Раздвоенный язык клеймом прожигал его щеку напоследок, и змея растворялась в тумане, а он оставался висеть в оранжевом мареве, содрогаясь в рыданиях, зная, что все обещания — пустые слова, и он никогда не исполнит свое предназначение, и змея будет приходить каждую ночь.Утром встревоженная няня расспрашивала мальчика, что ему снилось. Элло смешно морщил лоб, пытаясь вспомнить, но перед глазами стеной вставал оранжевый туман, и он честно отвечал Марион:— Я не помню, но оно рыжее.Начинался новый день, с утра до вечера заполненный разными интересными занятиями, но чем ближе к вечеру, тем чаще Элло замирал на одном месте, словно прислушиваясь к чему-то. Потом встряхивался, как искупавшийся в луже пес, и бежал дальше по своим делам. Воистину, по сравнению с братом Леар казался самым обычным ребенком. Ну, подумаешь, научился читать в два года, любит сидеть на подоконнике и отказывается есть еду белого цвета. Иннуон часто жалел, что синяя нитка первородства досталась Элло, а закон защищает право старшинства. LVIII После своей находки Ванр отработал в библиотеке еще неделю, несмотря на нетерпение. Не мог же он сказать герцогу, что изучил его знаменитую библиотеку за один день, и ничего кроме вот этой тоненькой книжки в черном переплете ему не приглянулось. К концу недели у него набралось достаточно книг способных заинтересовать наместницу: несколько исторических хроник, редкий сборник любовных стихов Саломэ Несчастливой, написанных в уникальной трехстрочной форме, «Предания Зачарованного Леса» — книга, запрещенная еще сто лет назад по требованию эльфов, выставленных в ней самым неприглядным образом, три сборника старинных баллад, и, наконец, искомое описание погребального обряда. Библиотекарь остался доволен предложенной суммой и был готов расстаться с фолиантами хоть сегодня, но не мог подписать договор о продаже без разрешения герцога. Оставалось только надеяться, что тому будет не до подробного изучения списка, и вообще, он будет рад избавиться от незваного гостя. Ванр не мог не заметить, с каким раздражением герцог наблюдает за ежевечерними светскими беседами столичного чиновника и своей супруги. Право же, Ванр даже жалел, что приехал сюда по делу: герцогиня была на редкость красива, и производила впечатление женщины, изголодавшейся по ласке. Один шаг с его стороны — и чело герцога Суэрсен увенчают развесистые рога, прекрасная Соэнна только и ждет подходящей возможности, что неудивительно. Даже в присутствии гостя герцог обращался с женой возмутительно грубо.На горе Ванра, всю эту неделю герцог находился в отвратительном расположении духа. Холодное северное лето расщедрилось напоследок солнечными днями, а Иннуон всегда плохо переносил жару. А обитатели замка, похоже, вступили в сговор с природой: Соэнна требовала уволить лекаря, лекарь клялся всеми богами, что не виноват, дети постоянно путались под ногами, наставники жаловались, что не могут различить своих учеников, Элло постоянно повязывает синюю нитку на запястье брата, и Леар дважды отвечает домашнее задание, а служанка, с которой герцог последние полгода проводил ночи, потупившись, сообщила его милости, что выходит замуж за кузнеца и переселяется в деревню. Больше всего на свете Иннуон жаждал покоя и прохлады, и меньше всего — разбираться со столичным чиновником. Соблазн махнуть на все рукой и позволить этому перелетному щеголю хоть всю библиотеку вывезти, был велик, но еще больше Иннуону хотелось испортить кому-нибудь настроение. Он уже предпринял шаги в этом направлении: увеличил лекарю жалованье, позвал к себе жениха служанки и выдал тому двадцать золотых на приданое, с удовольствием заметив, как здоровенный мужик, стиснув зубы, благодарно поклонился, и отправил письмо Квейгу, с очередным приглашением в гости. Иннуон прекрасно знал, что Ивенна опять откажется ехать, а герцог Квэ-Эро сгрызет три пера, пока подберет вежливую причину для отказа. Теперь он сидел в кабинете, с привычным раздражением глядя в прозрачное стекло, заменившее разбитый им витраж, и ждал столичного зазнайку. Ванра он невзлюбил с первой же минуты: несмотря на всю вежливость, в разодетом по последней столичной моде чиновнике проскальзывало презрение к провинциалам. Казалось, он просто сгорает от желания поскорее управиться с делами и вернуться в столицу, подальше от поросших мхом стен горного замка. Кроме того, этот франт посмел кокетничать с герцогиней, а Иннуон не терпел посягательств на свою собственность и плевать он хотел, что при дворе принято рассыпаться в комплиментах и целовать дамам ручки, пока дыхания хватит. Герцог поприветствовал гостя, любезно предложил ему сесть, с усмешкой понаблюдав, как тот ерзает на жестком стуле, и сделал вид, что внимательно изучает список, а сам незаметно рассматривал чиновника, пытаясь понять, что же такого привлекательного нашла в нем Соэнна. Среднего роста, расплывшийся в боках, широкий пояс с трудом удерживает животик, слащавое выражение лица — тот тип мужчин, которых лучше держать подальше от молоденьких мальчиков. Иннуон мысленно ухмыльнулся: новая мода сыграла дурную шутку с разъевшимися придворными. Раньше они могли прятать неприглядные особенности фигуры в кружевах и оборках, а теперь простой покрой, пусть даже и из самой дорогой ткани, беспощадно выставлял напоказ все недостатки. Жаль, что такая мода не продержится долго. Иннуон оторвался от списка:— Я не совсем понял вас, господин Пасуаш. Что вы хотите сделать с этими книгами?— Приобрести для дворцовой библиотеки, ваше сиятельство.— Но с чего вы взяли, что я буду распродавать наследие предков?Ванр чуть не взвыл:— Но я же сообщил вам о цели своего приезда в первый же день!— Но вы не сказали, что хотите увезти книги. Я понял, что вы перепишите то, что вас заинтересует.— В списке пятнадцать наименований! Мне пришлось бы зазимовать здесь!— Вы же привыкли иметь дело с документами. Наверняка вы быстро пишете, да и почерк у вас должен быть отменный.— Послушайте, я даю за эти книги очень хорошую цену, за каждую из них можно будет купить три новых! — Ванр совершил ошибку, забыв, что разговаривает с баснословно богатым герцогом Суэрсен.— Вы что же, на рынке торгуетесь, любезнейший? — Ледяным голосом поинтересовался герцог.— Что вы, я просто хотел сказать, что ваша библиотека не пострадает, если я куплю эти книги для ее величества.Иннуон сдержал усмешку — вспомнил таки, чинуша, кому служит:— Моя библиотека и так не пострадает. Книги останутся на своих местах. Желаете исполнить волю наместницы — нанимайте в городе переписчиков, или переписывайте их сами, мне без разницы. Но продавать я ничего не собираюсь.Теперь Ванр проклинал свою предусмотрительность: пятнадцать книг, в здешней мастерской больше трех переписчиков не разместятся, это же на два месяца работы! И ведь не пойдешь на попятный: мол, пожадничал я, ваше сиятельство, на самом деле мне всего одна книжка нужна! Делать нечего, придется задержаться в Суэрсене:— Воля ваша, герцог. Но это займет много времени.— Не беспокойтесь, можете возвращаться в столицу хоть завтра. Библиотекарь проследит, чтобы вы получили все списки, как только они будут готовы. Я всегда готов оказать услугу ее величеству.Ванр сжал зубы, чтобы не сказать чего лишнего: услугу он оказать готов! Подданный должен быть готов исполнить волю наместницы, а не «услуги ей оказывать». Триумфальное возвращение в столицу с книгой откладывалось на неопределенный срок. Ну что ж, теперь они хотя бы знают, где книга хранится, и чем она так опасна. А от Ванра герцог Суэрсен так просто не отделается, нельзя подпускать к книге переписчиков.— Я, с вашего позволения, останусь и прослежу за работой переписчиков. Да и сам тряхну стариной, все ж быстрее получится. Как вы совершенно верно заметили — у меня действительно прекрасный почерк.Герцог с трудом сдержал ругательство — в свою же ловушку попался! Теперь придется терпеть этот фрукт в своем доме еще два месяца, не меньше. Но было уже слишком поздно отступать:— Как вам угодно, господин Пасуаш, мой дом всегда открыт для посланников ее величества.Ванр забрал список и откланялся, нужно было ехать в Солеру за переписчиками. Ну что ж, герцог, мы еще посмотрим, кто кому больше неприятностей доставит: теперь у Ванра было сколько угодно времени, чтобы заняться очаровательной герцогиней. LIX Ивенна стояла на верхней галерее и смотрела на море. Волны набегали на мраморные ступени лестницы, но брызги не долетали до второго этажа. В Квэ-Эро быстро темнело — море весь день ждало, когда солнце зависнет на самой кромке небосклона, а потом жадно проглатывало багряный диск, и на небе сразу же вспыхивали звезды. Герцогиня вдохнула пряный теплый воздух и спустилась к воде. Она любила купаться в темноте, когда песок не обжигал ноги, а вода превращалась в перламутровое топленое молоко. Она оттолкнулась от ступенек, проплыла вперед и перевернулась на спину. Соленая вода легко удерживала ее тело на поверхности, нужно было только изредка шевелить руками, чтобы ноги не коснулись дна. Квейг никогда не купался в этом месте, для него тут было слишком мелко, а Ивенна всей душой полюбила тихую заводь. Она слишком плохо плавала, чтобы стремиться на глубину. Квейг… она поморщилась, вспоминая сегодняшнюю размолвку, как всегда, по одной и той же причине. Иннуон опять звал их в гости, Квейг снова пытался убедить жену, что ее поведение — неприлично. Чтобы там ни было — а это ее родной брат, уже почти пять лет прошло, в обеих семьях наследники подрастают, нельзя столько времени таить обиду. Обычно Квейг не спорил с женой — чаще всего он просто делал то, что она хотела, реже — поступал так, как считал нужным, в любом случае не пререкался. Но сейчас на стороне Квейга были все разумные доводы, Ивенне было нечего возразить, она просто отказывалась ехать. Она не хотела объяснять, что обиды давно уже нет, разве что на судьбу, связавшую ее узами. Сначала она отказывалась из страха, что не сумеет удержаться, что разорванные звенья снова соединятся в единую цепь, и все начнется сначала. Потом она отказывалась из равнодушия: ей было все равно, увидит она брата или нет, но не хотелось оставлять детей на попечение слуг, или везти их за собой в долгое путешествие. Теперь же она не соглашалась ехать из жалости: Ивенна слишком хорошо знала Иннуона, семейное упрямство не позволит ему признать поражение. Ведь не он отослал Ивенну прочь — она сама оставила его, она предпочла другого. Не избежать тягостного объяснения, Иннуон не готов встретиться с другой Ивенной, свободной от родового проклятья, привыкшей к солнечному теплу и соленой морской воде. Ивенна все еще любила, но не так самого брата, как память о нем, и не хотела сталкиваться с реальностью, не хотела своими глазами убедиться, насколько они стали чужды друг другу. Да и Квейгу лучше не встречаться со старинным другом, его может ждать сильное разочарование. Ивенна не верила, что брат сумеет сдержаться и не проявит неприязни к мужчине, забравшему его женщину, будь то хоть трижды друг. У Иннуона вообще было странное представление о дружбе: в его понимании друзья существовали, чтобы отдавать ему то, в чем он нуждался, в ответ довольствуясь осознанием, что этот удивительный человек — их друг. Самое смешное, что это работало — у Иннуона никогда не было недостатка в друзьях, с восторгом отзывавшихся о нем, готовых придти на помощь по первому зову. Впрочем, звать на помощь было ниже достоинства герцога Суэрсен. Ивенна же не сомневалась, что у Квейга несколько другие представления о дружбе, и хотела уберечь его от удара. Иннуон умел быть беспощадным, особенно к тем, кого любил.Огонь свечи рассек темноту — горничная пришла с полотенцем. Выросшая на побережье девушка не одобряла ночных купаний своей госпожи. Мало ли, что вода кажется теплой и мелко — утонуть и в лохани можно, сведет ногу судорогой, объясняй потом герцогу, почему не уследили. Переубедить Ивенну она так и не сумела, но всегда держалась поблизости, а когда герцогиня слишком долго не выходила из воды — намекала, что пора бы и спать лечь. Летом в Квэ-Эро рано вставали, чтобы успеть управиться с делами до настоящей жары, и Ивенна, ночная птица, каждый день выходила к завтраку в отвратительном настроении, но так и не смогла заставить себя ложиться спать вместе с солнцем, подобно курам. Впрочем, завтра можно было со спокойным сердцем проспать до полудня — Квейг собирался уехать в порт на рассвете. Это к лучшему — посмотрит, как на верфях растут его вожделенные парусники, и перестанет думать об Иннуоне. Ивенна вздохнула: когда речь заходила о кораблях, Квейг вообще переставал думать. Иногда ей казалось, что супруг младше ее не на шесть лет, а на все шестнадцать. Это же надо было додуматься — пять лет добиваться от Тейвора денег на парусный флот, уверяя, что при одном виде новых кораблей кавднийские галеры будут в ужасе опускаться на морское дно, а добившись — связаться с каким-то ненормальным, собравшимся плыть на край света! И ведь Квейг действительно собирался дать безумному капитану свои новые корабли, три прекрасных каравеллы! Да еще и оплатить всю затею из собственного кармана: нанять экипаж, закупить припасы! И на основании чего? Старые карты из библиотеки, ах, если бы только Ивенна могла сказать мужу, что его драгоценные карты не стоят ни гроша, просто украшение на полу в часовне! Но даже Квейгу она не имела права признаться, что в Суэрсене сохранилась часовня Ареда. Ивенна с ужасом ожидала конца строительства. Она представляла себе выражение лица военачальника, когда он узнает, что новый парусный флот уплыл в неизвестном направлении. С Тейвора станется потребовать возместить стоимость кораблей, а то и приписать герцогу Квэ-Эро злой умысел. Доказывай потом, что не вступил в сговор с правителем Кавдна и родину не продавал. А если узнают, что Квейг привез с островов запрещенные устройства — и до изгнания дойти может. А Квейг часами просиживал с капитаном Трисом, обсуждая детали путешествия, и сожалел, что не может отправиться с ними. Но Ивенна и в этом не была уверена — с него станется в последний момент догнать корабль вплавь. Нет, не понимала она этого. Дело моряков — торговля и, не приведи боги, война, а об устройстве мира пусть рассуждают жрецы и мудрецы. Зачем искать новые земли на другом конце моря, когда своих забот хватает?Герцогиня завернулась в полотенце и, не обуваясь, вернулась во дворец. Неслышно ступая, вошла в детскую, убедилась, что дети крепко спят, и отправилась к себе. Хотела бы она знать, унаследовали ли ее сыновья отцовскую беспечность или удались характером в мать. Но сейчас еще было слишком рано судить. Пока что близнецы напоминали ей подрастающих щенят: такие же смешные, неуклюжие и невыносимо трогательные. Счастливые дети — трудно было бы найти для детства место лучше, чем розовый дворец у самой кромки моря. Пожалуй, даже хорошо, если они удались в отца — в этой благодатной земле ни к чему северная сдержанность Ивенны. LX Войдя в кабинет наместницы, Ванр молча положил на стол тонкую книжицу — несколько листов бумаги, сшитых грубой ниткой, и, по-прежнему не говоря ни слова, сел напротив нее. Энрисса начала читать, и уже на середине первой страницы подняла голову и с удивлением посмотрела на своего секретаря. Вскоре удивление сменилось растерянностью, а потом гневом. Всегда невозмутимая наместница в ярости швырнула книгу, та ударилась о стену и шмякнулась на пол. Энрисса смахнула со стола остальные бумаги, вместе с фарфоровой чернильницей, расколовшейся с веселым звоном, плечи наместницы тряслись, она закрыло лицо ладонями. Ванр впервые видел Энриссу в таком состоянии: гнев, слезы, раздражение — случалось все, но чтобы так… Он подошел к рыдающей без слез женщине, обнял ее за плечи, шептал что-то бессмысленное и утешающее на ухо, пока ее не перестало трясти. Энрисса опустила ладони и безжизненным голосом проговорила:— Это просто каменный болван.Ванр вздохнул — как будто раньше она считала статую подлинным окаменевшим телом его эльфийского величества. В сказку про каменного короля верили только маленькие дети:— Конечно, это просто статуя.— Ты не понимаешь, — устало пояснила наместница, — я всегда знала, что это просто кусок камня. Но верила, что король был. Ведь кто-то же основал эту проклятую империю, установил эти порядки! Не могло оно само столько лет простоять, не могло! Я верила, что когда-нибудь он вернется, он, или кто-нибудь другой, неважно. Вернется, и все закончится! И больше никто не будет губить дочерей ради власти! Чтобы урвать кусок!Ванр снова не стал возражать — не будут драться за трон, найдут дочерям другое применение. Наместница может быть только одна, а мало ли девочек в дворянских семьях выдают замуж против воли, в обители отправляют, а то и еще хуже — оставляют навечно в приживалках, племянников нянчить, да племянницам приданое шить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69