Заведующий не мог уйти и объяснять потом всем в больнице, что разговор пришлось прервать, поскольку он отказался отвечать на вопросы о своей личной жизни.
— Все очень просто. Год назад, возможно, четырнадцать месяцев назад, мы проводили очень много времени вместе, работая над одним проектом для колледжа. Планировали форум для Всемирной организации здравоохранения, обсуждали вопросы, связанные с травмами мозга. Джемма была в этом великолепна, неподражаема. Думаю, вам достаточно будет узнать, что у нас случился роман. Однажды мы ушли отсюда вместе, я проводил ее домой, и она пригласила меня выпить. Вам нужны подробности, мистер Уоллес, или вы сами догадаетесь, что было потом?
Мерсер задал ему еще несколько стандартных вопросов: как часто они виделись? где проводили время вместе? и как закончился их роман?
— Это была инициатива Джеммы. По правде говоря, я собирался на ней жениться. Сначала ей понравилась эта идея, но потом она быстро охладела. Как раз в конце лета она вернулась из поездки в Англию и сказала, что не хочет больше меня видеть.
— И вы отступились, вот так просто?
— Вы хотите сказать, не стал ли я как дурак бегать за ней по операционной с ножом для мяса? Извините, но это не для меня.
— Но вы не пытались встретиться с ней вновь, позвонить ей? — спросила я.
— Разумеется, вначале я пытался. Но, как я уже говорил, она была упряма. Она не была против того, чтобы время от времени провести вместе ночь, но все это как-то без души. И мы не обсуждали больничные дела.
— И когда же вы провели вместе последнюю ночь? — поинтересовался Мерсер.
Дитрих немного поколебался, как будто взвешивая ответ и прикидывая, сможем ли мы сравнить его с показаниями привратника или соседей.
— За неделю до ее смерти. Джемма позвонила мне, спросила, не хочу ли я с ней поужинать. Мы ушли отсюда достаточно поздно и заехали к «Билли», это на Первой авеню. Затем вернулись к ней. Занялись любовью, потом заснули. Я поехал к себе, когда она пошла на пробежку. Вот и все. Хотя, думаю, кто бы из моих «друзей» ни сообщил вам о нашем с Джеммой романе, — добавил Дитрих презрительно, — он не преминул упомянуть о деньгах, которые она мне одолжила.
— Да уж, — солгал Чэпмен, — мы сами задавались вопросом об этих деньгах, едва взглянув на выписки с ее банковских счетов.
Разумеется, мы этого еще не сделали. Но такой поворот разговора убережет нас от сюрпризов в будущем, когда мы все-таки проверим ее счета.
— Не волнуйтесь, детектив, я располагаю средствами. Я все верну.
— Это был единичный случай? — продолжал блефовать Чэпмен.
— Да, в прошлом июле. Сорок тысяч долларов.
Я, казалось, могла прочитать мысли Майка. Сорок штук. Больше, чем многие зарабатывают за год. Доген дала ему деньги, когда их роман был в самом разгаре, а он все еще не вернул эту сумму.
— Она требовала вернуть долг? — спросил Майк. Он сознательно не произнес «в последнее время». Он хотел знать, говорили ли они с Джеммой о деньгах в упомянутую Дитрихом встречу.
— Джемма не слишком беспокоилась о деньгах. Мы провели вместе выходные на Восточном побережье. Ходили на аукцион старинных автомобилей. Там я увидел «ДеЛаж», в который невозможно было не влюбиться. Тридцать второго года, редкая машина. Она сказала, что хочет, чтобы я купил его. Но я не мог себе это позволить. Тогда она дала мне деньги, в тот момент это был вроде как подарок, но когда сделка была оформлена, Джемма, уже... как бы это сказать... самоустранилась из моей жизни. И сказала, что я могу вернуть ей деньги, когда у меня появится возможность. Уверен, вы знаете, что она не была меркантильной. Денег у нее было больше, чем ей требовалось или чем она могла бы потратить.
Дитрих оттолкнулся от стола и встал:
— Если у вас есть еще вопросы ко мне, вы сможете задать их позже. А сейчас поговорите с персоналом. Я собрал людей, которых вы просили, и хотел бы, чтобы вы с ними поговорили и они смогли вернуться к своим пациентам и делам. Я же пройду в свой кабинет и посоветуюсь с нашими юристами по поводу этих бумаг.
Прежде чем взять со стола повестки, Дитрих провел левой рукой по волосам, а правой достал из кармана связку ключей и стал перебирать их, пока не зажал один между большим и указательным пальцем. Наверное, это был ключ от его кабинета.
Дитрих вышел, не произнеся больше ни слова, но я заметила, что из его кулака свисает брелок — в виде маленького Тауэрского моста. Значит, у него точно такой же брелок, как у Доген, брелок от тех самых ключей, которые так и лежат у меня на тумбочке, потому что я забыла вернуть их Мерсеру. Интересно, подумала я, а ключи от квартиры Джеммы у него остались?
19
Джон Дюпре был первым из тех, кого мы решили повторно допросить о событиях того вечера, когда убили Джемму Доген. Он вошел в комнату, пожал нам руки, улыбнулся мне, и я поняла, почему Морин Форестер сочла его привлекательным. Он не стал набивать себе цену обычным нытьем о том, как дорого его время и как все устали от нашего присутствия в больнице. Джон Дюпре повел себя очень любезно и сказал, что готов нам во всем помочь, чтобы сдвинуть это расследование с мертвой точки.
Несколько дней назад в участке мы уже расспрашивали его о том, как он обнаружил Попса в рентгеновском кабинете. Я извинилась за повторный вызов и сказала, что нам необходимо еще раз прояснить все факты, касающиеся времени убийства.
— Расскажите нам о вашем расписании за предыдущую неделю, — попросила я. — Давайте уточним, что вы делали с понедельника по среду, так мы сможем лучше понять всю картину.
Он отвечал уверенно, глядя мне прямо в глаза.
— Этот случай напоминает мне убийство нашего школьного священника еще там, на Миссисипи, — начал Дюпре с легкой улыбкой. — Мне было всего восемь, и полиция допрашивала школьников так, как будто каждый из нас был Джоном Диллинджером. Это произвело на меня сильное впечатление. Я чуть было не стал юристом вместо врача. Я восхищаюсь вашей работой и понимаю, что это равносильно поискам иголки в стоге сена. Полагаю, некоторые мои коллеги считают допросы личным оскорблением, но я рад вам помочь. — Дюпре достал карманный ежедневник и открыл его на странице за предыдущий понедельник. — Вы можете посмотреть мою книгу регистрации приемов, но я почти уверен, что меня не было в этой части города до полудня четверга, когда я приехал в местную библиотеку.
Дюпре поведал нам о своей неврологической практике и сказал, когда принимает пациентов у себя в кабинете на Централ-парк-вест. Практику он открыл два года назад, только переехав на Манхэттен. Его секретарша и ассистент работали вместе с ним каждый день.
— А как насчет вечеров, док? Где вы живете?
— В Стриверс-Роу, детектив. Это на севере, 139-я улица, — ответил Дюпре. Оказывается, он жил в одном из элегантных домиков, построенных в Гарлеме в конце восемнадцатого века. — Моя жена — дизайнер, мисс Купер. Дом на нашей стороне улицы строили «Макким, Мид и Уайт», и мы реставрируем его с тех самых пор, как въехали. Я сам плотничаю — каждый вечер после того, как поужинаю с семьей. Я с удовольствием покажу вам свой дом, если хотите.
Для нас в его рассказе было три важных момента. Первое: Дюпре или хорошо зарабатывал, или нуждался в деньгах, чтобы содержать такой дом. Второе: в ночь убийства он находился далеко от места событий, если, конечно, действительно был дома. И третье: он дал нам алиби, которое трудней всего опровергнуть, потому что его подтверждают жена и двое детей.
Мерсер перевел разговор с семьи доктора обратно на убийство:
— Помнится, на прошлой неделе вы назвали доктора Доген Снежной Королевой?
— Возможно, дело в том, что мне больше нравятся южанки, мистер Уоллес. Я же говорил вам, что знал ее не настолько хорошо, чтобы сильно переживать из-за ее смерти. Просто со мной она всегда была очень холодна и держала дистанцию. Я так и не смог с ней сблизиться, как ни старался.
— Мы только что вручили мистеру Дитриху несколько повесток на запрос данных по персоналу Медицинского центра, доктор Дюпре. Через несколько дней мы получим эту информацию, и мне хотелось бы спросить у вас, нет ли в этих записях чего-либо, что вы предпочли бы не...
— Однако вы всерьез взялись за нас, да, детектив? Получить данные по нашему персоналу? Кажется, вы потеряли все те ниточки, что вам преподнесли на блюдечке. Мы с Колманом Харпером чуть ли не за ручку отвели вас к человеку, гораздо более опасному, чем мы с коллегами, а вы его профукали. Да достаточно пробыть здесь несколько часов, чтобы понять — у нас очень серьезные проблемы с безопасностью.
Только что он был так спокоен — и вот уже огрызается в ответ. Джон Дюпре, несомненно, интересный тип.
— Кстати об этой вашей находке, доктор Дюпре, — подхватил Майк. — Кто предложил спуститься в рентгеновский кабинет, вы или мистер Харпер?
Несомненно, Чэпмен, как и я, вспомнил, что доктора кивали в этом друг на друга.
— Несомненно, это предложил Колман. Разве я вам не сказал? В тот день я собирался поработать в библиотеке. Я говорил с некоторыми протеже доктора Спектора, а Колману хочется, чтобы его тоже считали таковым, и он попросил меня спуститься в рентгенологию вместе с ним и посмотреть несколько контрольных снимков. Самому мне было незачем туда идти.
— А что привело вас в Нью-Йорк? Почему вы стали практиковать именно здесь? — поинтересовался Майк, видимо, решив разузнать кое-что о прошлом Дюпре.
— Для этого был ряд причин, мистер Чэпмен. Моя вторая жена выросла здесь, и здесь живет вся ее семья. Кроме того, с профессиональной точки зрения... В родном городе мне вроде как стало неинтересно. Я выступал с докладами на конференциях, консультировал некоторых терапевтов в нашем городе, из тех, что слышали мои выступления, а потом решил, что настало время для большего.
— Вы преподаете в медицинском колледже?
— Нет, что вы. Для меня большая честь работать в Медицинском центре. Я же здесь новенький, в городе меня мало знают, и все такое. Так что я немногое могу вам рассказать об интригах в администрации.
Больше ничего интересного Дюпре нам не сказал, как ни старались Майк с Мерсером вытянуть из него подробности о Медицинском центре и неврологическом отделении. Они закончили допрос и были немного удивлены, когда невозмутимый доктор спросил, не возражают ли детективы, если он поговорит со мной наедине.
— Мне надо позвонить лейтенанту, — сказал Майк. — Минут через десять мы вернемся с новым свидетелем.
Джон Дюпре подождал, пока за ними закроется дверь, и только потом произнес:
— Я хотел обсудить с вами две вещи, мисс Купер. Первое — мои личные данные. Вы увидите, что как раз сейчас идет разбирательство о моей врачебной ошибке. Маленькой и незначительной. Вы, конечно, можете узнать об этом побольше от моих адвокатов, но мне очень не хочется, чтобы эта история попала в газеты.
Я не стала его перебивать.
— Умер мой пациент. Еще там, в Атланте, до того, как я перебрался в Нью-Йорк. Это не имеет отношения ни к Медицинскому центру, ни к последним событиям. Ко мне обратился юноша, жаловался на головокружение, потерю веса и так далее. Я осмотрел его, протестировал, выписал рецепт и назначил дополнительные анализы. А через два дня он умер. Уверяю вас, я не стану ничего скрывать от полиции. Я просто не хочу, чтобы вы рассматривали тот случай как убийство. Вы адвокат, и уверен, что вы более подкованы в юридической классификации того случая, чем детективы.
— Джемма Доген знала о разбирательстве?
— Уверен, что да. Не могу сказать наверняка, она ни разу не говорила со мной об этом. Возможно, именно поэтому она держалась со мной отстраненно, но теперь-то уже не узнаешь, верно?
— А о чем еще вы хотели мне сказать?
Дюпре вновь улыбнулся — судя по всему, самый неприятный для него момент мы уже обсудили.
— Если в моем досье чего-то не будет хватать, позвоните мне в офис. Несколько лет назад я пережил очень трудный бракоразводный процесс. Ушел от первой жены ко второй. Джулия была вне себя и подожгла мой офис в Атланте. Мне пришлось получать копии дипломов и сертификатов от университетов. И я не уверен, что эти документы есть в здешних архивах, но они хранятся у моей секретарши, так что если вы чего-то не найдете здесь, то свяжитесь со мной.
— Благодарю вас, доктор. Но вы вполне могли рассказать это в присутствии детективов. Все полученные сведения будут использованы только для расследования, и мы не собираемся предавать их огласке.
— Что ж, мисс Купер. Возможно, детский опыт заставляет меня относится к полиции немного скептически. Так что я лучше поделюсь личными делами с вами, чем с ними, — доктор Дюпре протянул руку и дотронулся до моих пальцев. — Уверен, это не последний наш разговор.
Мерсер ждал у конференц-зала вместе с Бансваром Десаем, одним из двух врачей, которых Спектор позвал вместо Джеммы Доген, когда утром она не появилась в операционной.
Десай был невысок и коренаст, его кожа была темнее, чем у Дюпре, а пакистанский акцент казался странным на фоне лощеной вежливости, приобретенной в английском пансионе. Я пригласила его в зал, шепотом велела Мерсеру позвонить Саре и попросить ее тщательно проверить Дюпре, покопаться в его прошлом, разузнать побольше о южных историях и деталях разбирательства по врачебной ошибке.
Я представилась доктору Десаю и указала ему стул напротив. Чэпмен вернулся в зал до того, как доктор сообщил мне общую информацию о себе.
Десай был одним из новых нейрохирургов, Джемма Доген наняла его всего год назад. Тогда его и приняли стажером в медицинский колледж «Минуита». На мои вопросы он отвечал кратко, а когда дело касалось его отношений с Доген, занимал глухую оборону.
Она была его наставником и спонсором, и мне было абсолютно ясно, что Десай до глубины души потрясен ее смертью.
Майк начал расспрашивать его об операции доктора Спектора, на которую он вызвал Десая и Харпера из толпы наблюдателей, чтобы они заменили Доген.
— Что вы подумали, когда она не пришла? Вы забеспокоились?
— Это, естественно, было очень на нее не похоже, — ответил Десай. — Джемма была профессионалом, мистер Чэпмен. Подумал ли я, что она пропала? Нет, совсем нет. Я подумал, что у нее появилось более важное дело. Или что они со Спектором снова поспорили по какому-либо поводу и...
— А о чем они могли поспорить, доктор Десай?
— Меня не посвящали в эту информацию, детектив. Я знал, что у них есть разногласия по поводу программы в колледже и что на этой почве они поругались, но я еще слишком младший сотрудник, чтобы меня допускали до таких материй.
— Но вы ведь были другом Джеммы, не так ли?
— Да, ее другом, мистер Чэпмен, несомненно. Но не доверенным лицом. Наши отношения касались только больницы и медицинского колледжа. Джемма проводила четкую черту между студентами и своей личной жизнью, и я не знаю ни одного, кто решился бы эту черту пересечь.
— А доктор Спектор? Он доверял вам достаточно, чтобы позвать ассистировать на операции, хотя знал, что вы — протеже доктора Доген? — спросила я.
— Первый интерес Спектора, мисс Купер, — не важно, нравятся вам его манеры или нет, — это благо его пациентов. Я никогда не влезал в больничные дрязги, но ни Спектор, ни Доген не могли упрекнуть меня в том, что я поддерживаю другую сторону. Кроме того, среди зрителей было не так много специалистов такого уровня, чтобы ассистировать на операции, когда выпала возможность. Это было, с позволения сказать, больше почетное присутствие, чем суровая необходимость. Я, конечно, подавал ему инструменты и кивал, соглашаясь с его решениями, но Спектор позвал нас с Харпером, чтобы мы могли вблизи повосхищаться его работой, так мне кажется. Ни я, ни Колман не влияли на операцию.
Что-то старомодное в манерах и речи Бансвара Десая делало общение с ним приятным, и я немного расслабилась. Я выросла в доме, где профессию врача боготворили и почитали. Перед достижениями моего отца преклонялся весь мир. Мы с братьями с детства вращались в тесном мирке выдающихся и заботливых медиков и медсестер, которые посвятили себя лучшим традициям и высокому искусству целительства. Беседы за ужином, к которым с удовольствием присоединялась мать — как медсестра, она обладала достаточными познаниями, чтобы поддержать разговор с врачами, — всегда вращались вокруг интересных медицинских казусов, попадавшихся в практике.
Эти размышления вернули меня к мыслям об Адаме Наймане, моем любимом мужчине, который трагически погиб всего за несколько часов до нашей свадьбы. Погрузившись в воспоминания, я отвлеклась от беседы Чэпмена и Десая, за что жестоко поплатилась. Адам снова предстал передо мной, как живой: вот он, уставший после операции, целует меня на прощание в последний раз. Кроме того, я совсем потеряла нить разговора, который касался убийства Джеммы Доген.
— На сегодня все, доктор Десай. Если захотите сообщить нам что-либо еще, не стесняйтесь, позвоните мне, — Майк протянул врачу-стажеру свою визитку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Все очень просто. Год назад, возможно, четырнадцать месяцев назад, мы проводили очень много времени вместе, работая над одним проектом для колледжа. Планировали форум для Всемирной организации здравоохранения, обсуждали вопросы, связанные с травмами мозга. Джемма была в этом великолепна, неподражаема. Думаю, вам достаточно будет узнать, что у нас случился роман. Однажды мы ушли отсюда вместе, я проводил ее домой, и она пригласила меня выпить. Вам нужны подробности, мистер Уоллес, или вы сами догадаетесь, что было потом?
Мерсер задал ему еще несколько стандартных вопросов: как часто они виделись? где проводили время вместе? и как закончился их роман?
— Это была инициатива Джеммы. По правде говоря, я собирался на ней жениться. Сначала ей понравилась эта идея, но потом она быстро охладела. Как раз в конце лета она вернулась из поездки в Англию и сказала, что не хочет больше меня видеть.
— И вы отступились, вот так просто?
— Вы хотите сказать, не стал ли я как дурак бегать за ней по операционной с ножом для мяса? Извините, но это не для меня.
— Но вы не пытались встретиться с ней вновь, позвонить ей? — спросила я.
— Разумеется, вначале я пытался. Но, как я уже говорил, она была упряма. Она не была против того, чтобы время от времени провести вместе ночь, но все это как-то без души. И мы не обсуждали больничные дела.
— И когда же вы провели вместе последнюю ночь? — поинтересовался Мерсер.
Дитрих немного поколебался, как будто взвешивая ответ и прикидывая, сможем ли мы сравнить его с показаниями привратника или соседей.
— За неделю до ее смерти. Джемма позвонила мне, спросила, не хочу ли я с ней поужинать. Мы ушли отсюда достаточно поздно и заехали к «Билли», это на Первой авеню. Затем вернулись к ней. Занялись любовью, потом заснули. Я поехал к себе, когда она пошла на пробежку. Вот и все. Хотя, думаю, кто бы из моих «друзей» ни сообщил вам о нашем с Джеммой романе, — добавил Дитрих презрительно, — он не преминул упомянуть о деньгах, которые она мне одолжила.
— Да уж, — солгал Чэпмен, — мы сами задавались вопросом об этих деньгах, едва взглянув на выписки с ее банковских счетов.
Разумеется, мы этого еще не сделали. Но такой поворот разговора убережет нас от сюрпризов в будущем, когда мы все-таки проверим ее счета.
— Не волнуйтесь, детектив, я располагаю средствами. Я все верну.
— Это был единичный случай? — продолжал блефовать Чэпмен.
— Да, в прошлом июле. Сорок тысяч долларов.
Я, казалось, могла прочитать мысли Майка. Сорок штук. Больше, чем многие зарабатывают за год. Доген дала ему деньги, когда их роман был в самом разгаре, а он все еще не вернул эту сумму.
— Она требовала вернуть долг? — спросил Майк. Он сознательно не произнес «в последнее время». Он хотел знать, говорили ли они с Джеммой о деньгах в упомянутую Дитрихом встречу.
— Джемма не слишком беспокоилась о деньгах. Мы провели вместе выходные на Восточном побережье. Ходили на аукцион старинных автомобилей. Там я увидел «ДеЛаж», в который невозможно было не влюбиться. Тридцать второго года, редкая машина. Она сказала, что хочет, чтобы я купил его. Но я не мог себе это позволить. Тогда она дала мне деньги, в тот момент это был вроде как подарок, но когда сделка была оформлена, Джемма, уже... как бы это сказать... самоустранилась из моей жизни. И сказала, что я могу вернуть ей деньги, когда у меня появится возможность. Уверен, вы знаете, что она не была меркантильной. Денег у нее было больше, чем ей требовалось или чем она могла бы потратить.
Дитрих оттолкнулся от стола и встал:
— Если у вас есть еще вопросы ко мне, вы сможете задать их позже. А сейчас поговорите с персоналом. Я собрал людей, которых вы просили, и хотел бы, чтобы вы с ними поговорили и они смогли вернуться к своим пациентам и делам. Я же пройду в свой кабинет и посоветуюсь с нашими юристами по поводу этих бумаг.
Прежде чем взять со стола повестки, Дитрих провел левой рукой по волосам, а правой достал из кармана связку ключей и стал перебирать их, пока не зажал один между большим и указательным пальцем. Наверное, это был ключ от его кабинета.
Дитрих вышел, не произнеся больше ни слова, но я заметила, что из его кулака свисает брелок — в виде маленького Тауэрского моста. Значит, у него точно такой же брелок, как у Доген, брелок от тех самых ключей, которые так и лежат у меня на тумбочке, потому что я забыла вернуть их Мерсеру. Интересно, подумала я, а ключи от квартиры Джеммы у него остались?
19
Джон Дюпре был первым из тех, кого мы решили повторно допросить о событиях того вечера, когда убили Джемму Доген. Он вошел в комнату, пожал нам руки, улыбнулся мне, и я поняла, почему Морин Форестер сочла его привлекательным. Он не стал набивать себе цену обычным нытьем о том, как дорого его время и как все устали от нашего присутствия в больнице. Джон Дюпре повел себя очень любезно и сказал, что готов нам во всем помочь, чтобы сдвинуть это расследование с мертвой точки.
Несколько дней назад в участке мы уже расспрашивали его о том, как он обнаружил Попса в рентгеновском кабинете. Я извинилась за повторный вызов и сказала, что нам необходимо еще раз прояснить все факты, касающиеся времени убийства.
— Расскажите нам о вашем расписании за предыдущую неделю, — попросила я. — Давайте уточним, что вы делали с понедельника по среду, так мы сможем лучше понять всю картину.
Он отвечал уверенно, глядя мне прямо в глаза.
— Этот случай напоминает мне убийство нашего школьного священника еще там, на Миссисипи, — начал Дюпре с легкой улыбкой. — Мне было всего восемь, и полиция допрашивала школьников так, как будто каждый из нас был Джоном Диллинджером. Это произвело на меня сильное впечатление. Я чуть было не стал юристом вместо врача. Я восхищаюсь вашей работой и понимаю, что это равносильно поискам иголки в стоге сена. Полагаю, некоторые мои коллеги считают допросы личным оскорблением, но я рад вам помочь. — Дюпре достал карманный ежедневник и открыл его на странице за предыдущий понедельник. — Вы можете посмотреть мою книгу регистрации приемов, но я почти уверен, что меня не было в этой части города до полудня четверга, когда я приехал в местную библиотеку.
Дюпре поведал нам о своей неврологической практике и сказал, когда принимает пациентов у себя в кабинете на Централ-парк-вест. Практику он открыл два года назад, только переехав на Манхэттен. Его секретарша и ассистент работали вместе с ним каждый день.
— А как насчет вечеров, док? Где вы живете?
— В Стриверс-Роу, детектив. Это на севере, 139-я улица, — ответил Дюпре. Оказывается, он жил в одном из элегантных домиков, построенных в Гарлеме в конце восемнадцатого века. — Моя жена — дизайнер, мисс Купер. Дом на нашей стороне улицы строили «Макким, Мид и Уайт», и мы реставрируем его с тех самых пор, как въехали. Я сам плотничаю — каждый вечер после того, как поужинаю с семьей. Я с удовольствием покажу вам свой дом, если хотите.
Для нас в его рассказе было три важных момента. Первое: Дюпре или хорошо зарабатывал, или нуждался в деньгах, чтобы содержать такой дом. Второе: в ночь убийства он находился далеко от места событий, если, конечно, действительно был дома. И третье: он дал нам алиби, которое трудней всего опровергнуть, потому что его подтверждают жена и двое детей.
Мерсер перевел разговор с семьи доктора обратно на убийство:
— Помнится, на прошлой неделе вы назвали доктора Доген Снежной Королевой?
— Возможно, дело в том, что мне больше нравятся южанки, мистер Уоллес. Я же говорил вам, что знал ее не настолько хорошо, чтобы сильно переживать из-за ее смерти. Просто со мной она всегда была очень холодна и держала дистанцию. Я так и не смог с ней сблизиться, как ни старался.
— Мы только что вручили мистеру Дитриху несколько повесток на запрос данных по персоналу Медицинского центра, доктор Дюпре. Через несколько дней мы получим эту информацию, и мне хотелось бы спросить у вас, нет ли в этих записях чего-либо, что вы предпочли бы не...
— Однако вы всерьез взялись за нас, да, детектив? Получить данные по нашему персоналу? Кажется, вы потеряли все те ниточки, что вам преподнесли на блюдечке. Мы с Колманом Харпером чуть ли не за ручку отвели вас к человеку, гораздо более опасному, чем мы с коллегами, а вы его профукали. Да достаточно пробыть здесь несколько часов, чтобы понять — у нас очень серьезные проблемы с безопасностью.
Только что он был так спокоен — и вот уже огрызается в ответ. Джон Дюпре, несомненно, интересный тип.
— Кстати об этой вашей находке, доктор Дюпре, — подхватил Майк. — Кто предложил спуститься в рентгеновский кабинет, вы или мистер Харпер?
Несомненно, Чэпмен, как и я, вспомнил, что доктора кивали в этом друг на друга.
— Несомненно, это предложил Колман. Разве я вам не сказал? В тот день я собирался поработать в библиотеке. Я говорил с некоторыми протеже доктора Спектора, а Колману хочется, чтобы его тоже считали таковым, и он попросил меня спуститься в рентгенологию вместе с ним и посмотреть несколько контрольных снимков. Самому мне было незачем туда идти.
— А что привело вас в Нью-Йорк? Почему вы стали практиковать именно здесь? — поинтересовался Майк, видимо, решив разузнать кое-что о прошлом Дюпре.
— Для этого был ряд причин, мистер Чэпмен. Моя вторая жена выросла здесь, и здесь живет вся ее семья. Кроме того, с профессиональной точки зрения... В родном городе мне вроде как стало неинтересно. Я выступал с докладами на конференциях, консультировал некоторых терапевтов в нашем городе, из тех, что слышали мои выступления, а потом решил, что настало время для большего.
— Вы преподаете в медицинском колледже?
— Нет, что вы. Для меня большая честь работать в Медицинском центре. Я же здесь новенький, в городе меня мало знают, и все такое. Так что я немногое могу вам рассказать об интригах в администрации.
Больше ничего интересного Дюпре нам не сказал, как ни старались Майк с Мерсером вытянуть из него подробности о Медицинском центре и неврологическом отделении. Они закончили допрос и были немного удивлены, когда невозмутимый доктор спросил, не возражают ли детективы, если он поговорит со мной наедине.
— Мне надо позвонить лейтенанту, — сказал Майк. — Минут через десять мы вернемся с новым свидетелем.
Джон Дюпре подождал, пока за ними закроется дверь, и только потом произнес:
— Я хотел обсудить с вами две вещи, мисс Купер. Первое — мои личные данные. Вы увидите, что как раз сейчас идет разбирательство о моей врачебной ошибке. Маленькой и незначительной. Вы, конечно, можете узнать об этом побольше от моих адвокатов, но мне очень не хочется, чтобы эта история попала в газеты.
Я не стала его перебивать.
— Умер мой пациент. Еще там, в Атланте, до того, как я перебрался в Нью-Йорк. Это не имеет отношения ни к Медицинскому центру, ни к последним событиям. Ко мне обратился юноша, жаловался на головокружение, потерю веса и так далее. Я осмотрел его, протестировал, выписал рецепт и назначил дополнительные анализы. А через два дня он умер. Уверяю вас, я не стану ничего скрывать от полиции. Я просто не хочу, чтобы вы рассматривали тот случай как убийство. Вы адвокат, и уверен, что вы более подкованы в юридической классификации того случая, чем детективы.
— Джемма Доген знала о разбирательстве?
— Уверен, что да. Не могу сказать наверняка, она ни разу не говорила со мной об этом. Возможно, именно поэтому она держалась со мной отстраненно, но теперь-то уже не узнаешь, верно?
— А о чем еще вы хотели мне сказать?
Дюпре вновь улыбнулся — судя по всему, самый неприятный для него момент мы уже обсудили.
— Если в моем досье чего-то не будет хватать, позвоните мне в офис. Несколько лет назад я пережил очень трудный бракоразводный процесс. Ушел от первой жены ко второй. Джулия была вне себя и подожгла мой офис в Атланте. Мне пришлось получать копии дипломов и сертификатов от университетов. И я не уверен, что эти документы есть в здешних архивах, но они хранятся у моей секретарши, так что если вы чего-то не найдете здесь, то свяжитесь со мной.
— Благодарю вас, доктор. Но вы вполне могли рассказать это в присутствии детективов. Все полученные сведения будут использованы только для расследования, и мы не собираемся предавать их огласке.
— Что ж, мисс Купер. Возможно, детский опыт заставляет меня относится к полиции немного скептически. Так что я лучше поделюсь личными делами с вами, чем с ними, — доктор Дюпре протянул руку и дотронулся до моих пальцев. — Уверен, это не последний наш разговор.
Мерсер ждал у конференц-зала вместе с Бансваром Десаем, одним из двух врачей, которых Спектор позвал вместо Джеммы Доген, когда утром она не появилась в операционной.
Десай был невысок и коренаст, его кожа была темнее, чем у Дюпре, а пакистанский акцент казался странным на фоне лощеной вежливости, приобретенной в английском пансионе. Я пригласила его в зал, шепотом велела Мерсеру позвонить Саре и попросить ее тщательно проверить Дюпре, покопаться в его прошлом, разузнать побольше о южных историях и деталях разбирательства по врачебной ошибке.
Я представилась доктору Десаю и указала ему стул напротив. Чэпмен вернулся в зал до того, как доктор сообщил мне общую информацию о себе.
Десай был одним из новых нейрохирургов, Джемма Доген наняла его всего год назад. Тогда его и приняли стажером в медицинский колледж «Минуита». На мои вопросы он отвечал кратко, а когда дело касалось его отношений с Доген, занимал глухую оборону.
Она была его наставником и спонсором, и мне было абсолютно ясно, что Десай до глубины души потрясен ее смертью.
Майк начал расспрашивать его об операции доктора Спектора, на которую он вызвал Десая и Харпера из толпы наблюдателей, чтобы они заменили Доген.
— Что вы подумали, когда она не пришла? Вы забеспокоились?
— Это, естественно, было очень на нее не похоже, — ответил Десай. — Джемма была профессионалом, мистер Чэпмен. Подумал ли я, что она пропала? Нет, совсем нет. Я подумал, что у нее появилось более важное дело. Или что они со Спектором снова поспорили по какому-либо поводу и...
— А о чем они могли поспорить, доктор Десай?
— Меня не посвящали в эту информацию, детектив. Я знал, что у них есть разногласия по поводу программы в колледже и что на этой почве они поругались, но я еще слишком младший сотрудник, чтобы меня допускали до таких материй.
— Но вы ведь были другом Джеммы, не так ли?
— Да, ее другом, мистер Чэпмен, несомненно. Но не доверенным лицом. Наши отношения касались только больницы и медицинского колледжа. Джемма проводила четкую черту между студентами и своей личной жизнью, и я не знаю ни одного, кто решился бы эту черту пересечь.
— А доктор Спектор? Он доверял вам достаточно, чтобы позвать ассистировать на операции, хотя знал, что вы — протеже доктора Доген? — спросила я.
— Первый интерес Спектора, мисс Купер, — не важно, нравятся вам его манеры или нет, — это благо его пациентов. Я никогда не влезал в больничные дрязги, но ни Спектор, ни Доген не могли упрекнуть меня в том, что я поддерживаю другую сторону. Кроме того, среди зрителей было не так много специалистов такого уровня, чтобы ассистировать на операции, когда выпала возможность. Это было, с позволения сказать, больше почетное присутствие, чем суровая необходимость. Я, конечно, подавал ему инструменты и кивал, соглашаясь с его решениями, но Спектор позвал нас с Харпером, чтобы мы могли вблизи повосхищаться его работой, так мне кажется. Ни я, ни Колман не влияли на операцию.
Что-то старомодное в манерах и речи Бансвара Десая делало общение с ним приятным, и я немного расслабилась. Я выросла в доме, где профессию врача боготворили и почитали. Перед достижениями моего отца преклонялся весь мир. Мы с братьями с детства вращались в тесном мирке выдающихся и заботливых медиков и медсестер, которые посвятили себя лучшим традициям и высокому искусству целительства. Беседы за ужином, к которым с удовольствием присоединялась мать — как медсестра, она обладала достаточными познаниями, чтобы поддержать разговор с врачами, — всегда вращались вокруг интересных медицинских казусов, попадавшихся в практике.
Эти размышления вернули меня к мыслям об Адаме Наймане, моем любимом мужчине, который трагически погиб всего за несколько часов до нашей свадьбы. Погрузившись в воспоминания, я отвлеклась от беседы Чэпмена и Десая, за что жестоко поплатилась. Адам снова предстал передо мной, как живой: вот он, уставший после операции, целует меня на прощание в последний раз. Кроме того, я совсем потеряла нить разговора, который касался убийства Джеммы Доген.
— На сегодня все, доктор Десай. Если захотите сообщить нам что-либо еще, не стесняйтесь, позвоните мне, — Майк протянул врачу-стажеру свою визитку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38