Он с любопытством взирал на Лили.– У вас все в порядке, мисс? – не выдержал и спросил он.– Все в порядке, – ответила Лили. – Какой ты внимательный. Идешь половить рыбу там у Уиллоук-стрим?– Ну. Пескарей там до отвала.– Удачи тебе.– Спасибо. – Он не спешил уходить, явно ожидая разузнать об этой странной мисс побольше. – Вы здесь живете где-нибудь недалеко?– Нет, когда-то жила. А сейчас не живу.– Ага! Так значит вы сюда в гости приехали?– Правильно. – Лили тоже снедало любопытство. – А ты знаешь дом Кентов?– Это тот большой дом дальше? Конечно, знаю. А вы туда идете?– Да нет. Просто вспомнила, что он здесь неподалеку, хотелось еще раз взглянуть на него.– Въезд к нему вон там, за этим поворотом. Но вчера ворота были на замке – те люди, которые там живут, редко здесь бывают.Значит, были и ворота… Это было еще одним новшеством. Раньше никаких ворот и в помине не было. Лили поднялась и отряхнула с джинсов сосновые иголки и пыль.– А ты их знаешь?– Так, не очень хорошо. У них нет детей. Мой папа говорит, что это дурость покупать такой домище, когда в семье нет детей. Тем более, если сюда не ездить.Лили промямлила что-то невразумительное и несколько минут они шли молча. На повороте Лили остановилась. Огромные ворота, забор, увенчанный металлическими пиками, ограждали дом. Ворота были на цепи. Буйная поросль закрывала от нее фасад.– Вот видите. Я же говорил вам, что ворота заперты.– Да, вижу. Думаю вернуться в город. Удачной тебе рыбалки.Он махнул ей на прощанье и пошел своей дорогой. Лили прошла несколько шагов в противоположном направлении, потом остановилась, повернулась и огляделась – мальчика не было, и улица была пуста.Лили прошмыгнула в заросли. Они были гуще, чем раньше, и она еще раз поздравив себя с тем, что решила обуть спортивные тапочки. Ей помнилось, что здесь рос густой ядовитый плющ, прикосновение к которому ничего хорошего не сулило. Она чуть было не ступила в самую гущу его, но вовремя заметила и свернула на знакомую до боли тропинку. Листва на деревьях приобрела золотистый осенний оттенок. Она ожидала увидеть старый заброшенный курятник, но на его месте располагался прямоугольник выложенного кафельной плиткой бассейна. Над бассейном устроен тент из фиброгласса. Рядом появилось еще какое-то небольшое строеньице, скорее всего, оно тоже относилось к бассейну. Все ставни на окнах были закрыты. Некоторое время Лили постояла, привыкая к новым впечатлениям.Значит, здесь сейчас живут люди, у которых нет детей и которые, кроме того, что запирают ворота на цепь и замок, еще и бассейн здесь построили. Эти новые хозяева, должно быть, люди со средствами. А что же они сделали с интерьером? Лили зажмурилась, чтобы слезы не брызнули у нее из глаз. Глупо было реветь, если она не знала, стоит ли реветь вообще. Что, в конце концов, могла означать потеря какого-то старого курятника, к тому же, не использовавшегося по назначению? А бассейн был прекрасным дополнением к ее дому. И домик рядом с ним был облицован светло-коричневой дранкой и окрашен в синий цвет. Какой смысл было выбирать такой цвет?Чтобы получить ответы на все интересующие вопросы, надо было походить и поглядеть. И Лили отправилась на разведку. Тропинка, ведущая от бассейна, по краям была выложена кирпичей. Это ей тоже понравилось. Остальные старые тропинки были выложены точно так же. В те времена имелась дорожка, которая вела к заднему ходу и на кухню. Сейчас здесь все оставалось, как и прежде. Лили обошла дом сбоку и увидела, что и здесь все оставалось по-прежнему. Ничего не изменилось, только ухожено получше, насколько она могла помнить.Она долго стояла, всматриваясь в окна и представляя себе любую из комнат. Потом отправилась к веранде. Она по-прежнему была в целости и сохранности.– Слава Богу, – прошептала Лили и слова этой хвалы Господу были истинными.Из-за плотно задернутых штор на окнах Лили так и не удалось заглянуть внутрь дома, теперь лишенного его мебели. Оно и к лучшему, – решила Лили, уже возвратившись в Нью-Йорк. А еще лучше было бы вообще не представлять себе эту новую выхолощенную картину, которая могла бы предстать ее взору, если бы каким-то образом ей удалось проникнуть в дом или хотя бы заглянуть через окно. Когда-нибудь этот дом снова будет принадлежать ей, и она не пропустит ни одного антикварного магазина во всей Новой Англии. Ни одного аукциона. Сколько бы времени ей на это не потребуется, она восстановит все. Когда-нибудь. 14 Нью-Йорк, 1981 год. Лили еще раз прослушала запись автоответчика. «Это Энди Мендоза. Я знаю, что ты не желаешь меня видеть, но мне необходимо с тобой поговорить. Прошу тебя, это очень для меня важно…». Она нажала кнопку и знакомый голос замолк. Лили застыла около столика с телефоном, не в силах пошевелиться, парализованная шквалом эмоций. Сколько раз она представляла себе эту сцену? Миллион? Но это было еще тогда, в те, уже ставшие прошлым, годы, когда она жила воспоминаниями о нем. А сейчас этих воспоминаний не было, они исчезли. И, как ей казалось, навсегда. Неужели это она сама сумела отделаться от них? И вот сейчас они снова заполняли ее, снова ее затопил поток желания, отчаянья, надежды…О Боже! Лили прижала пальцы к пульсировавшим вискам. Не нужна была ей еще одна порция страданий по милости Энди Мендоза. Он не должен стать виновником тому, чему он уже был однажды. Лили взглянула на часы. Было десять минут двенадцатого. Он назвал ей свой номер телефона в отеле «Хилтон» и заявил, что хоть всю ночь готов ждать ее звонка. Лили подняла трубку.
– А ты похудела! Где твое кругленькое личико? – произнес Энди.– А ты пополнел. Садись.Он опустился на один из вышитых цветами стульев Лили в ее гостиной. Близилась полночь. Но все еще было довольно жарко. Лили растворила окно и выглянула на безмолвную улицу. Казалось, никого нет в этой вселенной, кроме них двоих.– Как ты меня нашел? – поинтересовалась Лили.Ей хотелось спросить, для чего он ее искал, но это потом. Не сейчас. Она еще задаст этот вопрос.– Это было нетрудно. Когда я сюда приехал, прослышал, что ты сейчас в Нью-Йорке и сразу же нашел тебя по телефонной книге.– Да, это и правда нетрудно… И ты впервые в Нью-Йорке, не так ли? И в Лондон ты не возвращался из Испании все эти годы? Так?– Нет, – тихо ответил он. – Не так.– Не так. – Лили было трудно говорить.Она повторяла себе, что нужно сдерживаться, может быть даже постараться убедить его в том, что все забыто. Но откуда-то изнутри поднимались обвинения и удержать их было совершенно невозможно.– Как же ты мерзко поступил тогда по отношению ко мне, – шептала она. – Почему? Мне всегда хотелось знать, почему? Почему ты поступил со мной так жестоко?Он сидел, развалясь в кресле, вытянув ноги перед собой, и созерцал носки своих туфель.– Я убедил себя, что так было милосерднее и порядочнее. К чему сейчас растравлять старые раны? Тогда я не видел будущего в наших отношениях. Мне казалось, что если я исчезну из твоего мира, тебе будет легче меня забыть…Лили уставилась на него. Те же русые волосы цвета песка, те же острые, будто топором вырубленные, черты лица, допотопные роговые очки – все такое знакомое и такое любимое когда-то. Одна половина ее таяла, умоляла ее обнять, обвить руками его шею, ощутить его реальность. Энди был здесь, действительно был здесь – перед ней сидел живой Энди из плоти и крови. Но другую часть ее разума сотрясала злоба. Этой минуты она дожидалась давно, и теперь она кипела, буквально готова была взорваться вопросами и жаждала знать ответы на них. Сейчас она обрела возможность задавать их.– На самом деле? Ты действительно чувствовал, что бросить меня в неведении было бы порядочнее? Я не верю этому. И если ты даже сейчас продолжаешь лгать, то тогда ты просто худший из подлецов!– Лили, прекрати. Не надо, прошу тебя, любимая… – При этих словах она вздрогнула и даже вынуждена была отвернуться.Нет, не увидит он, как она плачет, не увидеть ему ее слез. Сейчас, когда прошло столько лет. Ей тысячу раз приходилось слышать этот любимый голос и это слово, которое так мало значило для него и так много – для нее.– Не надо, – с горечью повторила она. – У меня сердце сейчас разорвется на части.Лили сжала руки в кулаки, чтобы хоть это не позволило ей броситься к нему в объятия, желание в ней боролось со злостью. Она сидела, спрятав свои судорожно сжатые кулачки в карманах спортивного костюма в виде комбинезона в обтяжку. Она надела его сразу же после телефонного разговора с Энди, это произошло чисто инстинктивно, ни о какой сексуальной привлекательности она не думала.Лили обычно ходила в нем делать покупки на неделю по субботам.– Мне нравится твоя прическа, – сказал Энди. – Ты так похожа на Клеопатру, она тебе очень идет.– Не надо забивать мне голову комплиментами, – бросила она. – Ради всех святых, Энди!– Что бы я ни говорил – все не так?– Не так.– Тогда мне лучше уйти.Этого ей тоже не хотелось.– Нет. О чем таком важном для тебя ты хотел со мной говорить?– Я и сейчас хочу. Потому что это действительно важно.– Хорошо. Значит, останься. Хочешь чего-нибудь выпить?– Я бы выпил чашку настоящего хорошего чая. У тебя есть?– Разумеется. Все эти лондонские годы не прошли для меня бесследно в смысле заимствования колониальных привычек. Обожди минуту.Она отправилась в кухню и вскипятила воду. В подогретый над паром чайничек она всыпала три чайных ложки ассамского чая и поставила на поднос кружки и маленький молочник. Сахар ставить не стала. Лили помнила, что Энди пил чай без него. Она вообще все помнила. Он так и остался сидеть в ее гостиной с таким видом, будто бывал здесь уже в сотый раз. И по-прежнему обозревал свои туфли.Лили налила чаю и подала ему.– Вот, никакого сравнения с тем тепловатым бурым пойлом, который получается в результате опускания в кружку мешочка с чаем.– Действительно, – согласился он, отхлебнув чай. – Ты не вцепишься мне в глотку, если я спрошу тебя о том, как ты жила все это время?Она пожала плечами.– Спрашивай, пожалуйста. По правде говоря, хорошо. Сейчас у меня есть собственная телепередачка, я болтаю о разных кухнях, еде и ресторанчиках.– Мне это известно.Лили была удивлена.– Известно? Вот, как значит… Тебя же долгое время не было в Нью-Йорке.– Не было. Я сюда обычно приезжаю не часто, от силы раз в год, когда мне необходимо встретиться с моими нью-йорскими издателями. Но я никогда не выпускал тебя из – виду и знал, чем ты занимаешься.– Как интересно… А ты тем временем стал знаменитым. Я повсюду видела твои книги.– Просто мне удалось найти интересующие публику темы. Наверное, ты права. Я стал знаменитостью. Иногда даже раздаю автографы в книжных магазинах.– Ах, это? Еще одна демонстрация заботы о моих чувствах.– Минутку. Это произошло не по моей вине, а по твоей. Ты величаво повернулась ко мне задом и вышла. Мне было очень больно убедиться в том, что ты меня, оказывается, ненавидишь.– Вот ты о чем подумал!– Да, именно об этом я и подумал, – вызывающе ответил он.Ему, вероятно, стало надоедать, что его так стегают.– Это было не так. Я ждала, когда ты хоть жестом дашь мне понять, что готов говорить со мной. Но не дождалась.– Не очень же долго ты ждала, секунд двадцать или того меньше. Не было у меня времени для жестикуляций…– Ты лжешь.Энди вздохнул.– Лили, хорошо. Я признаю, что вел себя отвратительно. Но мотивы мои совершенно иные, чем то, что ты думаешь. Я действительно считал, мне казалось тогда, что так будет честнее. Я понимаю, что причинил тебе боль и сожалею об этом. И себе я причинил боль и немалую. Я любил тебя, и ты это знаешь…Это было впервые, когда он упомянул о любви. Она сидела, вцепившись в кружку с чаем, но пить не могла. Ее душили его слова.– Я любил тебя… Я люблю тебя и сейчас…Нет, она их не произнесет. Ничто не заставит ее обнажить свои чувства перед ним. Нет, никогда больше, после того, как пришел этот долгожданный, с таким трудом завоеванный мир. Но, с другой стороны, оставить все так, как было, она не могла, как и не могла наплевать на свое прошлое.– И ты даже сейчас не можешь сказать мне почему?Он помолчал, раздумывая.– Думаю, что могу попытаться… Конечно, должен объяснить тебе, почему я среди ночи, спустя десять лет, явился сюда к тебе. Лили, скажи мне, ты еще помнишь ту историю с леди Суоннинг?– Об убийстве твоего какого-то дальнего родственника Амандой Кент? О том имении в Сассексе? Да, помню… А ты все еще работаешь над этим?– Я не переставал над этим работать. Не мог я все бросить и заставить себя позабыть эту историю. Это стало моей, что называется, идеей фикс – навязчивой идеей. На протяжении многих лет меня не покидало подозрение, что Мендоза в этом деле сидят по уши. И сейчас не покидает. И убийство виконта, и исчезновение леди Суоннинг – их рук дело.– Ладно. Тебе лучше знать, я полагаю. Но ты ведь собирался объяснить, почему ты, не сказав ни слова, ушел? Слушаю тебя, но что-то не могу понять, какое отношение все эти события сорокалетней давности имеют ко мне?– Я сейчас дойду до этого. Как твоя мать?– Моя мать? А, понимаю… Ты ведь всегда в это верил. Верил и продолжаешь верить в то, что она к этому причастна. У Ирэн все прекрасно. Живет во Флориде. Мы с ней видимся редко.– Послушай. Я действительно уверен в том, что она имеет ко всему этому самое прямое отношение. Я думаю, что она была секретаршей у Аманды Кент и помогла леди Суоннинг скрыться после того, как та совершила убийство. Я стал это подозревать еще тогда, когда ты рассказала мне, что она росла в Филдинге вместе с Амандой. И потом эта история с твоим отцом, когда моя семейка стала чинить мне препятствия в розыске Гарри Крамера. Нечего удивляться, это им совершенно ни к чему, потому что он каким-то образом связан с твоей матерью, а она замешана в деле Суоннингов.Лили смотрела на него, стараясь вникнуть в содержание его слов. Она поставила чашку и отбросила волосы со лба, будто это позволило лучше видеть его и вникнуть в его мысли.– Значит, дело в этой сенсации, которую ты намерен раскопать, значит именно поэтому ты и…– Ушел, не сказав ни слова, – докончил он. – Но тогда, когда я это сделал, это не было еще никакой сенсацией. Сейчас уже не очень важно, как мне это удалось. Кроме того, рассказывать об этом мне пришлось бы очень и очень долго. Но тогда, в Испании, во время моей поездки туда на Рождество в семьдесят первом году, я сумел получить подтверждение тому, что секретаршу звали Ирэн. Как я мог, черт возьми, оставаться с тобой, если мне было известно такое?Лили покачала головой.– Знаешь, все это для меня слишком быстро. Я что-то не улавливаю связи. Хорошо, пусть ты прав, пусть Ирэн действительно часть этого заговора. Но мне-то об этом зачем было говорить? Неужели ты не мог просто промолчать? Ведь это дело явно никого в мире, кроме тебя, уже не интересовало. Тебе только и нужно было сделать, что оставить все как было. Похоронить эту историю навеки.– Я этого не мог, – прошептал он. – И сейчас не могу…– Почему? – она почти кричала. – Ради Бога, ответь мне. Почему?– Потому что целью моей жизни всегда было отделиться от них. Потому что Мендоза – чума на весь мир, потому что они – хищники, питающиеся теми, кто слабее их. А большинство – слабее. А я могу доказать, что они по уши сидят в этом хладнокровном убийстве. А если я могу, но не стану этого делать, стало быть, и я ничем их не лучше.Ему никогда доселе не приходилось облекать в слова мотивацию своего поведения, никогда это не становилось для него так ясно, чего именно он хотел, погружаясь в эти события сорокалетней давности. И произнося это теперь вслух, Энди понял, что сказал даже больше, чем ему хотелось. И сказанное им сейчас, эта правда, вырвавшаяся из него, призывала его теперь к оплате тех долгов, которые нависали над ним в течение многих лет.– Извини, – шептали его губы. – Досталось тебе от меня… Все это очень тяжело для тебя и мне не следовало приходить к тебе, чтобы сыпать соль на старые раны.Он поднялся, собираясь уйти, но Лили жестом остановила его.– Не уходи, останься. Не можешь ты просто так уйти, оставив все как было. Ты здесь, и мы с тобой говорим об этом. И если не доберемся до сути, до всей правды, я никогда больше не найду покоя.– Я – тоже, – признался Энди.– Ты мне так и не рассказал всего. И никогда не рассказывал. Ведь так? Наверняка, появилось много нового, иначе, к чему этот твой визит?– Да есть кое-что новое для меня, хотя, в принципе, это все очень древнее.Из кармана пиджака он достал конверт, а из конверта фотографию, похищенную недавно в Мадриде.– Этот снимок был сделан в тридцать девятом году. Я уверен, что это единственное сохранившееся фото. Мне известно также и о тех титанических усилиях, которые предпринимались для того, чтобы уничтожить фотографии в газетах и негативы. Но это каким-то чудом уцелело. Я достал ее в Мадриде, несколько дней назад. Это было снято в Малаге, на юге Испании. Хочешь взглянуть?Лили протянула руку, и Энди подал ей фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– А ты похудела! Где твое кругленькое личико? – произнес Энди.– А ты пополнел. Садись.Он опустился на один из вышитых цветами стульев Лили в ее гостиной. Близилась полночь. Но все еще было довольно жарко. Лили растворила окно и выглянула на безмолвную улицу. Казалось, никого нет в этой вселенной, кроме них двоих.– Как ты меня нашел? – поинтересовалась Лили.Ей хотелось спросить, для чего он ее искал, но это потом. Не сейчас. Она еще задаст этот вопрос.– Это было нетрудно. Когда я сюда приехал, прослышал, что ты сейчас в Нью-Йорке и сразу же нашел тебя по телефонной книге.– Да, это и правда нетрудно… И ты впервые в Нью-Йорке, не так ли? И в Лондон ты не возвращался из Испании все эти годы? Так?– Нет, – тихо ответил он. – Не так.– Не так. – Лили было трудно говорить.Она повторяла себе, что нужно сдерживаться, может быть даже постараться убедить его в том, что все забыто. Но откуда-то изнутри поднимались обвинения и удержать их было совершенно невозможно.– Как же ты мерзко поступил тогда по отношению ко мне, – шептала она. – Почему? Мне всегда хотелось знать, почему? Почему ты поступил со мной так жестоко?Он сидел, развалясь в кресле, вытянув ноги перед собой, и созерцал носки своих туфель.– Я убедил себя, что так было милосерднее и порядочнее. К чему сейчас растравлять старые раны? Тогда я не видел будущего в наших отношениях. Мне казалось, что если я исчезну из твоего мира, тебе будет легче меня забыть…Лили уставилась на него. Те же русые волосы цвета песка, те же острые, будто топором вырубленные, черты лица, допотопные роговые очки – все такое знакомое и такое любимое когда-то. Одна половина ее таяла, умоляла ее обнять, обвить руками его шею, ощутить его реальность. Энди был здесь, действительно был здесь – перед ней сидел живой Энди из плоти и крови. Но другую часть ее разума сотрясала злоба. Этой минуты она дожидалась давно, и теперь она кипела, буквально готова была взорваться вопросами и жаждала знать ответы на них. Сейчас она обрела возможность задавать их.– На самом деле? Ты действительно чувствовал, что бросить меня в неведении было бы порядочнее? Я не верю этому. И если ты даже сейчас продолжаешь лгать, то тогда ты просто худший из подлецов!– Лили, прекрати. Не надо, прошу тебя, любимая… – При этих словах она вздрогнула и даже вынуждена была отвернуться.Нет, не увидит он, как она плачет, не увидеть ему ее слез. Сейчас, когда прошло столько лет. Ей тысячу раз приходилось слышать этот любимый голос и это слово, которое так мало значило для него и так много – для нее.– Не надо, – с горечью повторила она. – У меня сердце сейчас разорвется на части.Лили сжала руки в кулаки, чтобы хоть это не позволило ей броситься к нему в объятия, желание в ней боролось со злостью. Она сидела, спрятав свои судорожно сжатые кулачки в карманах спортивного костюма в виде комбинезона в обтяжку. Она надела его сразу же после телефонного разговора с Энди, это произошло чисто инстинктивно, ни о какой сексуальной привлекательности она не думала.Лили обычно ходила в нем делать покупки на неделю по субботам.– Мне нравится твоя прическа, – сказал Энди. – Ты так похожа на Клеопатру, она тебе очень идет.– Не надо забивать мне голову комплиментами, – бросила она. – Ради всех святых, Энди!– Что бы я ни говорил – все не так?– Не так.– Тогда мне лучше уйти.Этого ей тоже не хотелось.– Нет. О чем таком важном для тебя ты хотел со мной говорить?– Я и сейчас хочу. Потому что это действительно важно.– Хорошо. Значит, останься. Хочешь чего-нибудь выпить?– Я бы выпил чашку настоящего хорошего чая. У тебя есть?– Разумеется. Все эти лондонские годы не прошли для меня бесследно в смысле заимствования колониальных привычек. Обожди минуту.Она отправилась в кухню и вскипятила воду. В подогретый над паром чайничек она всыпала три чайных ложки ассамского чая и поставила на поднос кружки и маленький молочник. Сахар ставить не стала. Лили помнила, что Энди пил чай без него. Она вообще все помнила. Он так и остался сидеть в ее гостиной с таким видом, будто бывал здесь уже в сотый раз. И по-прежнему обозревал свои туфли.Лили налила чаю и подала ему.– Вот, никакого сравнения с тем тепловатым бурым пойлом, который получается в результате опускания в кружку мешочка с чаем.– Действительно, – согласился он, отхлебнув чай. – Ты не вцепишься мне в глотку, если я спрошу тебя о том, как ты жила все это время?Она пожала плечами.– Спрашивай, пожалуйста. По правде говоря, хорошо. Сейчас у меня есть собственная телепередачка, я болтаю о разных кухнях, еде и ресторанчиках.– Мне это известно.Лили была удивлена.– Известно? Вот, как значит… Тебя же долгое время не было в Нью-Йорке.– Не было. Я сюда обычно приезжаю не часто, от силы раз в год, когда мне необходимо встретиться с моими нью-йорскими издателями. Но я никогда не выпускал тебя из – виду и знал, чем ты занимаешься.– Как интересно… А ты тем временем стал знаменитым. Я повсюду видела твои книги.– Просто мне удалось найти интересующие публику темы. Наверное, ты права. Я стал знаменитостью. Иногда даже раздаю автографы в книжных магазинах.– Ах, это? Еще одна демонстрация заботы о моих чувствах.– Минутку. Это произошло не по моей вине, а по твоей. Ты величаво повернулась ко мне задом и вышла. Мне было очень больно убедиться в том, что ты меня, оказывается, ненавидишь.– Вот ты о чем подумал!– Да, именно об этом я и подумал, – вызывающе ответил он.Ему, вероятно, стало надоедать, что его так стегают.– Это было не так. Я ждала, когда ты хоть жестом дашь мне понять, что готов говорить со мной. Но не дождалась.– Не очень же долго ты ждала, секунд двадцать или того меньше. Не было у меня времени для жестикуляций…– Ты лжешь.Энди вздохнул.– Лили, хорошо. Я признаю, что вел себя отвратительно. Но мотивы мои совершенно иные, чем то, что ты думаешь. Я действительно считал, мне казалось тогда, что так будет честнее. Я понимаю, что причинил тебе боль и сожалею об этом. И себе я причинил боль и немалую. Я любил тебя, и ты это знаешь…Это было впервые, когда он упомянул о любви. Она сидела, вцепившись в кружку с чаем, но пить не могла. Ее душили его слова.– Я любил тебя… Я люблю тебя и сейчас…Нет, она их не произнесет. Ничто не заставит ее обнажить свои чувства перед ним. Нет, никогда больше, после того, как пришел этот долгожданный, с таким трудом завоеванный мир. Но, с другой стороны, оставить все так, как было, она не могла, как и не могла наплевать на свое прошлое.– И ты даже сейчас не можешь сказать мне почему?Он помолчал, раздумывая.– Думаю, что могу попытаться… Конечно, должен объяснить тебе, почему я среди ночи, спустя десять лет, явился сюда к тебе. Лили, скажи мне, ты еще помнишь ту историю с леди Суоннинг?– Об убийстве твоего какого-то дальнего родственника Амандой Кент? О том имении в Сассексе? Да, помню… А ты все еще работаешь над этим?– Я не переставал над этим работать. Не мог я все бросить и заставить себя позабыть эту историю. Это стало моей, что называется, идеей фикс – навязчивой идеей. На протяжении многих лет меня не покидало подозрение, что Мендоза в этом деле сидят по уши. И сейчас не покидает. И убийство виконта, и исчезновение леди Суоннинг – их рук дело.– Ладно. Тебе лучше знать, я полагаю. Но ты ведь собирался объяснить, почему ты, не сказав ни слова, ушел? Слушаю тебя, но что-то не могу понять, какое отношение все эти события сорокалетней давности имеют ко мне?– Я сейчас дойду до этого. Как твоя мать?– Моя мать? А, понимаю… Ты ведь всегда в это верил. Верил и продолжаешь верить в то, что она к этому причастна. У Ирэн все прекрасно. Живет во Флориде. Мы с ней видимся редко.– Послушай. Я действительно уверен в том, что она имеет ко всему этому самое прямое отношение. Я думаю, что она была секретаршей у Аманды Кент и помогла леди Суоннинг скрыться после того, как та совершила убийство. Я стал это подозревать еще тогда, когда ты рассказала мне, что она росла в Филдинге вместе с Амандой. И потом эта история с твоим отцом, когда моя семейка стала чинить мне препятствия в розыске Гарри Крамера. Нечего удивляться, это им совершенно ни к чему, потому что он каким-то образом связан с твоей матерью, а она замешана в деле Суоннингов.Лили смотрела на него, стараясь вникнуть в содержание его слов. Она поставила чашку и отбросила волосы со лба, будто это позволило лучше видеть его и вникнуть в его мысли.– Значит, дело в этой сенсации, которую ты намерен раскопать, значит именно поэтому ты и…– Ушел, не сказав ни слова, – докончил он. – Но тогда, когда я это сделал, это не было еще никакой сенсацией. Сейчас уже не очень важно, как мне это удалось. Кроме того, рассказывать об этом мне пришлось бы очень и очень долго. Но тогда, в Испании, во время моей поездки туда на Рождество в семьдесят первом году, я сумел получить подтверждение тому, что секретаршу звали Ирэн. Как я мог, черт возьми, оставаться с тобой, если мне было известно такое?Лили покачала головой.– Знаешь, все это для меня слишком быстро. Я что-то не улавливаю связи. Хорошо, пусть ты прав, пусть Ирэн действительно часть этого заговора. Но мне-то об этом зачем было говорить? Неужели ты не мог просто промолчать? Ведь это дело явно никого в мире, кроме тебя, уже не интересовало. Тебе только и нужно было сделать, что оставить все как было. Похоронить эту историю навеки.– Я этого не мог, – прошептал он. – И сейчас не могу…– Почему? – она почти кричала. – Ради Бога, ответь мне. Почему?– Потому что целью моей жизни всегда было отделиться от них. Потому что Мендоза – чума на весь мир, потому что они – хищники, питающиеся теми, кто слабее их. А большинство – слабее. А я могу доказать, что они по уши сидят в этом хладнокровном убийстве. А если я могу, но не стану этого делать, стало быть, и я ничем их не лучше.Ему никогда доселе не приходилось облекать в слова мотивацию своего поведения, никогда это не становилось для него так ясно, чего именно он хотел, погружаясь в эти события сорокалетней давности. И произнося это теперь вслух, Энди понял, что сказал даже больше, чем ему хотелось. И сказанное им сейчас, эта правда, вырвавшаяся из него, призывала его теперь к оплате тех долгов, которые нависали над ним в течение многих лет.– Извини, – шептали его губы. – Досталось тебе от меня… Все это очень тяжело для тебя и мне не следовало приходить к тебе, чтобы сыпать соль на старые раны.Он поднялся, собираясь уйти, но Лили жестом остановила его.– Не уходи, останься. Не можешь ты просто так уйти, оставив все как было. Ты здесь, и мы с тобой говорим об этом. И если не доберемся до сути, до всей правды, я никогда больше не найду покоя.– Я – тоже, – признался Энди.– Ты мне так и не рассказал всего. И никогда не рассказывал. Ведь так? Наверняка, появилось много нового, иначе, к чему этот твой визит?– Да есть кое-что новое для меня, хотя, в принципе, это все очень древнее.Из кармана пиджака он достал конверт, а из конверта фотографию, похищенную недавно в Мадриде.– Этот снимок был сделан в тридцать девятом году. Я уверен, что это единственное сохранившееся фото. Мне известно также и о тех титанических усилиях, которые предпринимались для того, чтобы уничтожить фотографии в газетах и негативы. Но это каким-то чудом уцелело. Я достал ее в Мадриде, несколько дней назад. Это было снято в Малаге, на юге Испании. Хочешь взглянуть?Лили протянула руку, и Энди подал ей фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58