запасный вход на лестницу, два стреляющих устройства, расположенные в каждой из комнат, пиджак с пуговицами, выбрасывающими струи нервно-паралитического газа. Субботин доложил о посещении квартиры майором Андрейченко. Позже навел справки. Да, майор служит в отделе по борьбе с организованной преступностью, но вот что удивительно, через Пантюхина удалось связаться с некогда первым лицом в области Петром Кирычем, а тот, в свою очередь, попросил о «маленькой услуге» старого приятеля генерала Ачкасова, начальника УВД. Оказалось, что никто майору Андрейченко задания проверять Субботина не давал.– Разберемся! – решительно бросил Гринько. – На какой час назначена встреча с твоими боевиками?– Завтра в пятнадцать ноль-ноль в городе Елецке.– А с «паханами»?– Сегодня в чайной под названием «У дороги».– Что за чайная? Проверял крышу?– Она стоит на трассе Воронеж – Москва. Туда милиция боится показываться.– Ответственный за безопасность?– Старый знакомый – держатель регионального «общака», все на тысячу километров у него в кулаке.– Павел, – Гринько то и дело дотрагивался до своей искусно «сделанной» бородки, – грядут решающие бои, сам понимаешь. Наверняка очень скоро нам придется подтягивать в Москву всех этих наемников и провокаторов. Грязное, конечно, дело, но… Светлый храм строят грязные руки делателей, а жить в нем будут люди, преданные ассоциации. В ряды «паханов» не может «втиснуться» мент?– Исключено!…Кафе-чайная «У дороги» действительно располагалось вдоль трассы. Мимо здания, построенного в стиле старинного трактира, проносились сотни, тысячи легковых и грузовых автомобилей. Некоторые притормаживали, чтобы перекусить, но… на дверях висела красноречивая табличка: «Кафе закрыто на переучет».Устроители встречи-«толковища», видимо, были накрепко связаны с хозяевами кафе. Для гостей приготовили служебный кабинет, завесив окна тяжелыми шторами. Любой любопытный не нашел бы в этой задушевной встрече ничего особенного: собрались друзья, чтобы отметить какое-то событие. На столе дымилась уха, стояли закуски, преимущественно собственного изготовления. «Паханы» не были гурманами.Странная на первый беглый взгляд это была компания: интеллигентного вида загримированный Гринько, Субботин с фальшивыми усиками и подкрашенными под седину волосами, хозяин «общака», худой жилистый мужичонка. Другие «авторитеты» приехали сюда по «голоску» из Воронежа и Тамбова. Один – громила с квадратными плечами, взгляда было достаточно, чтобы определить в нем уголовника, второй же, наоборот, казался незаметной, серой личностью, ни одна яркая черта в лице, в движениях не запоминалась, не бросалась в глаза. Именно такие «серые кардиналы» и являются самыми опасными в преступном мире и в мире сыщиков.– Братцы! – начал «толковище» именно этот «серый кардинал». – Прежде чем переходить к делу, давайте окончательно выясним, кто тут есть кто. Мне не очень по душе эта парочка, – он ткнул указательным пальцем в грудь Гринько. – Какие у тебя, к примеру, доказательства причастности к третьему миру?– Интересуешься? – Гринько полез в боковой карман, извлек красные корочки с гербом на обложке, сунул под нос оторопевшему «кардиналу». – Грамотный? Читай вслух!– Дано сие полковнику седьмого управления КГБ Серокурову в том, что… КГБ? – «Кардинал» округлил глаза, вернул удостоверение Гринько. – А туточки ты зачем? С какого боку?– Много будешь знать – быстро умрешь! – одернул «кардинала» тихий и болезненный хозяин «общака», даже не удостоив сотоварища взглядом. – Раз мы сошлись вместе, значит, так надо. Остальное додумывай сам. Нам, братцы, всегда нужна крепкая крыша над головой. Так я толкую?– Еще бы! – пробасил квадратный. – Как не понять, а гражданин этот… – оборвал фразу.– Ты у нас, Филя, смышленый! – хохотнул хозяин «общака». – А этого… – показал на Субботина, – мы знаем, он хучь и не наш, но… тоже по лезвию катается. Пусть-ка гражданин из Москвы нас просветит.– Так-то лучше! – не сдержался Гринько, сердито покосился на «кардинала». – Ваша цель нам ясна. Наша вам нет. Да и знать необязательно. Скажу откровенно, очень скоро в Москве начнется тарарам. Вы по первому нашему сигналу должны прикатить в столицу, там получите провожатых и, толкуя по-вашему, «поканаете» в районы, где можно будет иметь такое «дело», о котором вы и не мечтали. Богатые магазины, банки, подпольные миллионеры, автопарки, почта и многое другое. Вас не только никто не станет задерживать, наоборот, будут прикрывать. Но… – Гринько поднял указательный палец. – Никакой самодеятельности. Предупреждаю по-дружески. Отклонитесь от маршрута, примкнете к какой-либо стороне, принимающей участие в стычках, получите пулю нашего снайпера.– Какие гарантии безопасности? – поинтересовался хозяин «общака». Он был среди «паханов» самым спокойным и рассудительным. Вина не пил, ел мало. Глядя на него, Субботин еще раз убедился в старой истине: «У кого деньги, у того и власть».– Когда вы идете «на дело», какие имеете гарантии? – погладил бородку Гринько. – То-то. А мы… Вот наш гарант, – указал на Субботина.– Он съезжать пока не собирается.– Мы с «писателем» на одной лестничной клетке проживаем, – поспешил заверить Пантюхин. Он нынче чувствовал себя именинником, ибо по его связям сошлись эти солидные люди. Предвкушал получить за сие немалые баксы.– Когда ждать сигнала? – поинтересовался квадратный. – Ребята могут быть «на скоках».Гринько на этот вопрос не ответил. Пора бы понимать этим «паханам», что такие даты вслух не произносятся, за это снимают с плеч головы. Неуместность вопроса, видимо, почувствовали все.– Прежде чем ехать, каждый получит у меня свои «косые»! – объявил хозяин «общака», чем откровенно обрадовал «паханов». – Но я могу вам подкинуть еще немало «рыжиков». И «гасить» никого не нужно. Сделаем одну «разборку», прямо в Москве. Чуете? Я дам адресок, по которому вы найдете большой куш. Мы этого богатого фраера обещали охранять, но к нему подступили чечены, сказали, что наших стрелков не боятся, обещали бизнесмена зарезать.– С чеченами кодлу водить не стоит! – подал голос «квадратный».– Уговорчик на «разборку» имеем, – довольный собой, проговорил хозяин «общака».– Разъясни-ка ты, друг, нам по-человечески, – попросил Гринько, – а то вякаете по-собачьи.– Что тут мудрого? – ухмыльнулся хозяин «общака». – Богач тот к нашим приканал: мол, защитите, чечены стращают. А наши, как уговорено, отвечают: «Мы охраняем, а тут нужно „мочить“, это – отдельная плата». Богач, ясное дело, согласие даст. Вы и устроите «разборку» – повезете заказчика на место встречи, популяете друг в дружку, оставите «трупы» чеченов и… вот вам и куш.– Итак, вроде все обмозговали, – проговорил Гринько, которого здешние «паханы» посчитали за крупного заказчика, каковым, по сути дела, он и являлся.Проводив «авторитетных», Гринько и Субботин продолжали прерванный ужин. Все вроде прошло как по маслу. Кодла обязательно явится в Москву по первому сигналу, как заявятся и прочие их собратья из многих регионов России. Но тут Гринько, согнав с лица официальность, сказал такое, отчего Субботин едва не упал со стула:– Ты Вильямса помнишь? С «пятака»?– Смеешься? Он скрывался у меня. Отсиделся, а потом…– А потом… его и застукали. Да, да, на подъезде к Москве. Группа по борьбе с организованной преступностью. Кто-то тут в Старососненске разнюхал про Вильямса, навел москвичей.– Подожди, подожди, Аркадий, – заторопился Субботин, теряя свое обычное хладнокровие. – Вильямса арестовали, значит, и я… И меня «подвесили»?– Не волнуйся, – Гринько положил ладонь на руку агента, – к счастью, все обошлось. Совершенно случайно я узнал про арест, начал искать подходы. Оказалось, что наш друг уже готов заговорить в полный голос, весь был на оголенных нервах.– И…– Что «и»? Больше он уже ничего никому не скажет, разве что там, на небесах будет держать ответ.Субботин все понял и, невольно обхватив голову руками, замер… * * * Анатолий, ожидая начала сессии, занял место с краю, в пятом ряду, поэтому отлично видел сцену, ярко освещенный проход. И когда депутаты сдержанно загудели, он оглянулся: по проходу шла группа незнакомых людей, во главе которой шествовал Русич. Лицо брата показалось Булатову спокойным, но когда тот подошел ближе, то Анатолий увидел, что скулы Алексея ярко горели от волнения. Можно было только догадываться, что творилось в эти минуты в его душе. Опять все было как в сказке. Неделю назад Русич был рядовым инженеришкой на «Пневматике», а сегодня… первый человек в области.Кстати, самого Анатолия Булатова пригласил не Русич, ему не позволила щепетильность. Товарищи демократы, с которыми познакомился в августовские дни девяносто первого, буквально затащили на заседание сессии, обещав показать неповторимый спектакль.Все было готово к началу заседания, но почему-то не начинали. Словно ждали кого-то. И действительно, из-за кулис появились те самые приезжие, впереди них широко вышагивал крупный мужчина восточного типа. Стало тихо-тихо. Анатолий невольно улыбнулся, услышав, как билась о стекло муха. Оказывается, поговорка была верна. И пока приезжие рассаживались, он заметил белые квадратные пятна на стене. Понял, что недавно отсюда сняли портреты прежних вождей. Происходящее в Большом зале Анатолия нисколько не волновало, просто забавляло, будто он действительно готовился посмотреть смешную комедию. Это ощущение усилилось, когда из-за кулис двое молодых людей вынесли российский флаг и водрузили его в центре сцены, вольно или невольно закрыв им статую Ленина.В президиуме внимание Булатова привлекло лицо еще не снятого с поста мэра Старососненска. Это был типичный руководитель – крупнолицый, гладко выбритый, с широкой переносицей, двойным подбородком и тонкими злыми губами. В нем сочетались барские манеры с откровенным плебейством. Председатель горсовета, он же первый секретарь Старососненского горкома партии, Виктор Сергеевич Бородкин посматривал на притихших депутатов с иронической усмешкой. Было ясно, что Бородкин мысленно жестоко разделывался с теми, кто нарушил заведенный порядок, поломал стройную систему, чуть ли не насильно затащил его на сие сборище, на осмеяние и унижение. Бородкин ни на йоту не сомневался, что партия жива, затаилась на короткое время, собирает силы для ответного стократного сильного удара.Булатов прекрасно понимал, что сегодняшняя настороженность депутатов временная, выжидательная.– Разрешите слово? – басовитый голос Виктора Бородкина резко прервал Анатолия Булатова. Не дожидаясь ответа, Бородкин встал и начал пробираться к проходу. В президиуме переглянулись. Любопытно было услышать, каким голосом «запоет» сегодня грозный «борода», чье слово в городе всегда считалось последним. Возражать первому секретарю издавна было не принято. Все сидящие в этом зале обычно вставали, когда заходил Виктор Бородкин, живая легенда Старососненска, признанный «отцом города», лауреат, Герой Социалистического Труда, подумать только, делегат трех последних съездов партии, человек, чьей фамилией не после смерти, при жизни названа одна из красивейших улиц областного центра. Попробуй заслужи такой почет! Каждый пытался предугадать, что же сейчас бросит в лицо новоявленным «самозванцам» истинный хозяин? Скорее всего с гневом обрушится на незаконную власть, обличит новых вершителей судеб русского народа как явных пособников и агентов Запада. А возможно, призовет депутатов к неповиновению. Во всяком случае, от него ждали четких разъяснений позиции, которой готовы были следовать, как всегда, безоговорочно.Бородкин шел к трибуне, тяжело ступая по бархатной дорожке. Шел при всеобщей тишине, какая, наверное, бывает перед грозой. Встал перед трибуной, кашлянул, набрал в грудь побольше воздуха и начал говорить. Зал поначалу замер, потом сдержанно загудел, задвигался, застучал ногами, захлопал стульями. Слова Бородкина оглушили депутатов, он словно швырял тяжелые булыжники в зал, норовя попасть в тех, которые больше всего ему верили:– Забудьте о том, что я первый секретарь горкома партии, мэр вашего города. Сейчас я выступаю как обыкновенный русский человек, для которого судьба Руси дороже самой жизни. Тщательно все взвесив и продумав, я категорически осуждаю заговорщиков, неправедные действия руководства страны, Коммунистической партии и Верховного Совета. Да, да, о-суж-да-ю!Депутаты начали вскакивать со своих мест, кричали что-то, размахивали руками. Они решительно отказывались понимать своего вождя. Как же мог он, усыпанный наградами и милостями, сменить не только шкуру, но и нутро, сменить глас трибуна на блеяние раскаявшегося грешника?– Я очень рад, товарищи депутаты, что лично никоим образом не причастен к преступным деяниям ГКЧП, ибо, как многие тут знают, находился весь август на отдыхе в Подмосковье, откуда звонил в город, жаль связь не действовала. – Бородкин повернулся к Махарадзе, словно хотел узнать, поверил ли ему главный государственный инспектор.В зале вновь возникла напряженная пауза. Члены бюро горкома старались не смотреть друг на друга. Мэр говорил о предательстве Лукьянова, а сам закладывал их целиком и полностью. Игра шла пока в одни ворота. Бородкин продолжал стоять на трибуне, наблюдая, как шептались Русич и Махарадзе.– Я могу сесть, товарищи? – тихо спросил Бородкин. И весь зал понял, это – конец. Если командир поднимает руки и сдается на милость победителей, что же делать им, рядовым?– Одну минутку, товарищ Бородкин, – мягким баритоном проговорил Махарадзе, – мы бы рады были вам поверить, однако в распоряжении государственной комиссии имеются несколько иные сведения о вашей деятельности в августе.– Какие, если не секрет? – тревожно спросил Бородкин. – Хотя какие могут быть секреты от народных избранников?– Я, представьте себе, тоже так думаю, – с лукавой усмешкой подхватил Махарадзе. – Итак, девятнадцатого августа рано утром вы находились на своей даче в деревне Капитанщино. Не в Москве, на даче. Узнав по радио о перевороте, примчались в Старососненск, «по цепочке» собрали членов горкома партии, хозяйственный актив, который нынче присутствует и слушает вашу ложь, единогласно приняли решение поддержать ГКЧП, даже успели согласовать список лиц демократического толка, намеченных на интернирование, но утверждать протокол не стали, благоразумно решив, что надобно подождать, чем все закончится в Москве, дабы не попасть впросак. Когда же лично до вас дошло, что путч захлебывается, вы оформили задним числом железнодорожный билет до Москвы, который и предъявили членам комиссии.– Не нужно передергивать! – встрепенулся Бородкин, и его двойной подбородок гневно заколыхался. – Да, действительно, я приезжал на два дня в город, болела жена, но… полагаю, товарищи из столицы наслушались сплетен местных главарей, простите, вожаков. Скажите, как можно переделать число на железнодорожном билете?– Товарищи, – с неприкрытой усмешкой проговорил Русич, – кто из вас скажет, можно ли первому секретарю переделать число на билете? Молчите? Тоже не знаете, как это делается?– Хватит вам разыгрывать фарс! – Булатова словно подкинуло. – Неужто ни у кого из народных избранников не наберется смелости встать и сказать: «Виктор Сергеевич, сбросьте овечью шкуру! Вы же сами обличали лжецов и фигляров. Да вам любой кассир в считанные секунды наберет компостером любые цифры, хоть задним числом, хоть передним». Нехорошо лгать, товарищ!Анатолий Булатов высказался и… забыл о Бородкине, вообще перестал интересоваться происходящим в зале. Страсти между тем бушевали вовсю.– Дорогие товарищи! – Бородкин навалился могучей грудью на трибуну, которая, казалось, рухнет под его тяжестью. – Вы все прекрасно меня знаете. Вся моя сознательная жизнь без остатка отдана советскому народу. И теперь, когда случился переворот, недруги мечтают расквитаться со мной. Понимаю, из меня хотят сделать козла отпущения. Поэтому, дабы не дразнить гусей, прошу освободить меня от занимаемых должностей. Работайте сами, господа-товарищи!– И поработаем! – выкрикнул кто-то из зала – На тебе свет клином не сошелся. А тебя, Бородкин, пора на пенсию!Бородкин постоял еще немного, переступая с ноги на ногу. Еще раз глянув на президиум, буркнул что-то себе под нос, сутулясь, сошел с трибуны.В президиуме вновь зашептались. Предстояло голосовать за предложение Бородкина, а это влекло за собой массу рутинных, казалось, не совсем уместных сегодня процедур. Хорошо, что выручил городской прокурор Жиляев, жилистый, долговязый, с маленькой головкой на тонкой шее. В городе у него было не совсем приличное прозвище «жопник» – подлиза, бледная тень Бородкина, который одним телефонным звонком решал разом самые заковыристые дела, связанные с разоблачением должностных лиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52