Любимых глазах со вселенской скорбью, эхом ее скорби.Какие же они оба идиоты! Идиоты, и все тут! Трусы и подлецы! Оба!Она заплакала вдруг, громко всхлипывая, и решительно отодвинула от себя чашку, в которую с плеском плюхнулись рыдания.— Перестань, — попросил Илья, — не надо.Конечно, не надо. Не надо напрасных слез, напрасных надежд, напрасного ожидания. Зряшное дело.У него всю жизнь перед глазами бабушка с дедом и мать с отцом, незыблемые идеалы и собственный унылый брак, маленькое предательство, разочарование вечным грузом.У нее, наоборот, все совсем не так. Параллельные прямые не пересекаются, верно? Вот-вот. Никаких идеалов, нерушимых союзов, верности, нежной дружбы, любви до гроба и все такое — этого она не знала.У него всегда был дом. А она неприкаянная по миру.Ему тридцать шесть, в конце концов. А ей только-только исполнилось двадцать четыре!И на одну ночь он ей не нужен!Она тоже не годится на разовую любовницу!— Женька, хватит, — Илья потряс ее, сильно сдавив плечо, — слышишь, хватит.Она вырвалась и отошла к окну. Подышала немного в раскрытые ставни, словно набираясь сил.— Это все ты! Ты все затеял! — не поворачиваясь, сообщила она.— Хватит! — прокаркал он, будто свихнувшийся попугай.— Ехал бы один в свой дурацкий город, придурок!— Успокойся, Женя.— Я спокойна, чертов кретин!Он отшвырнул стул и одним прыжком пересек кухню, едва не врезавшись грудью в Женькин подбородок.— Ты все утро строила мне глазки, а теперь заявляешь, что я во всем виноват!Она запрокинула голову и безмолвно заклинала:— Поцелуй меня.— Ни за что, — он смотрел на нее с негодованием. Ровно секунду, а потом отшатнулся и тряхнул головой, будто на него свалился паук.— Я не тот, кто тебе нужен.— Что?! — изумилась Женька.— Ты замечательная, ты красивая, молодая, отважная девочка, и… у тебя все будет хорошо, — выдавил он, ненавидя себя за это киношное благородство, за чертову проницательность, за жизненный опыт и еще черти за что, что подсказывало ему — с ней все будет непросто, беги!И он, дурак, слушался. Разве что не бежал стремглав.— Спокойной ночи, — махнула рукой у двери Женька.— Погоди, — он снова скакнул по кухне, — ты не так поняла…— Мы вообще друг друга не понимаем, — устало выдохнула она.— Давай поговорим. Спокойно, нормально, по-человечески. Сядь.— Илья, мне нечего сказать. Я подумала… Мне показалось… В общем, ерунда.А если все-таки просто переспать, шепнул ему циничный и прагматичный Илья Кочетков.Без всяких затей. Без далеко идущих планов на «любовь до гроба». Что с ней будет, с этой девчонкой? Развлечетесь немного, вот и все. Как были одиночки, так и останетесь. Терять все равно нечего.Он усадил ее на колени, и она спокойно засопела рядом.— Я не смогу остановиться, — предупредил Илья, уткнувшись носом в темный хохолок.— Ну и не надо, — фыркнула она.— Тебе не страшно?— Очень страшно. Но я взрослая девочка.— Сомневаюсь, — он обхватил ее крепко и услышал, как метнулось и замерло под ладонью чужое сердце.Чужое, ненужное, близко-близко, — и словно целая планета у него в руке, бери и пользуйся на свое усмотрение, грабь, топи, рассаживай сады, заселяй народами.Ни к чему.Вдруг планету однажды сдвинет с оси, и ему останется только помахать вслед.— Пойдем спать, Илья. Он молча развел руки.Женька быстро поднялась и наткнулась взглядом на темноту его глаз, где полыхало отчаяние и непонятная мольба. Она не знала, чего боится больше — его или саму себя.— И ты сможешь уснуть? — спросил он, кривя губы в привычной усмешке.От внезапной злости свело затылок, и она, скрипнув зубами, процедила, что заснет с превеликим счастьем.— Ну уж нет, — пробормотал он, — это вряд ли, девочка моя.С тяжким вздохом он прижался губами к ее рту, словно приговоренный к последнему стакану воды. Ни огня, ни трепета не было в поцелуе, только покорная смиренность. Испить до дна, по капельке, медленно, очень медленно, оттягивая момент расплаты.Она рухнула в поцелуй, будто в пропасть — завораживающую и жуткую. И ей показалось, что не падает, а летит. Его губы жалели и жаловались, и рассказывали о том, что ему тоже страшно, что он измучился без нее, о том, что он взрослый, самодостаточный, успешный и никому, никому не верит.Ей некогда было задуматься над всем этим. Не хотелось. Не моглось.От ее губ веяло родниковой прохладой и диким медом, и вдруг вспыхнуло что-то в голове, озарив на мгновение невозможно резким светом, и он как будто понял что-то, самое важное. Но миг — и все поглотил шквал, не осталось и следа от солнца, от покорности, от спокойных, медлительных движений. Темнота ударила по глазам, и он уже ничего не видел, ни черта не соображал.— Илья, Илья, мы упадем…— Где лестница? Черт с ней!.. Где гостиная? Ослепшими глазами он ощупал ее лицо, потихоньку приходя в сознание.— Мы не можем. Нельзя, — пробормотала она непослушными губами.— Нельзя?!— Тут нельзя.Илья сграбастал ее в охапку и наугад ринулся вперед. Дом закряхтел половицами с удивленной снисходительностью. Громко и обиженно скрипнул ступеньками. Подмигнул в мрачном коридоре кошачьим глазом домового.Кажется, они были у цели.Дверь в ее комнату он боднул головой, потом надавил коленкой, ни на миг не выпуская Женьку из рук.И мир полетел вверх тормашками. Глава 13 — Жень, передай сахар, а?Она встрепенулась, услышав свое имя. Поглядела на Маринку внимательно и серьезно, будто та просила по меньшей мере занять ей миллион баксов до следующего столетия. Неизвестно, что могла бы ответить Женька, но тут очнулась бабушка.— Марин, ты уже сластила чай два раза, и по три ложки, — усмехнулась Ирина Федоровна, — мне не жалко, но всему же есть мера…— Да? А я и забыла, — пожала плечами Марина и принялась сосредоточенно поливать кетчупом кусок пирога.Дед фыркнул в чашку, но промолчал. Данька великодушно отобрал у тетки кетчуп, потом подумал да и пирог отодвинул подальше.— Ешь пряники, — велел он строго под одобрительным бабушкиным взором.— Жень, как твоя нога? — поинтересовалась Ольга Викторовна.Она снова вздрогнула, с трудом оторвала взгляд от тарелки и сфокусировала на матери Ильи. Кажется, та у нее что-то спросила. Про ногу.— Спасибо, я больше не хочу, — пробормотала Женька, решив, что речь идет о курином окорочке.Правда, за столом его не наблюдалось, но может быть, у нее просто что-то со зрением. Она никак не проснется, глаза все время слипаются и слезятся, и все вокруг кажется туманным.Надо еще выпить кофе.— Так что с твоей лодыжкой? — растерянно спросила Ольга Викторовна.— А? Что?— Жень, ты нормально себя чувствуешь? Ты какая-то бледная.— Не выспалась? — вклинился дед, лукаво сверкнув глазами.— А как вы вчера съездили? — встрепенулась Марина. — Мы ждали, ждали, а потом подумали, что вы решили заночевать где-нибудь в городе… Ба, что ты пихаешься?!Ирина Федоровна бросила на внучку испепеляющий взгляд и быстро повернулась к Женьке.— Так что с твоей ногой? — на этот раз сакраментальный вопрос прозвучал в ее исполнении. — Я считаю, что плавание пойдет тебе на пользу, тебе необходимо отправиться с нами на речку.Бабушка всегда изъяснялась подобным образом, когда нервничала. Виктор Прокопьевич прекрасно это знал и покосился на нее с любопытством. Смутная догадка бередила его душу, но задавать вопросы он не решился.— Лягушек напоймаем! — мечтательно высказался Данька.Женька хранила молчание. Про ногу говорить не хотелось. Все было нормально с ногой, по крайней мере, вчера ночью она ничем не мешала. То бишь, Женька ее даже не чувствовала, эту проклятую ногу, эту бесценную ногу, которой приспичило споткнуться о клумбу во дворе за апельсиновым забором.Там, где живет человек с немыслимыми глазами, цвета жженого кофе, цвета южной ночи, цвета неба в майскую грозу, когда сквозь тучи нельзя разглядеть солнца. Нет, невозможно разглядеть. Просто знаешь, что оно есть.И эти глаза смотрели на нее растерянно, с беспомощной нежностью, торжествующе, насмешливо, — по-всякому.А потом что-то стряслось с миром, с ее миром. Этот человек… Бог ты мой, как она могла думать, что знает свое тело! И снисходительно болтать о сексе, будто это простенькая, весьма миленькая, но ничем не примечательная прогулка по набережной речки Переплюйки.Какая там набережная!Они были в океане, и со всех сторон — ни горизонта, ни земли, только волны одна за другой, беспрерывно, шквальные и неистовые, ласковые и тихие.Женя вдруг поняла, что сейчас заплачет.Она проснулась одна и не знала, что с этим делать. Долгое время она пролежала в постели, уставясь в одну точку. Придумывала разные варианты. Он вышел побриться. Ему позвонили. Его срочно вызвали на работу. Ну да, когда еще даже солнце не проснулось как следует, прокрадываясь в комнату осторожными янтарными бликами.Он просто ушел, вот и все. А чего она ждала, в конце концов? Нежной записки на подушке? Голубиного воркования в смятых простынях? Официального предложения руки и сердца?Запив ее одиночеством своим, он просто ушел.Все нормально.Правда, некоторое время она еще надеялась увидеть его хотя бы за завтраком. А когда не увидела, рухнула в самоистязания, уже не пытаясь понять, что случилось, а с подростковым азартом блуждая по лабиринтам собственных комплексов.— Жень, допивай быстрей! — ударился в уши Данькин вопль. — И пойдемте уже, а то наше место на речке займут. Жень, а у тебя удочка есть? У деда есть, а он мне дает.— Зачем тебе удочка, Данила! — отмахнулся дед. — Возьми динамит, вот и всех делов.— Ты чему его учишь, старый?! — встрепенулась бабушка.— Ну и шуточки, папа! — покачала головой Ольга Викторовна и повернулась к Даньке, — ты собирайся, малыш, а Женя попозже к вам придет. Жень, ты ведь еще наряды нам не показала, устроим сейчас показ мод, а потом уж на речку отправишься. Кстати, а купальник вы купили?Женька пожала плечами.— Как это ты не знаешь? — удивилась Ольга Викторовна и ласково потрепала Маринку по плечу, — смотри-ка, вашего полку прибыло. Мы с бабушкой всегда интересовались нарядами сверх меры, а эти девицы — два сапога пара. Остается надеяться, что Илька проследил за покупками, уж он-то у нас понимает толк в женских шмотках… Ой! Мам, ты наступила мне на ногу!— Извини, — бесстрастно промолвила Ирина Федоровна и нажала посильней, когда ее дочь продолжила пламенную речь о способностях Ильи разбираться в женских нарядах.Женя смотрела в пустоту и молча хлебала свой кофе, уже четвертую чашку за утро. Пожалуй, она выпила бы еще литров двести, так и не заметив, что вместо сахара каждый раз кладет по три ложки соли. * * * — Хорошая идея, да, Илья Михайлович?Кажется, вопрос к нему. Кажется, вопрос по делу.Илья сосредоточенно нахмурился, стараясь припомнить, какое такое дело они обсуждают и кто эти люди, уставившиеся на него с внимательным ожиданием.Ах да, его коллеги.Он в офисе.Интересно, что он здесь делает?Не ври хоть самому себе, с досадой прогундосил кто-то внутри него. Ничего интересного в этом нет. Больше всего на свете тебя интересует, чем сейчас занимается смуглая красотка с пацанской прической.Быть может, сидит у окна в ожидании алых парусов.Читает книгу? Рассказывает Даньке про Карлика Уха, то есть Носа? Режется в «осла» и забавно морщит нос, пытаясь вспомнить слово на букву «л». Он бы подсказал ей, пожалуй. Он знает тысячу слов на букву «л». Лоббизм, легитимация, лизинг, лицензия, локаут. Хм, что бы это значило? Что-то очень знакомое, что-то по работе, кажется.Как скучно…Намного лучше звучит вот это: ладонь, лепесток, локоны, ласка, луна.Любовь.Нет, про это он вообще ничего не знает. Нет, нет.И все же, что она делает сейчас, та, у которой узкие, нежные ладони; та, у которой кожа на ощупь, будто лепестки подснежника; та, у которой вместо локонов короткий ежик, что всю ночь щекотно ласкал его подбородок.Наверное, жмурится на солнце и пьет молоко, а над губами у нее белеют тонкие забавные усики.Думает ли она о нем?..— Илья Михайлович?— Да, да.— Так вы одобряете этот проект?— Безусловно!Черт, зачем он собрал совещание? Сбежал из дома в раннюю рань, когда еще даже не рассвело толком, придумал, что срочно должен устроить юридической службе разнос. Сидит вот и ничего не соображает. Только и думает о том, что было этой ночью, и как будет в следующий раз, и от подобных мыслей трещит в затылке, будто там кто-то развел костер, и веселое, неукротимое пламя рвется в небо.И все-таки, что она делает сейчас?..Илья вдруг почувствовал, что улыбается. И эта широкая глупая улыбка не помещается на лице, и распирает душу счастьем.— Давайте закончим на этом! — решительно гаркнул он, перебивая кого-то из сотрудников на полуслове.Поднялся и под изумленные взгляды коллег вышел прочь из кабинета.Он понял, что делать. Вернее, он осознал, что может делать то, что хочет.Зачем, черт возьми, ждать до вечера? Он не станет, нет. Он сейчас же выйдет из офиса, сядет в джип — слава богу, ему вернули джип! — выжмет на спидометре сто двадцать и через всю Москву, сквозь лето и тополиный пух, мимо чужой озабоченности и хлопотливой толпы, мимо всего на свете — он поедет к ней.Илья внезапно осознал, что стоит напротив лифта и глупо ухмыляется. Надо бы нажать клавишу вызова, наверное. Впрочем, есть же лестница.Комната для совещаний была на седьмом этаже, и все эти этажи Илья Кочетков одолел с молодецкой удалью, перепрыгивая через три ступеньки и распугивая корпоративных девиц.— Илья Михалыч? — окликнули на выходе.— Тороплюсь, — бросил он на бегу, не пытаясь даже разглядеть, кому приспичило его останавливать, — извините, очень тороплюсь!Глаза ударились в полуденное, сочное небо.В голове мелькнуло смутное сожаление о том, что уже потеряно несколько драгоценных часов и на обратную дорогу тоже требуется время.«Кретин, какой же ты кретин! Нечего было впадать в истерику и мчаться в офис, словно испуганный кролик в нору! Лежал бы в постели, смотрел бы, как солнечные зайцы пляшут на простынях, как блестит черный хохолок рядом с твоей грудью, и ее дыхание сплетается с твоим».Ну точно кретин.Чертыхаясь от нетерпения, Илья пошарил в карманах, потом в дипломате, пытаясь отыскать ключи от джипа.— Илья Михалыч, вы так бежали, так бежали, — врезался ему в спину запыхавшийся голосок, — я вам кричала, а вы…Он обернулся и увидел девицу с ресепшен.— Здравствуйте, — радостно кивнула она.— Здрасте, и до свидания. Я не могу… В смысле, меня уже нет, — доверительно сообщил ей Илья, продолжая копаться в дипломате.— Как это нет?!— Вот так. Все вопросы завтра. Нет, послезавтра. Присылайте письма и бандероли.— Что?! Илья Михалыч, вы о чем?Он расхохотался вдруг. Неистовое веселье охватило его целиком и полностью, и Илья, пожалуй, мог бы пуститься в пляс, если бы не проклятый дипломат, который приходилось придерживать коленками.— На шестерке поехать, что ли? — оживленно поинтересовался Илья, обращаясь к бумагам, торчащим из раскрытой пасти чемодана.И тут же ответил вместо них:— Так она ж еле кряхтит. Доберусь только к вечеру! Или такси поймать? — он поскреб в затылке и поднял голову.Девица все стояла перед ним, глядя с трепетным недоумением.— Илья Михайлович, я вам должна передать, — чуть не плача, сказала она и протянула ему плотный конверт, — сегодня утром курьер принес.Он схватил конверт и хотел было кинуть в дипломат, но тут нащупал внутри картона что-то очень похожее на ключ.Илья стукнул себя по лбу.— Ну конечно! Я забыл! Ключи-то у этой заразы были!Он быстро надорвал конверт, убедившись, что прав, захлопнул дипломат и все-таки дал гопака.Девица, пятясь, наблюдала, как ведущий юрист компании дрыгает ногами и колотит себя по бокам.— Благодарю вас, добрая фея! — проорал он, щелкнув сигнализацией на брелке.Через полчаса он будет дома. Подкрадется к ней тихонько, положит руки на плечи, и когда она испуганно обернется, он увидит близко-близко зеленые глаза, вспыхнувшие радостью.Потом он отнесет ее в спальню, и они повторят все, что было ночью. Раз пятнадцать. Нет, лучше сотню. Без перерыва на обед и всякую другую чушь, необходимую для жизни.Стоп, а семья?Илья задумчиво взъерошил волосы. Он как-то не принял во внимание, что в доме, кроме нее, полно народу. Куда бы его сбагрить, этот народ?! Может, купить всем билеты в цирк?Или просто вывесить на дверях спальни табличку: «Не беспокоить!» В конце концов, всем известно, что он — свободный мужчина в полном расцвете сил и имеет право на личную жизнь. Семья поймет. Семье доводилось видеть его «личную жизнь», вернее некоторые ее моменты. Какая-то девица однажды забыла сумку в его джипе и приперлась за ней в самый разгар выходного. Мама усадила ее пить кофе, а Илья измаялся, дожидаясь, пока гостья сообразит удалиться. С другой он как-то приехал сам, нужно было переодеться, а девать ее было некуда. На этот раз кофе подавала бабушка, и все вздыхала горестно, и закатывала глаза, а потом, улучив момент, шепнула Илье, что даже несерьезные увлечения стоит выбирать повнимательней. Он фыркнул и повез «увлечение» в гостиницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27