А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я всегда работала для Охраны бесплатно. У меня маленькая пенсия за мужа, возчика на пивоварне, а добавление к этой пенсии я всегда получала от кладбища. Пять грошей в месяц – это большие деньги, и я буду делать все, что в моих силах… чтобы присмотр был наилучшим. Чтобы мальчик приучился к дисциплине… – госпожа Моосгабр снова посмотрела на фонтан, – чтобы не убежал из дому, чтобы избавить вас от забот. Чтобы предотвратить… – госпожа Моосгабр смотрела на фонтан, на его стебель, из которого била вода, – чтобы предотвратить то, что могло бы на вас обрушиться, если бы мальчик рос без присмотра. Когда мне приступить к работе? – спросила она, продолжая смотреть на стебель фонтана. И только сейчас разглядела, что вода бьет из него двумя струями. Видимо, заключила она, наверху стебель как-то раздваивается, и оттого поток воды тоже.
– Да, – кивнул господин Фелсах и сам посмотрел на бассейн, – я как раз об этом думаю. Я задержусь здесь, – он заглянул в блокнот, – на неделю. Мне нужно улететь на Луну еще до государственного праздника, а государственный праздник за два дня до Душичек, в последний день октября. Мадам, – господин Фелсах заглянул в блокнот, – не могли бы вы приступить к работе именно в этот день? В день государственного праздника? Думаю, это необходимо.
– Я приду именно в день государственного праздника, приду в три часа пополудни.
– В день государственного праздника, но только в пять пополудни, – сказал господин Фелсах и уставился на разноцветные бусы госпожи Моосгабр, а также на ее сережки, щеки, губы и брови, – в пять пополудни в день государственного праздника, тридцать первого октября, и я вам скажу почему… Именно в день государственного праздника я был бы рад, если бы мальчик вообще не выходил из дому. В стране определенное волнение, – сказал господин Фелсах и огляделся в зале, – у людей всякие странные предчувствия. Когда на днях я говорил с госпожой Кнорринг, она сообщила мне, что и у нее какие-то странные предчувствия, и именно в день государственного праздника может произойти самое неожиданное.
– Я знаю, – кивнула госпожа Моосгабр, – я сама это слышала от госпожи Кнорринг. В первый раз, когда я была у нее по поводу госпожи Айхен, во второй раз – по поводу госпожи Линпек. У нее какие-то странные предчувствия. Значит, вы полагаете, что мальчик в этот день должен быть дома.
– В этот день – решительно дома, – кивнул господин Фелсах и кинул взгляд на фонтан, – впрочем, это будет не так трудно. Это будет не так трудно, если он заинтересуется окнами. У нас здесь достаточно окон, и многие будут торжественно убраны. Цветы, свечи, пироги и бокалы вина, как обычно бывает на именины нашей княгини тальской, мы и комнаты окуриваем ладаном. Оберон это любит и, пожалуй, увлечется этим. Экономка приготовит ужин, возможно, придут студенты, и вы вместе одновременно отметите здесь два события. Ваш приход на службу и государственный праздник. Экономка и Оберон будут ждать вас в пять часов пополудни тридцать первого октября, в день государственного праздника – тезоименитства вдовствующей княгини правительницы Августы. При этом экономка вручит вам месячное жалованье.
Господин Фелсах помог госпоже Моосгабр надеть черно-коричневую полосатую шубу с огромной косматой гривой, помог надеть ее возле мраморного бассейна, и госпожа Моосгабр теперь уже отчетливо увидела, что стебель, из которого бьет двойной поток воды, наверху расширен и раздвоен, и, по всей вероятности, из металла, и еще она заметила, что в бассейне под плещущейся водой плавают три красные рыбки. Она еще раз осмотрелась в зале, поглядела на широкие двери столовой из матового стекла, на картины в золотых рамах, на ряд темных полированных дверей у лестницы, на мягкие гарнитуры, а также на хрустальные люстры и на две женские скульптуры под лестницей, державшие два необыкновенных красных светильника… и наконец поглядела на пушистый мягкий ковер под своими туфлями без каблуков. Она тряхнула головой и небольшой черной сумкой, зажатой в белой перчатке, и простилась с господином Фелсахом. Он проводил ее к выходу, открыл дверь и отвесил поклон. Его темные глаза снова были несколько расширены, а смуглое лицо – несколько удивлено. Госпожа Моосгабр вышла из парадного с двумя колоннами на широкую мощеную дорожку и отправилась вдоль сада к уличной калитке. Господин Фелсах с минуту глядел ей вслед, на ее полосатую шубу, большую косматую гриву и на дрожащие зеленые и красные перья. А когда она вышла за калитку на улицу, он закрыл дверь и подошел к бассейну посреди зала. Он смотрел на расщепленный стебель, из которого била вода, на три красные рыбки под плещущейся поверхностью, и его лицо снова было очень спокойным. Потом он с довольным видом подошел к столику, за которым они сидели, чтобы убрать рюмки, бутылки и серебряный поднос.
XV
Госпожа Моосгабр дошла до своего старого обветшалого дома, точно в тумане. Но хотя госпожа Моосгабр и дошла до своего дома, точно в тумане, этот туман был скорее вокруг нее и в ее возбужденном мозгу, чем в ощущениях, по-прежнему острых. Так, например, перед глазами стоял свет хрустальных люстр и тот красный свет, что источали лампы скульптур под лестницей в зале… этот сверкающий красный свет все еще стоял перед глазами и когда она в проезде обходила кирпичи, тачку и бочку с известкой. Она вошла в кухню и зажгла свет – часы у печи как раз пробили половину седьмого. Госпожа Моосгабр отколола шляпу, сняла перчатки, шубу, бусы, вытащила из ушей подвески и переоделась – праздничные юбку и кофту сменила на свое старое платье… а перед глазами у нее все еще стоял красный свет, сверкавший в вилле. Она напустила воды в умывальник, смыла черную и красную краску, пудру, положила шляпу и свою праздничную одежду в шкаф, а украшения и перчатки – в столик в комнате. Лишь полосатую шубу с гривой кинула на кровать, чтобы вернуть ее привратнице, когда та заявится вечером.
«Вот уж глаза вытаращит, как придет, – сказала она себе в комнате, – пять грошей, если я не ослышалась. А как расскажу ей, что там внутри, как горят люстры и красные светильники…» Вернувшись в кухню, она подошла к печи – поглядеть, топится ли еще, и тут же нагнулась к ящику, чтобы подложить дров. А как только подложила, услышала, что кто-то в проезде открывает дверь… она и глазом не успела моргнуть, а в дверях кухни уже стояли Везр, Набуле и чужой человек – черный пес…
– Целую руку, – сказал Везр и сразу же подошел к столу и сел. Набуле, прыснув, тоже подошла к столу и уселась, подошел и чужой человек – черный пес. Он слегка улыбался и то и дело стрелял глазами в сторону госпожи Моосгабр.
Их неожиданным быстрым приходом госпожа Моосгабр была так поражена, что не могла и шагу ступить от печи. Она стояла у печи как вкопанная и смотрела на них, как на призраки, выросшие перед ее взором, в котором до сих пор мелькали отблески ослепительного света люстр и красных светильников в вилле оптовика. Ей показалось, что Везр стал еще сильнее и мощнее, возможно, причиной тому был красный шарф вокруг шеи, а главное, новое пальто, не то серое и тоже новое, что было на нем в прошлый раз, а красно-коричневое кожаное с пряжками и поясом, какой, пожалуй, носят солдаты особого назначения или пожарные. Она видела, что и у Набуле новое пальто, не то, светлое с красными застежками, а черное с красным воротником и желтыми пуговицами. Человек – черный пес, который тихо улыбался, сегодня был тоже в пальто – светло-коричневом с белым барашковым воротником.
– Она совсем не в себе, – прыснула Набуле у стола и расстегнула одну желтую пуговицу, – совсем не в себе оттого, что мы вдруг хлоп ей на голову – и вот уже сидим. Должно быть, думает, что пожаловали послы с Марса. Но пусть знает – мы хотели прийти еще раньше.
– Прийти за вещами под диваном, – сказал Везр, и его голос звучал сегодня сухо, остро, как бритва.
– Да еще на обед, который она для нас приготовила, – придурковато засмеялась мордастая Набуле и посмотрела на плиту, – небось помнит, что в прошлый раз нам его обещала.
Госпожа Моосгабр все еще стояла у печи как вкопанная и не произносила ни слова. А Набуле расстегнула вторую желтую пуговицу и сказала:
– Стоит, не шелохнется и молчит, у тебя от этого есть какое средство?
– Есть, – кивнул Везр и, вынув из кармана кожанки сигарету, чиркнул спичкой, – есть, но сегодня его не назову, даже не намекну на него. Еще брякнется в обморок и ни звука не выдаст. Сгорит дотла и даже тарелки со жратвой на стол не поставит.
– Вот именно, со жратвой, – крикнула Набуле, закружилась и затряслась, – мы разве так договаривались?
Госпожа Моосгабр у печи наконец немного пришла в себя и сделала шаг к буфету. Она видела, как кружится, трясется и вскидывает глаза к потолку Набуле, видела, как на нее, госпожу Моосгабр, смотрит холодными светлыми глазами Везр, и видела, как человек – черный пес с короткими черными растрепанными волосами и низким лбом стреляет в ее сторону глазами и тихо улыбается. Госпожа Моосгабр уж было хотела заговорить, как Везр вдруг встал со стула, взялся за пояс кожанки и стряхнул пепел.
– Нет времени, – сказал он сухо, остро, как бритва, и стряхнул пепел, – нас ждет компания. Подавай обед и, главное, вещи. Вещи… – он двинул пальцем своей большой лапы, – вещи из-под дивана. Надеюсь, – подошел он к дивану, – они не отсырели и мыши их не сожрали. – И он, сунув сигарету в рот, нагнулся и стал вытаскивать посылки.
– Здесь они, – взвизгнула Набуле со стула, – здесь, как ты их и положил. Но не обгрызены ли они, это еще посмотреть надо.
Везр с сигаретой во рту положил посылки на стол и стоя стал их просматривать. И Набуле, не поднимаясь со стула, стала их просматривать. И чужой человек – черный пес, сидя на стуле, тоже стал их просматривать. Он ощупывал рукой бумагу, а главное – углы. Потом поглядел на буфет и заговорил.
– Мадам, – сказал он нежно, мягко, как бархат, и поднял вислые уголки губ, – вы говорили, что эти посылки под диваном обложите мышеловками и мыши не подберутся к ним. Но кажется, – он тихо улыбнулся, – мышь все-таки грызла их. Вот тут, – он указал на одну посылку и тихо улыбнулся, – следы зубок, мадам.
– Мышь добралась до посылок, – выкрикнула Набуле, – они попорчены. Кто знает, – выкрикнула она, – не пролезла ли мышь в какую-нибудь целиком? Тебе бы надо, – крикнула она Везру, – распаковать и заглянуть.
– Не ори, нет времени, – сказал Везр сухо, остро, он уже снова сидел на стуле, – дома погляжу. Сейчас нас ждет компания. Но если в этих посылках найдем живую мышь… – Его холодные светлые глаза вдруг блеснули, и у госпожи Моосгабр сжалось сердце.
– Ни одной в них нет, – выкрикнула она от буфета, – они нетронутые.
– Мадам, – улыбнулся черный пес тихо и мягко, как бархат, – откуда вы знаете, что в них нет ни одной? Разве вы сквозь бумагу видите? А ну как мы распакуем, и какая-нибудь выскочит, вы представляете, что будет? Ведь от этого и кондрашка может хватить.
– В них нет ни одной, – снова выкрикнула госпожа Моосгабр, глядя на стол, – ни одной мыши в них нет. Если только вы сами ее туда не запустили.
– Сами, – прыснула Набуле и придурковато рассмеялась, – сами.
– Мадам, – опять отозвался черный пес и мягко поглядел на госпожу Моосгабр у буфета, – зачем нам запускать в посылки мышей, какой в этом толк? Ведь мы хотим эти посылки продать, мы перекупщики, как вы в прошлый раз изволили высказаться, что бы это была за продажа, предложи мы покупателям в товаре мышей? Вы не думаете, что это был бы конец?
– Ну хватит, – сказал Везр, и его голос звучал по-прежнему сухо, остро, как бритва, – хватит. Нет у нас времени, впереди много дел. Посылки она хорошо спрятала, – он стряхнул пепел, – мышей в них, пожалуй, не будет. И мы отблагодарим ее за это. И чтоб она не болтала зря, поднесем ей что-нибудь получше, чем даже те газеты.
Госпожа Моосгабр у буфета вдруг окончательно пришла в себя. У нее было ощущение, будто на нее вдруг брызнули холодной водой. Она сделала шаг к столу и сказала:
– Надули вы меня. И с газетами надули. Дали мне «Расцвет» недельной давности.
Они посмотрели на нее удивленно, изумленно, вопросительно, Везр – своими холодными светлыми глазами, человек – черный пес пронзил ее взглядом, а Набуле разразилась смехом.
– Да, обманули, – воскликнула госпожа Моосгабр, – если бы я не бросилась наутек, меня наверное бы убили. Подсунули вы мне негодные газеты.
– Госпожа, – тихо сказал чужой человек – черный пес, и вислые уголки его губ приподнялись, – как это подсунули? Как это негодные газеты? Мы вам никаких газет не подсовывали, мы положили их сюда на стол, а Везр приложил к ним официальную карточку. С ней вы должны были идти в редакцию «Расцвета» и получить сорок геллеров на руки. А разве вы прочли на газете дату, если осмеливаетесь утверждать, что она была недельной давности?
– Я не прочла, но знаю, – воскликнула госпожа Моосгабр, – люди на том углу мне сказали. Хотели меня камнями закидать, вот ведь что. У меня осталось несколько номеров, сами и взгляните на дату.
– Подумайте, – сказал Везр и выпустил струю дыма, – подумайте, до чего люди злые. Уже и газетчицу дурят, хотя, конечно, не всякую. Ту, которая попадается им на удочку. Не со всякой продавщицей такое случилось бы. А все потому, что люди хотят задарма газеты иметь, и это, верно, им удалось. Ты оставила пачку на углу, смылась, а люди только того и ждали.
– Люди только того и ждали, – придурковатым смехом засмеялась мордастая Набуле, – она глупая, на все клюет. Не надо было оставлять газеты. Голову даю на отсечение, – засмеялась она придурковато, – что она бросила там и ту хорошую толстую веревку. Да и Бог весть, как она эти номера продавала. Ты же знаешь, – засмеялась она, глядя на Везра, – что продавать она не умеет. А плита у нее пустая, погасшая, – она посмотрела в сторону печи, – ни огонька в ней, ни крошки на ней. Ну как с обедом?
Везр с минуту молчал, Набуле кружилась, тряслась и хватала себя за красный воротник, чужой человек – черный пес лишь тихо улыбался и стрелял глазами. Госпожа Моосгабр стояла близ стола и слегка дрожала.
– Не знаю, – сказал Везр наконец и посмотрел на сестру, – не знаю, можно ли в таком разе, когда она угробила такой гешефт, можно ли подробно рассказать ей про колодец.
– Я тоже не знаю, – завизжала Набуле, – думаю, нельзя. Опять все перепутает, – завизжала она, – разболтает все и напортит. С колодца, – завизжала она, – не будет никакого навару.
– Ни о каком колодце я и слышать не хочу, – госпожа Моосгабр опять немного пришла в себя, – все это жульничество и вранье. Одно жульничество и вранье, – восклицала она, – ни о каком колодце я и слышать не хочу, меня в это дело не впутывайте. Никакого такого колодца, – сказала она, – и нет вовсе.
– Вот видишь, – сказал Везр сестре и вздохнул.
– Вот видишь, – взвигнула Набуле.
– Мадам, – опять нежно отозвался человек – черный пес и уставился на госпожу Моосгабр, – вы и вправду ясновидица. Уж не хочу поминать старое: якобы эти посылки, что на столе, украдены на почте в метро, а Везр якобы вернулся из каталажки. Не буду вас попрекать, что вы все время прохаживаетесь насчет Везра, хотя и знать не знаете, кто такой Везр и чем занимается. Вы что, действительно ясновидица, – он тихо улыбнулся, глядя на госпожу Моосгабр, – откуда вы знаете, что здесь нет никакого колодца, что это вранье? Через минуту вы станете еще утверждать, мадам, – он тихо улыбнулся, глядя на госпожу Моосгабр, – что в этом колодце нет никакого клада, тогда как там золото, серебро и мешочек грошей. Мадам, – он тихо улыбнулся, глядя на госпожу Моосгабр, – ведь вы без конца ошибаетесь.
– Я не ошибаюсь, – госпожа Моосгабр, как ни странно, теперь почти крикнула, – я не ошибаюсь и не хочу о колодце слышать!
– Вот смотри, – отщелкнул Везр сигарету на пол и посмотрел на госпожу Моосгабр холодным светлым взглядом, – вот смотри. Нам некогда с тобой здесь препираться. Если тебе неведомо, что здесь колодец и в нем клад, – это твое личное дело. Мы знаем то, что знаем, и хотели тебе помочь. Только, когда мы этот колодец вычистим, не вздумай попрекать нас, что мы с тобой ничем не поделились и все от тебя скрыли.
– Вот и скрой, – крикнула следом Набуле и схватилась за пуговицу, – скрой. Скрой, и больше ни слова. За каким чертом, – крикнула Набуле, – она все талдычит свое, ей хоть кол на голове теши.
– Однако же я знаю, как ее убедить, – Везр вдруг улыбнулся и схватился за пояс кожанки, – я знаю, потом она уже не будет рыпаться. К сожалению, – он покивал головой, – я знаю.
– Ну и пускай убедится, – Набуле улыбнулась, – у нее есть возможность. Пускай их спросит, – она затряслась, закружилась, – небось знает, где они живут, мы этого не станем ей говорить.
– Мы этого не станем ей говорить, – кивнул Везр и с пояса кожанки перенес свою большую руку на стол, – небось знает, где они живут, пускай их и спрашивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39