Фудин говорит старику:
– Отец, ты же умеешь жертву приносить. Ты молиться должен. Встань на колени и проси, чтобы все хорошо было нам, чтобы мы наш путь дальше продолжали, чтобы ничего с нами больше не случилось.
– Нет, – отвечает отец, – не умею я, доченька, молиться. Может, ты сама умеешь?
Дочка на колени встала, лицо закрыла, поклони– лась Сэлэ-Мэргэну, запела свою песню, стала в ней отца бранить:
– Как это ты так счастливо жил, что даже молиться тебе не о чем было? Зубы уже выпали от старости, волосы поседели, а ты так ничего до сих пор и не понял…
Потом к матери Сэлэ обращается:
– Сжалься над нами. Те люди, которе твоего сына били, не знали, что он не Сусу-амбани, а живой человек. Прости их. Сделай так, чтобы они и целы, и невредимы были. Куда хотели поехать, пусть туда едут. Умоляю тебя, в жертву кабана трехгодовалого принесем.
– Ну, ладно, ладно, – сжалилась мать, помолилась, и стали лодки и люди целы, будто бы и не тонул никто. Как были, так и есть. Стала Фудин Сэлэ-Мэргэну как родная сестра. Осталась она с его матерью, а Сэлэ со стариком в его лодке отправился. Старик ласковый такой стал:
– Прости, – говорит, – мы ничего не понимали, не знали, что здесь место не простое.
Едут они, далеко ли, близко ли, не знаю. Однажды ночью спят в лодках люди, устали' за день. А река узкая тут, справа, и слева утесы, вот-вот сблизятся, реку перекроют. Мэргэн слышит: будто двери скрипнули, оттуда и отсюда, с обоих утесов.
Женский голос:
– А, подружка-экэни, Сэлэ-Мэргэн сюда едет. Он не такой, как другие юноши, он – шаман и мухан, его Сэнгэни-мама воспитала. Мне над ним подшутить хочется, давай обе лодки утесами сожмем, стукнем друг об друга. Пусть'Сэлэ не радуется, пусть не хвастается, что он мухан.
И откуда ни возьмись – сразу с обеих сторон приползли черные тучи, как будто чудовище страшное. Сшиблись тучи и лодки сшиблись друг о друга, в щепки их разнесло, ничего не осталось. Мэргэн очнулся: вместо лодки – досочка маленькая, и он на ней болтается. А вокруг вода, из нее утес небольшой торчит. Бросили волны досочку на утес, Мэргэн за. камень зацепился, сел на него, и ни туда и ни сюда.
Утром гроза прошла, солнце вышло, хорошо стало. Опять Фудин говорит подружке:
– Давай подушки, одеяло, я пыль вытряхну. Видишь, какая хорошая погода установилась!
Вот обе Фудин пыль стряхнули с подушек, с одеяла, посмеялись, в дом ушли. А солнце все сильнее печет. Некуда Мэргэну деваться. Чуть подвинешься – сразу в воду упадешь. Ни нагнуться, ни пошевельнуться, чуть живой сидит. Камень раскалился, дышать нечем на нем. Закапали слезы у Мэргэна, стал он петь – свою мать об избавлении просить:
– Ой, горе мне! Неужели, мама, ты не знаешь, как я пропадаю, погибаю здесь из-за двух Фудин. Они меня убивают – мне обидно. Подними с севера бурю и грозу, ударь молнией в утес, пополам его расколи, и пусть там обе Фудин останутся.
И тотчас налетела гроза, расколола утес, лодки и люди целы и невредимы сделались, дальше едут, будто ничего не случилось. Наверное, долго они ехали, пока Иргэн на берегу не увидали. Сошли люди с лодок, в Иргэн отправились, а Сэлэ один остался в лодке. То ли спит, то ли дремлет, слышит: кто-то крышу домика распахнул – там дверца есть. Зашли. Опять две Фудин. Он их по шороху узнал. У одной щеки красные, у другой – черные. В лодке очаг есть и котел. Вот старшая Фудин ножичек достала, мизинец себе отрезала, взяла медный сосуд китайский, стала туда кровь из мизинца капать. Капала, капала – полный сосуд стал. Потом приставила обратно отрезанный мизинец, прирос он, как будто и не отрезали его. К очагу подошла, на углях греет сосуд со своей кровью. Закипела кровь, Фудин налила ее немножко в чашечку, подала Мэргэну. Он не берет, будто бы спит. Фудин то ли заплакала, то ли запела:
– Мэргэн, если ты проснулся, хорошенько слушай, что я скажу. Мы начали драться с волосатым муханом Буюру, это зверь такой, под землей живущий. Три года назад начали с ним сражаться. Он за океаном, за вечным туманом жил, в яме. Яма червями, гадами всякими кишит. Только вчера мы его убили и решили отдохнуть, где мы всегда отдыхаем. Есть такое большое дерево. Всякий шаман там отдыхает и муханы туда после битвы приходят. Только со всех сторон слухи идут: Появился красавец мухан – Сэлэ-Мэргэн. Все девушки покой потеряли, все плачут, поют. Некоторые Фудин едят и ложкой с кашей себя по голове бьют. Все люди в один голос говорят: Первый раз такой большой мухан появился на свете!
Сэлэ удивляется, слушает: он себя все время маленьким, грязным и слабым знал и вдруг от их слов сильным, могучим, красивым себя почувствовал.
– Вот поэтому мы и прилетели сюда, – говорят Фудин, – посмотреть на тебя прилетели. Птицами обернулись. Мы дальше моря живем, тоже шаманы, не хуже других, аями-дух наш покровитель, эдэхэ – наш друг. Они могут в людей превращаться, на самом деле – духи-сэвэцы они. Когда-нибудь обязательно побывай у нас, ты ведь далеко будешь ходить.
Одна Фудин ему чашечку подала. Там что-то красное играет, пенится. Мэргэн думает: Это кровь из мизинца. Выпил – крепкое, как спирт. Женился он на шаманках-Фудин. В это время люди из Иргэна вернулись, шаманки в птиц превратились, улетели. Сэлэ говорит им:
– Я с вами не поеду, мне надо убийце моего отца отомстить. Он на другом берегу горящего моря живет. Кипит море, пламя прямо по воде стелется. Никто туда не может подойти. Дегдар-хан – владыка этого горящего моря.
Отправился Сэлэ-Мэргэн. Хочет – летит, хочет – идет. Богатырем уже стал, такой статный, здоровый, могучий. Младшая жена-шаманка ему говорит:
– Ты на трудный путь встал. Как через горящее море перейдешь? Вот, на тебе на помощь. – Сняла с шеи золотого ершика, отдала мужу. – Подойдешь к горящему морю, брось ершика в воду. Появится перед тобой ледяная дорожка-мост. Ты по нему бы– стро-быстро беги. И мы будем вместе с тобой как нож и огниво, которые у тебя на поясе висят.
Добрался Сэлэ до кипящего моря. Вода везде пылает, клубится, дымно, ничего не видно. Постоял Сэлэ, вспомнил: Ершик у меня есть. Кинул его – образовалась ледяная дорожка. Он бежит по ней, а она за ним тает. На другом берегу оказался Мэргэн. На берегу – видит: золотой ершик – целый и невредимый лежит. Надел он его на шею, стал мухана вызывать:
– Выходи на бой, ты, убийца моего отца!.Мухан слышит голос, смеется:
– Комариный писк откуда-то раздается, иди, слуга, раздави его.
Слуга идет, руку над глазами козырьком от солнца держит, ищет комара:
– А-а, вон откуда голос раздается. Хозяин, смотри, вон стоит, меньше вошки.
Сэлэ рассердился, кулаком слугу ударил, голову ему снес. Голова прямо к мухану полетела, окно пробила, на стол перед муханом упала.
– Смотри, какой мой слуга сильный: снес голову с этого негодяя.
Стал голову и так, и этак поворачивать, узнал своего лучшего слугу:
– Значит, теперь надо идти самому драться. Боевую одежду надел, пояс завязал, косу вокругголовы закрутил. Идет, в землю проваливается, до самых колен. Гудит земля, а он, как гора, идет.
Разогнался Мэргэн, навстречу мухану побежал. Сшиблись они, дерутся. Где бугорок был – там яма стала. Где яма была – бугорок образовался. День с ночью смешались: такая битва идет. Мухан говорит:
– Начинаешь со мной драться – не дни, не ночи – года считай.
Иногда Мэргэн видит: до колен снег под ним. Оглянется – трава зеленая вокруг. Чувствует он: вытекает из него сила, мало осталось. А мухан хоть бы что. Смеется:
– Ты что спотыкаешься? Я старый, да и то не согрелся от борьбы.
Сэлэ его просит:
– Отпусти меня, я пойду с землей, с солнцем попрощаюсь.
Мухан отпустил, сам сел трубку курить. Мэргэн идет с землей и солнцем попрощаться. Тут женский голос раздался, прет Мэргэну:
– Ты слушай меня, Сэлэ-Мэргэн. Я – дочь мухана. Обе твои жены и твоя мать гоняют меня, заклевали совсем, велят мне душу отца достать. А душа его там хранится, куда никто не может дойти. Туда меня посылают…
Мэргэн видит: и правда, три птицы летают. Одна, как птица-коори, на которой шаман в загробный мир летает. Другие – черными и белыми полосами покрыты, как пояс, гоняют все три дочку мухана. Принесла она душу отца, тоже в птицу превратившись, держит в клюве:
– Вот, возьми, Мэргэн. Своими руками тебе душу отца отдаю. – Спускает ему золотой сундучок. – Там есть черепаха, распорешь ей брюхо – два яйца в нем. Одно насквозь на свету просвечивает, другое – пестрое, некрасивое, с грязными пятнами. Разбей его – там душа мухана и есть. Светлое яйцо сам проглоти.
Взял Мэргэн сундучок, так, как велела Фудин, сделал. Светлое яйцо проглотил, пестрое разбил. Появился из пестрого маленький мальчик. Мухан увидел, говорит:
– Что во время битвы найдешь – надо мне отдавать.
– Ну уж нет.
Выдернул руки мальчику – г– у мухана руки отвалились. Ноги выдернул у мальчика – у мухана ноги отвалились. Как подушка стал. Кто-то подает Мэргэну метелку и лопагку маленькую. Он их мухану на пояс привязал:
– Поедешь в буни, встретишь моего отца – будешь ему слугой. Метелкой будешь вокруг него подметать, лопатой – уголь в голден подбрасывать, чтобы ему теплее было.
Мухан говорит:
– Лучше не мучай меня, убей.
Выдернул Мэргэн мальчику голову – и у мухана голова отвалилась. Пошел туда, где мухан жил, и старуху его убил. Сел на его место, стал его еду есть, его питье пить. Потом обе жены Сэлэ-Мэргэна появились.
– Иди, – говорят, женись на дочери мухана. Он встал, шатается, вышел на улицу, обошелдом, видит: тропинка узенькая к лесу ведет. Пошел по ней. Там дом стоит на восьми столбах, узоров на доме много всяких. Вошел Мэргэн в дом.
– А-я-я-я-а! – Красавица плачет-убивается, гол-ден ножом колет: сама отца убила, кается.
Мэргэна увидела, слезы смахнула:
– А чего теперь плакать! Отец тоже людям зло делал.
Женился на ней Мэргэн. Стало у него три жены. Один раз лежит он на спине, дремлет, видит: аджеха над ним качается. Рот у него шевелится, шепчет:
– Мэргэн, тебе тут хорошо, весело с молодой женой. Про свою названную сестру совсем забыл. Несчастье у нее. Мухан рогатый ее забрал, держит в ледяной яме. Спасай ее, да не задерживайся, а то в живых ее не застанешь.
Мэргэн домой вернулся, видит: борется названная сестра с муханом. Ни накана, ни голдена – ничего не осталось, все разбито. Пошел бн в амбар, где охотничье снаряжение хранили. Дверь открыл, а в амбаре птица-коори качается:
– Я давно тебя жду, бери меня с собой.
В углу на концах лыж два человечка-сатка живут.
– Бери нас с собой, – говорят.
Сэла-сочу – кружки от лыжных палок тоже с Мэргэном просятся. Всех он с собой взял и куртку прихватил, на ней – девять пуговиц, из шкуры рыси сделаны.
– Мы твоему отцу служили, – все эти вещи говорят, – теперь тебе будем служить.
Надел Мэргэн лыжи, на голову – шапку соболиную, птица-коори на шапку ему села. Только три пуговицы на куртке застегнул. Дошел до Амура – ветер подуялся, буря поднялась. Пошел по льду на лыжах.
Где тормозил – там торосы оставались. Когда мимо Иргэнов ехал – с домов камышовые крыши слетали.
Иргэнханы кричат:
– Откуда эта буря взялась? Какой-то богатырь на битву идёт!
Нашел Мэргэн рогатого мухана, победил его. Сестру домой привел. Она от счастья заплакала – мелкая речка побежала. Мэргэн от радости заплакал – большая река побежала. Мелкие речки всегда чище и светлее, чем глубокие.
Мэргэн с женами и сестрой большой Иргэн возле утеса поставили, и с тех пор стал называться этот утес Сэлэ-Хонко.

Лыжня Удэ

Вниз по течению стоит на Амуре золотой утес, вверх по течению – серебряный утес. Меж тех утесов в одном домике жили когда-то два брата. Старшего звали Акиа, а младшего Уде. У старшего брата была жена и маленький сын.
Жили они, жили. Вот как-то вечером старший брат говорит младшему:
– Уде, принеси-ка завтра побольше дров! Заготовишь много и долго не будем ходить за дровами.
Сказал так старший брат и ушел по своей охотничьей тропе в тайгу. Вернулся к вечеру, а вокруг дома высоченные горы дров: выдернутые с корнем деревья навалены. Такие толстые, что каждое из них годилось бы на днище или борта лодки. Чтобы пробраться к дому, пришлось Акиа где обходить, а где и перелезать через деревья. Вошел он в дом, разделся и сел ужинать.
Ест, а жена ему и говорит:
– Сегодня после полудня я перепугалась, увидев, как твой младший брат стал таскать деревья целиком с корнем и кроной. К вечеру едва уговорила его перестать. А сейчас он отдыхает. Задремал и уснул.
Немного погодя младший брат проснулся. Старший говорит ему:
– Ну, Уде, завтра ты порубишь заготовленные дрова. Те, что нарубишь покрупнее, поставь для просушки, а мелкие дрова для растопки сложишь во дворе.
На следующее утро старший брат снова пошел охотиться. Вечером вернулся пораньше. Спустился к берегу, смотрит: все дрова порублены, поколоты, разложены. Все младший брат сделал как следует. Вошел в дом, видит: Уде уже спит на своем месте.
Жена мужу рассказывает:
– Ох, как крушил и ломал дрова твой младший брат! Те стволы, что и не расколешь, он руками раздирал! Те, что и не сломаешь, он ногами дробил! Весь день между нашими двумя утесами от грохота земля дрожала.
Посмотрел Акиа на спящего брата, видит: вырос он! Перед этим был такой же, как он сам, а теперь стал гораздо больше него.
Вечером младший брат проснулся. Старший спрашивает:
– Все ли дрова ты порубил?
– Нет, брат, лишь половину. Завтра закончу. Жили они так, жили. Как-то весной вернулисьбратья с рыбалки и привезли в лодке рыбу. Невестка села на берегу, стала рыбу разделывать, а Акиа стал мастерить вешала для вяления рыбы. Невестка и говорит Уде:
– Принеси в дом воды!
А сама сидит, разделывает рыбу.
Старший брат сделал вешала и пошед к дому. Открыл дверь, шагнул и – ногой в воду! Уде-то всю посуду наполнил и даже на пол воды налил. Стали братья вычерпывать воду и выливать ее на улицу. Потом принесли с берега песок и хорошенько посыпали пол песком.
Невестка закончила работу и поднялась к дому. А в доме уже все сухо, муж качает в люльке ребенка, брат его сидит и вяжет невод для кеты. Посмотрела она на Уде: голова-то его уже выше верхнего оконного косяка, плечи в целый мах раздались!
Вот так они и жили. Чем дальше, тем Уде больше становится, чем дальше, тем выше он делается. Где ни ступит, каждый его след ямой остается. Чуть упрется ногой в землю – холмик появляется, а посильнее двинет ногой по земле – большая сопка встает. К реке от дома сходит – весь берег в ямах, буграх и ухабах оставит. Чтобы не спотыкаться, старший брат с женой землю потом руками разравнивают.
Однажды Уде успокаивал плачущего племянника и погладил его по головке. От прикосновения руки Уде мальчик погиб. Заплакал Уде и пошел в лес. Принес оттуда огромное дерево, ствол его вдоль разодрал. Что-то вроде лыж получилось. Заострил он передние и задние концы этих лыж. А потом пошел к брату и, плача и хлюпая носом, сказал:
– Ну, брат, невестка, не могу я больше жить на земле. В доме я не помещаюсь, скоро и между утесов не умещусь. Одни беды вам от меня. Придется идти жить на небо. Счастливо вам оставаться! Люди будут видеть на небе мой след.
Попрощался с братом и невесткой, надел лыжи, взмахнул руками, словно крыльями, и взлетел в не– бо. По небу на лыжах проехал, лыжню оставил. Мы и теперь можем ее видеть. Млечный путь – это лыжня Уде.
В некоторые годы тянется лыжня Уде вдоль Амура. Значит, осенью много кеты по Амуру поднимется. Если лыжня Уде встанет поперек Амура, мало будет кеты. Старики говорят, что каждый год Уде обновляет свою лыжню. От этого осенью звезды и Млечный путь становятся ярче. Хорошо их видно.
А давно ли это было, недавно ли, кто знает?

Ялгаха-фудин Фудин – девушка.

– девушка-цветок

Далеко-далеко жила одна семья, молодые муж с женой. У мужа была сестренка маленькая. Сначала все хорошо было, любила ее невестка, ласкова с ней была. Но вот подросла девочка, лет четырнадцать-пятнадцать ей стало. Похорошела. Косы до земли, стала невестка завидовать ее красоте. Сб злости мужу лучшую еду давать пере– стала. Совсем плохо в доме стало, бьет невестка девочку, упрекает.
Раз нашла девочка кусок бересты, стала делать из нее ведерко для воды. Смеряла себя, чтобы, сидя в ведерке, поместиться, такой величины и сделала, узоры тисненные вывела ножом на бересте. Когда все готово было, взяла укулча – женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Вышла на улицу ночью.
Тихая погода стоит. Фудикэн Фудикэн – девочка.

к берегу спустилась. Вода в реке гладкая, как будто маслом полита. Села девушка в ведерко, сумочку рядом с собой положила, поплыла. Юколу грызет, водой из реки запивает. Прямо на середине Амура плывет. Вот с севера ветерок подул, чуть-чуть Амур колышет, гонит мэлоки Мэлоки – из бересты ведерко для воды.

.
Днем девушка сидит в нем согнувшись, чтобы не видно ее было, ночью не прячется, ноги опустит в воду и плывет.
Как-то днем слышит близко-близко голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75