Как-то Розмари поливала цветы и добавляла воды в вазы, стоявшие на длинном подоконнике около кровати Джейн. Она обрывала увядшие цветы, когда Джейн сказала:
— Между прочим, мам, я узнала, какой у меня вид рака. Это — меланома.
Рука Розмари замерла.
Меланома. Слово что-то напомнило. Однажды кто-то сказал ей:
— Меланома может за неделю сожрать вам ногу.
Тогда эти слова ничего для нее не значили. Розмари узнала, что меланома смертельна, быстро прогрессирует и трудно излечивается. Но смертельный исход не фатален, не неизбежен. И жестокие боли вызывает меланома, но не всегда.
Розмари позвонила через Атлантику Ричарду и Виктору. В Бостоне Ричард позвонил Джоан на работу. В ее семье болели этой ужасной болезнью.
— Джоан, это меланома, — сказал Ричард и, положив трубку, зарыдал.
Розмари обещала сказать Джейн правду, но медлила. Всю правду сказать было очень трудно. Момент, когда приходится сообщать плохие вести, всегда как-то оттягивают, да к тому же врачи говорили о болезни Джейн по-разному. Каждый новый диагноз усиливал сомнения и неопределенность. Словно пришел в суд и ждешь смертного приговора, а судья все медлит, не желая брать на себя ответственность.
Мы пытались втайне от Джейн получить определенный ответ: что же ее ждет, но безуспешно. Ричард уверял, что в Америке для лечения Джейн есть самые новейшие средства. Виктор стал настойчиво и обстоятельно разузнавать, какое лечение сможет получить дочь в американских больницах. Но Джейн желала быть со своими друзьями, не хотела покидать Англию и просилась домой.
Через несколько дней ее выписали и направили для дальнейших исследований в другую лондонскую больницу. В тот вечер, когда Джейн вернулась домой, из Бостона позвонил Ричард и спросил, знает ли она об опасности.
— Она знает, что это серьезно, — осторожно отвечала Розмари, ведь Джейн могла ее услышать.
— Но понимает ли она, насколько это серьезно?
Розмари заговорила еще тише, но не настолько, чтобы Джейн подумала, будто мать не хочет, чтобы она слышала разговор.
— Я не знаю. — Ответ прозвучал немного двусмысленно, но иначе она не могла.
— Ты сказала ей, что смертельный исход очень вероятен? — выпалил Ричард.
— Не совсем…
— Ей надо сказать, — настаивал сын. — Она этого хочет. — Голос его звучал настойчиво, твердо. — Может, мне сказать?
— Нет.
«Только не теперь», — подумала Розмари, но сказала лишь:
— Джейн вернулась из больницы, но еще слишком слаба и подойти к телефону не может.
Ричард, видимо, понял намек матери, что сейчас не время сообщать ей такое. Джейн очень ослабела, но выглядела оживленной. Пусть хоть недолго насладится жизнью. Черт с ним, с будущим. В конце концов, успокаивала себя Розмари, доктора, с которыми консультировались Ричард и Виктор, даже не видели Джейн, а лечившие ее врачи о смерти не упоминают. Когда Ричард позвонил снова, он говорил с сестрой о постороннем.
Всем мы говорили, что не теряем надежды. Друзья Розмари всячески старались подбадривать Джейн, но все же порой мать чувствовала себя очень одинокой — Виктор и Ричард не могли пока вырваться и приехать.
За несколько дней до возвращения Джейн из больницы позвонила Тереза и спросила совсем просто:
— Хотите, я приеду? — Она была самой способной из тех, кого Розмари обучала искусству керамики, относилась к ней, как дочь, а к Джейн — как к сестре. Тереза основала в Америке собственное дело. Ее помощь очень требовалась, но Розмари постеснялась просить ученицу бросить мужа, работу и приехать.
— Нет, право, не надо, я справлюсь сама.
Но когда Тереза повесила трубку, Розмари захотелось крикнуть: «Пожалуйста, приезжай!» Она очень нуждалась в помощнице, свободной от других дел, которая разделила бы с ней бремя забот о дочери.
Снова зазвонил телефон. Розмари неохотно сняла трубку, содрогаясь при мысли, что опять звонят родные и будут настаивать, чтобы Джейн перевезли для лечения в Америку.
— Розмари? Это я, Тереза. Вылетаю в среду. Не трудись меня встречать, я доберусь сама…
Глава 2
Приезд Терезы оживил жизнь в доме. Она привезла специальные рецепты особенно питательных блюд, которые могли укрепить силы ее подруги, серьезно подорванные тремя неделями пребывания в больнице, где не давали вегетарианских блюд. Джейн с неудовольствием рассказывала, как ее кормили:
— Сыр, помидор и белый хлеб, а на нем листик салата. На другой день — сыр, помидор и два листика салата…
Тереза кормила Джейн ее любимыми блюдами, вкусными и питательными, ее энергия поддерживала силу духа больной.
Чтобы вести борьбу со своим главным врагом — страхом — и не терять надежды, Джейн нуждалась в обществе, в отвлечении. Она пыталась разузнать все про меланому, но ей это не удавалось. Никто не хотел снабжать ее нужной информацией. Друзья обещали ей книги про раковые заболевания, но почему-то все не могли их прислать. Статистические данные о смертных случаях при меланоме Джейн, как ни настаивала, все же не получила. Мать скрывала от Джейн ее истинное положение и не разрешала родным говорить ей об этом. Среди подруг Джейн были медсестры, они навещали ее и часами говорили про рак вообще и меланому в особенности, но Розмари-то знала, что они ведут речь только о всевозможных методах лечения. Про это Джейн сама говорила матери, но не договаривала главного. А та опасалась, что дочь узнает правду о меланоме — всю убийственную правду.
Джейн старалась быть стоиком. Говорила, что примет предстоящее без борьбы. Если появится новая опухоль — «а в глубине души, как врожденная пессимистка, я готова к худшему», — быть может, удастся дожить до конца без операций и лечения.
В этом случае Розмари обещала уехать с дочерью в какое-нибудь красивое местечко, скажем, у моря. Или в специальную лечебницу для больных раком — она где-то читала про такую.
— Это не больница и не частная лечебница, а скорее похоже на настоящий дом, — вспоминала Розмари. — В статье сообщалось, что там обращаются с пациентами прежде всего как с людьми и ухаживают за ними с любовью и состраданием. Может, разузнать об этом побольше?
— Пожалуй, — нерешительно отвечала Джейн. — Но скорее всего, там работают люди верующие. Им вряд ли придется ко двору такая атеистка, как я. Даже если они меня примут, не знаю, каково будет мне. Я им не подойду. Буду чувствовать себя неловко — ведь я нуждаюсь в этих людях, хотя и не разделяю их взгляды.
Тем не менее Розмари разузнала о хосписе Святого Кристофера, куда принимали безнадежно больных. Хоспис на самом деле оказался «религиозным», но не в том смысле, как думала Джейн. Основала его и возглавила движение за создание современных хосписов доктор Сесилия Сондерс, убежденная христианка, но она не требовала, чтобы у нее лечились только верующие. Располагался хоспис среди зеленых лужаек на окраине Лондона, и Джейн бы там понравилось. Но подойдет ли она им?
Тот, кто надеется выздороветь, обычно в хоспис не идет — ведь там стараются создать самые благоприятные условия для последних месяцев или недель жизни. Принимают больных с неизлечимыми заболеваниями, когда родные не способны квалифицированно ухаживать за умирающими или им необходима передышка. Две трети поступающих больных страдает от постоянных болей и других проявлений болезни. В хоспис предпочитают не брать тех, кому осталось жить день-другой или несколько часов — ведь тогда уже почти ничем помочь невозможно. В хосписе стараются сделать все возможное, чтобы последние месяцы или дни больной прожил полной жизнью. Ему обеспечивают особый уход, чтобы сознание его оставалось ясным, и он мог оценить заботу о себе родных друзей, медперсонала, отвечать всем взаимностью и не чувствовать себя обузой, как это происходит с множеством больных, чьи родственники решили, что больше ничего уже сделать нельзя. Розмари узнала, что в хосписе Святого Кристофера всегда находят, чем облегчить страдания умирающего. Если то или иное лекарство не облегчает болей, врачи продолжают искать другие средства, пока их не находят. И пациент постоянно чувствует свою значимость для других. Сесилия Сондерс сформулировала свое кредо так: «Вы для нас ценны потому, что вы это вы. Мы делаем все, чтобы вы не только умерли спокойно, но и до самого последнего момента продолжали жить».
Розмари рассказала об услышанном Терезе. Та выждала подходящий момент, чтобы завести разговор с Джейн. Но когда Тереза предложила всем вместе съездить в хоспис, чтобы увидеть его собственными глазами, Джейн не откликнулась. Она решила не сдаваться и продолжать борьбу. Она настаивала, чтобы «они» сделали все возможное и чтобы рак отступил. Она хотела жить.
А от ее настроения зависело очень многое. Временами она думала о добровольной смерти, о которой она писала в дневнике, готовясь ко второй операции. Теперь ей уже хотелось поговорить с матерью начистоту, чтобы ее подготовить и получить у нее совет и помощь.
— Если будут появляться все новые метастазы и их придется удалять, лучше не влачить такое существование, а покончить разом.
Розмари с полуслова поняла дочь. Она сама думала, стоит ли в таком случае цепляться за жизнь. Мать поняла — пора поговорить с дочерью без утайки.
— Знаешь, Джейн, если ты всерьез решишься уйти из жизни, я постараюсь тебе помочь. Не сомневайся.
— Спасибо, мама, — устало ответила Джейн.
— Помнишь Франс, мою подругу, мы с ней занимались керамикой, — продолжала Розмари. — Она чуть было не отправилась на тот свет. Она уверяет, что по ошибке. Франс наглоталась снотворного, а для верности поставила еще около кровати бутылку с выпивкой. Не найди мы ее вовремя, она бы умерла. А потом говорила, что чувствовала себя восхитительно.
— Тут только одно препятствие, я не люблю алкоголя. Поэтому вряд ли решусь на такое.
Разговор засел у Розмари в голове. Может, она напрасно так легко обещала дочери помощь? Ну кто может знать, на самом ли деле Джейн решится на самоубийство, какие бы муки ей ни пришлось терпеть? А если один день ей будет плохо, а другой — хорошо? Или она проживет подольше и успеют найти средство против рака! Да разве отнять у человека жизнь — какой бы она ни была — не ужасно?
А еще, подумала Розмари, не является ли ее согласие помочь своего рода давлением на Джейн, скрытым намеком на то, что всем им после смерти дочери станет легче. Джейн, заболев, не раз повторяла, что превратила жизнь матери в ад. И что подумают муж и сын?
Однажды рано утром Розмари разбудил звонок Виктора. Его голос, измененный большим расстоянием, звучал резко и напряженно.
— Ты подумала еще раз о приезде Джейн в Америку? Здесь для нее есть много преимуществ.
— Она слишком больна, чтобы пересекать Атлантику, — устало отвечала Розмари и, чтобы согреться, плотнее закуталась в ночную рубашку. — Я уже говорила тебе, она очень ослабла. Нога еще распухшая. Джейн даже не хочет выезжать на машине в парк.
— Слушай, Розмари, — настаивал Виктор. — Я разговаривал с лучшими в мире специалистами по раку. Они очень продвинулись в его лечении. И возьмут Джейн в Национальный институт рака…
— Да говорю же тебе, она слишком слаба…
— Они упорно стремятся найти средство против меланомы. Ее примут как пациентку для исследований. Станут лечить новейшими…
— Бог мой! Для исследований? — Розмари про себя выругалась. Да никогда и ни для кого ее дочь не станет подопытным кроликом, на котором испытывают новые лекарства. — Что же это, бога ради, значит?
— Это на самом деле лучшие американские врачи. — Голос Виктора смягчился, теперь он старался успокоить Розмари. — За ней будут очень хорошо ухаживать, а шансов здесь больше.
— Я же устала тебе повторять — она еще ходить не может, не то что лететь самолетом. И она не хочет в Америку, — почти крикнула мать. — Хочет быть со своими друзьями.
— Ты сама-то в порядке?
Розмари вдруг почувствовала безмерную усталость.
— Я в порядке, — еле выговорила она. — До свиданья, — и повесила трубку. Розмари знала — мужу пора возвращаться в Англию. Джейн предстоял кошмар — боль, операции, лечение. Боли будут сменять одна другую и уничтожат дочь. Виктор должен увидеть ее сейчас — сильной и еще уверенной в себе, полной юмора. Дочь еще способна шутить над собой. Виктору надо бы поговорить с Джейн и уладить былые разногласия, пока еще есть время получше узнать свою дочь.
Когда Джейн позавтракала и затянулась первой сигаретой, мать спросила ее:
— А что, если приедет отец? По-моему, он очень по тебе соскучился.
— Мне думается, без него нам легче, — отвечала Джейн. — Папа из-за пустяков всегда поднимает такой шум, а тут и без него хватает паники. — Джейн зажгла новую сигарету. — Давай подождем до будущей недели — мне ведь опять идти к врачу, тогда и посмотрим.
Она долго молчала. Потом грустно добавила:
— Мне сказали, что если меланома доберется до матки — как именно, я не поняла, — то по крайней мере лет десять я не смогу рожать. Даже если я протяну так долго, то уже постарею. Рисковать нельзя. Знаешь, когда тебе под сорок, больше шансов родить ребенка слабоумного и недоразвитого. А мне бы хотелось иметь детей.
Джейн попросила мать приготовить ей чашечку кофе. Когда Розмари вышла, она повернулась к Терезе:
— Сейчас-то я в порядке, а если станет хуже и начнутся боли? Я их плохо переношу. И на всякий случай накапливаю снотворное. У Оливии таблеток целый флакон, но, если я решусь попросить их у нее, она окажется замешанной. По-моему, я не в праве взвалить на нее такое. (Оливия приютила их в своем доме.)
— А с матерью ты говорила?
— Начинала. Если я втяну ее, она почувствует себя виноватой. Я все сделаю сама.
Тереза об этом разговоре ничего не сказала Розмари, и мать, не ведая, какие чувства обуревают дочь, через несколько дней заговорила так:
— Я обещала тебе помочь, если ты захочешь свести счеты с жизнью. Потом долго раздумывала — конечно, я помогу, но мы обе должны быть совершенно уверены, что ты этого хочешь. Ситуация все время меняется. И о твоем намерении следует знать отцу и брату. В таком важном деле должна участвовать вся семья.
Джейн выслушала внимательно, но промолчала. Розмари попыталась свести разговор к шутке.
— Они еще могут подумать, что я толкнула тебя на самоубийство, когда сама выбилась из сил.
Потом Розмари пожалела об этом разговоре. Ей не хотелось, чтобы Джейн думала, будто она отказывается от своего обещания, и перестала ей доверять. Неделю Джейн прожила дома, потом показалась специалисту. Тот посоветовал для продолжения исследований лечь в другую лондонскую больницу.
Джейн писала в дневнике о помощи и поддержке матери и друзей, но добавляла: «И все-таки я чувствую себя совершенно одинокой. Хорошо, когда вокруг тебя люди, и знаешь, что для многих твоя болезнь — беда. Окружающие острее чувствуют свою смертность, и выявляется огромное невежество всех нас — никто не знает, что представляет собой рак, но все понимают, что мое положение — нешуточное.
Хуже всего неведение. И не только потому, что доктора не говорят, что же они именно делают и какое будущее ждет больного. О болезни так мало известно наверняка, что все специалисты говорят разное».
На сей раз Джейн пробыла в больнице десять дней. Все, решительно все органы тщательно обследовали, болезнь нигде не обнаруживалась. Как будто бы настало облегчение, но предстояло еще исследовать мозг. Однажды Джейн почувствовала легкое головокружение. Она страшно испугалась — видимо, метастазы добрались до головы. Она записала: «Жутко думать, что образовалась опухоль в мозгу. Знаю, врачи делают все, что в их силах, стараясь овладеть положением. Но это совсем меня убило. Я цепенею от страха…» Когда и при обследовании мозга получили отрицательный ответ, Джейн с раздражением сказала:
— Если рентген ничего не обнаружил, это еще не значит, что там ничего нет.
Самой болезненной и неприятной оказалась пункция спинного мозга.
— Надо было меня подготовить, — сердито говорила Джейн. — Сказали — я почувствую лишь некоторое неудобство, а на самом деле — это просто кошмар.
Джейн было не слишком больно, но в дневнике отразились ее душевные муки: «Страшно быть такой слабой. Для человека так привычно, что организм его работает то хуже, то лучше, но, когда даже ходьба превращается в мучение, к такому надо приспособиться физически и морально. И еще рождается чувство зависти, похожее на ревность, к тем, кто легко ходит, бегает, суетится день напролет.
Порой мне так плохо, что трудно даже шевельнуться. Тогда мне кажется, я больна очень серьезно. А иной раз я чувствую себя сносно и не понимаю, что у меня болит — тело или душа. Когда мне плохо, меня ничто не интересует. Когда же кто-то рядом и может мне помочь, я лишь кажусь совсем слабой.
Только что я поняла совершенно очевидную истину. Есть два вида страха. Первый — иррациональный, я называю его «кошмарами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28