он вошел в тень веранды и когда развязал джутовый мешок, что был у него в руках, Джоанна увидела помаргивающие крошечные коричневые глазенки-бусинки на мягкой мохнатой мордочке с невероятно большим носом, белым пушистым подбородком и необычного вида ушами. Она была очарована: ей впервые доводилось видеть коалу так близко.
– Я нашел его у верховья реки, на земле, – рассказывал Билл. – Ему, наверное месяцев восемь, до взрослого он еще не дорос. Рядом лежала мертвая самка. Должно быть, его мать. Ее застрелили. Скорее всего, какой-то охотник упражнялся в стрельбе. Я подумал, что вашему мальчику понравится эта зверушка.
– Адам, – позвала Джоанна. – Иди, посмотри, что принес тебе мистер Ловелл. – Она взглянула в сторону стригальни: Сары там больше не было.
– Они довольно надоедливые, – сказал Билл. – Да вы и сами слышали.
– Да уж. Мистер Ловелл, слышала, как не слышать!
По ночам из-за коал было трудно уснуть. У них начался брачный период, и ночь напролет оглашали окрестности, мешая людям спать, рев самцов и вопли откликающихся самок. Охотники ополчились против них.
– Но я не мог оставить его там, на поживу динго, – сказал управляющий.
– Вот, держи, Адам, но осторожно, он еще маленький, – вручая зверька мальчику, наставляла его Джоанна.
– Ко-ла! – просиял Адам.
– Нет, Адам, не так, это ко-а-ла. Можешь повторить? Адам сдвинул брови, и складка между ними обозначилась еще резче.
– Ко-а-ла, – старательно выговорил он.
– На языке аборигенов «коала» значит «не пьющий воды», – пояснил Билл. – Они не совсем медведи. И к тому же глуповатые создания. Висят себе день-деньской на деревьях да хмелеют от эвкалиптового сока, и созданы они как-то не так. У них сумка на животе открывается снизу, а не сверху, как у кенгуру.
– Для того, кто живет на деревьях, это было бы неудобно, – рассмеялась Джоанна. – Мы сделаем для него загон. Я дам ему воды, и… – она запнулась и вопросительно посмотрела на Билла. – А что коала ест?
– Воду они не пьют. А едят листья определенных видов эвкалиптов, но мы как-нибудь это уладим.
– Вы, я вижу, поранили руку.
– Овца меня куснула немного. Ерунда.
– Разрешите, я посмотрю. Адам, сходи, пожалуйста, в дом за моим саквояжем-аптечкой. И еще принеси плошку с водой.
– Пожалуйста, мисс, не беспокойтесь, – попытался протестовать Билл, когда Джоанна начала снимать носовой платок, которым была обмотана раненая рука. – Не утруждайте себя. Все будет в порядке. Коротышка Ларсон залил рану керосином.
Джоанна заулыбалась. В первый день в «Меринде» она нашла в домике бутыль с керосином и надписью: «На все случаи».
– Керосином здесь не обойтись, мистер Ловелл.
– Пожалуйста, зовите меня Билл.
– Хорошо, Билл. Вы здесь один из немногих без прозвища.
– Австралийцы прозвища обожают. Редко у кого его нет.
Вернулся Адам с саквояжем и водой в плошке. Джоанна вымыла руку Ловелла водой с мылом, а затем приложила к месту укуса мазь. Адам все это время стоял рядом и подавал ей из аптечки то, что она просила. Билл наблюдал, как Джоанна накладывала повязку, а потом посмотрел на ее склоненную голову и блестящие каштановые волосы, вспыхивавшие на солнце золотистыми искорками. Он подумал о том, что уже давно, со смерти Милдред, женщины как-то мало его занимали. Но девушка, которую привез Хью, неожиданно пробудила в нем интерес. И не только у него одного, Билл готов был поклясться, что раньше не видывал, чтобы по утрам из «ночлежки» появлялось столько аккуратно причесанных голов и чисто выбритых физиономий. А еще к ним зачастил этот молодой доктор Рамзи. Куда бы ни направлялся, он всегда заезжал к ним на ферму проверить «все ли в порядке». Билл размышлял насчет намерений доктора по отношению к мисс Друри и неожиданно с удивлением почувствовал, что в нем шевельнулась ревность. Но что могла увидеть молодая леди в таком старом коняге, как он?
– У вас легкая рука, мисс Друри, – похвалил ее Билл, сгибая перевязанную руку.
– Мне бы хотелось быть полезной и другим. Я попыталась помочь залечить некоторые раны, но от меня просто убегают!
– Мужчинам не хочется показать слабость перед женщиной.
– Глупость какая. Зачем рисковать, дожидаясь приезда доктора Фуллера или доктора Рамзи. Так можно и кровью истечь. Мистер Ловелл, пожалуйста, следите, чтобы рана оставалась чистой. Укусы животных могут быть очень опасны.
Она протянула Адаму бинт и показала, как надо его скатать и положить на место. – Как настриг, Билл? – поинтересовалась она. – Я хотела спросить у мистера Уэстбрука, но его что-то не видно.
– Боюсь, что дела неважны. Вши для овцы – бедствие. Они портят шерсть. Она делается ломкой и легко распадается. Хью сейчас у реки, наблюдает за мытьем, и вид у него не очень-то веселый, судя по всему, радоваться нечему.
Джоанна посмотрела на группу деревьев на берегу реки, и на память сами собой пришли прочитанные ранее строки:
Среди житейской суеты и в суматохе дней
Две вещи, что важней всего, стоят особняком:
Сочувствие беде чужой
И мужество в своей.
Джоанна увидела это стихотворение, написанное неуверенным почерком на внутренней стороне обложки одной из книг, что были в домике.
Под стихотворением стояла подпись: «Хью Уэстбрук, семнадцать лет».
Она обнаружила книги у Хью в первое же свое утро в «Меринде». На деревянной полке расположилась маленькая библиотечка: старые, изрядно потрепанные томики стихов, книги по истории, фермерскому делу и романы. Там были произведения Троллопа, Теккерея, Диккенса и даже сестер Бронте.
Каждая из книг была читана-перечитана много раз; в некоторых встречались подчеркнутые строчки и пометки на полях. В книге «Овцеводство и производство шерсти» Джоанна обнаружила подборку старых, пожелтевших от времени журнальных и газетных вырезок со статьями под заголовками: «Разведение клевера подземного», «Применение научных принципов в производстве шерсти» и так далее в том же духе. Словарь находился в очень ветхом состоянии и атлас по истории австралийских колоний выглядел не лучше.
Просматривая все это, Джоанна лучше узнавала хозяина «Меринды».
– В школе я никогда не учился, – рассказывал ей Хью, на стоянке у Эму-крик. – Мы нигде не задерживались подолгу. Чтобы найти работу, нам с отцом приходилось все время переезжать с места на место. Грамоте меня начал учить старик-отшельник, живший в лесу неподалеку от Тувумба.
Скромная библиотечка Хью показала Джоанне, как шел он по пути самообразования. В «Джейн Эйр» редкая страница оставалась чистой, без подчеркнутых слов. Несомненно, пометки делались, чтобы посмотреть потом в словаре значение слов. С внутренней стороны обложки стояли две даты: 10 июля 1856 года и 30 июня 1857 года, и Джоанна предположила, что они указывают, когда он начал читать книги и когда закончил. Хью в то время было пятнадцать лет, и на чтение у него ушел почти год. А с «Рождественским хоралом» он справился значительно быстрее. Девятнадцатилетний Хью читал ее с августа по октябрь 1860 года, и подчеркнутые слова почти не встречались, что говорило о заметных успехах. И если в заметках на полях книги по истории, начатой им в 1858 году, орфографические ошибки встречались сплошь и рядом, то заметки в пособии по овцеводству ошибок почти не имели, и почерк Хью значительно улучшился. В этой книге стояла дата: сентябрь 1867 года.
Джоанна листала книги, и перед ней разворачивалась жизнь Хью Уэстбрука. Ей представлялось, как неграмотный мальчик старательно учится писать буквы, но освоить правильное их написание удается ему не сразу. Затем воображение рисовало ей юношу, с жадным любопытством склонившегося над атласом мира. Один из городов Квинсленда был обведен кружком, и что-то отмечала нарисованная рядом звездочка, но что произошло в том месте и почему оно представляло особую важность, Джоанна могла только гадать. И, наконец, перед ее мысленным взором предстал взрослый человек, уверенный в себе мужчина, усваивающий знания «ученых» фермеров из далекой Англии, опубликованные на страницах скромных провинциальных газет.
А еще там были стихи, написанные на клочках бумаги, какие карандашом, какие пером. Где-то несколько слов было зачеркнуто, но встречались и стихотворения без всяких помарок, словно написанные на едином дыхании. Хью писал баллады об австралийских разбойниках, беглых каторжниках, или, как их называли в Австралии, бушрейнджерах: «Я не сдамся, я буду драться, – заявил лихой колонист». Были у него стихи и о стригалях: «Работают они без меры, без удержу пьют, и в ад их дорога ждет…» Писал он и об отдаленных пустынных краях, где «Казуарины-старухи с шершавой корой вздыхают над заводями в кружеве лилий у зеленых подножий гор». В балладе «Вдова стригаля», говорилось о женщине, чей муж не умер, как сначала подумала Джоанна, а отправился бродить – «последовал тропой валлаби» – в поисках работы стригаля, и вернулся через полгода без гроша.
– Жаль, что у мистера Уэстбрука такие неприятности, – посочувствовала Джоанна.
– За все годы, что я знаю Хью, а это срок немалый, мне не доводилось видеть его в таком унынии.
После ухода Билла Джоанна показала Адаму, как следует чистить инструменты и в каком порядке укладывать в саквояж аптечку.
– Надо обязательно класть все на свое место, туда, откуда берешь, – учила она, – чтобы ничего не искать, когда понадобится.
Они разом подняли головы на голос, донесшийся со двора.
– И остальное разложи по местам, – сказала она Адаму и вышла на залитое солнцем крыльцо.
– Здравствуйте, – поздоровалась она с подъехавшим всадником-констеблем Джонсоном. За последние две недели он приезжал на ферму уже в четвертый раз. Поэтому она не удивилась, когда он сказал, как и в прошлые разы:
– Я знал, что поеду мимо «Меринды», мисс Друри, поэтому решил захватить почту для вас.
– Спасибо, мистер Джонсон, за любезность, – поблагодарила Джоанна.
Она обратила внимание, что констебль в этот раз появился в форме, и предположила, что он, вероятно, направлялся куда-то с официальным поручением, потому что в строгом черном мундире с блестящими медными пуговицами видели его редко. А когда он спешился, она отметила, что у него до блеска начищены сапоги и от кокарды отражается солнце. Еще она уловила запахи одеколона и масла для волос.
– Какой сегодня чудный весенний день, правда, мисс Друри? – сказал молодой полицейский, вручая ей почту.
– Да, мистер Джонсон, день замечательный, – машинально согласилась она, торопливо перебирая конверты. Два обратных адреса сразу привлекли ее внимание. Одно письмо пришло из колонии Южная Австралия, а другое из Кембриджского университета в Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60