Короче говоря, надо бы разжать руки.Как только он это сделал, Женя быстро попятилась, приглаживая снова вздернутый халат и оглядываясь то и дело, чтобы не налететь на стенку.— Спокойной ночи, — нащупывая дверь в свою комнату, пролепетала она.Илья только вздохнул в ответ. Спать ему категорически не хотелось. Глава 10 Утро было просто замечательным. Солнце наливным яблочком висело в чистом небе, издалека протягивая к Илье шаловливые лучи. Несколько минут он лежал в постели, зажмурившись, и прислушивался к дому. Тот вел себя смирно, только слегка покряхтывал ставнями на чердаке.Зевая, Илья протопал в ванную и пока чистил зубы, с интересом разглядывал висящее на веревке платье.Стало быть, давешняя гостья еще не уехала. Он толком не знал, нравится ему это или нет. Настроение, впрочем, было отменным, и потому Илья благодушно решил, что просто не будет обращать внимания на ее присутствие. В огромном доме это несложно. Пусть себе гостит сколько влезет, вдруг у девчонки действительно проблемы с родителями, и здесь она на некоторое время от них спряталась.Растрогавшись от собственного благородства, Илья взялся за бритву. Несмотря на то, что щетина была совсем юной, а в город он не собирался, и вообще, когда оставался дома, плевать хотел на свой внешний вид.А вдруг придется срочно уехать в офис, подумалось ему, словно кто-то поинтересовался, зачем он бреется.К тому же Илья надел новые светло-голубые джинсы вместо привычных, удобных до невозможности, свободных шортов. Ну да, да, не мог же он ходить, как расхлябанный подросток, если в доме чужие. Это же невоспитанно, в конце концов. Да и надоели ему эти шорты, право слово! В джинсах гораздо лучше.Объясняясь с самим собой таким образом, он спустился на первый этаж. Дом по-прежнему казался притихшим, словно разморенный на солнце большой, добродушный пес. Илья особенно ценил это утреннее спокойствие, когда все уже позавтракали, мама перемыла посуду и теперь дремлет в гамаке, дедушка лениво перебирает в гараже свои драгоценные железки, бабушка играет с Данькой или совершает марш-бросок по магазинам, а малая бродит по двору, задумчиво хрумкая морковкой.Можно усесться в одиночестве за столом в гостиной и поглядывать в окно на свое семейство. Можно прокричать что-нибудь бодренькое, утреннее, и в ответ услышать привычные радостные вопли. Можно выйти на веранду и попить кофейку, щурясь на солнышко.Хорошо…Интересно, а девица ударенная встала или нет еще?Впрочем, что ему за дело? Надо поесть, вот что главное. Он зашел в кухню, и сразу из распахнутого настежь окна ударило по глазам спелое, июньское солнце.Уф! Как же хорошо!— У меня привычка в завтрак съесть яичко! — басом пропел Илья, раскрывая холодильник.Слева от него за столом кто-то сдавленно хрюкнул.— До-доброе утро, — сказала Женька, когда Илья обернулся и уставился на нее веселыми темными глазами, где нежились в солнечных лучах маленькие загорелые черти.— Доброе! — воодушевлено согласился он, щурясь, словно Чеширский Кот. — А вы что здесь? Завтракаете?— Молоко пью, — доложила Женя.Илья чуть подвинулся в сторону, уклоняясь от яркого света. Перед глазами плыли разноцветные круги, и среди них выделялся один — золотистый, колючий, со вздернутым носиком и четкой линией рта.Губы у нее, наверное, твердые и прохладные. Почему он так решил, непонятно.— Будете со мной яичницу? — вежливо спросил Илья.— Нет, нет, спасибо. Я уже поела. Это вот ваш дедушка мне молока принес, только что молочница приходила. Кажется, тетя Маруся, да? Очень вкусное у нее молоко! И сладкое, и такое…мм…— Прохладное?— Что?!— Я говорю, оно теплое или наоборот?— Наоборот. Вроде парное, только из-под коровы, а вот — холодненькое. Приятное такое, жуть!— Так жуть или приятное?Она растерянно замерла, вцепившись пальцами в край стола. Чего хочет от нее этот странный тип? За завтраком его не было, и Женька уж было подумала с облегчением, что он уехал на работу. Уточнить она стеснялась. Тем более что Ирина Федоровна снова завела речь о недельной вакации в их доме, так что Жене пришлось отбивать атаку и вяло искать причины, по которым она не может остаться. Причины бабушку и всех остальных не удовлетворили, семейство вообще готово было обидеться, и Женька принялась их успокаивать. И, в конце концов, радостно осознала, что плевали они на всякие расшаркивания, и ее ложная скромность никому не нужна. Можно вздохнуть, расслабиться и несколько дней пожить, как белый человек. Чужой жизнью, получается, ну и что?! Попробовать хоть кусочек изумительного, волшебного пирога счастья.Вот только про хозяина дома она все-таки спросить не решилась.Выходит, зря. Ни на какую работу он не уехал, и вот стоит перед ней в распахнутой рубашке и простецких джинсах, сверкает глазами и задает дурацкие вопросы.— Я пойду, — выпалила Женька и пояснила развернуто, — пойду во двор, поиграю с Мариной в шахматы, она предлагала.Он смотрел на нее с непонятным ожиданием.— Бабушка с Данькой ушли на речку, — продолжила отчет Женя, — ваша мама вяжет на террасе, Виктор Прокопьевич, кажется, чинит машину.— Он всегда ее чинит, — кивнул Илья.Над верхней губой у девицы белели молочные усики. Он только сейчас заметил. А заметив, никак не мог отвести глаз. Неужели она не чувствует? Может, надо сказать?— У вас…— Что? — нервно вскрикнула Женя, не дав ему договорить, и лихорадочно ощупала халат.Илья, рассмеявшись, махнул ладонью на уровне ее подбородка.— Молоко осталось. Чуть-чуть, но видно.Она машинально провела языком по губе. Он вздрогнул и отвернулся, мысленно чертыхаясь. Что, блин, за мысли с утра пораньше?! Это же не эротическая сцена с Памелой Андерсон, чтобы вот так бешено колотиться сердцу! Да никакие Памелы его не волновали сроду!И мыслей-то в общем не было, вот в чем парадокс! Ни единой внятной, по крайней мере. Просто что-то промчалось в голове, обдавая нестерпимым жаром.— Все? — завороженно спросила Женя.Ей бы смыться отсюда по-быстрому. Или медленно и с достоинством. Но в любом случае, удалиться. Каждый разговор с этим мужчиной заканчивался неудачно. Мягко говоря — неудачно.— Кажется, все, — с усмешкой констатировал Илья и вдруг, неожиданно для самого себя предложил, — подождите меня, пойдем играть в шахматы вместе.— А… А Марина?— Малая? Ей лучше удается футбол. Она с Герой мячик погоняет. Ну как?— Что как?— Пойдемте?— Вы же еще не завтракали. Вы собирались яичницу жарить.Он снова полез в холодильник, бесцеремонно повернувшись к ней спиной и загородив проход. Достал яйца, масло, сыр.— Может, и вы со мной все-таки? — обернулся и снова уставился на нее, не мигая.Женька обескураженно молчала.— Вы мне сегодня нравитесь, — удивил сам себя Илья.Ее не удивил. Ей просто некогда было удивляться. Она смотрела в немыслимую сверкающую темноту его глаз и не могла насмотреться.В этой тьме была вселенная, и Женя с отчетливой ясностью поняла, что никогда и никому не заманить ее в другую. Никакая другая, кроме этой ей не понадобится.Вот и все, подумала она. Никаких других объяснений тоже не надо.Даже не вспомнилось, что еще сутки назад она понятия не имела о человеке, чей взгляд заменил ей целый мир.Это был его, только его мир, с понятной лишь ему болью и радостью, вопросами и ответами, с масками и откровенностью. С затаенными детскими комплексами, с ненужными мыслями, с уверенностью в каждом дне, с яичницей по утрам и чувством вины на ужин. Но Женька знала, что теперь этот мир принадлежит ей. Знала также точно, как то, что у нее две ноги, две руки и только одно сердце.Сердце, с которого вдруг с легким треском отвалилась короста суетливых, пустых дней, придуманных страхов, неоправданных ожиданий, тоски по желтым цветам от кого-то, чей образ был также смутен, как собственная тень.Оказывается, все просто. Бог ты мой, как же все просто! Наверное, она знала об этом с того самого момента, когда увидела рядом с Шушиком ноги в безупречных костюмных брюках. Ну или чуть позже, когда совсем близко, напротив ее глаз оказалось лицо с припухшими от усталости веками, узкой ухмылкой и растерянными чертями в сумрачном взгляде.Точно, знала. Только еще не понимала, что знает. А теперь поняла. Все просто.И нет никаких цветов, и образ совсем не прояснился. Это совсем ни к чему, вот в чем дело.Она видела, как он улыбается, как он двигается, как он хмурит брови. Она слышала его ярость и его смех. Она знала, что в джинсах ему удобней, зато в костюме он чувствует себя победителем. Она знала, что он храпит по ночам и стесняется этого.Когда он злился, речь его становилась богаче, словно вдохновленная бьющим изнутри гневом.Когда он удивлялся, ему изменяло чувство юмора, и серьезность наползала на лоб, истаптывая его крупными морщинами.Когда он веселился, циничный изгиб рта разглаживала широкая улыбка, и невозможно было не улыбнуться в ответ.Вот, пожалуй, и все.Вот и все, вот и все, вот и все — билось в висках.Будто случайная, неровная тропинка, на которую шагнула по глупости, вдруг привела к родному дому — единственным верным путем.А что если там никого?! Или не ждут ее вовсе?!Женя отвела взгляд, улыбнулась тихонько и, потуже затянув пояс на халате, села за стол.Не так уж важно — ждут или нет, когда впервые в жизни точно знаешь, чего хочешь. Знаешь и точка.— Вы соблазнились все-таки яичницей? — проговорил Илья хрипло, сбитый с толку ее долгим взглядом.Секунду назад она смотрела на него, не отрываясь, и что-то удивительное творилось у нее с лицом. В ее взоре за несколько мгновений будто прошелестел календарь — осенняя усталость, зимний холод отчужденности, весенние сомнения и летняя, жаркая, страстная жажда счастья.Елки-палки, неужели он все это выдумал?! С каких пор романтические бредни лезут в голову так настойчиво и бесцеремонно, словно имеют на это право?Илья опустился на стул, недоверчиво поглядывая на Женьку.— Яичницу я не буду, но кофе с вами попью, — спокойно ответила она на его вопрос.— Отлично, — буркнул он.Только сейчас Илья осознал, что несколько мгновений назад признался ей в… Кстати, в чем? «Вы мне нравитесь». Вырвалось будто самой собой, он даже не успел понять, почему, собственно. Из-за необъяснимого смущения в ее крыжовенных глазах? Из-за молочных усиков? Из-за утренней неги, сонной припухлости ее лица?Или из-за того, что вчера ночью у нее распахнулся халат, и мир вдруг сузился до размеров тонкой полоски кожи, золотистой и гладкой?!Или потому что минуту спустя его сын не ревел, как обычно, белугой, стараясь удержать папочку рядом, а смеялся и шалил, как обычный ребенок, вместе с этой незнакомкой?!Или потому что двадцать четыре часа назад она посадила его в машину, и в ответ на его хамство вполне умело защищалась и лихо выписывала кренделя на дороге. При этом он видел, как двигаются худые, мозолистые пальцы, как подрагивает от смеха упрямый, гордо выдвинутый подбородок, как напрягается профиль, и ноздри начинают ходить ходуном, словно у норовистой кобылицы.Причин можно придумать великое множество. Или же это только поводы?И что это за слово такое — нравитесь?!Илья понимал только одно — ответов на вопросы у него нет, и где их искать, он не знает, и если бы знал, то не стал бы. Потому что она снова взглянула на него. В изумрудном блеске ее глаз таилась спокойная сила, словно могучий подводный источник даровал ей неведомую доселе уверенность.Но уверенность в чем?Ему стало не по себе.Он — тридцатишестилетний, опытный мужчина, давно приспособившийся оберегать свою независимость, — внезапно стушевался под взглядом сопливой девчонки!Быть может, все ему только кажется? Быть может, немое до сих пор воображение сейчас вдруг разоралось в полный голос, грозя оглушить на веки вечные неожиданными откровениями?!Пожалуй, он мог размышлять над этим до самого апокалипсиса. Но — благодарение небесам! — Женя нарушила тишину.— Подайте мне, пожалуйста, сахар, — мягко попросила она, все еще не отводя глаз от его лица.— Да. Да, конечно.Он вскочил и бестолково засуетился, бегая по кухне.— Сахар? Где же сахар?Он постучал дверцами шкафов, заглянул в раковину, залез в холодильник и чинно прошелся вдоль подоконника. Он не помнил, как выглядит эта штуковина, которую положено добавлять в кофе. Или в чай. А еще в варенье и, должно быть, во всякие там торты и пирожки.Наверное, так вот приходит маразм, мелькнула в голове дурацкая шутка.— Есть мед. И карамельки.Женя, улыбаясь, наблюдала за ним и не спешила помочь. Сахарница, между тем, мирно существовала на кухонной стойке, прямо у него под носом.— Может быть, хотите шоколадку? — с отчаянием простонал Илья. — Кажется, где-то был сникерс.— Нет, — веселилась Женька, — не хочу. Мне больше нравится Маркес.Илья оторопело моргнул. Это она сейчас пошутила или что?— Послушайте, — он в изнеможении уселся на стул, — я не знаю, где сахар. И забыл, что такое Маркес. Я вообще сейчас не соображаю ничего. Наверное, солнце слишком яркое, у меня голова прямо-таки раскалывается… Опять же похмелье. Пардон. Возраст и все такое…— Илья, — перебила она, — просто протяни руку и подай мне сахарницу. Пожалуйста.Он не смущался так с тех пор, когда в пятом классе Галка Прохорова случайно обнаружила в его тетради страницу, изрисованную сердечками с ее именем.Сейчас он, кажется, покраснел еще ярче. Если это было возможно.Во всяком случае, уши горели нестерпимо.Да что же это за ерунда?! Или, действительно, дело в похмелье, преклонном возрасте и нагрянувшем исподтишка маразме? В тридцать шесть лет, ага!— Держи свой сахар! — провозгласил он сердито, чуть не опрокинув злосчастную вазочку.— Ты жалеешь, что я осталась? — быстро спросила Женька.— Что? — изумился он.— Ты злишься, потому что хотел позавтракать в одиночестве, да? И предложил мне остаться только из вежливости, так?Он мгновенно овладел собой.— Не так.— Тогда давай, жарь свою яичницу и развлекай даму светской беседой.Она не узнавала себя. Ей было страшно и весело одновременно, и еще невыносимо хотелось дотронуться до него.Илья хмыкнул, покачал головой и решительно спросил:— Мне кажется, или вы со мной флиртуете?Она несколько смутилась под его насмешливым взглядом.— Просто хочу разрядить атмосферу, вот и все, — пояснила Женька, — понимаете, ваша бабушка любезно предложила мне погостить у вас пару дней. Точнее, неделю. В общем, пока у меня нога не заживет. И если вы не против, если я вам не помешаю…— Постой-ка! Ты же только что говорила мне «ты»! — перебил он с досадой, не особо вслушиваясь в смысл сказанного.Неожиданное возвращение к деловому тону рассердило его невероятно.Она смутилась еще больше. А Илья удовлетворенно хмыкнул, обретая почву под ногами.— Извините, — пролепетала Женя, — я не должна была… гм… фамильярничать.Боже, как же ей было стыдно! С чего это она вдруг решила, что с ним можно так разговаривать?! Если у нее случился сдвиг по фазе, еще не значит, что и ему также повезло. Они на разных волнах, как были, так и остаются. Куда ее понесло?!Это все папашино воспитание, сказала бы мама. Никакого понятия о девичьей скромности! Никаких запретов, вот и результат. Полное моральное разложение.Наверняка, Ираида Матвеевна присоединилась бы к этому мнению.А папа кивнул бы горделиво. Смелей, малая! Правила созданы, чтобы их нарушать! И добавил бы серьезно: «Только не на дорогах!»Нет, нет, нет, папа что-то перепутал. Правила есть правила. Нельзя играть с огнем, даже если очень хочется. И невозможно прыгнуть выше головы. И еще вот это: параллельные прямые никогда не пересекаются.Ну да, прописные истины. Куда там Женьке с ее открытием! С этим ее знанием, обрушившимся на голову, проскользнувшим по капиллярам и выдавившим из сердца залежи безнадеги.Нашлась тоже Знайка! И раньше доводилось врезаться в пространство чужих глаз, и ничем хорошим это не заканчивалось. Почему сейчас она безоговорочно поверила? И кому поверила?Самой себе, обретшей новую планету и с восторженностью первоклашки готовой начать новое летоисчисление.Просто потрясающая балда!Пока она посыпала голову пеплом, Илья совершенно овладел собой.— Так что же? Кажется, ты хотела спросить у меня о чем-то.— Я?Она залпом допила молоко. Он молчал, выжидая.— Спросить у вас? — уточнила еще раз Женя.— У нас, у нас, — подтвердил Илья и уселся рядом с ней, наплевав на яичницу, яркое солнце и погожий денек, в который еще пять минут назад тянуло окунуться с головой.Женя рассматривала собственные пальцы и старалась сохранять независимый вид. Она снова ничего не понимала в этой жизни. И очень боялась встретиться с ним глазами.Он — та самая прямая, которая всегда будет идти другим путем.Тогда почему она до сих пор сидит здесь, вместо того чтобы спрятаться во дворе, где полным-полно родственников, хорошенько забаррикадироваться и на безопасном расстоянии от него провести с самой собой воспитательную работу?!Чтобы никаких иллюзий. Никакой надежды.Параллельные прямые не пересекаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27