Джозеф тяжело вздохнул.— И да, и нет, — ответил он наконец. — Мы смогли бы стать хорошими родителями, если бы не обстоятельства.— Какие обстоятельства? — спросила его жена.Харкорт пожал плечами.— Достаточно взглянуть на Джима и Джейм, — просто сказал он.
На чердаке царили темнота и затхлость. Помещение было заставлено коробками, чемоданами и кипами пыльных книг, которые пролежали здесь, забытые, долгие годы. Срывая по пути густую паутину, Джейм пробиралась сквозь горы хлама в поисках старых семейных фотоальбомов, которые, как она знала, должны были храниться где-то здесь. В последнее время она чувствовала все возрастающий интерес к своим предкам как по линии Колби, так и Лайндов. Джейм говорила себе, что ее влечет простое любопытство, но на самом деле она искала какую-нибудь зацепку, свидетельство прошлого, которое она бы могла постоянно иметь перед глазами, — не важно, что именно. Ее родители умерли, бабка с материнской стороны тоже недавно скончалась. Дед после ряда кровоизлияний в мозг уже не узнавал внучку. Кейт по-прежнему жила в Вашингтоне — ее мужа прочили в государственные деятели. Джейм не знала ни единого родственника отца — разумеется, если не считать Элис и Джозефа, — но была совершенно уверена, что альбомы хранят какие-то сведения о них, которые могут дать ей ключ. До сих пор никто не желал говорить с ней на эту тему, и Джейм не уставала удивляться, отчего бы это.Устроившись в старом потертом кресле у маленького круглого окошка, похожего на корабельный иллюминатор, она откинула крышку ближайшего чемодана, не видя особой разницы, откуда начинать поиски. Чемодан был набит письмами и фотографиями, такими древними, что они уже начинали желтеть, а их уголки обломались и стали хрупкими от времени. Джейм взяла толстую пачку, положила себе на колени и принялась осторожно разбирать бумаги. «Господи, какие они старые!» — с изумлением подумала Джейм. Здесь попадались письма, датированные концом тридцатых — началом сороковых. Это были письма, которые ее мать получала от бабушки и Кейт, когда та еще училась в Вассаре, письма, которые мать писала отцу во время его поездок, но так и не отправляла. Фотографии матери, тетки и их родителей. Несколько снимков отца — пожелтевшие карточки с изображением высокого щеголеватого мужчины в военной форме. Отец был красив, но почему-то не улыбался. Судя по надписям, эти снимки были сделаны в самом конце войны.Разбирая чемодан за чемоданом, Джейм, к своему удивлению, обнаружила, что отец, по-видимому, не хранил ни фотографий, ни иных свидетельств о своих родственниках. Писем со штампами военных лет тоже не оказалось. И ни одной фотографии. «Создается впечатление, будто до тысяча девятьсот сорок второго года папа вовсе не существовал», — подумала озадаченная Джейм.Она отыскала фотографии отца и матери, когда те еще не были женаты. Фотографии со свадьбы, на борту «Куин Мэри» во время медового месяца. Парижские снимки — у Эйфелевой башни и Триумфальной арки.На всех фотографиях мама улыбалась. Она была хороша собой — ее красота не бросалась в глаза, в ней чувствовались порода и прекрасное воспитание. Но отец — отец был настоящий красавчик. Потрясающий мужчина.Джейм улыбнулась, вспоминая тот день, когда сказала папе, что когда-нибудь выйдет замуж за человека, точь-в-точь похожего на него. «Ни в коем случае! — воскликнул отец. Он был тронут словами дочери, но совершенно ясно дал понять, что ни на минуту не допускает подобной мысли. — Ты еще ребенок, принцесса. Ты любишь меня, я люблю тебя, но ты совсем не знаешь, каков я на самом деле. У меня множество недостатков, и я ни за что не хотел бы видеть свою дочь замужем за таким человеком, как я сам».«В этом он весь», — с гордостью подумала Джейм.Папа всегда был безукоризненно честен. Как можно было обвинить такого человека в преступлениях, которые ему вменялись в вину?Тщательно обыскав каждый чемодан и каждую коробку на чердаке, Джейм собрала огромную кипу писем и фотографий, намереваясь на досуге просмотреть их внимательнее. Собравшись уходить, она открыла маленькую дверцу, ведущую на узкую лестницу, и вдруг темноту чердака пронзил яркий луч с той стороны, высветив большой чемодан, который лежал в углу захламленного помещения, почти полностью скрытый дряхлым вылинявшим ковриком. Девушку разобрало любопытство, и она опять протиснулась сквозь кучи мусора посмотреть, что лежит в чемодане.При ближайшем рассмотрении чемодан оказался старым армейским сундучком. Взломав проржавевший замок большой отверткой, которую она принесла с собой, Джейм наконец открыла крышку. Внутри она обнаружила несколько пакетов различных размеров. Пакеты были адресованы ей и все до единого надорваны. Джейм взяла лежавший наверху пакет, вскрыла его и достала красивую куклу, одетую в изящно отделанный жокейский костюм, точно такой же, какой она получила от отца в подарок много лет назад. Еще в пакете лежала записка, датированная четырнадцатым февраля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года: «Поздравляю свою любимую девочку с Днем святого Валентина. Твой папа».Папа! Сердце Джейм замерло. Февраль шестьдесят седьмого года — ведь это два месяца спустя после его предполагаемой гибели в авиакатастрофе! Поспешно срывая обертки трясущимися пальцами, она вскрыла пакеты один за другим. Это были подарки на Рождество, на дни рождения. Отец посылал их каждый год. К каждому из них прилагалась короткая записка либо длинное послание, в которых отец рассказывал ей о местах, где он бывал, о том, как он без нее скучает, но ни разу не упомянул о каких-нибудь неприятностях.Джейм собрала письма и закрыла сундучок. Ее глаза застилали жгучие слезы. Итак, ее обманули. Все эти годы она думала, что папа умер, и все это время от нее прятали его письма. Будь прокляты люди, ввергшие ее в этот кошмар! Джейм с размаху хватила кулаком по стене чердака. Жив ли папа сейчас? Что с ним случилось? Что помешало ему вернуться домой? Господи, должно же быть объяснение тому, что все эти годы он провел на чужбине!Вот только какое?
Элис сидела в библиотеке, когда распахнулась дверь и в комнату ворвалась Джейм с потемневшим от гнева лицом, яростно размахивая зажатыми в правой руке письмами.— Почему вы мне солгали? — запальчиво выкрикнула она, швырнув письма на стол перед Элис.— О чем мы солгали, милая? — невозмутимо осведомилась Элис, отрывая взгляд от хозяйственных счетов и чеков, которые она подписывала.— О моем отце! Вы сказали мне, что он погиб в катастрофе.— Но он действительно погиб. — Элис сохраняла спокойствие. — Тебе известно, что…— Ты лживая сука! — крикнула Джейм. — Взгляни, что я обнаружила на чердаке!Элис посмотрела на листки, лежавшие на столе. Ей не нужно было разворачивать письма, чтобы понять, откуда они взялись. Один взгляд на гневное лицо девушки сказал Элис больше, чем она хотела бы знать.— Что ты делала на чердаке? — осторожно спросила она.— Не ваше дело, черт побери! — прошипела Джейм. — Я нашла старый сундук своего отца и подарки, которые лежали внутри. Я готова побиться об заклад, что мой отец жив. Вы держали меня в неведении, Элис. Что еще вы от меня утаили?— Если ты возьмешь себя в руки… — заговорила Элис, вставая из-за стола и собираясь предпринять срочные меры, чтобы смягчить остроту возникшей ситуации.Но Джейм и не думала успокаиваться.— Избавьте меня от вашего вранья, — холодно произнесла она. — Вы уже причинили мне столько горя, что хватит на всю жизнь! — С этими словами она сгребла письма и шагнула к двери.— Джейм! Прошу тебя, подожди, — сказала Элис.Джейм стала как вкопанная, но не обернулась.— Ну, что еще? — презрительно отозвалась она.— Я… Куда ты идешь? — спросила Элис, начиная нервничать.Джейм круто повернулась и посмотрела ей в лицо.— Первым делом я поднимусь наверх и соберу вещи, — сказала она, гневно сверкая глазами. — Потом я уеду обратно в Принстон. Я хочу узнать, что на самом деле произошло с моим отцом. А что будет дальше, посмотрим. Но я никогда не вернусь в этот дом, пока вы живете здесь.Она выскочила из комнаты. Элис Харкорт смотрела ей вслед.
Джейм сидела в вагоне одна, отсутствующе глядя в окно. Поезд мчался через Элизабет, направляясь в Принстон. Глаза девушки покраснели и припухли, на щеках выступили пятна. Она больше не могла плакать — у нее не оставалось слез. Джейм впервые в жизни почувствовала, каково это — по-настоящему хотеть убить человека. Она могла не моргнув глазом прикончить Элис Харкорт голыми руками и понимала, что должна убраться из дома, пока не сделала этого. Она никогда ни к кому не испытывала такой ненависти, как к Элис.Последние двенадцать лет ее жизни оказались ложью. Внутренний голос Джейм продолжал говорить ей, что отец все еще жив, что он в опасности и нуждается в ее помощи. Джейм плотнее завернулась в джинсовую куртку, но никакая одежда не смогла бы защитить ее от холода, пронизавшего все ее существо. Отец не погиб в катастрофе, он не похищал денег, принадлежавших компании Колби. Джейм уже не сомневалась, что Элис и Джозеф Харкорт совершенно посторонние ей люди. Но если так, кто они на самом деле? Зачем они все это время жили с ней под одной крышей, зачем скрывали от нее правду? Это казалось полной бессмыслицей. «Но я узнаю, — пообещала себе Джейм. — Я обязательно узнаю. Я докопаюсь до истины».Даже если на это уйдут годы.
Вашингтон, округ Колумбия Гарри Уорнер в одиночестве сидел у себя в кабинете, доедая легкий завтрак, состоявший из салата с тунцом на поджаренном хлебе и фруктового коктейля, когда зажужжал интерком и голос секретаря таинственно произнес:— Они уже здесь.Уорнер дожевал бутерброд и ответил:— Давайте их ко мне, Терри.Секунду спустя дверь открылась и в кабинет вошли Элис и Джозеф Харкорт. Уорнер смерил их взглядом.— Я был лучшего мнения о вас, — сказал он, не скрывая раздражения. — Вам полагалось держать девчонку на привязи и сделать все, чтобы Лайнд не сумел с ней связаться. Вы должны были выяснить, что он рассказывал ей о своей настоящей профессии. И вдруг вы звоните мне и сообщаете, что ваша легенда лопнула, что девушка узнала о том, что ее отец жив, и она намерена его отыскать. Как вы могли это допустить?— Джейм нашла адресованные ей пакеты и письма, — объяснил Джозеф. — Они были заперты на чердаке в старом армейском сундуке…— Как они там оказались? — вспылил Уорнер. — Вы обязаны были уничтожить все до последней бумажки!— Сейчас поздно говорить об этом, — произнесла Элис. Она скрыла от Уорнера, что ее мужу попросту не хватило духа оборвать последнюю ниточку, соединявшую Джейм с Лайндом, так он привязался к девочке за долгие годы. Она не сказала Уорнеру о письме от Лайнда, которое получил Джозеф вскоре после того, как компания Колби помогла им сменить имена и назначила супругов Харкорт официальными опекунами Джейм, пустив в ход методику государственной программы защиты свидетелей, жизнь которых подвергается опасности после выступления в суде. Что было в том письме?«Джейм — единственное, что имеет для меня значение в целом мире. Я не могу быть ей отцом в полном смысле этого слова, но хочу, чтобы с ней хотя бы оставалась моя любовь. Я уверен, когда-нибудь вы найдете способ передать ей мои послания…» Его пожелание отчасти исполнилось. Он сумел на удивление регулярно передавать посылки из-за рубежа по цепочке, в которой участвовало множество агентов.— Джейм может изрядно потрепать нам нервы, — сказала Элис. — Она не оставит все как есть и не заживет обычной жизнью. И даже сознание своего бессилия вряд ли остановит ее.— Думаете, она начнет совать повсюду свой нос? — спросил Уорнер, переводя взгляд с Элис на Джозефа и обратно.На сей раз ответил Джозеф.— Я уверен в этом, — сказал он. Глава 10 Нью-Йорк, апрель 1984 года Джейм перебежала Мэдисон-авеню на красный сигнал светофора. Ее плащ цвета пожарной машины яростно хлопал на порывистом ветру. Оказавшись на тротуаре, Джейм ловко протиснулась сквозь плотную утреннюю толпу пешеходов и вошла в здание издательства Паттерсона, расположенное на углу Мэдисон-авеню и Тридцать шестой улицы. Прошагав по запруженному людьми холлу к отделанным под старину лифтам, успела вскочить в одну из кабин, когда ее дверцы уже начинали закрываться.Лифт вздрогнул и пошел вверх. Мужчины и женщины, находившиеся в кабине, бросали на Джейм любопытные взгляды, но она не обращала внимания. При своем росте пять футов десять дюймов она была намного выше окружавших ее женщин и столь же высокой, как большинство мужчин. В отличие от других рослых женщин она не сутулилась, вполне удовлетворенная своим телосложением. Ее фигура, правильные черты лица и великолепные золотистые волосы создавали потрясающий образ, была ли она в вечернем платье или бегала по Центральному парку в изумрудно-зеленом спортивном костюме. В свои двадцать семь Джейм Лайнд была одной из тех женщин, которые неизменно привлекают к себе взгляды, где бы они ни находились.Лифт со скрежетом остановился на пятнадцатом этаже. Как только дверцы раздвинулись, Джейм вышла и решительно шагнула в зеркальную стеклянную дверь, на которой большими золотыми и черными буквами было выведено: «Уорлд вьюз мэгэзин». И хотя Джейм проработала в журнале почти шесть лет, она не уставала удивляться тому, какими современными кажутся помещения издательства по сравнению со старомодными лифтами и холлом.— Привет, Холли! — воскликнула Джейм, минуя большой овальный стол с селекторным устройством и множеством телефонов и кивая сидевшей за ним симпатичной девушке. Пройдя приемную, она углубилась в длинный коридор, стены которого были завешены взятыми в рамку обложками предыдущих изданий. Свернув в маленький коридорчик, ведущий в ее собственный кабинет, Джейм резко остановилась в дверях, увидев внутри Майка Тэрнера, главного художника журнала и по совместительству первого сердцееда. Майк сидел в ее кресле, закинув руки за голову и положив ноги на угол заваленного бумагами стола. Тэрнер был самым красивым мужчиной в издательстве и одновременно самым несносным, если не считать главного редактора Терренса Хильера. Майк Тэрнер был высоким, отлично сложенным, у него было волевое чеканное лицо, густые иссиня-черные волосы и дерзкие голубые глаза. Любая сотрудница журнала была бы счастлива повиснуть у него.. на шее по первому его зову — любая, кроме Джейм, у которой не было ни малейшего желания поддерживать с Майком отношения. По этой, и только этой, причине Майк находил особое удовольствие дразнить ее при всяком удобном случае.— Что ты здесь делаешь? — сердито осведомилась Джейм, решительно сбрасывая со стола его ноги.— Жду тебя, что же еще? — с ухмылкой отозвался Тэрнер. Он вытащил из кармана тонкий портсигар с золотыми накладками, встал и добавил:— Ты пропустила совещание у редактора. — Он хмыкнул с насмешливым неодобрением, достал сигарету, сжал ее пухлыми губами и небрежно раскурил. — Что скажешь в оправдание, женщина?— Я не намерена оправдываться перед тобой. — Джейм сняла промокший плащ, повесила его на металлический крюк, привинченный к двери изнутри, и осталась в зеленом свитере, перехваченном на поясе ремешком, и в бурых шерстяных слаксах, заправленных в высокие коричневые кожаные башмаки. На ней не было никаких украшений, кроме мужских золотых часов, принадлежавших ее отцу, и старинного золотого колечка матери.— Редакция утвердила список публикаций, которые выйдут на следующей неделе, если это тебе интересно, — объявил Тэрнер.— А что, меня это должно заинтересовать? — спросила Джейм, усаживаясь за стол.— Еще бы. Они выбросили твою заметку о демонстрантах из университета Браун.— Это дело рук ублюдка Хильера, никаких сомнений, — раздраженно заметила Джейм. — Вкусы этого человека воистину ужасны.— Наконец-то мы с тобой хоть в чем-то сошлись, — с деланным изумлением заметил Тэрнер. — Что мне больше всего нравится в тебе, рыжуля, так это твоя дипломатичность. — Он глубоко затянулся сигаретой и продолжал:— Если тебе захочется поплакать в чью-нибудь жилетку…— Мне хочется остаться одной, чтобы поразмыслить над новыми идеями, — сердито отозвалась Джейм.— На которых Хильер тут же поставит крест, — парировал Тэрнер.Джейм задумчиво потерла лоб.— Быть может, ты все-таки уберешься? — попросила она, едва сдерживая желание вышвырнуть Тэрнера своими руками.— Уже ухожу, — сказал тот, отступая к двери. — Мне бы не хотелось заставлять тебя думать, будто Майкл Тэрнер не понимает намеков.— Порой мне кажется, что ты поймешь намек не раньше, чем тебя переедет здоровенный грузовик, — угрожающе процедила Джейм.Тэрнер ушел, хохоча в голос. Джейм встала и закрыла за ним дверь. Она была так зла на Хильера, что ей хотелось нанизать его на шампур и поджарить на медленном огне. Это был уже третий случай за последние два месяца, когда редактор отправлял в корзину ее заметки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
На чердаке царили темнота и затхлость. Помещение было заставлено коробками, чемоданами и кипами пыльных книг, которые пролежали здесь, забытые, долгие годы. Срывая по пути густую паутину, Джейм пробиралась сквозь горы хлама в поисках старых семейных фотоальбомов, которые, как она знала, должны были храниться где-то здесь. В последнее время она чувствовала все возрастающий интерес к своим предкам как по линии Колби, так и Лайндов. Джейм говорила себе, что ее влечет простое любопытство, но на самом деле она искала какую-нибудь зацепку, свидетельство прошлого, которое она бы могла постоянно иметь перед глазами, — не важно, что именно. Ее родители умерли, бабка с материнской стороны тоже недавно скончалась. Дед после ряда кровоизлияний в мозг уже не узнавал внучку. Кейт по-прежнему жила в Вашингтоне — ее мужа прочили в государственные деятели. Джейм не знала ни единого родственника отца — разумеется, если не считать Элис и Джозефа, — но была совершенно уверена, что альбомы хранят какие-то сведения о них, которые могут дать ей ключ. До сих пор никто не желал говорить с ней на эту тему, и Джейм не уставала удивляться, отчего бы это.Устроившись в старом потертом кресле у маленького круглого окошка, похожего на корабельный иллюминатор, она откинула крышку ближайшего чемодана, не видя особой разницы, откуда начинать поиски. Чемодан был набит письмами и фотографиями, такими древними, что они уже начинали желтеть, а их уголки обломались и стали хрупкими от времени. Джейм взяла толстую пачку, положила себе на колени и принялась осторожно разбирать бумаги. «Господи, какие они старые!» — с изумлением подумала Джейм. Здесь попадались письма, датированные концом тридцатых — началом сороковых. Это были письма, которые ее мать получала от бабушки и Кейт, когда та еще училась в Вассаре, письма, которые мать писала отцу во время его поездок, но так и не отправляла. Фотографии матери, тетки и их родителей. Несколько снимков отца — пожелтевшие карточки с изображением высокого щеголеватого мужчины в военной форме. Отец был красив, но почему-то не улыбался. Судя по надписям, эти снимки были сделаны в самом конце войны.Разбирая чемодан за чемоданом, Джейм, к своему удивлению, обнаружила, что отец, по-видимому, не хранил ни фотографий, ни иных свидетельств о своих родственниках. Писем со штампами военных лет тоже не оказалось. И ни одной фотографии. «Создается впечатление, будто до тысяча девятьсот сорок второго года папа вовсе не существовал», — подумала озадаченная Джейм.Она отыскала фотографии отца и матери, когда те еще не были женаты. Фотографии со свадьбы, на борту «Куин Мэри» во время медового месяца. Парижские снимки — у Эйфелевой башни и Триумфальной арки.На всех фотографиях мама улыбалась. Она была хороша собой — ее красота не бросалась в глаза, в ней чувствовались порода и прекрасное воспитание. Но отец — отец был настоящий красавчик. Потрясающий мужчина.Джейм улыбнулась, вспоминая тот день, когда сказала папе, что когда-нибудь выйдет замуж за человека, точь-в-точь похожего на него. «Ни в коем случае! — воскликнул отец. Он был тронут словами дочери, но совершенно ясно дал понять, что ни на минуту не допускает подобной мысли. — Ты еще ребенок, принцесса. Ты любишь меня, я люблю тебя, но ты совсем не знаешь, каков я на самом деле. У меня множество недостатков, и я ни за что не хотел бы видеть свою дочь замужем за таким человеком, как я сам».«В этом он весь», — с гордостью подумала Джейм.Папа всегда был безукоризненно честен. Как можно было обвинить такого человека в преступлениях, которые ему вменялись в вину?Тщательно обыскав каждый чемодан и каждую коробку на чердаке, Джейм собрала огромную кипу писем и фотографий, намереваясь на досуге просмотреть их внимательнее. Собравшись уходить, она открыла маленькую дверцу, ведущую на узкую лестницу, и вдруг темноту чердака пронзил яркий луч с той стороны, высветив большой чемодан, который лежал в углу захламленного помещения, почти полностью скрытый дряхлым вылинявшим ковриком. Девушку разобрало любопытство, и она опять протиснулась сквозь кучи мусора посмотреть, что лежит в чемодане.При ближайшем рассмотрении чемодан оказался старым армейским сундучком. Взломав проржавевший замок большой отверткой, которую она принесла с собой, Джейм наконец открыла крышку. Внутри она обнаружила несколько пакетов различных размеров. Пакеты были адресованы ей и все до единого надорваны. Джейм взяла лежавший наверху пакет, вскрыла его и достала красивую куклу, одетую в изящно отделанный жокейский костюм, точно такой же, какой она получила от отца в подарок много лет назад. Еще в пакете лежала записка, датированная четырнадцатым февраля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года: «Поздравляю свою любимую девочку с Днем святого Валентина. Твой папа».Папа! Сердце Джейм замерло. Февраль шестьдесят седьмого года — ведь это два месяца спустя после его предполагаемой гибели в авиакатастрофе! Поспешно срывая обертки трясущимися пальцами, она вскрыла пакеты один за другим. Это были подарки на Рождество, на дни рождения. Отец посылал их каждый год. К каждому из них прилагалась короткая записка либо длинное послание, в которых отец рассказывал ей о местах, где он бывал, о том, как он без нее скучает, но ни разу не упомянул о каких-нибудь неприятностях.Джейм собрала письма и закрыла сундучок. Ее глаза застилали жгучие слезы. Итак, ее обманули. Все эти годы она думала, что папа умер, и все это время от нее прятали его письма. Будь прокляты люди, ввергшие ее в этот кошмар! Джейм с размаху хватила кулаком по стене чердака. Жив ли папа сейчас? Что с ним случилось? Что помешало ему вернуться домой? Господи, должно же быть объяснение тому, что все эти годы он провел на чужбине!Вот только какое?
Элис сидела в библиотеке, когда распахнулась дверь и в комнату ворвалась Джейм с потемневшим от гнева лицом, яростно размахивая зажатыми в правой руке письмами.— Почему вы мне солгали? — запальчиво выкрикнула она, швырнув письма на стол перед Элис.— О чем мы солгали, милая? — невозмутимо осведомилась Элис, отрывая взгляд от хозяйственных счетов и чеков, которые она подписывала.— О моем отце! Вы сказали мне, что он погиб в катастрофе.— Но он действительно погиб. — Элис сохраняла спокойствие. — Тебе известно, что…— Ты лживая сука! — крикнула Джейм. — Взгляни, что я обнаружила на чердаке!Элис посмотрела на листки, лежавшие на столе. Ей не нужно было разворачивать письма, чтобы понять, откуда они взялись. Один взгляд на гневное лицо девушки сказал Элис больше, чем она хотела бы знать.— Что ты делала на чердаке? — осторожно спросила она.— Не ваше дело, черт побери! — прошипела Джейм. — Я нашла старый сундук своего отца и подарки, которые лежали внутри. Я готова побиться об заклад, что мой отец жив. Вы держали меня в неведении, Элис. Что еще вы от меня утаили?— Если ты возьмешь себя в руки… — заговорила Элис, вставая из-за стола и собираясь предпринять срочные меры, чтобы смягчить остроту возникшей ситуации.Но Джейм и не думала успокаиваться.— Избавьте меня от вашего вранья, — холодно произнесла она. — Вы уже причинили мне столько горя, что хватит на всю жизнь! — С этими словами она сгребла письма и шагнула к двери.— Джейм! Прошу тебя, подожди, — сказала Элис.Джейм стала как вкопанная, но не обернулась.— Ну, что еще? — презрительно отозвалась она.— Я… Куда ты идешь? — спросила Элис, начиная нервничать.Джейм круто повернулась и посмотрела ей в лицо.— Первым делом я поднимусь наверх и соберу вещи, — сказала она, гневно сверкая глазами. — Потом я уеду обратно в Принстон. Я хочу узнать, что на самом деле произошло с моим отцом. А что будет дальше, посмотрим. Но я никогда не вернусь в этот дом, пока вы живете здесь.Она выскочила из комнаты. Элис Харкорт смотрела ей вслед.
Джейм сидела в вагоне одна, отсутствующе глядя в окно. Поезд мчался через Элизабет, направляясь в Принстон. Глаза девушки покраснели и припухли, на щеках выступили пятна. Она больше не могла плакать — у нее не оставалось слез. Джейм впервые в жизни почувствовала, каково это — по-настоящему хотеть убить человека. Она могла не моргнув глазом прикончить Элис Харкорт голыми руками и понимала, что должна убраться из дома, пока не сделала этого. Она никогда ни к кому не испытывала такой ненависти, как к Элис.Последние двенадцать лет ее жизни оказались ложью. Внутренний голос Джейм продолжал говорить ей, что отец все еще жив, что он в опасности и нуждается в ее помощи. Джейм плотнее завернулась в джинсовую куртку, но никакая одежда не смогла бы защитить ее от холода, пронизавшего все ее существо. Отец не погиб в катастрофе, он не похищал денег, принадлежавших компании Колби. Джейм уже не сомневалась, что Элис и Джозеф Харкорт совершенно посторонние ей люди. Но если так, кто они на самом деле? Зачем они все это время жили с ней под одной крышей, зачем скрывали от нее правду? Это казалось полной бессмыслицей. «Но я узнаю, — пообещала себе Джейм. — Я обязательно узнаю. Я докопаюсь до истины».Даже если на это уйдут годы.
Вашингтон, округ Колумбия Гарри Уорнер в одиночестве сидел у себя в кабинете, доедая легкий завтрак, состоявший из салата с тунцом на поджаренном хлебе и фруктового коктейля, когда зажужжал интерком и голос секретаря таинственно произнес:— Они уже здесь.Уорнер дожевал бутерброд и ответил:— Давайте их ко мне, Терри.Секунду спустя дверь открылась и в кабинет вошли Элис и Джозеф Харкорт. Уорнер смерил их взглядом.— Я был лучшего мнения о вас, — сказал он, не скрывая раздражения. — Вам полагалось держать девчонку на привязи и сделать все, чтобы Лайнд не сумел с ней связаться. Вы должны были выяснить, что он рассказывал ей о своей настоящей профессии. И вдруг вы звоните мне и сообщаете, что ваша легенда лопнула, что девушка узнала о том, что ее отец жив, и она намерена его отыскать. Как вы могли это допустить?— Джейм нашла адресованные ей пакеты и письма, — объяснил Джозеф. — Они были заперты на чердаке в старом армейском сундуке…— Как они там оказались? — вспылил Уорнер. — Вы обязаны были уничтожить все до последней бумажки!— Сейчас поздно говорить об этом, — произнесла Элис. Она скрыла от Уорнера, что ее мужу попросту не хватило духа оборвать последнюю ниточку, соединявшую Джейм с Лайндом, так он привязался к девочке за долгие годы. Она не сказала Уорнеру о письме от Лайнда, которое получил Джозеф вскоре после того, как компания Колби помогла им сменить имена и назначила супругов Харкорт официальными опекунами Джейм, пустив в ход методику государственной программы защиты свидетелей, жизнь которых подвергается опасности после выступления в суде. Что было в том письме?«Джейм — единственное, что имеет для меня значение в целом мире. Я не могу быть ей отцом в полном смысле этого слова, но хочу, чтобы с ней хотя бы оставалась моя любовь. Я уверен, когда-нибудь вы найдете способ передать ей мои послания…» Его пожелание отчасти исполнилось. Он сумел на удивление регулярно передавать посылки из-за рубежа по цепочке, в которой участвовало множество агентов.— Джейм может изрядно потрепать нам нервы, — сказала Элис. — Она не оставит все как есть и не заживет обычной жизнью. И даже сознание своего бессилия вряд ли остановит ее.— Думаете, она начнет совать повсюду свой нос? — спросил Уорнер, переводя взгляд с Элис на Джозефа и обратно.На сей раз ответил Джозеф.— Я уверен в этом, — сказал он. Глава 10 Нью-Йорк, апрель 1984 года Джейм перебежала Мэдисон-авеню на красный сигнал светофора. Ее плащ цвета пожарной машины яростно хлопал на порывистом ветру. Оказавшись на тротуаре, Джейм ловко протиснулась сквозь плотную утреннюю толпу пешеходов и вошла в здание издательства Паттерсона, расположенное на углу Мэдисон-авеню и Тридцать шестой улицы. Прошагав по запруженному людьми холлу к отделанным под старину лифтам, успела вскочить в одну из кабин, когда ее дверцы уже начинали закрываться.Лифт вздрогнул и пошел вверх. Мужчины и женщины, находившиеся в кабине, бросали на Джейм любопытные взгляды, но она не обращала внимания. При своем росте пять футов десять дюймов она была намного выше окружавших ее женщин и столь же высокой, как большинство мужчин. В отличие от других рослых женщин она не сутулилась, вполне удовлетворенная своим телосложением. Ее фигура, правильные черты лица и великолепные золотистые волосы создавали потрясающий образ, была ли она в вечернем платье или бегала по Центральному парку в изумрудно-зеленом спортивном костюме. В свои двадцать семь Джейм Лайнд была одной из тех женщин, которые неизменно привлекают к себе взгляды, где бы они ни находились.Лифт со скрежетом остановился на пятнадцатом этаже. Как только дверцы раздвинулись, Джейм вышла и решительно шагнула в зеркальную стеклянную дверь, на которой большими золотыми и черными буквами было выведено: «Уорлд вьюз мэгэзин». И хотя Джейм проработала в журнале почти шесть лет, она не уставала удивляться тому, какими современными кажутся помещения издательства по сравнению со старомодными лифтами и холлом.— Привет, Холли! — воскликнула Джейм, минуя большой овальный стол с селекторным устройством и множеством телефонов и кивая сидевшей за ним симпатичной девушке. Пройдя приемную, она углубилась в длинный коридор, стены которого были завешены взятыми в рамку обложками предыдущих изданий. Свернув в маленький коридорчик, ведущий в ее собственный кабинет, Джейм резко остановилась в дверях, увидев внутри Майка Тэрнера, главного художника журнала и по совместительству первого сердцееда. Майк сидел в ее кресле, закинув руки за голову и положив ноги на угол заваленного бумагами стола. Тэрнер был самым красивым мужчиной в издательстве и одновременно самым несносным, если не считать главного редактора Терренса Хильера. Майк Тэрнер был высоким, отлично сложенным, у него было волевое чеканное лицо, густые иссиня-черные волосы и дерзкие голубые глаза. Любая сотрудница журнала была бы счастлива повиснуть у него.. на шее по первому его зову — любая, кроме Джейм, у которой не было ни малейшего желания поддерживать с Майком отношения. По этой, и только этой, причине Майк находил особое удовольствие дразнить ее при всяком удобном случае.— Что ты здесь делаешь? — сердито осведомилась Джейм, решительно сбрасывая со стола его ноги.— Жду тебя, что же еще? — с ухмылкой отозвался Тэрнер. Он вытащил из кармана тонкий портсигар с золотыми накладками, встал и добавил:— Ты пропустила совещание у редактора. — Он хмыкнул с насмешливым неодобрением, достал сигарету, сжал ее пухлыми губами и небрежно раскурил. — Что скажешь в оправдание, женщина?— Я не намерена оправдываться перед тобой. — Джейм сняла промокший плащ, повесила его на металлический крюк, привинченный к двери изнутри, и осталась в зеленом свитере, перехваченном на поясе ремешком, и в бурых шерстяных слаксах, заправленных в высокие коричневые кожаные башмаки. На ней не было никаких украшений, кроме мужских золотых часов, принадлежавших ее отцу, и старинного золотого колечка матери.— Редакция утвердила список публикаций, которые выйдут на следующей неделе, если это тебе интересно, — объявил Тэрнер.— А что, меня это должно заинтересовать? — спросила Джейм, усаживаясь за стол.— Еще бы. Они выбросили твою заметку о демонстрантах из университета Браун.— Это дело рук ублюдка Хильера, никаких сомнений, — раздраженно заметила Джейм. — Вкусы этого человека воистину ужасны.— Наконец-то мы с тобой хоть в чем-то сошлись, — с деланным изумлением заметил Тэрнер. — Что мне больше всего нравится в тебе, рыжуля, так это твоя дипломатичность. — Он глубоко затянулся сигаретой и продолжал:— Если тебе захочется поплакать в чью-нибудь жилетку…— Мне хочется остаться одной, чтобы поразмыслить над новыми идеями, — сердито отозвалась Джейм.— На которых Хильер тут же поставит крест, — парировал Тэрнер.Джейм задумчиво потерла лоб.— Быть может, ты все-таки уберешься? — попросила она, едва сдерживая желание вышвырнуть Тэрнера своими руками.— Уже ухожу, — сказал тот, отступая к двери. — Мне бы не хотелось заставлять тебя думать, будто Майкл Тэрнер не понимает намеков.— Порой мне кажется, что ты поймешь намек не раньше, чем тебя переедет здоровенный грузовик, — угрожающе процедила Джейм.Тэрнер ушел, хохоча в голос. Джейм встала и закрыла за ним дверь. Она была так зла на Хильера, что ей хотелось нанизать его на шампур и поджарить на медленном огне. Это был уже третий случай за последние два месяца, когда редактор отправлял в корзину ее заметки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32