А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И знаете, что еще, госпожа Моосгабр? Госпожа Линпек мне немного напомнила госпожу Айхенкранц. Не могу сказать чем, но чуточку – чем-то. Правда, одну вещь вы не сделали, госпожа Моосгабр, хотя, может, это и не нужно было. На вокзале вы сказали, что сумку поставите на пол, к ноге.
*Brouk – жук (чешск.).
Они взошли на мост, под которым гремели и гудели поезда, к правому перрону подходили зеленые и серые, к левому – зеленые, красные и желтые, и привратница на мосту остановилась, поглядела вниз и засмеялась.
– И вправду, – засмеялась она, – цвета у этих поездов здесь на станции – зеленый, красный и желтый – те же, что и цвета бус, которые я вам дала. Ну что ж, пойдемте.
И они с моста вошли в проход и вскоре дошли до того места, где оба прохода соединялись – народу явно прибывало, послеобеденное время кончилось, – а потом по лестнице поднялись наверх: привратница в летней цветастой блузке и короткой юбке то и знай подпрыгивала, госпожа Моосгабр придерживала свою длинную черную юбку. Они прошли в стеклянный привокзальный зал с многими лавчонками, надписями и рекламами – здесь уже была уйма народу, – потом вышли на площадь Анны-Марии Блаженной. Стоял прекрасный сентябрьский ранний вечер.
X
Часы у печи били первый час пополудни, когда раздался стук в дверь. Собственно, это был даже не стук, а буханье кулаками, и тут же следом послышался скрежет ключа в замочной скважине.
– Набуле, – вздохнула госпожа Моосгабр и положила на диван мышеловки. – Набуле. Господи Боже, – ужаснулась она, – Везр!
Кухонная дверь распахнулась, и появился Везр. За ним Набуле и еще один человек. Короткие черные растрепанные волосы, низкий темный лоб и вислые уголки губ, сомнений не было: чужой человек – черный пес. У госпожи Моосгабр потемнело в глазах.
– Целую руку, – услыхала она голос Везра.
– Готовит, – услыхала она смех Набуле.
– Не столовка ли у нее тут? – услыхала она голос Везра.
– А не работает ли она с мышеловками? – услыхала она Набуле.
И тут вдруг госпожа Моосгабр осознала, что она стоит у печи, на которой кастрюля и миски, увидела на диване мышеловки, которые за минуту до этого были у нее в руке, увидела на буфете кулек «Марокана», который за минуту до этого принесла из кладовки. И увидела, что на Набуле опять новое летнее пальто, светлое с кричаще-красными застежками, на Везре новый плащ серого цвета, а третий человек – черный пес, что пришел с ними, в пиджаке, а под ним – красивый белый свитер с высоким, под горло, воротником. И еще госпожа Моосгабр увидела, что у них в руках полно всяких белых свертков и держат они кучу газет, связанных толстой веревкой.
– Ишь, таращит глаза, – сказал Везр, и голос его был грубый и обдавал холодом, как низвергающаяся с гор снежная лавина, – против этого есть одно средство. Завязать глаза платком. – И Везр бросил на стол свертки и связку газет.
– Она, должно быть, думает, что мы с почты, – придурковато засмеялась мордастая Набуле, расстегнула красные застежки на пальто и села на стул, – думает, должно быть, что сейчас Рождество и это ей подарок.
– Должно быть, думает, – сказал Везр и тоже сел, как был, в пальто, – что будем раздавать подарки. И сегодня она не ошибается. Сегодня ей и вправду кое-что перепадет. Но что именно, – сказал он, и голос его гудел, как низвергающаяся с гор лавина, – я еще не знаю. Зависит от того, что будет в этих посылках.
Госпожа Моосгабр стояла у печи и смотрела на белые посылки на столе, как завороженная. Она видела, что все сидят за столом, что Везр ножом разрезает веревку на одной посылке и развертывает ее.
– Это мне всегда напоминает ярмарочные конвертики со счастьем, – засмеялся он, – что в ней будет? Золото, гроши, вата или мышь? – Потом он запустил руку в посылку и захрустел целлофаном. – Рубашка, – вскричал он, и его голос гудел, как снежная лавина, – белая, шелковая рубашка. – В самом деле, это были три белые шелковые рубашки.
– Они, конечно, не для зека, – взвизгнула Набуле и запрыгала, – зеки белых шелковых рубах не носят.
– Ты права, – кивнул Везр, – зеки носят полосатые майки. Это чтоб подмазать какого охранника, ясно. Но они маловаты, – он поглядел на воротник, – они не про нас. Да и какому-нибудь богатому студентику не подошли бы, тем более ей… – он кивнул головой в сторону плиты, – мужские рубашки она же не носит – небось не ряженая. Оставим их в целлофане, потом загоним, давай заверни… – сказал он чужому человеку – черному псу и взял другую посылку. Но прежде чем перерезать веревку, посмотрел на адрес. – Адрес сперва тут был другой, – сказал он. – Б. Клаудингер, Боровицин, Цветочная улица. Кто-то зачеркнул его и написал новый, наш. Тот, кто посылает ей это, даже не знает, что дама сменила местожительство. – И он перерезал веревку, Набуле прыснула со смеху, улыбнулся теперь и чужой человек – черный пес и стрельнул глазами в сторону плиты.
В посылке были старая кепка, старые маленькие башмаки, кушак от штанов, книжка в синей школьной обертке. И потом какой-то конверт.
– Это от ребенка, – взвизгнула Набуле, увидев почерк на конверте, – прочти, что он пишет этой Клаудингерихе.
И Везр разорвал конверт и прочел:
– «Дорогая тетечка, я чувствую себя хорошо и посылаю тебе вещи, которые мне уже не нужны. Булку я получил, дал Индре, он получил посылку от отчима и дал мне. Жвачки я тоже получил, они были в чулке. Я приеду на государственный праздник и потом на Рождество, потому что в другое время нам запрещено. Мы встаем в шесть, а в десять уже должны спать. Ходим сгружать уголь. Ноги в колодки мне еще не забивали, а Индре – да. Грозился, что когда-нибудь убьет того, кто ему это сделал. Он уже много раз получал розгой по ладони, а я только два раза, но тоже убил бы того. В воскресенье дают нам на завтрак чай. Пошли мне карманный нож, а также пистоны для пистолета, и еще кусок гребня. Больше не знаю, что еще писать, и поэтому кончаю. Напиши мне поскорее. С приветом, Али».
– Вот бедняга, – прыснула Набуле и схватилась за красную застежку на пальто, – ведь он пишет из исправительного дома.
– Из исправительного – тетечке, – кивнул Везр, – и даже не знает, что тетечка тоже в кутузке. Пистоны, дорогуша, для пистолета она тебе уже не пошлет. Взгляни-ка… – крикнул он матери у плиты, – взгляни-ка на это барахло, может, тебе что и пригодится. Кепка, кушак, башмаки, это не про тебя, кушак и кепку ты не носишь, не ряженая небось. Если эта книжка… – Везр открыл книжку и полистал ее. – Это хрестоматия для спецшкол, – сказал он сухо, и его светлые холодные глаза в эту минуту были, как камень, – тут стихотворение о нашем председателе Альбине Раппельшлунде. А вот тут что-то еще об этой старой бессмертной курве… Хочешь чего-нибудь из этого?
Госпожа Моосгабр у плиты ничего не могла взять в толк. Только пялила глаза и с трудом переводила дыхание.
– Ну так хочешь чего-нибудь из этого барахла или нет?! – вскричал Везр, и его голос загремел, как низвергающаяся с гор лавина.
– Но ведь это Клаудингер, – наконец у госпожи Моосгабр хватило сил произнести слово, – Клаудингер, у которой живет Лайбах. Или это та Клаудингер, которая возглавляла шайку расхитителей посылок на почте в метро, на станции «Кладбище».
И Везр и Набуле разразились смехом. И черный пес улыбнулся.
– Мадам, – проговорил он наконец, и его голос был нежный, мягкий, как бархат. – Ну может ли это быть Клаудингер, у которой живет Лайбах? У той же нет племянника в исправительном доме, у нее вообще нет племянника. И живет она не в Боровицине, это в другом конце города, а здесь, в Блауэнтале. И потом все же, – черный пес мягко улыбнулся, – лайбаховскую Клаудингер не забрали. Она на свободе, и у нее проживает муж Набуле. И может ли это быть Клаудингер, которая возглавляла шайку в метро? Ей семьдесят, и у нее тоже нет племянника тринадцати лет. Вы что же, мадам, думаете, что существуют только две особы с таким именем?
– Заверни, – сказал Везр и бросил письмо в посылку. – Эту заверни. Откроем вот эту. – И он протянул руку к маленькому белоснежному свертку.
Госпожа Моосгабр уже совсем привалилась к плите, к тому ее краю, который был холодным, хотя печь топилась. Она опять пялила глаза и с трудом переводила дыхание. Она видела, как Везр открыл третью посылку, и в его большой руке что-то блеснуло.
– Бог мой, – прыснула Набуле и вырвала что-то из его ладони. – Бальные бусы. А ювелир, – она схватила визитную карточку, – из торгового дома «Подсолнечник». А это что, ну-ка подержи… – И Набуле вытащила из посылки красивый бело-золотой платок.
– Не про тебя, ты ж понимаешь, – Везр посмотрел на сестру и забрал у нее платок, – это для пожилой, так что для нее. И это тоже не предназначено для зека, – засмеялся он, разглядывая украшение и платок. – Зеки носят майки и куртки, а не бусы и бело-золотые платки. Это тоже послали зеку для подкупа, для жены какого-нибудь охранника. Смотри сюда, – крикнул он в сторону плиты.
Госпожа Моосгабр у плиты все еще пялила глаза, с трудом переводила дыхание, а теперь у нее и голова закружилась. Она смотрела на переливчатые бусы и бело-золотой платок, у нее кружилась голова, и вдруг захотелось пить.
– Ну поди, посмотри, – крикнул Везр снова и поглядел на Набуле и на чужого человека – черного пса, – оцени по достоинству. Это шелк, а бусы – бижутерия.
Госпожа Моосгабр, не сводя глаз с бус и платка, сделала несколько шагов к столу. У нее кружилась голова, ее мучила жажда. Набуле зажала ладонью придурковатые мордастые губы, чужой человек – черный пес тихо метнул глазом на госпожу Моосгабр, а Везр сунул руку в карман и закурил сигарету.
– Ну скажи, хочешь или нет? – спросил он и выпустил дым. – Но сперва скажи, что это и какова ему цена.
Госпожа Моосгабр сделала еще шаг-другой к столу, голова у нее кружилась, она с трудом переводила дыхание, ее мучила жажда. Она дотронулась до бус и платка, потом еще раз поглядела на Везра, Набуле и черного пса.
– Так скажи, черт возьми, что это, – вскричал Везр голосом, который гудел, как низвергающаяся с гор лавина, и стряхнул сигарету, – мы у глухонемых, что ли?
В эту минуту часы у печи отбили половину второго, и госпожа Моосгабр немного пришла в себя.
– Атлас вышитый, – выдавила она из себя.
– И дорогой? – спросил Везр и снова посмотрел на Набуле. – Грош стоит?
– Больше, – кивнула госпожа Моосгабр и снова дотронулась до бус и платка.
– Ну, а ты это хочешь?! – вскричал Везр и вперил в госпожу Моосгабр свои холодные светлые глаза.
Госпожа Моосгабр неуверенно посмотрела на Везра, Набуле и черного пса, так и метавшего на нее взгляды, а потом вдруг ее глаза уставились на угол буфета и на ручку матового кухонного окна…
Но в эту минуту Набуле прыснула со смеха, а Везр сказал:
– Ладно. Ты молчишь, как рыба, и, значит, ты права. Это не надевают ни на кладбище, ни в Охрану. Это надевают разве что в отель «Риц», а туда ты не ходишь. Для тебя куда лучше юркнуть к привратнице и там спрятаться. Для тебя куда лучше выстирать флаг и сходить в парк. И потому, значит, – он засмеялся грубо, холодно, точно с гор низвергалась снежная лавина, – ни шиша ты не получишь.
Госпожа Моосгабр отошла на шаг к плите, в глазах мелькнули матовое окно, угол буфета, диван, а потом она всмотрелась в мышеловки, которые лежали на нем. В эту минуту она как бы совсем очнулась.
– Куда лучше юркнуть к привратнице и там спрятаться! – вскричала она. – Куда лучше выстирать флаг и сходить в парк! Уехали, бросили меня, посмеялись надо мной. В той записке так и было написано. А где вы это взяли? – крикнула она и указала рукой на посылки. – Где вы эти посылки взяли? Вы их украли.
Они поглядели на нее непонимающе, вопросительно. Везр своими холодными светлыми глазами, человек – черный пес метнул на нее темный взгляд, а Набуле засмеялась. Завизжала.
– Да, украли, – закричала госпожа Моосгабр и еще ближе подошла к плите, – украли так же, как деньги и вещи в прошлый раз. Деньги и вещи, которые вы здесь делили. Только посылки вы украли на почте.
– Госпожа, – сказал теперь чужой человек – черный пес, и его голос был нежный, мягкий, как бархат, – на какой почте? Все это ваши выдумки. И еще говорите с такой уверенностью, будто вы из полиции. Или, может, вы на картах гадаете?
– На картах я не гадаю, – вскричала госпожа Моосгабр, – но это краденое. На почте в метро на станции «Кладбище».
– В метро на станции «Кладбище», – сказал Везр и стряхнул пепел.
– Да, в метро, – вскричала госпожа Моосгабр, она стояла уже у плиты, – на почте в метро, а вы перекупщики. Но полиция напала на ваш след. Гиену взяли, вы сами знаете, а теперь и вас возьмут. И арестуют еще и других, я все знаю.
– Подумайте только, – сказал Везр, глядя на Набуле и черного пса, который снова молчал и лишь мягко смотрел на госпожу Моосгабр, – а как ты узнала об этом? Откуда узнала, что это из метро со станции «Кладбище», и кто такая гиена? Насколько мне известно, это зверь в зоопарке. В зоо сидит в клетке, как лев. Кто это, ты можешь поделиться с нами?
– Госпожа, – улыбнулся снова чужой человек – черный пес ласково, мягко, и его вислые углы губ поднялись вверх, – что это за гиена, и кто такие другие, и почему из метро со станции «Кладбище»? Там почта, откуда люди отправляют посылки по разным адресам. Но неужели вы не видите, что все посылки отправлены по одному и тому же адресу? Неужели вы не видите, что на всех посылках один и тот же адрес – государственная тюрьма? Самая большая тюрьма в нашей стране?
Госпожа Моосгабр у плиты на мгновение потеряла дар речи и неуверенно посмотрела на стол.
– Значит, из тюрьмы, – сказала она, – но они все равно с почты. И вы очень скоро сядете в тюрьму, так и знайте. И ты первый, – сказала она Везру, – ты еще и прийти из нее не успел, как снова засядешь.
– Видишь, что она желает тебе, – прыснула Набуле и толкнула брата.
– Мадам, – снова нежно отозвался чужой человек – черный пес, – вы все время говорите какие-то странные вещи. Еще в прошлый раз я вам сказал, что вы не знаете, кто такой Везр и что он делает. Вы все время утверждаете, что он был в тюрьме, а теперь и вовсе каркаете, что он туда вернется, – тихо улыбнулся он, глядя на госпожу Моосгабр, – но при этом даже не знаете, кто такой Везр. Знали бы вы, кто такой Везр, – тихо улыбнулся он, глядя на госпожу Моосгабр, – вы гордились бы им. А что касается посылок, вижу, что вы способны пойти в полицию и донести об этом, не правда ли? На меня вы также бы донесли? – Человек – черный пес улыбнулся, и его вислые уголки губ блаженно поднялись. – Но вы же меня даже не знаете.
– Она бы всех нас заложила, если б могла, – крикнула Набуле и затряслась, – всех. Но она, – кричала Набуле, схватившись за красную застежку на пальто, – прежде она еще хорошо подумает! – А потом сразу же засмеялась придурковатым мордастым смехом и завизжала: – Она знает, как бы ей досталось за это, она знает, что от этого не было бы ей проку!
– Не ори, – Везр вдруг погасил сигарету об стол, – нет времени, у нас еще газеты и колодец. Вот смотри, – сказал он и уставил свои холодные светлые глаза на мать, – значит, так: ты этих вещей не коснешься и хорошенько спрячешь. Спрячешь все под диван, на котором у тебя мышеловки, а я потом за этим приду.
– Мы тут, мадам, – улыбнулся чужой человек – черный пес, – хорошенько спрячем вещи под диван, только чтоб они не отсырели и чтоб их мыши не сгрызли. Обложите их вашими мышеловками, – улыбнулся он и указал на диван, – у вас их навалом. А Везр за вещами придет.
– О Боже, – крикнула госпожа Моосгабр и снова подошла от печи к столу, – ничего я не спрячу! Это краденое, а вы даете мне прятать. Теперь я знаю, что вы перекупщики, нечего мне все это сюда таскать.
– Ах, скажите пожалуйста, – улыбнулся Везр и встал, – нечего мне все это таскать. Будто это уже и не наш дом. Да она нас просто гонит из дому. Но это, верно, потому, что еще ничего не знает об этой кипе газет… – и он указал на пачку газет, обвязанную толстой веревкой, – потому что еще ничего не знает о колодце. Я уже начинаю сомневаться, – загоготал он, и его голос теперь снова загудел, как низвергающаяся с гор лавина, – я начинаю сомневаться, стоит ли эти газеты ей здесь оставлять, если она нас гонит из дому. Стоит ли ей вообще говорить о колодце.
– Я бы насчет колодца помалкивала в тряпочку, – сказала Набуле и схватилась за красную застежку на пальто, – еще разбрешет этой своей свиристелке, и шиш из этого выйдет. Ни к чему ей.
– Мадам, – отозвался опять чужой человек – черный пес, – вы здесь строите всякие козни, лишь бы только не сохранить посылки, утверждаете, что они краденые и что мы перекупщики, а при этом Везр хочет вам сказать о колодце и оставить вам эту кипу газет. Да, хороша благодарность, – сказал он мягко, нежно, – хороша благодарность за его старания. Послушайте, мадам, скажите нам сперва вот что. А ну как это еще не все посылки? А ну как будут еще и другие? А ну как это только начало, – он тихо улыбнулся, глядя на госпожу Моосгабр, – вы же сами говорите, что могут прийти еще и другие посылки с почты на станции «Кладбище», вы же говорите, что в них может быть золото и серебро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39