..(Много лет спустя в темном зале кинотеатра Ольга снова услышала этот напев, только слова были другими: Девочка Надя,Чего тебе надо?Ничего не надо,Кроме шоколада... Но память только механически отметила, что она уже слышала этот напев – все...)А сейчас, вспомнив наконец-то лицо матери и ее голос, Ольга торопливо вернулась в комнату и подошла к фотографиям на стене. Взявшись за рамку руками, она жадно вглядывалась в пожелтевшие кусочки картона, но из-под тусклого стекла на нее глядело другое лицо – неподвижное, мертвое, лицо старой женщины с ничего не выражающими глазами... Она перевернула рамку, чтобы не видеть этих мертвых глаз, и села на кровать, растерянно спросила кого-то: «Как же так? Зачем?» В этом коротеньком слове – «зачем» – не было ничего конкретного, но это-то и было страшно. Можно было объяснить, зачем она уехала отсюда, почему не приезжала, когда была жива мать, почему ей не хотелось ехать сюда, когда она уже знала, что мать умирает, почему она чувствует себя здесь лишней, ненужной, и почему она так думает о Юрии, – но почему именно с ней все это случилось? Почему?Она встала, пошла к окну и, мельком увидев себя в зеркале, резко повернулась и стала глядеть на свое отражение. Увидела она свои сухие блестящие глаза, растрепанную прическу, дымящуюся сигарету в уголках крепко сжатых губ, и, запустив руку в волосы, она подумала: «Девочка Оля, почему ты стала такая? Когда же это началось у тебя? И как же ты дальше-то будешь жить?»Вспыхнула молния, от тяжелого грохота покачнулся воздух, и Ольга бросилась закрывать окно. Придерживая створки руками, она несколько минут смотрела в темноту, очень густую и черную после мгновенных огненных вспышек, и когда зашумел веселый весенний ливень – закрыла окно и легла спать.Засыпая, она решила: «Надо пожить здесь недели две...»Утром ее разбудило солнце. Ольга вышла во двор и зажмурилась, солнце буйствовало не только в небе, оно щедро разбрасывало свои лучи, отражая их от кадки с водой, от лезвия топора, от оконных стекол. Коля, голый по пояс, уже сильно загоревший, обтесывал кол, и Ольга залюбовалась его сильным телом. «А ведь он красивый парень... Интересно, что за девушка эта Маша?» Коля положил топор и улыбнулся ей.– Ну, как спалось?– Хорошо.– А что так долго не засыпала?– Да так, с непривычки.– Видишь, и погода для тебя как по заказу, – Коля кивнул на небо.– Да...Ольга оглядела деревню. Вчера еще унылая и пустая, сейчас она приятно голубела ставнями и оконными наличниками, звенела от ребячьего гомона, остро пахла кизячьим дымком, была уютной, спокойной и чуть-чуть ленивой.– Ты что, не работаешь сегодня? – спросила она Колю, снова взявшегося за топор.– С обеда.– А где же Верочка?– Да здесь где-то.Верочка возилась в огороде. Заслышав голос Ольги, она разогнулась, постояла немного и пошла к ней.– Доброе утро, – поздоровалась с ней Ольга. Верочка покраснела и не знала, что ответить, и Ольга подосадовала на себя – забыла, что здесь в семьях не принято здороваться.– Я сейчас чистое полотенце принесу, – заторопилась Верочка и почти побежала в дом.Ольга умылась и подставила лицо солнцу. Оглядывая двор, отметила, что все здесь прочно, добротно, – Коля хозяйствовал на совесть. Удивила ее пустая проволока для собаки, и она спросила Колю:– Собаки не держите, что ли?– Была собака, – Коля с силой вогнал топор в чурбан и полез за папиросами. – Дней за пять до смерти матери выть начала. Я уж и бил ее, и к дядьке Матвею на другой конец деревни отводил – ничего не помогало. Всю деревню извела. Пришлось пристрелить. Теперь надо другую искать.Коля рассказал это спокойно, как о деле самом обычном, не стоящем внимания, а Верочка вдруг всхлипнула и ушла в дом. Коля проводил ее взглядом и вздохнул:– Хорошая была собака. Все понимала, как человек, только говорить не умела.Докурил папиросу и сказал:– Ну, идем завтракать.После завтрака Ольга опять попыталась помочь Верочке, но та даже руками замахала:– Ой нет, что вы, я сама сделаю, мне не трудно.– Да ведь и мне не трудно, – с досадой сказала Ольга, – а тебе, наверно, еще и уроки надо делать.– Я почти все уже сделала, немножко осталось.Ольга стала расспрашивать ее о школе и невольно обрадовалась, узнав, что из прежних ее учителей никого не осталось: встречаться с ними не хотелось. Подумала, что надо бы поговорить с классным руководителем Верочки, спросила, кто это. Верочка сказала, что зовут ее Валентина Михайловна, преподает она географию и зоологию и двоек почти не ставит.– Молодая? – спросила Ольга.– Молодая, – ответила Верочка и добавила: – Как вы, наверное.– Давно здесь работает?– Давно. Почти два года уже.Это «уже» заставило Ольгу спросить:– Часто учителя меняются?– Часто.Разговаривая с Ольгой, Верочка не глядела на нее, и на лице у нее было то прежнее покорное выражение ученицы, отвечающей у доски, неприятно удивившее Ольгу в первый день. «Что же сделать, чтобы она перестала дичиться меня?»– Ну, занимайся, не буду тебе мешать.– А вы не мешаете мне.Верочка с отчаянием и мольбой посмотрела на нее – видимо, она и сама понимала, что надо как-то по-другому разговаривать с сестрой, но как – этого она не знала. Ольге хотелось обнять ее, приласкать, сказать какие-то хорошие слова, но, вспомнив вчерашний разговор с ней, не решилась подойти. Да и слов особенных у нее не находилось.– Я схожу на почту.Улица в деревне широкая, от дома до дома через дорогу – кричать надо. Ольга шла посредине, ребятишки с любопытством оглядывали ее, но близко не подходили. Мужчин на улице не было видно – вероятно, все на работе. Женщины смотрели на нее из своих дворов и огородов, но узнавали или нет – неизвестно. Лухмановка – деревня не старая, ей едва ли полсотни лет, не было в ней обширных чалдонских родов и путаных-перепутаных родственных связей. Издавна оседал здесь всякий пришлый народ, которому не жилось в России. Кто сам приезжал, спасаясь от голода, а кого и привозили. Село получилось разноязыкое, жили здесь русские, казахи, немцы, чеченцы, татары. Каждый старался держаться поближе к своим, строились рядом, потому и получилась Лухмановка диковинно разбросанной.Длинный был этот день. Вернувшись с почты, Ольга бесцельно бродила по двору, много курила, думала. Тишина дома угнетала ее, опять возникло настойчивое желание уехать. Потом стукнула калитка, быстрой тенью промелькнула во дворе Верочка. Ольга вышла на крыльцо, подождала, пока Верочка выглянет из сарая.– Что, уже кончились занятия?– Нет, у нас большая перемена.– А зачем же ты пришла?– Цыплят покормить.– Ну вот... – расстроилась Ольга. – Что же ты мне не сказала? Я бы сама дала.– Мне ведь не трудно, – знакомыми словами ответила Верочка. – Я каждый день бегаю.– А мне тяжело, что ли? – сдерживая раздражение, сказала Ольга. – Пожалуйста, больше не делай так. Покажешь, где что лежит, и я сама буду кормить. Хорошо?– Хорошо, – потупилась Верочка.– Ну, беги, а то опоздаешь.
Три дня прошло в неопределенном томительном ожидании. Ждала Ольга каких-то перемен в отношениях брата и сестры к ней, она хотела этих перемен и дорого бы дала, чтобы увидеть ласковую улыбку на лице Верочки. Но Верочка как будто вообще не умела улыбаться – ходила с опущенными глазами, говорила мало, по-прежнему обращалась к Ольге на «вы» и ни разу не назвала ее по имени. А Коля почти не бывал дома, приходил усталый и сразу после ужина, сделав самую необходимую домашнюю работу, ложился спать. Еще раз он сказал Ольге, как будто извинялся:– Ты не больно-то скучай, подожди немного, отсеемся – тогда погуляем.– Да с чего ты взял, что я скучаю? – с досадой спросила Ольга.– Ну, я вообще... – неопределенно сказал Коля.– А вообще, – мягко сказала Ольга, – я ведь не гулять сюда приехала. – И торопливо добавила, опасаясь, что Коля обиделся: – Развлекать меня не нужно, я скучать не умею.– Значит, хорошо живешь, – с чуть заметной насмешинкой сказал Коля и спросил: – Верка-то как с тобой, ничего?– Ничего, – вздохнула Ольга. – Молчаливая уж очень. Она всегда такая?Коля как-то озадаченно посмотрел на нее.– Да как тебе сказать... Хохотушкой никогда не была, но и молчальницей особенно тоже... – И, подумав, добавил: – Ты не обижайся, что она так... Очень она мать любила. Как хоронили, еле от гроба оторвали, потом без памяти вечер лежала.И опять удивило Ольгу то, как говорил он о смерти матери – спокойно, как о событии давно прошедшем и естественном, словно и не случилось это всего неделю назад.
Наконец-то закончилась посевная. Коля объявил об этом, ввалившись в двенадцатом часу ночи, с порога закричал:– Все, сеструхи, шабаш! Кончен бал, теперь гулять будем.Ольге приятно было слышать это «сеструхи», приятно было смотреть на веселое чумазое лицо Коли, она улыбнулась ему – и вдруг услышала сердитый голос Верочки:– А ты уже успел, погулял.– Ух ты, моя хозяюшка! – умилился Коля и, прихватив ее на руки, легко приподнял от пола.– Пусти! – закричала Верочка и ударила его по рукам. – Не трожь грязными лапами.Коля отпустил ее, а Верочка закрыла лицо руками и заплакала. Коля растерянно взглянул на Ольгу, пожал плечами и, присев перед Верочкой на корточки, виновато заговорил.– Ну ты чо, Верк? Ну чо ты плачешь? Ну, выпил маленько, так ведь с радости, сеять кончили, теперь отдыхать будем... Ну чо, нельзя уж и выпить, что ли? Ну брось ты, как маленькая, ей-богу... Я ж под забором не валялся, сам пришел, не качаюсь...– Да... не качаешься... – сквозь слезы проговорила Верочка. – А зачем на работе пил? Пришел бы домой и выпил, а то свалишься с трактора, как дядя Иван, – что тогда будет?– Ну вот, пошла выдумывать... – разогнулся Коля. – Я ж не дядя Иван, ум-то у меня пока еще есть. Да и не пили мы на работе, с чего ты взяла, что на работе? Потом уже, как кончили, бутылку на троих раздавили... Ну, не реви, будет тебе...Но Верочка продолжала всхлипывать, и Коля в сердцах сказал:– Ат елки-палки... Ну чего ревешь? Я ж не пьяный вовсе... Ну, хочешь, по одной половице пройду? Во, смотри. Если заступлю – ругай меня самыми последними словами, ничего не скажу. Гляди!И он пошел по половице. Верочка исподлобья следила за ним. Коля дошел до стены и торжествующе сказал:– Ну, видела?– Видела, – сказала Верочка, облегченно вздыхая. – Я уж подумала, что ты много выпил – больно уж пахнет от тебя.– Верунюшка, это водка такая вонючая. На копейку выпьешь – на рубль вонять будешь. Я ж не виноват...– Ладно уж... – улыбнулась Верочка. – Иди умывайся.– Иду, хозяюшка, иду...Коля подмигнул Ольге и пошел умываться. А Ольга вспомнила, как Верочка весь вечер беспокоилась, выбегала на улицу, смотрела на часы, то и дело поглядывала в окно. На вопрос Ольги – ждет она кого, что ли? – нехотя ответила:– Да нет, кого теперь ждать...И сейчас Ольга невесело удивилась своей недогадливости – ведь утром Коля сказал, что сегодня кончают сеять, и нетрудно было бы вспомнить, как всегда отмечали здесь окончание полевых работ, и сообразить, что Коля явится навеселе. Не сообразила...Коля явился минут через десять, чисто вымытый, прилизанный, и выставил на стол четвертинку водки и бутылку венгерского «рислинга».– А это откуда? – удивилась Ольга.– А то самое вино, о котором я тебе рассказывал. У ребят завалялось, я и попросил принести.За столом Верочка продолжала ворчать на Колю, и Ольга, приглядевшись, вдруг чуть не ахнула, обнаружив, до чего она похожа на мать, и удивилась, почему не замечала этого раньше. Жесты, интонация, взгляд чуть исподлобья, манера слушать – наклонив голову к левому плечу, подавшись вперед, – все напоминало мать. Даже в фигуре и походке было что-то неуловимо похожее. И Ольга, глядя на Верочку, вдруг впервые по-настоящему вспомнила мать – не лицо ее, не какие-то детали, а именно ее всю, живую, как ходила она по этой комнате, говорила, сидела за столом, готовила обед, шила по вечерам. От этих воспоминаний подкатили к глазам слезы, и ей хотелось встать из-за стола, уйти к себе в комнату и выплакаться. Но Коля рассказывал что-то веселое о том, как охотился он со своим закадычным дружком Митяем, и Ольга торопливо закурила и спрятала лицо за облачком дыма, прищурив глаза. Коля досказал свою охотничью байку, чокнулся с Ольгой, выпил, и глаза у него сразу сделались сонными, узкими, и Верочка решительно сказала:– Иди спать.– Строга хозяюшка, – подмигнул он Ольге и любовно посмотрел на Верочку. Ему явно нравилось ее ворчание, нравилось подчиняться ей, и он коротко хохотнул, когда Верочка из-под носа у него взяла недопитую четвертинку и спрятала в шкаф:– Хватит, нечего на ночь нагружаться.– Как прикажете, мадам, – с удовольствием подчинился Коля и поднялся. – Ладно, пойду, и в самом деле спать охота.А Ольга, глядя на них, подумала, что брат и сестра очень любят друг друга и вряд ли в этой любви найдется место для нее...На следующий день отоспавшийся Коля сидел на крыльце, лениво щурился на солнце, с наслаждением потягивался. Верочка бегала по двору, звала цыплят. Коля поймал ее за подол, притянул к себе.– Чего тебе? – ласково проворчала Верочка.Коля вдруг чмокнул ее в щеку.– Вот еще, телячьи нежности! – деланно рассердилась Верочка. – Выпить, что ли, хочешь?– Ну да, – улыбнулся Коля.– Вот сядем за стол, и выпьешь.– Да я не о том. Давай пир закатим, а? Куренка прирежем, баранинки достанем, фигли-мигли всякие.– Давай, – согласилась Верочка.– Машу позвать?– Зови, мне-то что?– Вот те раз... Как это что? Ты же хозяйка.– Зови, – милостиво разрешила Верочка и, взглянув на Ольгу, смутилась и отошла от Коли. А Коля как будто только что вспомнил об Ольге и виновато спросил: – У тебя никаких других планов нет?– Ну, какие там планы... А как же в школу?– Верк, в школу пойдешь?– На два урока схожу, – ответила Верочка, не глядя на них.– А то давай отложим?– Не надо. Зарежь курицу да позови Машу.Собираясь к Маше, Коля несколько минут крутился у зеркала, одергивая рубашку, приглаживая волосы. Верочка насмешливо бросила ему через открытое окно:– Будет ощипываться-то, как петух. И так хорош.Коля смутился, отошел от зеркала. Выйдя на крыльцо, дурашливо выгнул грудь, расправил плечи:– А что, чем не хорош? Первый парень на деревне, а в деревне один дом... Ну, я пошел.И, лихо сдвинув кепку на затылок, зашагал на улицу. У ворот обернулся:– Чо купить-то надо?Лицо его при этом приобрело какое-то просительное выражение – мол, бога ради, не заставляйте меня ничего покупать, неприлично первому парню идти по деревне с авоськой.– Ладно уж, иди, – отпустила его Верочка.
Маша оказалась под стать Коле – рослая, крепкая, туго налитая здоровьем и молодостью, с миловидным, совсем еще девчоночьим лицом, освещенным большими голубыми глазами. Смущенно посмеиваясь, она остановилась поодаль от Ольги, и Коля обнял ее за плечи и подтолкнул:– Вот, знакомьтесь. Это, стало быть, моя родная сестра, а это моя будущая родная жена.Маша толкнула его в бок:– У-у, бесстыдник.– А чо, я ничо, я истинную правду говорю! – белозубо заулыбался Коля.Маша церемонно протянула Ольге руку и с неистребимым женским любопытством оглядела ее всю, с головы до ног.Стали готовить «пир». Ольга снова попыталась было определиться в помощницы, но как-то опять получилось, что работы для нее не нашлось, – Верочка и Маша в один голос заявили, что они сами все сделают. Видно было, что Маша здесь частый гость – она знала, где что лежит и сколько каких припасов имеется. С Верочкой отношения у нее были самые дружеские и равные – Верочка даже принялась командовать ею, и Маша охотно подчинялась. И обе они покрикивали на Колю – слазай в погреб, принеси воды, затопи печь, и Коля, улыбаясь, беспрекословно выполнял их приказания. «А ведь хорошая семья у них получится, – как-то невесело подумала Ольга и удивленно отметила про себя: – А ты, кажется, немножко завидуешь им...»Пир и в самом деле получился отменный. Ольга, не привыкшая к тяжелой сытной еде, разомлела, от двух рюмок водки ее потянуло в сон. Откинувшись на спинку стула, она курила, внимательно прислушивалась и присматривалась к застолью – и обнаружила вещи, от которых снова пришли мысли не очень веселые. Оказалось, что Верочка умеет и посмеяться, и поговорить, – и трудно было поверить, что она с таким покорно-приниженным выражением отвечала на вопросы Ольги. И слово «хозяюшка», с которым обращался к ней Коля, звучало вполне уместно – Верочка была именно хозяйкой. Робкая девочка как-то сразу превратилась в маленькую женщину – и чувствовала себя в этой роли свободно и естественно. И в обращении к Ольге появились какие-то новые, уверенные нотки:– Да вы кушайте, кушайте, а то опьянеете.А когда Ольга опрокинула на скатерть рюмку водки, Верочка сказала:– Ничего, где пьют, там и льют. Скатерть все равно стирать надо. Коля, налей еще.Разговор становился все оживленнее, об Ольге вспоминали реже, а она молчала, чувствуя себя все более одинокой, – у этих троих была общая жизнь, какие-то события, о которых она ничего не знала, а они, понимая друг друга с полуслова, не считали нужным рассказывать ей об этих событиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Три дня прошло в неопределенном томительном ожидании. Ждала Ольга каких-то перемен в отношениях брата и сестры к ней, она хотела этих перемен и дорого бы дала, чтобы увидеть ласковую улыбку на лице Верочки. Но Верочка как будто вообще не умела улыбаться – ходила с опущенными глазами, говорила мало, по-прежнему обращалась к Ольге на «вы» и ни разу не назвала ее по имени. А Коля почти не бывал дома, приходил усталый и сразу после ужина, сделав самую необходимую домашнюю работу, ложился спать. Еще раз он сказал Ольге, как будто извинялся:– Ты не больно-то скучай, подожди немного, отсеемся – тогда погуляем.– Да с чего ты взял, что я скучаю? – с досадой спросила Ольга.– Ну, я вообще... – неопределенно сказал Коля.– А вообще, – мягко сказала Ольга, – я ведь не гулять сюда приехала. – И торопливо добавила, опасаясь, что Коля обиделся: – Развлекать меня не нужно, я скучать не умею.– Значит, хорошо живешь, – с чуть заметной насмешинкой сказал Коля и спросил: – Верка-то как с тобой, ничего?– Ничего, – вздохнула Ольга. – Молчаливая уж очень. Она всегда такая?Коля как-то озадаченно посмотрел на нее.– Да как тебе сказать... Хохотушкой никогда не была, но и молчальницей особенно тоже... – И, подумав, добавил: – Ты не обижайся, что она так... Очень она мать любила. Как хоронили, еле от гроба оторвали, потом без памяти вечер лежала.И опять удивило Ольгу то, как говорил он о смерти матери – спокойно, как о событии давно прошедшем и естественном, словно и не случилось это всего неделю назад.
Наконец-то закончилась посевная. Коля объявил об этом, ввалившись в двенадцатом часу ночи, с порога закричал:– Все, сеструхи, шабаш! Кончен бал, теперь гулять будем.Ольге приятно было слышать это «сеструхи», приятно было смотреть на веселое чумазое лицо Коли, она улыбнулась ему – и вдруг услышала сердитый голос Верочки:– А ты уже успел, погулял.– Ух ты, моя хозяюшка! – умилился Коля и, прихватив ее на руки, легко приподнял от пола.– Пусти! – закричала Верочка и ударила его по рукам. – Не трожь грязными лапами.Коля отпустил ее, а Верочка закрыла лицо руками и заплакала. Коля растерянно взглянул на Ольгу, пожал плечами и, присев перед Верочкой на корточки, виновато заговорил.– Ну ты чо, Верк? Ну чо ты плачешь? Ну, выпил маленько, так ведь с радости, сеять кончили, теперь отдыхать будем... Ну чо, нельзя уж и выпить, что ли? Ну брось ты, как маленькая, ей-богу... Я ж под забором не валялся, сам пришел, не качаюсь...– Да... не качаешься... – сквозь слезы проговорила Верочка. – А зачем на работе пил? Пришел бы домой и выпил, а то свалишься с трактора, как дядя Иван, – что тогда будет?– Ну вот, пошла выдумывать... – разогнулся Коля. – Я ж не дядя Иван, ум-то у меня пока еще есть. Да и не пили мы на работе, с чего ты взяла, что на работе? Потом уже, как кончили, бутылку на троих раздавили... Ну, не реви, будет тебе...Но Верочка продолжала всхлипывать, и Коля в сердцах сказал:– Ат елки-палки... Ну чего ревешь? Я ж не пьяный вовсе... Ну, хочешь, по одной половице пройду? Во, смотри. Если заступлю – ругай меня самыми последними словами, ничего не скажу. Гляди!И он пошел по половице. Верочка исподлобья следила за ним. Коля дошел до стены и торжествующе сказал:– Ну, видела?– Видела, – сказала Верочка, облегченно вздыхая. – Я уж подумала, что ты много выпил – больно уж пахнет от тебя.– Верунюшка, это водка такая вонючая. На копейку выпьешь – на рубль вонять будешь. Я ж не виноват...– Ладно уж... – улыбнулась Верочка. – Иди умывайся.– Иду, хозяюшка, иду...Коля подмигнул Ольге и пошел умываться. А Ольга вспомнила, как Верочка весь вечер беспокоилась, выбегала на улицу, смотрела на часы, то и дело поглядывала в окно. На вопрос Ольги – ждет она кого, что ли? – нехотя ответила:– Да нет, кого теперь ждать...И сейчас Ольга невесело удивилась своей недогадливости – ведь утром Коля сказал, что сегодня кончают сеять, и нетрудно было бы вспомнить, как всегда отмечали здесь окончание полевых работ, и сообразить, что Коля явится навеселе. Не сообразила...Коля явился минут через десять, чисто вымытый, прилизанный, и выставил на стол четвертинку водки и бутылку венгерского «рислинга».– А это откуда? – удивилась Ольга.– А то самое вино, о котором я тебе рассказывал. У ребят завалялось, я и попросил принести.За столом Верочка продолжала ворчать на Колю, и Ольга, приглядевшись, вдруг чуть не ахнула, обнаружив, до чего она похожа на мать, и удивилась, почему не замечала этого раньше. Жесты, интонация, взгляд чуть исподлобья, манера слушать – наклонив голову к левому плечу, подавшись вперед, – все напоминало мать. Даже в фигуре и походке было что-то неуловимо похожее. И Ольга, глядя на Верочку, вдруг впервые по-настоящему вспомнила мать – не лицо ее, не какие-то детали, а именно ее всю, живую, как ходила она по этой комнате, говорила, сидела за столом, готовила обед, шила по вечерам. От этих воспоминаний подкатили к глазам слезы, и ей хотелось встать из-за стола, уйти к себе в комнату и выплакаться. Но Коля рассказывал что-то веселое о том, как охотился он со своим закадычным дружком Митяем, и Ольга торопливо закурила и спрятала лицо за облачком дыма, прищурив глаза. Коля досказал свою охотничью байку, чокнулся с Ольгой, выпил, и глаза у него сразу сделались сонными, узкими, и Верочка решительно сказала:– Иди спать.– Строга хозяюшка, – подмигнул он Ольге и любовно посмотрел на Верочку. Ему явно нравилось ее ворчание, нравилось подчиняться ей, и он коротко хохотнул, когда Верочка из-под носа у него взяла недопитую четвертинку и спрятала в шкаф:– Хватит, нечего на ночь нагружаться.– Как прикажете, мадам, – с удовольствием подчинился Коля и поднялся. – Ладно, пойду, и в самом деле спать охота.А Ольга, глядя на них, подумала, что брат и сестра очень любят друг друга и вряд ли в этой любви найдется место для нее...На следующий день отоспавшийся Коля сидел на крыльце, лениво щурился на солнце, с наслаждением потягивался. Верочка бегала по двору, звала цыплят. Коля поймал ее за подол, притянул к себе.– Чего тебе? – ласково проворчала Верочка.Коля вдруг чмокнул ее в щеку.– Вот еще, телячьи нежности! – деланно рассердилась Верочка. – Выпить, что ли, хочешь?– Ну да, – улыбнулся Коля.– Вот сядем за стол, и выпьешь.– Да я не о том. Давай пир закатим, а? Куренка прирежем, баранинки достанем, фигли-мигли всякие.– Давай, – согласилась Верочка.– Машу позвать?– Зови, мне-то что?– Вот те раз... Как это что? Ты же хозяйка.– Зови, – милостиво разрешила Верочка и, взглянув на Ольгу, смутилась и отошла от Коли. А Коля как будто только что вспомнил об Ольге и виновато спросил: – У тебя никаких других планов нет?– Ну, какие там планы... А как же в школу?– Верк, в школу пойдешь?– На два урока схожу, – ответила Верочка, не глядя на них.– А то давай отложим?– Не надо. Зарежь курицу да позови Машу.Собираясь к Маше, Коля несколько минут крутился у зеркала, одергивая рубашку, приглаживая волосы. Верочка насмешливо бросила ему через открытое окно:– Будет ощипываться-то, как петух. И так хорош.Коля смутился, отошел от зеркала. Выйдя на крыльцо, дурашливо выгнул грудь, расправил плечи:– А что, чем не хорош? Первый парень на деревне, а в деревне один дом... Ну, я пошел.И, лихо сдвинув кепку на затылок, зашагал на улицу. У ворот обернулся:– Чо купить-то надо?Лицо его при этом приобрело какое-то просительное выражение – мол, бога ради, не заставляйте меня ничего покупать, неприлично первому парню идти по деревне с авоськой.– Ладно уж, иди, – отпустила его Верочка.
Маша оказалась под стать Коле – рослая, крепкая, туго налитая здоровьем и молодостью, с миловидным, совсем еще девчоночьим лицом, освещенным большими голубыми глазами. Смущенно посмеиваясь, она остановилась поодаль от Ольги, и Коля обнял ее за плечи и подтолкнул:– Вот, знакомьтесь. Это, стало быть, моя родная сестра, а это моя будущая родная жена.Маша толкнула его в бок:– У-у, бесстыдник.– А чо, я ничо, я истинную правду говорю! – белозубо заулыбался Коля.Маша церемонно протянула Ольге руку и с неистребимым женским любопытством оглядела ее всю, с головы до ног.Стали готовить «пир». Ольга снова попыталась было определиться в помощницы, но как-то опять получилось, что работы для нее не нашлось, – Верочка и Маша в один голос заявили, что они сами все сделают. Видно было, что Маша здесь частый гость – она знала, где что лежит и сколько каких припасов имеется. С Верочкой отношения у нее были самые дружеские и равные – Верочка даже принялась командовать ею, и Маша охотно подчинялась. И обе они покрикивали на Колю – слазай в погреб, принеси воды, затопи печь, и Коля, улыбаясь, беспрекословно выполнял их приказания. «А ведь хорошая семья у них получится, – как-то невесело подумала Ольга и удивленно отметила про себя: – А ты, кажется, немножко завидуешь им...»Пир и в самом деле получился отменный. Ольга, не привыкшая к тяжелой сытной еде, разомлела, от двух рюмок водки ее потянуло в сон. Откинувшись на спинку стула, она курила, внимательно прислушивалась и присматривалась к застолью – и обнаружила вещи, от которых снова пришли мысли не очень веселые. Оказалось, что Верочка умеет и посмеяться, и поговорить, – и трудно было поверить, что она с таким покорно-приниженным выражением отвечала на вопросы Ольги. И слово «хозяюшка», с которым обращался к ней Коля, звучало вполне уместно – Верочка была именно хозяйкой. Робкая девочка как-то сразу превратилась в маленькую женщину – и чувствовала себя в этой роли свободно и естественно. И в обращении к Ольге появились какие-то новые, уверенные нотки:– Да вы кушайте, кушайте, а то опьянеете.А когда Ольга опрокинула на скатерть рюмку водки, Верочка сказала:– Ничего, где пьют, там и льют. Скатерть все равно стирать надо. Коля, налей еще.Разговор становился все оживленнее, об Ольге вспоминали реже, а она молчала, чувствуя себя все более одинокой, – у этих троих была общая жизнь, какие-то события, о которых она ничего не знала, а они, понимая друг друга с полуслова, не считали нужным рассказывать ей об этих событиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11