А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И сам Мингниш, мне кажется, тоже как-то замешан в этом. В твоих книгах — не вся история. Впрочем, один человек никогда не сможет досказать такую историю до конца.
— А откуда вообще появилась магия? — спросил Ривен.
— Ты же знаешь историю… ты сам ее написал. Магию принесли сюда гномы, — те, кто обитает в глубинах Гресхорна, — самый древний народ на земле. Они подарили магию одному калеке по имени Беркинлиг, а он принес волшебство в Долы и раздал друзьям и своим домашним. Люди со всех концов земли приходили подивиться на чудеса, которые творили узнавшие магию, и постепенно — как и мирканы — кое-кто из волшебников согласился служить баронам Мингниша. Другие пошли своею дорогой, посвятив себя проникновению в тайны магии, которые были открыты им. Они поселились в дремучих лесах среди гор. К ним туда приходили люди, которым нужна была помощь. — И стали их называть Горним народом. А теперь их больше нет.
— А почему именно волк? — полюбопытствовал Ривен.
— Я могу превращаться во что угодно и в кого угодно. Я нашел Флейту и Барабана, когда они были совсем щенками. Отца их убили охотники. Волчица-мать умирала. Пришлось мне стать их отцом и матерью… я их выходил, выкормил. Так они стали моими детьми. Это тебя не беспокоит, Майкл Ривен?
— Есть немного.
Мертах ухмыльнулся.
— Во всяком случае, этого нет в твоей книге. Я там у тебя — этакий мрачный, зловещий тип, которого все избегают. Человек, в котором слишком много от волка… верно я говорю?
— В книгах не все так, как в жизни. И ты это знаешь.
— Да. Но там есть кое-что интересное. И теперь вот еще оказалось, что те люди, которые в последнее время доставляют больше всего хлопот Долам, — люди из твоего мира. Брагад и Джиннет. Может быть, среди нас есть еще кто-нибудь, о ком нам бы следовало знать?
Ривен устало мотнул головой. Хотя, быть может, и есть. Еще кто-нибудь. Ривен поворотил коня и вернулся к Ратагану, в хвост цепочки. Иной раз разговор с Мертахом больше всего походил на дуэль.
Дженни сейчас далеко. В горах, среди суровых вершин, куда были изгнаны маги и чародеи этого мира.
Он вроде бы начал улавливать проблески смысла. Потихонечку понимать логику, правящую этим миром.

Навстречу им уже начали попадаться люди. Всадники выехали на усыпанную гравием дорогу, которую здесь проложили по указанию одного из правителей Раларта несколько десятилетий, а то и веков назад — колеса фургонов и пешеходы уплотнили гравий. Встречные приветствовали стражей и мирканов дружелюбно и как будто даже с облегчением: купцы в крытых повозках, крестьяне и пастухи с отарами овец и стадами коров, женщины, гнущиеся под тяжестью вязанок дров или коромысел с ведрами, и их детишки, что с любопытством глазели на одетых в воинские доспехи всадников. На Флейту и Барабана они пялились в изумлении, широко распахнув глаза. Но, похоже, большинство людей узнавали волков и их хозяина. К Мертаху не раз обращались по имени, а один из стражей получил даже букетик жимолости от темноглазой девушки, не сводившей с него восхищенного взора.
В каждой деревне, которую они проезжали, Мертах останавливал отряд и задерживался ненадолго, чтобы переговорить со старостой. Ривен не слышал, о чем они говорили, но разговоры всегда сопровождались сокрушенным качанием головой и почесыванием в затылке. К дверям домов в некоторых деревнях были прибиты свежеснятые волчьи шкуры. А в одном поселении красовалась голова Снежного Исполина, водруженная на колу во дворе дома старосты. Глаза ее запали внутрь. Сквозь поредевшие пряди волос на макушке проглядывал череп. Когда всадники проезжали мимо, на мертвую голову взгромоздилась ворона и с надеждой ткнула клювом в глазницу.
Всадники гнали коней; им еще предстояло проделать немалый путь, чтобы до ночи попасть в Ивригар. Мертаху рассказали о большой стае волков, которую видели у западного склона Скрайага, — на нее наткнулись охотники, отчаявшиеся найти добычу в пределах Раларта и решившиеся пройти дальше на запад в надежде подстрелить оленя на горных склонах. Стая, как говорили, была огромной, что твое войско, и еще при волках видели Снежных Исполинов, которые ходили со стаей, как пастухи при отаре овец. Они направлялись к востоку. Появились у границы Раларта и гриффеши — свирепые крысы-вепри. Они рыскали по ночным лесам, а в безлунные ночи забредали в поселки и воровали детей. Где же при этом были стражи? Где были люди Лионана, наемники, обязавшиеся защищать Свардал? Ни слуху о них, ни духу. И так уже несколько дней. И ворота Свардала закрыты.
Всадники продвигались вперед. В одной из деревень местные убили трех человек с дальнего севера, которые пытались украсть съестное, — тела их болтались, задираемые ветром, на сколоченной наспех виселице. Увидев их, Мертах побелел от ярости и приказал снять немедленно. И предупредил, что если подобное повторится снова, зачинщики будут повешены рядом. Есть закон о неприкосновенности личности, и никто не смеет творить бесчинства, словно идет война с неприятелем. Его слушали с каменными выражениями лиц — дюжина мужчин, ослабевших от голода, женщины, сбившиеся в тесную стайку за спинами мужей, и дети, которые хныкали, цепляясь за материнские юбки. Всадники отдали им все, что у них оставалось еще из еды, и поехали дальше.
Чем дальше они продвигались на запад, тем картина становилась мрачнее. Они миновали две зажиточные когда-то усадьбы, теперь — совсем заброшенные. Во дворе одной из усадеб валялись останки волков и гриффеша. От них поднимался невыносимый смрад. Настроение у всех испортилось. Даже Ратаган, похоже, забыл, как улыбаться. Угрюмые мирканы стали еще мрачнее.
Наконец, они повернули на юг, и направили лошадей к дому Ратагана. Тени всадников удлинились — день близился к вечеру, второй день дозора. Путники спешили, никому не хотелось снова остаться в открытом поле после того, как на землю опустится тьма. С востока ветер пригнал мрачные тучи. Пошел дождь, шумно Обрушившись на каменистые склоны западных холмов. Стражи ежились — вода проникала им за доспехи. Все они, как один, выдернули с лук седла и надели накидки из промасленной кожи. А вот мирканы как будто даже и не замечали дождя, хлещущего в лицо.
Вдруг Таган попридержал коня и, привстав на стременах, вскинул голову и сощурил глаза. Мертах присоединился к нему. Волки навострили уши и зарычали — тихо и глухо. Таган указал на темнеющие холмы. Ривен последовал взглядом за направлением его руки. Что-то двигалось там, под громоздящимися скалами, превратившимися в сумерках в лабиринт теней.
До них донеслись какие-то едва различимые звуки. Ратаган достал из чехла свой боевой топор и смахнул с топорища капли дождя. Вода стекала со лба гиганта, минуя брови, в его глубоко посаженные глаза. Борода его намокла.
— Кажется, нам желают составить компанию, друг мой.
Всадники все, как один, достали мечи из промасленных ножен. Мул, почуяв опасность, принялся кричать со страху, и кто-то из мирканов огрел его посохом.
— Гриффеши! — воскликнул Мертах. Они надвигались серой волной, повторяющей изгибы подножий холмов. Ривен не мог различить их по отдельности — лишь колышущиеся очертания стаи.
— Сколько? — спросил он.
— Десятков этак шесть, если не восемь, — ответил Айса у него из-за спины. Голос его звучал тревожно. Ривен попытался припомнить образы их врагов по своим книгам, но реальность дождя, темноты и приближающейся стаи… времени на раздумья уже не осталось.
Мертах резко поворотил коня — ну, вылитый кентавр!
— Их слишком много. Мы должны поспешить… поспешить в Ивригар. Льюб, отвяжи мулов. Брось их. Таган, веди!
Пришпорив коней, всадники понеслись прочь. Бешеным галопом от подступающих сумерек. Гриффеши увидели их и подняли жуткий визг. Из-под копыт лошадей летели камни и комья глины. Дождь заливал глаза. Неровный склон ходил ходуном и грозил падением. Всадников то и дело подбрасывало в седле, хотя они изо всех сил сжимали коленями бока лошадей. У Ривена от страха засосало под ложечкой, а легкие как будто заполнила ледяная вода. Единственное, что он был еще в состоянии делать, — это погонять своего объятого ужасом коня вслед за Мертахом и кое-как держаться в седле, рискуя упасть, когда конь его на всем скаку огибал кусты и камни, перепрыгивая расселины. Топот копыт отдавался в его ушах. Холодный дождь хлестал по лицу, не давая открыть глаза.
Позади раздались пронзительные крики брошенных мулов, и лошади припустили еще быстрее. Волки Мертаха, точно серые призраки, неслись впереди с невообразимой скоростью. Они скатились с холма, словно преследуя врага. Но враг был у них за спиной. Сквозь топот копыт всадники уже различали пронзительный визг их преследователей. С лошадей клочьями слетала пена, глаза бешено пылали. Но силы их были уже на исходе.
Мертах выкрикнул что-то и сбавил ход. В широкой ложбине блестел ручей; брызги воды, превратившиеся в сумерках в серебристые султаны, обдали всадников с головы до ног. А за ручьем на фоне ночного неба чернело какое-то строение. В окружающей мгле желтые огоньки в его окнах казались особенно яркими.
Всадники сбились в кучу и спешились. Два миркана бегом вернулись к ручью, чтобы остановить погоню. Ривен увидел, как из ручья поднялось что-то похожее на серую вздыбленную волну. В этой движущейся лавине засверкали зеленые огоньки — глаза. Посохи мирканов с треском опускались вниз, ломая кости и кроша черепа зверей. Все пространство наполнилось пронзительным визгом, к которому присоединилось испуганное ржание лошадей. Ривен повис на узде своего коня, который взвился на дыбы и попятился в отчаянной попытке ускакать прочь. Теплая слюна мерина брызнула ему в лицо. Он слышал крики Мертаха. Кто-то со всего размаху врезался в бревна стены. Закованные в доспехи мирканы что-то бессвязно кричали и, размахивая мечами, спешили на выручку своим товарищам. Ривен видел, как сверкнул топор Ратагана и вонзился в волосатую морду зверя, разбрызгивая черную кровь.
Гриффеши. Существа из ночного кошмара. Твари с мордами крыс — крыс пяти футов длиной. Из разверстых пастей торчали поблескивающие кабаньи клыки. От макушки вниз по спине сбегала топорщащаяся во все стороны грива жестких волос. Сильные и короткие ноги. Лапы гриффешей оканчивались когтями, а сзади, точно змеи, извивались голые хвосты. Гриффеши то визжали, то глухо рычали. Ривен видел, как упал один из стражей, поддетый клыками. На упавшего тут же налетели еще три гриффеша. Его закованные в железо руки пытались разбросать мерзких тварей, но безуспешно. Льюб влетел в это месиво, круша боевым посохом направо и налево, раскидал разъяренных зверей и извлек из свалки своего изрядно помятого товарища.
Раздались грохот и скрежет, и свет факелов залил все вокруг — это распахнулись ворота Ивригара. Бойцы рванулись туда, волоча за собой обезумевших лошадей. Половина воинов из отряда еще отбивалась от гриффешей, что наседали на ворота, пытаясь прорваться внутрь.
Дождь припустил еще сильнее — земля уже чавкала под ногами. Ривен вынул свой меч из ножен. Лошади в страхе разбежались по двору, и теперь слуги носились за ними, пытаясь поймать. Другие пытались закрыть ворота, что трещали под напирающей массой кровожадных тварей.
Они хотят достать меня.
Эта мысль возникла в сознании Ривена, пока он стоял, раздумывая, вступать ему в битву или попытаться успокоить коней. Гриффеши топтали трупы своих же товарищей, стараясь прорваться в ворота, а мечи, посохи и топор Ратагана сбирали свою кровавую жатву. Но почему такое упорство?
И тут Ратаган упал под тяжестью гриффеша, неожиданно вцепившегося ему в горло. Ривен оставил свои сомнения и ринулся вперед, размахивая мечом. Удар отдался болью в руке — он почти обезглавил животное. Он рубил еще и еще, не в силах остановиться. С каждым ударом в плече и ребрах нарастала волна пронзительной боли. Мир померк у него перед глазами. Он помог Ратагану подняться, и гигант повис у него на плече, проклиная, на чем свет стоит, свою хромоту.
Вдруг все кончилось. Ворота с грохотом закрылись. Последние из оставшихся во дворе гриффешей были убиты. Струи дождя заливали лицо Ривена, текли по спине. Стекали с доспехов стражей, которые никак не могли отдышаться после такой свалки. Было слышно, как там, снаружи, оставшиеся гриффеши бросаются на бревна частокола и на запертые ворота. В визге зверюг явственно слышались злоба и бешенство. Ривену стало не по себе.
— Неслабая драка, Сказитель, — прохрипел Ратаган. — Это становится доброй традицией: спасать жизнь друг другу. — Он умолк, переводя дух. — Вот именно, доброй традицией. Да продлится хорошее начинание — пусть так оно будет и впредь. — Он улыбнулся, и зубы его сверкнули в отблесках факелов.
— Ратаган, муж мой, — раздался вдруг женский голос из толпы воинов и слуг, и вперед вышла хрупкая стройная женщина, закутанная в плащ. Толпа расступилась, давая ей дорогу. Она отбросила капюшон за спину, открыв золотистые волосы, вспыхнувшие мягким сиянием под дождем.
— Скорее в дом. Ты ранен. Рада видеть тебя снова дома.
Улыбка стерлась с лица Ратагана.
В комнате не было света — только отблески огня в очаге. Очаг поражал своими громадными размерами. Плита над ним располагалась на высоте плеч Ратагана и по длине не уступала кровати. Языки огня лизали поленья толщиной с бедро крепкого мужчины. Железная подставка для дров сияла отраженным оранжевым светом пламени. По комнате разливалось красновато-желтое свечение, и только в самых дальних ее углах скопился сумрак. В дрожащих отсветах можно было разглядеть высокий потолок, который поддерживали потемневшие деревянные балки. Пол просторной комнаты выложен каменными плитами. Посередине стоял длинный дубовый стол с незажженными свечами, который приезжие завалили своей промокшей одеждой и оружием. У очага на двух деревянных скамьях с высокими спинками сидели Ратаган и Ривен. Гигант сжимал в кулаке фляжку и время от времени припадал к ее горлышку. На лице его явственно читалось напряжение. Утолив жажду, оба они переоделись в сухое. Ратаган склонил голову набок и прислушался к вою ветра, который стучал ставнями.
Дверь отворилась, и к ним вошел Лиса с подносом, уставленным яствами. Следом за ним в комнату проскользнула женщина. Скрипнула крышка оловянного сундучка — женщина достала тоненькую свечу и наклонилась к огню, чтобы зажечь ее. Ратаган молча взял свечку у нее из рук и поднес к огню. Фитилек вспыхнул. Женщина улыбнулась ему, но Ратаган угрюмо уткнулся носом в свое пиво.
Зажгли свечи. В комнате стало светлее. Теперь, когда были видны высокие стены, комната стала какой-то пустой.
— Какие новости? — спросил Ратаган, нагнувшись к подставке для дров.
— Отогнали гриффешей. — У нее был высокий голос, у этой женщины. И он чуть дрожал от обиды. — Мертах и остальные обходят сейчас соседние фермы, чтобы удостовериться, что там ничего не случилось плохого.
— Жаркая была драка, — проговорил Айса, и глаза его блеснули в свете свечей.
Ратаган хмыкнул.
— А была б еще лучше, если бы бедных калек-инвалидов не прогнали с поля брани. Я на этот счет поговорю с Мертахом, когда он вернется.
— Да под конец там и не драка была, а так… погоня за отступающим в панике противником, — утешил его Айса. — Твоя нога… и болезненное состояние Сказителя… куда вам теперь еще бегать.
— Миркан правильно говорит, Ратаган, — откликнулась женщина, положив руку ему на плечо. — И чего ты все рвешься куда-то, только ради того, чтобы еще раз окрасить свой клинок кровью. — Она была маленькая, худенькая, с голубыми глазами и светлыми золотистыми волосами, заплетенными в длинные косы. Аэлин. Жена Ратагана.
— Ибо это — одно из немногих деяний, в которых я превосхожу многих, — ответил ей Ратаган. — Другой мой талант — способность, к питию. — Он опорожнил свою флягу. После минутного колебания Аэлин взяла ее и подошла к столу, чтобы наполнить снова.
Ривен нервно заерзал. Аэлин увела их в дом, когда схватка еще продолжалась, когда Мертах и мирканы все еще бились с гриффешами. Но теперь все закончилось. Айса и еще трое стражей — раненых — присоединились к Ратагану с Ривеном в доме. Эти трое расположились в нижнем зале, где с них сняли доспехи и обработали раны. А Мертах с отрядом отправился в погоню за разбитой сворой гриффешей, чтобы окончательно их добить, а потом обойти окрестные фермы — поглядеть, все ли в порядке.
Ратаган после этого не сказал ни единого доброго слова жене, хотя та то и дело бросала в сторону мужа едва ли не умоляющие взгляды. Ривен с лицом, искаженным от душевной боли, не отрываясь глядел на нее, — но только тогда, когда она отворачивалась и не могла его видеть. Ривен даже и не догадывался об этой стороне жизни Ратагана, да и не был уверен в том, что хочет знать причину. Он уже убедился на собственном опыте, каково это бывает, когда чужие люди суют нос свой в твои дела и бередят твои раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48