Два дня спустя Поттинджер со своим отрядом прибыли в небольшой глинобитный кишлак Мугси, где собирались заночевать. Но, узнав о том, что там произошло, решили не задерживаться. Как им рассказали, всего за несколько дней до этого шайка вооруженных бандитов убила сардара и его семью и захватила кишлак. Одному из сыновей старосты удалось бежать, и именно в тот момент бандиты осадили дом, в котором тот укрылся. Все это показали Поттинджеру и его людям. Несчастному юноше, чей отец отказался наделить бандитов землей возле кишлака, заявили, что либо он выйдет из дома на расправу, либо его уморят голодом. Никто из жителей кишлака не попытался его защитить, и небольшой отряд Поттинджера был бессилен что-либо сделать. У них не оставалось другого выхода, как продолжить свой путь, предоставив несчастного его судьбе.
Три дня спустя Поттинджер поймал себя на мысли, не наступил ли и его собственный последний час. В селение Пухра он прибыл с рекомендательным письмом от сардара предыдущего кишлака. Письмо это он представил хану Пухры, который поручил своему чиновнику — мирзе — прочитать его вслух. К своему величайшему смущению, Поттинджер услышал высказанное в письме подозрение, что этот паломник, прошедший через их кишлак, на самом деле — человек высокого происхождения, возможно, даже хан, который отрекся от привилегированной жизни, чтобы вести скромную жизнь праведника. Поттинджер не сомневался, что все это было написано с самыми лучшими намерениями, чтобы обеспечить ему доброжелательный прием. Но одновременно это могло напрямую привести к тому, что его разоблачат не только как фальшивого паломника, но, более того, неверного, христианина и вдобавок англичанина. Причем его разоблачение последовало с самой неожиданной стороны.
Когда было прочитано письмо сардара, окружившая Поттинджера толпа жителей кишлака принялась с новым интересом его разглядывать. И именно в этот момент неожиданно подал голос мальчуган лет 10—12. «Если бы он не сказал, что он паломник, я бы поклялся, что он приходится братом тому европейцу Гранту, который приезжал в прошлом году в Бампур…». Наблюдательный малыш был недалек от правды. Годом раньше капитан В.П. Грант из Бенгальской туземной пехоты был направлен для обследования побережья Макрана с тем, чтобы выяснить, сможет ли вражеская армия пройти в Индию этим путем (он доложил, что это возможно). В ходе своей разведывательной миссии он на несколько дней проник внутрь страны, в город Бампур в Восточной Персии, к которому Поттинджер как раз приближался. По удивительно несчастливому стечению обстоятельств этот мальчик, вероятно единственный из присутствующих, видевший живого европейца, умудрился его встретить и подметить известное сходство.
Потрясенный Поттинджер постарался скрыть свое беспокойство. «Я попытался игнорировать замечание паренька, — писал он, — но мой смущенный вид меня выдал». Заметив это, хан спросил, правда ли, что он на самом деле европеец. К облегчению Поттинджера, он добавил, что, если это и так, ему нечего бояться, никакого вреда ему не причинят. Поняв, что продолжать запираться не имеет смысла, Поттинджер признался, что он действительно европеец, но состоит на службе у богатого индийского купца. В начале путешествия подобное признание вполне могло стоить ему жизни, так как немедленно последовал бы вывод, что он — английский шпион. Но теперь он был совсем рядом с персидской границей и, следовательно, чувствовал себя в большей безопасности, хотя отнюдь не в полной. Более того, его легенда была раскрыта лишь частично. Его истинная профессия и действительная цель присутствия в этом районе оставались тайной.
К счастью, хан был восхищен его уловкой и не нашел ничего оскорбительного в том, что неверный выдает себя за мусульманского праведника. Но одураченный проводник Поттинджера принялся восхвалять его достоинства. Сначала он отказался поверить в признание Поттинджера и угостил хана и собравшуюся толпу рассказами о теологических дебатах, которые ему довелось вести с праведником. Хан смеялся от всего сердца, когда тот описывал, как Поттинджер брал над ним верх в вопросах религии, в которую, как теперь выяснилось, он не верил. Замешательство проводника еще более усилилось после того, как один из спутников Поттинджера заявил, что он с самого начала знал, что тот не паломник, хотя и не подозревал, что он — европеец.
Придя в ярость от того, что его аргументы были опровергнуты, проводник обвинил того, что он — сообщник в тщательно спланированном Поттинджером обмане. В конце концов положение спасло хорошее настроение хана, который заметил, что обманулись и все остальные, включая его самого. А к моменту их отъезда спустя сорок восемь часов Поттинджер обнаружил, что и проводник его простил. В промежутке между этими событиями Поттинджер превратился в знаменитость, и его жилище осаждали те, кого он описал как «толпу ленивых и шумных белуджей, пристававших ко мне с бестолковыми вопросами и замечаниями». Однако в полдень прибыл настоящий праведник, на этот раз индусский факир, что облегчило Поттинджеру «задачу развлекать весь кишлак».
Пять дней спустя Поттинджер въезжал в трудно описуемый словами кишлак Басман, последнее обитаемое место в Белуджистане к востоку от огромной пустыни, которую он намеревался пересечь по дороге к безопасным землям шаха. 21 апреля, отдохнув до вечера в кишлаке, Поттинджер со спутниками отправились к пустыне, до которой добрались ранним утром. Здесь не было ни воды, ни какой-либо растительности, тогда как жара, как рассказывает Поттинджер, «была самой сильной и совершенно подавляющей по сравнению с тем, что мне приходилось испытывать после отправления из Индии». Их все время дразнили миражи— как их называли белуджи, сухраб, или «вода в пустыне».
В дневниковых записях Поттинджер постоянно преуменьшает опасности и неудобства своего путешествия, но при описании перехода через пустыню он впервые позволяет читателю разделить с ним мучительные страдания от жажды. «Человек с терпением и надеждой может выдержать, — пишет он, — усталость и голод, жару или холод, и даже длительное полное отсутствие естественного отдыха. Но чувствовать, что у вас в горле все пересохло так, что вы с трудом можете вздохнуть, опасаться пошевелить языком во рту, боясь при этом задохнуться, и не иметь возможности избавиться от этого ужасного ощущения, это… это самое страшное испытание, которое может ждать путешественника ».
Через два дня такой тяжелой езды, обычно по ночам, чтобы избежать жары, путники достигли небольшого кишлака Реган на границе с Персией в дальнем конце пустыни. Тот был окружен мастерски выстроенной высокой стеной, длина которой по каждой стороне достигала 250 ярдов, а толщина у основания — 5 или 6 футов. Как потом узнал Поттинджер, жители кишлака пребывали в постоянном страхе нападения племен белуджей, которые, как он рассказывает, «редко пропускали возможность совершить один-два раза в год ужасный набег сюда или в какой-либо другой район персидской территории». Помимо охраны у единственных ворот вдоль стены через определенные интервалы располагались часовые, вооруженные фитильными ружьями. Они дежурили всю ночь, «часто аукаясь и перекликаясь, чтобы подбодрить друг друга и показать затаившемуся врагу, что они начеку».
Неожиданное появление из пустыни отряда Поттинджера вызвало испуг и напряжение. «Дело в том, что никто не мог понять, — писал он, — как мы могли незамеченными пересечь всю страну». Хан, который тепло его принял, выразил удивление по поводу того, что белуджи позволили ему пройти через их страну и притом оставили его в покое. Но все равно ему пришлось провести ночь вне крепости, так как существовало непреложное правило, по которому ни одному чужестранцу не позволялось спать за его стенами.
Теперь Поттинджер спешил к столице провинции Керману, крупному и сильно укрепленному городу, где правил персидский принц. По всей Центральной Азии город славился великолепными шалями и фитильными ружьями. Именно там они с Кристи договорились встретиться после завершения своих секретных миссий. Восемь дней спустя, покинув пустыню и миновав ухоженные кишлаки и снежные шапки гор, он прибыл туда и снял себе комнату в караван-сарае неподалеку от базара. Новость о его прибытии быстро разнеслась по городу, и вскоре у двери его жилища сгрудилась обычная любознательная толпа, на этот раз в несколько сотен человек, и начала донимать вопросами. Хотя теперь у него уже не было необходимости скрывать свою личность, Поттинджер все еще был одет как местный житель в выцветший голубой тюрбан, грубую рубашку белуджей и грязные и рваные штаны, которые когда-то были белыми. «Зато в тот вечер, — вспоминает он, — избавившись от своих мучителей и досыта поев, я всей душой отдыхал и спал с таким спокойствием, какого не испытывал ни в одну из ночей за последние три месяца».
По прибытии Поттинджер направил письмо принцу с просьбой об аудиенции. Одновременно он отправил курьера в Шираз, где, как он считал (ошибочно, как выяснилось впоследствии), должен был находиться его шеф, генерал Малкольм. В письме он сообщал, что благополучно прошел весь маршрут и что его миссия успешно завершена. Принц ответил письмом, в котором приветствовал его и приглашал назавтра к себе во дворец. Приглашение несколько озадачило Поттинджера, так как ясно было, что нельзя появиться перед принцем в том наряде, в котором он прибыл в город. Однако, по счастью, удалось одолжить одежду у жившего по соседству в караван-сарае индийского купца, и на следующий день в десять утра он стоял перед воротами дворца.
Миновав несколько внутренних двориков, лейтенант был встречен Урз Беги — или церемониймейстером, — который провел его в шахские покои. Принц, симпатичный бородатый мужчина в черной каракулевой шапочке, сидел у окна футах в десяти от них и смотрел в маленький дворик с фонтаном в центре. «Мы низко ему поклонились, — рассказывал Поттинджер, — затем продвинулись на несколько метров и поклонились еще раз, а потом сделали то же самое в третий раз, причем на каждый наш поклон принц отвечал легким кивком головы». Поттинджер ждал, что ему предложат сесть. «Но моя одежда была не в лучшем состоянии, — писал он впоследствии. — Поэтому, полагаю, меня сочли недостаточно представительным для такой чести и препроводили во двор, где вдоль стен стояли вооруженные шахские гвардейцы. После этого принц спросил „очень громким голосом, где я был, что заставило меня предпринять такое путешествие и как мне удалось избежать тех опасностей, которые обязательно должны были в ходе него возникнуть“.
Хотя теперь лейтенант спокойно мог признать, что является европейцем, что на самом деле он английский офицер, но истинную цель путешествия не следовало раскрывать даже персам. Поэтому он рассказал принцу, что его и еще одного английского офицера направили в Келат для закупки лошадей для индийской армии. Его компаньон вернулся другой дорогой, тогда как он прошел сухопутным путем через Белуджистан и Персию, где надеялся встретиться с Малкольмом. Казалось, принц принял его версию и через полчаса его отпустил. Никаких признаков Кристи по-прежнему не было, никаких сообщений от него тоже не поступало, так что Поттинджер решил еще немного задержаться в Кермане, прежде чем отправиться на доклад к Малкольму. Принц не возражал, и Поттинджер с пользой проводил время, собирая любые сведения о характере и привычках персов, и в частности о городских укреплениях.
Когда он провел в Кермане несколько дней, ему представилась возможность познакомиться с персидской юстицией в действии. Сидя у того же окна, из которого он обращался к Поттинджеру, принц разбирал дело и вынес приговор нескольким людям, обвинявшимся в убийстве одного из его слуг. Город в тот день пребывал в ужасном возбуждении. Ворота были закрыты, вся жизнь практически замерла. Приговоры были приведены в исполнение немедленно на том самом месте, где несколько дней назад стоял Поттинджер, и принц с удовлетворением наблюдал за этим ужасающим спектаклем. «Некоторым, — писал Поттинджер, — выкололи оба глаза, отрезали уши, носы и губы, вырвали языки, отрубили одну или обе руки. Других лишили их мужских достоинств, а также отрубили пальцы на руках и на ногах, и после этого всех вывели на улицы, а жителям города было приказано не помогать им и не вступать с ними ни в какие беседы». Во время отправления судебной процедуры, как рассказывал Поттинджер, принц был одет в специальный желтый халат, который назывался гузуб-пошак, или одежда мести.
Вскоре после этого Поттинджер получил из первых рук подтверждение того, какими методами пользуется принц. Его тайно посетил дворцовый чиновник средних лет и попросил разрешения побеседовать частным образом. Только после того как Поттинджер закрыл дверь, его посетитель разразился длинной речью, в которой восхвалял достоинства христианства, а в конце заявил, что хочет его принять. Подозревая, что человек этот — провокатор, подосланный принцем, Поттинджер сказал, что он сожалеет, но не имеет ни каких-либо прав, ни достаточных знаний, чтобы обращать в какую бы то ни было религию. Тогда посетитель попробовал действовать по-другому. Он тотчас же заверил Поттинджера, что не меньше 6000 жителей Кермана мечтают, чтобы пришли англичане и освободили их от тиранического правления принца. А потом спросил, когда можно ожидать прибытия британской армии? Опасавшийся быть втянутым в такой опасный разговор, Поттинджер сделал вид, что не понял вопроса. В этот момент появился другой посетитель, и первый поспешил удалиться.
Поттинджер находился в Кермане уже около трех недель, но о его коллеге-офицере по-прежнему не было ни слуху ни духу. Услышав, что собирается караван в Исфахан, он решил присоединиться к нему. Одиннадцать дней спустя они достигли Шираза, а спустя еще шестнадцать дней прибыли в Исфахан, и только там он узнал, что Малкольм находится в Марагедже, в северо-западной Персии. Наслаждавшийся в Исфахане комфортом дворца для почетных гостей, Поттинджер однажды вечером был извещен, что с ним хотят поговорить. «Я спустился вниз, — писал он позднее, — и так как там было очень темно, то не смог рассмотреть посетителя». Несколько минут он объяснялся с чужестранцем, пока неожиданно не понял, что этот потрепанный, измученный путешествием человек и есть Кристи. Добравшись до Исфахана, Кристи узнал, что в городе находится еще один фиринджи, или европеец, и попросил отвести к нему. Как и Поттинджер, он поначалу не узнал своего дочерна загоревшего друга в персидском наряде. Но спустя несколько секунд мужчины уже обнимались, преисполненные радости и облегчения от того, что видят друг друга живыми. «Тот момент, — писал Поттинджер, — стал одним из самых счастливых в моей жизни».
Случилось это 30 июня 1810 года, больше трех месяцев спустя после их расставания в Нушки. В конце концов после того, как он впервые вступил в Белуджистан, Кристи проехал по одной из самых опасных стран в мире 2250 миль, тогда как Поттинджер превысил этот рекорд еще на 162 мили. Это были удивительные примеры отваги и выносливости, не говоря уж о научной ценности их путешествий. Случись такое двадцать лет спустя, после основания Королевского географического общества, они оба наверняка были бы удостоены столь желанной золотой медали за исследования, которую получили за не менее опасные путешествия столько их последователей, участников Большой Игры.
Как позднее выяснилось, инициатива и смелость путешественников не остались незамеченными их начальниками, восхищенными ценностью доставленной разведывательной информации. Молодые офицеры были отмечены как обладающие выдающейся инициативой и соответствующими способностями. Лейтенанта Поттинджера, которому еще не было 21 года, ждало быстрое продвижение по службе, многолетняя работа и выдающаяся роль в приближавшейся Большой Игре и заслуженное рыцарское звание. Помимо секретных докладов, которые они с Кристи подготовили по военным и политическим аспектам путешествий, Поттинджер написал отчет об их приключениях, который потряс читателей на их родине и даже сегодня разыскивается коллекционерами редких и важных научных трудов. Дело в том, что их ход с маскировкой под паломников для проникновения в запретные районы был применен примерно за полвека До того, как аналогичный поступок увенчал бессмертной славой сэра Ричарда Бартона.
К сожалению, Кристи оказался не столь удачлив, как Поттинджер, его дни уже были сочтены. Когда Поттинджера отозвали в Индию, генерал Малькольм предложил Кристи остаться в Персии, чтобы согласно условиям нового соглашения помочь в обучении шахских войск для противостояния русской или французской агрессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69