Родители также дают предписания против работы мысли: «Дорогая, маленькие девочки не разбираются в моторах», «Собачки просто играют… не ломай над этим свою головку», «Ну, конечно же, Сайта Клаус приносит подарки». Люди, верящие подобным сообщениям, становятся такими же банальными и псевдоглупыми людьми, как и их родители. Гневные дети могут защитить свое право на самостоятельные мысли и чувства, и таким образом стать более интересными взрослыми, чем их покладистые братья и сестры.Некоторые клиенты использовали свой ранний гнев против смертельно опасных предписаний. Вооруженные гневом эти бойцы не соглашались, что они ничтожные, сумасшедшие, разрушители родительской жизни. Слушая истории жизни преступников, мы часто видим, что их разрушительные поступки — это альтернатива капитуляции, которая значила бы для них депрессию и психоз. Такие клиенты должны знать и ценить спасительные аспекты своего раннего гнева, но одновременно понимать, что для разрешения сегодняшних проблем у них есть масса иных средств. Подавленный гнев Иногда гневные дети пугаются своего гнева, видя, что под его влиянием они сделали или могли сделать, и с этого момента загоняют гнев вглубь. Хенк, выросший в очень плохом детском доме, часто выплескивал свой гнев на окружающих, а затем внезапно, без помощи психотерапии, принял новое решение. Он закончил колледж, стал хорошим терапевтом… и все время пытался похоронить свой гнев.Хенк: Вчера один мужчина здесь толкнул меня локтем в ребра. Что меня больше всего волнует… Я сказал ему: «Эй, прекрати, мне это неприятно!» — и отлично себя почувствовал. А вскоре я заметил, что опять веду какие-то идиотские споры с людьми. Я хочу прекратить эти отвратные ссоры.Мэри: Но вы не ссорились и не хотите ссориться с толкнувшим вас мужчиной.Хенк: Не с ним. Я с ним не ссорился. Я бы, конечно, хотел дать ему хорошенько. Но не сделал и никогда не сделаю этого. Но я не знаю, что делать с моими чувствами. (Говорит очень спокойным, деловым тоном. )Боб: Что бы вы хотели сделать с ним?Хенк: Я бы хотел просто сказать ему…Боб: Вот и скажите ему.Хенк: Мои слова были бы: «Убери свой дерьмовый локоть. Яне собираюсь быть объектом твоей ярости. Никогда больше не делай этого».Боб: Вы же представляли, как поддадите ему.Хенк: Не совсем.Боб: Дать ему хорошенько?Хенк: Да нет. Нет. Я просто хотел, чтобы он перестал пихать меня.Боб: Представьте, как бы вы били его… пошумите.Хенк: Я ужасно боюсь бить его.Боб: В воображении.Хенк: Я, правда, боюсь.Мэри: Чего вы боитесь?Хенк: (Очень напряженным голосом). Я боюсь, что, начав бить тебя, не смогу остановиться. (Начинает всхлипывать, останавливается). Я боюсь, что со мной что-то не в порядке… я вижу людей, таких, как ты, людей злых, как и я сам, мне хочется… научиться не злиться. Я не хочу иметь ничего общего со злостью.Боб: Я чувствую, что вы отказываетесь даже представить себе ярость.Хенк: Правильно. Отказываюсь.Боб: Вы сказали: «Я не знаю, что делать с моей яростью» , — и отказались представить, что с ней можно сделать. Может, продвинетесь немного и все-таки представите? (Мэри приносит тяжелые подушки.)Хенк: Я не хочу… Я боюсь (Долгая пауза). Мне хочется, чтобы ты убрал локоть… Черт бы тебя побрал… (Он два раза легонько бьет подушку и останавливается. )Мэри: Вот что происходит — вы злитесь и пытаетесь, запугивая себя, быстренько подавить гнев. Вы пугаете себя тем, что можете совершить в реальной жизни. Разрешите себе спустить тормоза в воображаемой жизни…Боб: Отколошматьте подушку.Хенк: (Качает головой). Мэри: Начните с «Я не осмелюсь ударить подушку». Хенк: Я не осмелюсь ударить подушку.Мэри: Почему?Хенк: Да-а, как-то меня не тянет. Глуповато как-то.Боб: Ну и пусть глуповато. Все равно бейте.Хенк: (Взрывается… бьет подушку, пинает, молотит ее кулаками. )Мэри: Как ощущения?Хенк: Устал. Руки затекли, мышцы все еще напряжены.Мэри: Тогда еще немножечко поработайте.Хенк: (Бьет, пинает, кричит "А-А " и «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ». Он останавливается и садится. )Мэри: Ну и как?Хенк: Я расслаблен. Мой живот расслаблен. Я чувствую, как дышу. Я думаю, мне это требовалось.Боб: О, да.Хенк: Да. Когда я злюсь, я не знаю, что делать. Я сдерживаюсь. А чем больше сдерживаюсь, тем больше гадостей я говорю людям, просто для того, чтобы хоть немного спустить пары.Боб: Потому-то мне и хотелось, чтобы вы физически сделали что-нибудь… в воображении.Хенк: Да, теперь я понял.Мэри: Не хотите ли сказать спасибо той части себя, что злится? До сего момента вы ее подавляли… А может, вы ей за что-нибудь благодарны?Хенк: Да. Э-э. Ты та сторона моего характера, что оберегает меня от чувства страха. Я благодарен тебе за то, как умело ты оберегала меня, когда я был маленьким. И за то, что ты придавала мне силы, когда люди делали мне то, что не должны были делать. Ты помогла мне держать себя в руках. И ты всегда рядом, когда все идет вразнос, и ты мне чертовски нужна.Мэри: Не желаете ли вы осознать также, что вы в ответственности, а не ваша гневная…Хенк: Это неправда. (Долгая пауза). Я боялся гневной стороны моего характера, потому что раньше она мне не подчинялась. Да, раньше не подчинялась. Сейчас я тебя контролирую. И я скажу тебе, когда соберусь тебя использовать…Мэри: И как.Хенк: И как. Я не разрешу тебе делать то, что может привести меня не туда… если я буду наносить людям вред. Или себе.Мэри: Правда?Хенк: О, да.Мэри: Значит, вы можете без боязни ощущать гнев.Хенк: Пожалуй, нет. Злиться нехорошо. Нехорошо злиться так, как я иногда злюсь.Мэри: Неверно. Проверьте, я могу злиться, когда хочу…Хенк: Ладно. Я понял. Я могу злиться, когда хочу, потому что я контролирую свой гнев. Так, пожалуй, лучше. Я могу быть зол, когда захочу… но ты, моя любимая злость, не сможешь взять надо мной верх.Боб: Что-нибудь вспоминаете о том, что было причиной вашего первоначального гнева?Хенк: Я… я все еще чувствую ответственность за все гадости, что наделал в прошлом.Мэри: Очень давно?Хенк: Да-а. Пока я не стал совсем взрослым, я был просто разрушителем.Боб: Мой вопрос — чем вызван ваш первоначальный гнев?Хенк: Да. Я… проделал здесь у вас неплохую работу с Рут и Джим (наши партнеры). Я научился злиться и впадать в ярость, потому что все вокруг меня… в детских домах… на улице… были очень злые. Я покончил с этим. Я живу счастливо. Я никогда никого не убью, и себя тоже, моя нынешняя жизнь того стоит. Я думаю, что поняв, что могу вновь злиться на людей, но держать злость под контролем… например, бить подушку, а не людей… Одним словом, я окончательно распрощался с прошлым. Ребенком я использовал гнев… каждый раз, когда меня посылали в разные места, я не поддавался.Мэри: Словом, вы пользовались гневом, чтобы не стать психотиком?Хенк: Я думаю, да, Мэри. Я помню, как близок был к психозу, когда работал в государственной больнице… я был по-настоящему затраханный ребенок. Мэри: Трах кончился. Хенк: Да. Может, какая-то часть меня, несмотря на прошлое, и хочет, чтобы ее трахали, но сейчас я полностью удовлетворен. Мне очень хорошо.Хенк научился ценить свой гнев, понял, что нуждался в нем, когда был мальчишкой, и, самое главное, осознал, что может злиться, не причиняя никому вреда. На следующее утро Хенк завершает работу:Боб: Хенк, вчера вы решили, что сами выбираете, когда вам злиться и когда проявлять свой гнев.Хенк: Да, верно. Я просто ожил. Чувствую себя таким свободным.Боб: Еще один шаг. Я бы хотел, чтобы вы провели эксперимент… Я бы хотел, чтобы вы поближе узнали того злого мальчика из прошлого. Не против?Хенк: Нет. Не против.Боб: Закройте глаза и представьте себя в том возрасте, когда вы были разрушителем.Хенк: Мне стыдно…Боб: Нет. Посмотрите на него глазами доброго терапевта. Сколько ему было, когда он впервые стал агрессивным?Хенк: Вы не поверите. Семь.Боб: Поверю. Посмотрите на семилетнего мальчишку. Что бы вы сегодняшний сделали для такого пацаненка?Хенк: (Плача). Я бы, пожалуй, любил его. Его так мало любили тогда… Я больше не встречал таких нелюбимых детей. Это очень трудно.Боб: Возьмите его на руки.Хеше Он дерется как тигр. (Пауза. Он поочередно смеется и плачет). Ты хороший, и я останусь с тобой. На самом деле, я всегда с тобой. Я люблю тебя. Мне нравится, как ты дрался, защищаясь. Мне так жаль, что ты совершал преступления, когда был маленьким, и что ты бил людей, когда подрос. Я вижу тебя, хорошего, нелюбимого мальчугана. Да. Спасибо вам, Боб.Джо также подавляет ярость. Его контракт — любить соревнования, а не «вести себя так, как будто каждый идиотский пинг-понговый матч — это вопрос жизни или смерти».Джо: Я слишком большой, чтобы придавать такое значение соревнованиям. Я чувствую себя старшеклассником.Мэри: Будьте старшеклассником. Что с вами происходит?Джо говорит, что он был лучшим футболистом в команде, да и в баскетбол играл классно.Джо: Но меня, впрочем, это не радовало.Мэри: Почему?Джо: Та же причина… Я не знаю. Я должен доказать… (Долгая пауза). Боб: Что вы должны доказать?Джо: Это началось раньше, когда мне было восемь или девять. Люди не любили меня.Мэри: Почему?Джо: Мое происхождение… Латиноамериканское…Мэри: Продолжайте.Джо: Моя мать — мексиканка. А предполагается, что все латиноамериканские дети учатся в других школах… плохих. Они не могли меня выкинуть, потому что моя фамилия — О'Брайн. Но меня никто не любил. Никто никогда не приглашал меня в гости… ни разу. А я не был знаком ни с одним мексиканским мальчишкой. (Говорит грустным голосом). Мы просим его воссоздать какую-нибудь сцену, где он соревнуется, но его не принимают за своего. Он вспоминает, как был ведущим спортсменом, а его не пригласили на частную вечеринку в честь победного футбольного сезона.Боб: Что вы хотите сказать им?Джо: Ничего.Боб: Посмотрите, что вы делаете правой ногой.Джо: Стучу.Боб: Стучите сильнее. (Преувеличенные телесные движения — отличный способ прорваться через подавленную эмоцию.) Джо: Ладно. (Он припечатывает ногу со всей силы). У, черт!Боб: Минуточку. Пол слишком твердый. (Приносит несколько диванных подушек. Во время сцен "гнева "необходимо предотвратить возможность травм у клиента.) Джо: (Взрывается, пинает, бьет, вопит). Черт бы вас всех! Я ВАС НЕНАВИЖУ! Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ! (Продолжает орать и пинать, затем садится в изнеможении на подушки. )Боб: Ну как вы сейчас… с теми детьми?Джо: Я такой же классный, как и они.Боб: А может быть, и лучше. С вами обращались отвратительно.Джо: Да. И это было очень давно. Я даже и не знал, что это меня так волновало. Сейчас я не должен никому ничего доказывать. Я думаю, уже достаточно воды утекло. Мне хочется обнять вас обоих.Джо и Хенк уже не должны прятаться от своих чувств. Они оба сообщили о неведомых раньше облегчении и возможности расслабиться. Им уже не грозит опасность стать «разгневанными мужчинами»; оказывается, что, когда клиенты перестают подавлять свои чувства, многие из них не находят особых причин злиться в сегодняшней жизни. Главный опыт, приобретенный ими в ходе терапии, — возросшая близость к себе. Обвинения Обвинители могут быть злыми или печальными. Хотя они искренне верят, что желают изменить конкретного человека, на самом деле их цель — повесить на него вину. Сай, который жаловался, что его жена не убирает квартиры, хотел, чтобы весь мир знал, что его жена достойна порицания. Так как у обвинителей низкая самооценка, первым делом мы ищем пути погладить их Ребенка.Сью произносит обвинительную речь против своего мужа.Боб: Я составил картину и мне вас очень жаль.Сью: Вам жаль? Почему? (Она поражена. Хоть она в душе и хочет одобрения, но в действительности ожидает контратаки.) Боб: Потому что, вероятно, когда вы были маленькой, в вашем доме был ад.Сью: Может быть. А почему вы это говорите?Боб: Потому что мне кажется, что вы страстно мечтали получить признание и уважение и не знали как. Вот я и думаю, что вы были славной маленькой девочкой, которую никто толком не замечал.Боб: Мне вас жаль.Йетс: Да? Почему?Боб: Я думаю, когда вы росли, они устраивали свистопляску вокруг 7разлитого молока, вместо того, чтобы просто взять тряпку да вытереть его. Потому что сейчас вы делаете ровно то же самое.Боб: Мне вас жаль.Уилл: Почему?Боб: Потому что ваш отец, должно быть, был чудовищем.Уилл: А как вы это узнали?Боб: Потому что дети копируют своих родителей. Я слушал вашу отцовскую сторону, ругающую сына.Уилл Купчик1 обучил нас технике работы с клиентом-обвинителем. Мы просим клиентку собрать столько пустых стульев, сколько человек было в ее семье. Сидя на каждом стуле, она должна отождествлять себя с одним из своих родственников.Верна: (Сидя). Я — мать. Я обвиняю мужа в том, что он поломал мне жизнь.Мэри: Хорошо. Мама, расскажи, как он поломал тебе жизнь.Верна: Через два года после свадьбы он сбежал с другой женщиной. Он вернулся, но я никогда не могла забыть…Мэри: Пересядьте.Верна: Я — отец. Я обвиняю жену в том, что она поломала мне жизнь своим вечным нытьем.Мэри: Пересядьте.Верна: Я — бабушка. Я обвиняю мужа в том, что он поломал мне жизнь. Он увез меня от матери и никогда не зарабатывал достаточно денег в Америке. (Она начинает смеяться, пересаживаясь на другой стул). Я — дедушка. По-настоящему хороший мужик. Я обвиняю капитализм в международном заговоре против трудящихся. (Пересаживается, продолжая усмехаться). Я — тетушка Мод. Замечательная старенькая тетушка Мод. Ее жениха ударил копытом мул… и она умерла старой девой. Я — тетушка Мод. Я обвиняю мула в том, что умру девственницей!На этом месте вся группа вместе с Верной покатывается со смеху. Верна говорит: «Итак, что я должна делать? Знаю. Когда мне захочется кого-нибудь в чем-нибудь обвинить, я сразу же вспомню тетушку Мод и мула». Другой метод — попросить клиентку представить, что она выиграла. Она всех убедила, что ее-то ругать не за что, в отличие от других. В этом победном состоянии мы просим ее оглядеться и обнаружить, на кого же она, наконец, произвела впечатление. К кому она помчится с криком «Я победила! Я, наконец, доказала, что права!» Мы просим ее представить, что за приз она должна получить за победу. Очень часто обвинитель действует с позиции отчаявшегося Ребенка, пытаясь как-нибудь убедить мир, что он не хуже своего старшего брата или малышки сестры. Вожделенный приз здесь — любовь. Поняв это, обвинитель готов принять новое решение, что он достоин любви, даже если значимые в его жизни люди и не любили его.В успешной работе с обвинителями главное — не скатиться, несмотря ни на какие провокации, на позицию судьи — нельзя принимать ничью сторону, одобрять или осуждать, сравнивать, раздавать призы и т.д. Печаль Моя печальная подружка!Иди ко мне, прижмись и не грусти…Улыбнись! — тебя прошу я,Твои слезы я сцелую,Или сам я в меланхолию впаду. Девочки и мальчики могут заплутать на пути к взрослению и в результате стать «печальными беби». Если девочка выходит замуж за «папочку», обожающего «печальных беби», она будет получать поглаживания до тех пор, пока он согласен существовать в столь унылом симбиозе. Печальные «маленькие мальчики» женятся на «мамочках», которые должны целовать их разбитые коленки и все-все исправлять. Герман женился на «печальной беби», а затем обманул ее. Вместо того, чтобы тратить свою энергию на борьбу с ее печалью, он решил бороться за право быть еще более грустным, чем она. Каждый из них стремится быть утешаемым, а не утешителем.Герман: Я хочу быть счастлив дома.Мэри: Хорошо. Закройте глаза. Вы возвращаетесь домой. Да? Входите с ощущением счастья.Герман: Хорошо.Мэри: Где вы стоите?Герман: На кухне.Мэри: Все еще счастливы?Герман: Да.Мэри: Оглядитесь. Скажите, чем вы довольны и чем нет.Герман: Я на кухне. Моя жена что-то готовит. Я говорю: «Привет!» • Снимаю пальто, вешаю на стул.Мэри: Все еще счастливы?Герман: Да. Довольно хорошее настроение. Я… э-э… Я в затруднительном положении. Я хочу поговорить о себе, просто поговорить… и начинаю спорить с собой… Должен ли я поделиться своими мыслями или я должен выслушать ее?Боб: Значит, вы проговариваете про себя?Герман: Не сам разговор, проблему. Должен, не должен?Мэри: Затем?Герман: Начинаю говорить. Разговор идет… я кое-что рассказываю…Боб: Будьте там. Рассказывайте ей.Герман: В общем, я вхожу и говорю ей: «Я вспоминал Анни». Мэри: Кто такая Анни?Герман: Наша дочь. Она умерла три года назад.Мэри: Итак, вы входите и говорите ей нечто грустное. А затем…Герман: Мы оба грустим. После одной-двух фраз она говорит о своей тоске по Анни, и потом весь разговор уже о том, как ей плохо. Я затыкаюсь и слушаю. Я напряжен. Мне не удалось поговорить о своих чувствах…Мэри: Ладно, один контракт — попрощаться с Анни. Я поняла также, что вы оба боретесь за право быть грустным.Герман: Меня не раздражает, что она грустнее, но она даже не слушает о моих ранах.Мэри: Очень грустно, что один из ваших детей умер. Но мне кажется, вы и раньше находили причины для грусти.Герман: Это верно. Я не привык… к счастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32