А уверенность в том, что кто-то всегда с ней, способствовала душевному равновесию. В эту ночь она, казалось, успокоилась. Пока боль не появилась снова.
— Разве еще не пора мне принять что-нибудь? Боль усиливается.
— Пойду поищу медсестру, — сказал Виктор. Но в коридоре никого не было. Надо ли ему идти разыскивать медсестру, поклявшись, что он никогда не оставит дочь одну?
— Может, нажмем кнопку твоего звонка?
— Не надо, папа, — сказала Джейн, слегка раздражаясь. — Вполне можешь пойти сам и найти медсестру. Зачем трезвонить? У них и так хватает дел.
Виктор нашел Патрицию у шкафа с медикаментами. Она старательно, по каплям отмеривала молочного цвета жидкость в стакан. Не желая ей мешать, Виктор огляделся, но никого больше не было. И тогда он сказал:
— У Джейн страшные боли. Неужели ничего нельзя сделать?
— Но ведь она только что приняла лекарство. Надо дать ему время подействовать. — Патриция взглянула на отца и, видя, как он встревожен, добавила: — Я подойду через минуту.
Когда сестра вошла в комнату, Джейн лежала с полузакрытыми глазами, притворяясь спящей. Она не хотела говорить с Патрицией и вообще ее замечать. Сестра подошла вплотную к кровати, изучила лицо Джейн, кажущееся спокойным, и улыбнулась ободряюще отцу. Едва она вышла, Джейн сразу открыла глаза.
— Почему она ничего не сделала?
Виктор снова отправился искать Патрицию, но ее нигде не было. Из комнаты сестер доносились тихие голоса. Он остановился у двери, узнал голос Патриции и поднес было руку к двери, чтобы постучать. Но передумал.
— Слава богу, что вы приехали, — говорила Патриция. — Джейн все не может успокоиться, и отец ее ужасно нервничает. Мы уже дали ей все, что предписал Дугал, но отец не верит, что боль утихла.
Виктор бегом бросился к дочери.
— Он приехал, Джейн, — почти выкрикнул он. — Доктор Меррей уже здесь!
Пока доктор Меррей говорил с Джейн, отец ждал в коридоре; нервы его были напряжены. Довольно долго пришлось ждать, пока врач вышел. Он был спокоен и сосредоточен, и в этот момент больше походил на священника, чем на врача. Высокий, угловатый, он шел впереди Виктора к комнате медсестер, которая сейчас была пуста. Движения его были свободны, говорил он медленно, обдумывая каждое слово. Казалось, для него сейчас самое главное — успокоить отца.
— Я долго говорил с Джейн, у нее дела плохи, но я обещал, что мы постараемся ей помочь. Состояние у нее почти такое же, как и раньше, но «скорая помощь» ее растрясла, и ей стало хуже.
— Да, но это было в полдень! А сейчас уже семь часов!
— Согласен, к этому времени мы должны были бы заглушить боль, но это не всегда легко сделать. В такой ситуации пациент нервничает все больше и больше, а это усиливает боль.
Дальше он объяснил, что здесь действует сложный механизм: прямая связь между нервным напряжением и физической болью. Страх и ожидание боли могут намного усилить страдания.
— Я сказал Джейн, что дам ей сильное лекарство, которое поможет уснуть, и загляну позже. Она хочет, чтобы вы остались на ночь, и я с удовольствием разрешаю, потому что ваше присутствие — это лучшее лекарство.
Виктор вдруг испугался: Джейн лежит одна, стало быть, он снова нарушил свое обещание.
— Я должен вернуться к ней, — это прозвучало почти резко. Он мог поговорить с врачом и позже.
Несмотря на весь диаморфин (т.е. героин), который она получила по распоряжению доктора Меррея, боли Джейн не утихли, а усилились. Виктор знал, что слишком большая доза диаморфина «нарушит респирацию», как было сказано в одной медицинской книге. Джейн перестанет дышать. А может, это и к лучшему, подумал он, она уже достаточно настрадалась. Но это плохой путь к смерти — в мучениях и гневе. Он чувствовал себя одиноким и беспомощным.
Патриция тоже была обеспокоена, но она по крайней мере могла снять камень со своей души, разговаривая с другой медсестрой. Это была Джулия, старшая медсестра, которая принимала ночное дежурство и хотела знать обстановку.
— У нас, видимо, будут трудности не столько из-за Джейн, сколько из-за ее семьи, — сказала Патриция. — Ее отец без конца сюда приходит и спрашивает, где медсестра. Как будто я — не медсестра.
— Может быть, он думает, что у нас все как в обычной больнице, где только старшая медсестра имеет право принимать решения. Родственникам понадобится время, чтобы понять разницу.
— Я вижу, отец не находит себе места. А ведь нам нужна помощь родных, чтобы ухаживать за Джейн как следует.
Джулия внимательно просмотрела карту назначений, из которой было видно, что дозы все время увеличивали. Она поняла, почему отец девушки так волнуется.
— Если бы можно было убрать ее родственников хоть на несколько часов, — продолжала Патриция. — Ты же знаешь, какой спектакль иногда больные устраивают специально для них. Я вошла, а Джейн шевельнула рукой и скорчила гримасу. Не от боли, просто руку отлежала. А отец тут же говорит: «Вот видите, ей больно. Нужен укол».
— А ты Дэвиду сказала? — Она имела в виду доктора Меррея. Персонал хосписа называл друг друга по именам.
— Да. Он ответил: «Я понимаю, что происходит».
— Он нас предупреждал, что будут проблемы. Прежде чем стать учительницей, Джейн изучала социальные науки, и отец ее говорил Дэвиду, что она терпеть не может деспотизма. В другой больнице она здорово ссорилась с некоторыми врачами. Дэвид сказал: мы должны быть готовы к ее раздражительности.
— И еще, — продолжала Патриция, — хочу сказать, что ей дают ужасающие дозы диаморфина. Мне кажется, даже слишком много. Как ты думаешь, с моральной стороны это правильно?
Патриция боялась, что наркотики сократят жизнь Джейн. Джулия как более опытная смогла убедить ее в обратном.
— Дэвид знает, что делает, — добавила она.
— Никогда не думала, что мы будем впрыскивать так много наркотиков. Я сказала Дэвиду, а он ответил, что мы будем колоть, колоть, пока не снимем боль, а уж потом снизим дозу. И пустился в подробности.
Джейн не помогало увеличение доз диаморфина, ей пришлось глотать валиум для успокоения нервов. Заснуть она не могла; казалось, от всех лекарств только усиливалась апатия.
Доктор Меррей опять прошел в комнату Джейн, а Виктор ждал конца разговора в коридоре. Не в силах больше томиться, он заглянул в маленькое окошко в двери и увидел, что они уже не беседуют. Джейн лежит, отдыхая, а врач сидит у постели, держа ее за руку и глядя в лицо. Эта сцена успокоила отца.
Потом одна из ночных медсестер пришла посидеть рядом с Джейн, пока врач разговаривал с отцом. У врача был долгий, тяжелый день, и он выглядел усталым. Но он подробно рассказывал о состоянии Джейн.
Боль, сказал он, распространилась по всему организму, но он уверен, что теперь они смогут ее притупить. Джейн тоже хотела знать, каков характер ее болей, и он ей объяснил. Теперь он повторял все отцу. Боль — это не просто ощущение. Аристотель, формулируя свою теорию пяти чувств — в них входят зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, — специально рассмотрел боль отдельно и определил ее как душевную страсть.
— Уверен, что это нашло в ней отклик, — сказал Виктор. — Еще ни один врач не говорил с ней об Аристотеле.
Боль, продолжал доктор Меррей, — это нечто большее, чем просто ощущение, она варьируется в зависимости от настроения пациента, его морального состояния. В этом смысле с Джейн придется поработать психологически не меньше, чем терапевтически. Дело в том, что можно регулировать физические ощущения с помощью психологических, эмоциональных реакций больного. На примере Джейн видно, что ее сопротивляемость боли снижена последними событиями. Она плохо спала ночью и была измотана. Прибавились и другие неприятные ощущения, а именно: ее тошнило, тело чесалось, она нервничала, видела дурные сны, кроме того — сухость во рту, растрескавшиеся губы, кишечник не работал несколько дней… Все это могло усилить боль.
— Нам нужно поднять настроение пациента, и именно это мы делаем, убирая все названные явления. Поднимая моральный дух, мы снижаем ощущение боли. Мы увлажняем слизистую оболочку рта, очищаем кишечник, делаем укол против тошноты, иными словами, коррегируя то или иное, мы поднимаем порог болевых ощущений. В зависимости от всех этих мер одна и та же боль может быть или терпимой, или невыносимой.
— Давайте посмотрим и с другой стороны, — продолжал врач. — Если ребенок испытывает боль, она невыносима, пока мать не погладит ушибленное место, не предложит мороженое, конфетку, а может, просто поцелует. Все это уменьшает боль — нестерпимую, жгучую — до ощущения обычной. Разве вы не знаете таких примеров?
— Знаю, но ушибленная коленка — боль проходящая.
— В основе своей боль одинакова что у ребенка, что у ракового больного. Уверяю вас, что, когда Джейн хорошо выспится, отдохнет, увидит сочувствие и понимание окружающих, она тоже…
— Но она видела столько сочувствия и понимания у себя дома.
— Не сомневаюсь. — Врач произнес это умиротворяюще. — Но ей нужно это и здесь, и именно поэтому так хорошо, что вы все будете рядом с ней. Я уверен, что ваш врач прописывал ей все лекарства, какие ему известны, но он подошел к рубежу, за которым они уже бессильны. Вы сами рассказывали, что сидели здесь, страдая, потому что видели, что ей делается все хуже. А она за вами наблюдала, понимала, о чем вы думаете, почему страдаете, и это увеличивало ее собственную тревогу. Но здесь мы можем ей доказать на деле, что боль ослабеет и мы сможем держать ее под контролем. Джейн увидит, что так и есть, и поверит нам. Как только боль начнет утихать, она начнет ждать, что ей станет еще лучше, а не хуже. Она окрепнет духом. Сначала мы купируем боль, а потом начнем ее уменьшать.
— Но пока что вы не смогли ее купировать, не так ли?
Пока нет, но Джейн задремала, а это уже хорошо. Если бы обеспечить ей ночь крепкого сна, потом день хорошего отдыха, с тем чтобы ее не очень трогали и двигали, то есть не причиняли лишней боли, у нее бы улучшилось настроение, окрепла уверенность и она бы справилась сама.
Когда доктор Меррей обследовал Джейн, у нее болели обе руки, шея, спина и брюшная полость. Едва он пытался подвинуть руку или ногу, любую часть тела, она говорила, что каждое движение причиняет боль. Именно это и нужно было преодолеть. Лекарства должны бы уже начать действовать. Нужно было вколоть ей много диаморфина, гораздо больше, чем любому другому пациенту, и врач вполне откровенно сказал ей, какими могут быть последствия.
— Я сказал ей и сейчас повторяю вам, что иногда она будет терять чувство времени. Она принимает новые, очень сильные средства. Болезнь Джейн очень серьезна, кроме того, ее перевезли в незнакомое место. Она может проснуться ночью и не понять, где находится. Я рад, что вы будете рядом с ней. Если вы подадите голос и она его узнает, это будет хорошо. Гораздо лучше, чем если бы мы оставили ее лежать в одиночестве, теряясь в догадках — кто она, где она, — пока не придет медсестра, тоже ей незнакомая.
Доктор намеренно сказал об этом Джейн и сейчас предупреждал отца, с тем чтобы они не растерялись, если такое случится.
— Я предупреждаю вас для того, чтобы избавить от страха, — добавил он.
— Когда человек весь во власти боли, — продолжал доктор Меррей, — да плюс еще деморализован одолевающей его тревогой, что мы видим сейчас у Джейн, это вполне может вызвать кошмары. Если человек начал принимать новые лекарства, у него возрастает вероятность страхов, которые вместе с тревогой станут галлюцинациями. Причиной тому — целый поток лекарств. Потом может возникнуть и неверное восприятие окружающего. Совершенно необходимо различать все эти явления, а также помнить, что через несколько дней они кончатся.
— Но ведь ей наверняка не станет лучше. Ей может стать только хуже. Не значит ли это, что галлюцинации тоже ухудшатся?
— Нет. Мы не пытаемся ее вылечить, — подчеркнул врач, — но это не значит, что ей будет хуже и хуже. Наша цель — улучшить ее состояние, и я уверен, что с вашей помощью мы в этом преуспеем, даже если болезнь ее будет прогрессировать. Если бы не наш опыт, мы считали бы, что чем глубже болезнь, тем страшнее галлюцинации. Но мы изучали этот процесс и знаем некоторые причины и следствия. Уверяю вас, что через несколько дней галлюцинаций будет меньше. Я и дочери вашей это сказал.
Он пояснил дальше, что хотел убедить Джейн: лечение небезуспешно. Если у нее появится такая уверенность, это поможет и врачам.
Когда врач понимает, что происходит с больным, он может справиться с болезнью. Если он, напротив, чувствует свое бессилие, он и уверенность теряет. А когда это происходит, то уж нет надежды, что и уверенность пациента окрепнет. И он попадет в тенета все возрастающей депрессии.
Все это мало успокоило Виктора. Значит, Джейн будет целиком во власти наркотиков? Его поколение не так уж много знало о наркотиках, испытывая к ним недоверие и страх.
Да, согласился врач, дозы будут увеличиваться, но потом их снизят. В обычной больнице, сказал он, врач прописывает болеутоляющие средства, которые дают через определенное время или «по мере необходимости». Предположим, предписано принимать их каждые два часа — тогда пациент должен ждать, даже если боль усилилась. Если же их дают «по мере необходимости», он получит их, когда боль резко увеличилась, то есть когда уже поздно.
В хосписе совсем другая методика. «Мы не ждем, пока боль вернется, — сказал доктор Меррей. — Мы ее предупреждаем, забиваем и опережаем. Вы знаете на примере Джейн, что боль возвращается. А наша идея заключается в том, чтобы дать очередную дозу, прежде чем перестанет действовать предыдущая. Мы определяем дозу, которая действует, и даем ее регулярно. Мы опережаем боль, не ждем ее возвращения».
Станет ли пациент наркоманом? Это не проблема, продолжал врач. В свое время он изучил истории болезней пятисот больных, чтобы уяснить действие диаморфина. Результаты показали, что чем дольше срок лечения, тем быстрее можно снижать дозу наркотиков. Наркомания не угрожает, повторил Меррей. Так же как и излишняя сонливость.
Он старался убедить отца больной, что боль можно контролировать — даже когда пациент в полном сознании. И именно на этом основано лечение в хосписе.
— Чего хочет пациент? — спросил врач. — Не испытывать боли, прожить в ясном рассудке отрезок жизни, который ему отпущен. Не всегда удается держать боль полностью под контролем — тогда нужно предупредить об этом больного, что я и сделал с Джейн. Сказал, что у нее будут боли при движении. Если больному честно сказать, что с ним происходит и почему, он сможет смотреть правде в глаза и бороться. А это избавит нас от множества неприятностей, связанных с хронической сильной болью. Джейн ждала этих объяснений, из ее вопросов я увидел, что она все поняла. По-моему, она справится.
Этот разговор несколько успокоил Виктора. Он увидел, что и дочь стала спокойнее. Она о чем-то говорила с Джулией, когда он вошел. Джейн поразил тот факт, что Джулия, старшая сестра, принесла в жертву свой ночной отдых, чтобы заменить отсутствующую медсестру. Джейн так и сказала: «Меня поразило это полное отсутствие должностных барьеров».
— Именно это мне и хотелось услышать от специалиста по социологии, — сказала Джулия с улыбкой, давая понять, что ей знакома биография Джейн.
Однако фраза оказалась неудачной. Социологи всегда были в авангарде студенческих волнений, и Джейн воспринимала любой намек на это как вызов, если он исходил от представителей среднего класса.
— Социологи не хуже других людей, — взорвалась Джейн. — Что вы имеете против нас? Почему на нас все нападают?
Такой взрыв эмоций шел вразрез со всякой логикой. Наверное, то была просто реакция на боль. Джулия, которую она ошеломила, старалась объяснить Джейн, что она совсем не хотела ее обидеть. Но Джейн не желала ничего слышать. Она зарылась головой в подушку, но не смогла спрятать гневного лица. Благодарность к персоналу сменилась яростью. Глаза ее говорили отцу: «Прогони их всех».
— Джейн, дорогая, — пытался урезонить ее Виктор, — Джулия совсем не то хотела сказать.
Неужели она, думал он, восстановит против себя весь персонал, одного за другим? Началось с Патриции, теперь вот Джулия. А если сестры начнут ее избегать или будут не так добры к ней, как раньше? Виктор все еще воспринимал хоспис как обычную больницу и вышел вслед за Джулией, чтобы извиниться.
— Не так много у нас пациентов с нестихающими болями, — сказала сестра спокойно. — Джейн вынесла столько страданий, что может и не верить, что они вообще кончатся. Она все время об этом думает. Эта вспышка показала, что ее терзает тревога. Она еще не привыкла к нам, мы на разной «волне». Я слишком много от нее хотела.
Джулия сама словно бы извинялась, и Виктор перестал бояться антипатии между Джейн и медсестрами. Он признался, что характер у Джейн не всегда бывает ангельским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28