Олив тотчас принялся пить из этого стакана, похоже, празднуя отбытие кошек.
– Не надо, – повторила Джини четким, холодным голосом. – Больше так никогда не делайте.
Олив вылетел из комнаты.
Ардет прикинулся непонимающим.
– Хочу надеяться, что больше нам не придется принимать в доме проститутку и целую стайку цветочниц.
Джини скрестила руки на груди и уперлась в Ардета пылающим взглядом.
– Хотите выпить? – предложил он. – Тут где-то есть чистый стакан.
– Я говорю о прошлой ночи. О вашем равнодушии ко мне.
На секунду Ардет утратил вид полной уверенности в себе, убежденности, что ему все наилучшим образом известно, что он хозяин положения.
– Я… м-м… я был очень утомлен.
– Ни один мужчина не бывает настолько утомленным, пока он жив.
Эти слова настолько ошеломили Ардета, что он утратил дар речи.
Он, но не Джини. Она продолжала:
– Это все ваши фокусы, одна из штучек, придуманных герром Месмером, или ваша собственная.
Он поднял руки, признавая свою вину.
– Но ведь я не усыпил вас. Не посягнул на ваш рассудок.
Он не посягнул и на ее тело.
– Нет, вы просто сбежали. Как трус.
Никто еще не называл его трусом. Ни в ту пору, когда он размахивал средневековым боевым топором, ни в те века, когда он орудовал метафорической косой.
– Да. Возможно, вы правы.
Ему нечего было сказать в свою защиту.
– Как вы считаете, что я чувствовала после этого?
Насколько он понял, когда пробудился, она была в ярости. Но на ее вопрос не ответил.
Джини подступила на шаг ближе и ткнула его пальцем в грудь:
– Вы сплутовали в игре!
– Сплутовал? Но ведь я не знал правил.
– Лжец!
– Я не лгу, – заявил он.
– Ладно, тогда скажите, я вам нравлюсь?
Молчание.
– Я знаю, что нравлюсь. Вы хотите меня?
Молчание.
– Ваше молчание я принимаю за утвердительный ответ. Вы убедились, что мы подходим друг другу, мы почти супруги. А с супругой не следует обращаться так, как вы обращаетесь со мной.
– Но у меня не было супружеского опыта.
– И нет сейчас. Я ваша жена. – Джини снова ткнула Ардета пальцем в грудь. – Я не просто одна из тех, кто созерцает ваши фокусы. Мы находились в супружеской постели, черт возьми, а не в балагане бродячего цирка! Я не хочу играть в эти игры, слышите?
Уголок его рта чуть приподнялся при виде того, как его маленькая прелестная женушка превратилась в настоящую бой-бабу.
– Мне кажется, соседи слышат вас.
Джини понизила голос:
– Если вы не хотите быть моим мужем, скажите об этом прямо, и я уеду.
– Нет.
– «Нет» в том смысле, что вы не хотите быть моим мужем, или в том смысле, что не желаете отвечать?
– «Нет» в том смысле, что не хочу, чтобы вы покинули меня.
– М-м… Ну хорошо хоть, что не солгали.
– Я вообще не лгу, – повторил он.
– Вот как? Тогда скажите, что это у вас в брюках? Еще одна пачка выигравших лотерейных билетов?
На этот раз Ардет не удержался от улыбки.
– Я хочу, чтобы вы остались. Я хочу вас.
– Но?
– Но я не хочу причинить вам боль.
Джини снова повысила голос чуть не до крика:
– Я видела, как вы держали на руках перепуганную кошку! Во имя спасения души, я видела, как вы держали на руках ребенка. Вы не могли бы, никогда не могли бы причинить мне боль!
Он пожал плечами:
– Кто скажет, что может случиться в неистовом порыве страсти?
Джини сжала кулак, выпрямилась и с размаху ударила его кулаком в живот.
– Уф! – Ардет отшатнулся скорее от удивления, чем от боли. – Миледи, что это значит?!
– Это вам за то, что вы считаете меня хрупким цветочком. У меня есть шипы. Я вынуждена была научиться защищать себя, когда рядом не было ни одного человека, который позаботился бы о моей безопасности. Вы больше меня и сильнее, у вас есть… загадочные способности, но и я не безоружна.
Он потер ладонью живот.
– Я это вижу.
– Не надо больше отговорок, – сказала Джини и подошла к нему ближе. – И никакой чепухи насчет обета. Вы дали клятву стать более человечным, и вы ее исполнили с избытком сотню раз. Взгляните на тех людей, которым вы, и только вы один, помогли сегодня. Но вы дали и клятву быть моим мужем. Не моим другом, не моим банкиром, не моим заступником, но моим мужем, Ардет.
Она была права. Ардет женился на Имоджин Хоупвелл Маклин, чтобы оберегать и защищать ее, но ее счастье тоже в его руках. Если женщине для счастья необходима любовная близость, он обязан пожертвовать своими принципами и быть в достаточной степени джентльменом, чтобы подчиниться. Таким образом, долг и наслаждение объединялись, разум и чувство приходили к согласию, философия, филантропия и страсть делили одну постель. Как это славно! Он будет осторожным и деликатным, но как скоро можно увести Джини в свою спальню? Четыре месяца он не думал об этом самоограничении, а сейчас не решается преодолеть всего один пролет лестницы.
– Корин, – только и произнес он.
– Что?
– Сегодня ночью я Корин, не граф и не игрушка дьявола.
Джини пропустила мимо ушей упоминание о дьяволе.
– Сегодня ночью? – спросила она.
Корин взглянул на окно.
– Почти совсем стемнело. Скоро подадут обед.
– Но что, если вдруг понадобится сделать что-то еще, если еще кому-то нужно будет…
Он не дал ей договорить:
– Вы снова правы. Я хочу вас, Джини! Сейчас.
Ухватившись за тонкую ткань ее платья, он привлек Джини к себе и поцеловал тем поцелуем, о каком мечтал всю жизнь. Два тела слились в одно, больше ничто не разделяло их, Корина и Джини, кроме одежды, которую он сбрасывал с себя и с нее лихорадочными движениями, не прерывая поцелуя, наслаждаясь вкусом ее губ, трогая своим языком ее язык. Джини отвечала ему, спрашивая, ища, узнавая, изнемогая в упоении страсти.
Он вынул шпильки из ее волос и пропускал между пальцами шелковистые пряди – как долго грезил он об этом во сне и наяву! И был убежден, что в нем никогда не угаснет желание трогать эти сияющие золотом кудри – никогда, даже в самом глубоком забытьи.
Джини помогала ему раздевать ее, пальцы ее дрожали в спешке и от того, что их поцелуй превратился во множество поцелуев без начала и конца. Сюртук Ардета валялся на полу, так же как его шейный платок и жилет. Платье Джини было расстегнуто, корсет распущен, и Корин нежно ласкал ее белоснежные груди. Джини запустила обе руки ему под рубашку и гладила твердые подвижные мышцы, напрягшиеся в стремлении прижать ее тело к его телу как можно сильнее.
Ардет вдруг задрожал неудержимой дрожью.
– Тебе холодно? – спросила она.
– Не думаю, чтобы мне хоть когда-нибудь еще стало холодно.
– Если холодно, я согрею тебя. Я вся в огне.
– Нет, это всего лишь искра по сравнению с тем, что будет дальше.
Он разжигал огонь своими поцелуями, быстрыми, словно искры. Нагнулся и поцеловал то место между ног Джини, которого касался рукой. Джини вскрикнула от наслаждения и муки, потому что наслаждение было еще неполным.
Она потянулась к застежке его панталон, однако Ардет удержал ее руку.
– Не теперь.
– А когда? – выдохнула она.
– Когда я преклонюсь перед каждым уголком твоего тела, моя волшебная, желанная Джини. Когда уже больше не смогу отдалить миг прекраснейшей муки, когда я должен буду соединиться с тобой, иначе взорвусь.
Она продолжала его ласкать.
– Ну хорошо. Сейчас. Но не здесь. Я не могу заниматься любовью со своей женой на столе. – Он с вожделением посмотрел на ковер на полу у камина. – Или на полу.
Все еще у него в объятиях, Джини хихикнула.
– А я подумала, что на сегодня ты забыл о графском величии.
– Но и не стал варваром. Я обыкновенный мужчина, который любит комфорт и хочет, чтобы жена его была счастлива. К тому же в библиотеке пол ничем не покрыт.
– Но я не уверена, что смогу подняться по лестнице. У меня все косточки расслабились.
Тогда он подхватил ее на руки и понес к двери. Джини кое-как натянула платье на тот случай, если они наткнутся на кого-нибудь из слуг. Она ничего не могла поделать с растрепавшимися волосами, покрасневшими от поцелуев губами и прерывистым дыханием. Оставалось только поторапливать Корина.
А тот уже собирался снова поцеловать Джини, его страсть разбушевалась еще сильнее, если это вообще было возможно, от того, что он держал Джини на руках. Он поставил ногу на первую ступеньку лестницы – и вдруг услышал в прихожей чьи-то голоса.
– Я родственница. Обо мне не нужно докладывать! – закричала на Рэндольфа не кто иная, как Лоррейн, после чего ринулась в библиотеку.
Но тут она увидела Джини у Ардета на руках и выкрикнула:
– Ох, вы уже слышали ужасные новости?
– Какие новости? – спросила Джини просто из вежливости.
Чем скорее Лоррейн сообщит свои ничтожные сплетни, тем скорее они с Корином вернутся в рай.
– Ты хочешь сказать, что не упала в обморок, узнав о несчастье?
Мысли у Джини были туманными, сердце билось неровно, колени ослабели, но обморок?!
– Нет, я совершенно здорова.
– Тогда что ты делаешь у Ардета на руках? Да еще перед обедом?
Пожалуй, можно объяснить, почему у Лоррейн и Роджера всего один ребенок, подумала Джини, перед глазами у которой поплыл– от ярости красноватый туман. Джини снова хихикнула без всякой видимой причины, но Ардет поставил ее на ноги. Он приобнял ее одной рукой, придерживая таким образом сползающее платье, и спросил:
– Какие новости? Что за несчастье? Мы ни с кем не разговаривали после возвращения из Ричмонда.
Высвободившись из объятий Ардета… нет, Корина, Джини заметила, что Лоррейн сама не своя.
– Питер здоров? – пожелала узнать Джини, позабыв о беспорядке в своем туалете при мысли о том, что у ребенка начался рецидив, пока они с Кориной раздевали друг друга.
– Он чувствует себя отлично. Беда с моим мужем.
– Неужели у лорда Кормака развивается застой в легких? Он выглядел вполне здоровым сегодня утром, да и погода была хорошая.
Лоррейн расправила смятый платок, который сжимала в руке, и вытерла губы.
– Мой муж… – начала она и, всхлипывая, стала бормотать что-то совершенно невнятное, прихватив платок зубами.
– Боже милостивый, уж не умер ли Роджер? – вспыхнула Джини, отбирая у сестры платок.
– Н-нет, но это случится завтра утром.
– Объясните, – потребовал Ардет.
– Сразу после нашего возвращения из Ричмонда он уехал в свой клуб. Этот ужасный Уиллфорд был там. И он твердил всем и каждому, что вы перешли все допустимые границы, превратив похороны в праздник, устроили гулянье по случаю смерти несчастных нищих. Он даже узнал об этой женщине, которая совершила убийство. Он говорил, что если вы и не помешанный, то все равно опасная для общества личность и что вас следует посадить в тюрьму, пока вы не причинили людям зла.
– Он говорил вещи и похуже.
– Да, это было еще до того, как вы спасли нашего сына и устроили все эти похороны. Теперь он заявляет, что излечение Питера противоестественно, ведь все врачи от него отказались. Он намекает, что вы занимаетесь черной магией, исповедуете язычество, и действия ваши нечестивые, языческие. Говорит, что видел, как вы зажигали сигару без огнива или спичек.
Для Джини все это было как ночной кошмар. Ей захотелось, чтобы у нее в руке оказался носовой платок и чтобы она тоже могла сунуть его себе в рот до того, как выскажет собственные сомнения и страхи.
Лоррейн тем временем продолжала объяснять Ардету, что Роджер не мог слышать, как порочат его шурина.
– Ведь мы у вас в неоплатном долгу, – завершила она свою взволнованную речь.
– Долг уплачен, – возразил граф. – Кормак сумел освободить Дейзи.
– Это ничего не значит. Вы член семьи.
Джини не стала напоминать, что всего несколько месяцев назад даже ее не считали родственницей. Что ж, времена меняются.
– Надеюсь, Роджер выплеснул свой кларет ему в физиономию? – поинтересовалась Джини.
Ардет и Лоррейн молча уставились на нее.
– Разбил ему нос до крови. Поставил фонарь под глазом. Дал по мозгам так, что он света невзвидел. Как там еще? У армейских полно таких словечек, – продолжила она.
У Лоррейн отвисла челюсть – и не только потому, что ее сестра заговорила на солдатском жаргоне.
– Так ты считаешь, что Роджер мог учинить драку в клубе? Да его за это исключили бы из числа членов навсегда!
– О, вот как! Тогда в чем все-таки дело?
У Лоррейн задрожали губы.
– Он… он вызвал Уиллфорда на дуэль.
– Дуэли запрещены законом.
Лоррейн проигнорировала это замечание.
– Уиллфорд выбрал пистолеты! Он солдат. Офицер. Его жизнь зависит от умения обращаться с оружием. Какие шансы могут быть у Роджера? Он и стрелял-то лишь тогда, когда охотился на куропаток и кроликов!
– Когда? – спросил Ардет.
– Когда мы жили в деревне.
– Я спрашиваю, когда состоится дуэль?
– Завтра утром. Я добилась, чтобы он мне сказал. – Лоррейн схватила Ардета за руку. – Вы должны что-то предпринять. Ссора произошла из-за вас.
Джини встала между ними.
– Ты все такая же себялюбивая девчонка, Лоррейн, какой была всегда. Ты полагаешь, что мой муж обязан умереть вместо твоего? Но это не он вызвал Уиллфорда. Его вызвал твой не в меру горячий барон.
– Но ведь Ардет настоящий воин. Он сам так говорил, верно? Ты только посмотри на него! Или я чего-то не понимаю?
Джини посмотрела. Ее муж был бледнее обычного, любовный жар его угас. И ему стало холодно, Джини поняла это, едва взглянув на него. Она подняла с пола сюртук и подала ему. Ардет надел и сказал:
– Я не стану стреляться с Уиллфордом. Я никого не хочу убивать.
– Но вы можете его усыпить. Я знаю, что это вам доступно, – настаивала Лоррейн.
У Джини появилась надежда. Кажется, Лоррейн не так проста, какой она ее считала. Ардет покачал головой.
– Уиллфорд проснется. А когда это произойдет, он будет еще более уверен в том, что я либо состою на службе у самого дьявола, либо хочу обвести своего противника вокруг пальца. Такие люди, как Уиллфорд, путают гордость и честь и никогда не отказываются от поединка.
– Значит, мой сын лишится отца. – Лоррейн снова расплакалась, потом закричала: – И это из-за вас, Ардет! Кровь Роджера останется на ваших руках, не важно, кто будет держать пистолет! Вы станете его смертью!
– Нет!
Глава 20
Он ушел.
Джини была в такой ярости, что оставила сестру одну в гостиной и бурей ворвалась в комнату для песочных часов, а затем – в свой маленький кабинетик при этой комнате.
Лоррейн последовала за ней частью из-за любопытства, частью из-за того, что не знала, как быть дальше.
– Он поможет, как ты считаешь?
– Это зависит от того, что называть помощью. Я полагаю, Ардет непременно что-то предпримет.
Лоррейн ахнула, увидев то, что достала Джини из нижнего ящика письменного стола.
– Что ты делаешь с этой вещью?
Этой «вещью» был маленький пистолет, и ответ на вопрос мог бы дать любой человек, даже с таким ограниченным кругозором, как у Лоррейн, сосредоточенной лишь на собственных делах и проблемах.
– Как видишь, я чищу и заряжаю этот пистолет, – сказала Джини.
– Зачем?
– Право, Лоррейн, неужели ты думаешь, что я собираюсь останавливать кареты, угрожая оружием? Я намерена предотвратить дуэль, вот и все.
– Но… разве ты умеешь пользоваться такой штукой?
Ответ на этот вопрос был так же ясен, как и на предыдущий: Джини уверенно и ловко управлялась с пистолетом.
– Само собой разумеется, и Ардет… Корин знает, что у меня есть собственное оружие.
– Он придет в бешенство, если ты вмешаешься.
– Так что, прикажешь мне сидеть за моим вязаньем и дожидаться, пока Уиллфорд застрелит моего мужа? Мы обе понимаем, что Ардет не допустит, чтобы твой муж подставил себя под пулю, даже при том, что Роджер оказался совершенным глупцом и сделал вызов.
– Роджер очень умный человек.
– Умный человек даже на двадцать шагов не подпустит к себе труса и шута горохового.
Джини убедилась, что предохранитель установлен, и убрала пистолет в кожаную кобуру.
– Ты… ты собираешься стрелять в Уиллфорда?
– Или в Ардета, если понадобится. Я сделаю все, чтобы предотвратить эту нелепую дуэль, но я сомневаюсь, что дело дойдет до такой крайности. Ардет желает стреляться не больше, чем я, а может, и того меньше. Но я до того зла, что готова сама вызвать Уиллфорда к барьеру.
– Но женщинам не дозволено участвовать в дуэлях и даже вмешиваться в них.
– Все эти правила так же бессмысленны, как требование дуэли на шпагах по поводу публично нанесенного словесного оскорбления. Какое мне дело до того, что я нарушаю сотню дурацких табу ради спасения жизни собственного мужа? Ведь и ты хочешь, чтобы твой Роджер остался в живых завтра утром? Поэтому ты и явилась сюда, поэтому и уехал Ардет. Разница между мной и тобой заключается в том, что я намерена сделать то, что необходимо. Сама, а не ждать, пока кто-то сделает это за меня. Ну а теперь скажи, где они должны встретиться и в какое время. Я могу отправить нашего дворецкого в пабы с полным кошельком в кармане, и он раздобудет эти сведения, так что не бойся, говори. Это и проще, дешевле.
– Я слышала, как Роджер говорил своему камердинеру, что дуэль состоится на Хэмпстед-Хит на рассвете, возле дерева, расколотого молнией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Не надо, – повторила Джини четким, холодным голосом. – Больше так никогда не делайте.
Олив вылетел из комнаты.
Ардет прикинулся непонимающим.
– Хочу надеяться, что больше нам не придется принимать в доме проститутку и целую стайку цветочниц.
Джини скрестила руки на груди и уперлась в Ардета пылающим взглядом.
– Хотите выпить? – предложил он. – Тут где-то есть чистый стакан.
– Я говорю о прошлой ночи. О вашем равнодушии ко мне.
На секунду Ардет утратил вид полной уверенности в себе, убежденности, что ему все наилучшим образом известно, что он хозяин положения.
– Я… м-м… я был очень утомлен.
– Ни один мужчина не бывает настолько утомленным, пока он жив.
Эти слова настолько ошеломили Ардета, что он утратил дар речи.
Он, но не Джини. Она продолжала:
– Это все ваши фокусы, одна из штучек, придуманных герром Месмером, или ваша собственная.
Он поднял руки, признавая свою вину.
– Но ведь я не усыпил вас. Не посягнул на ваш рассудок.
Он не посягнул и на ее тело.
– Нет, вы просто сбежали. Как трус.
Никто еще не называл его трусом. Ни в ту пору, когда он размахивал средневековым боевым топором, ни в те века, когда он орудовал метафорической косой.
– Да. Возможно, вы правы.
Ему нечего было сказать в свою защиту.
– Как вы считаете, что я чувствовала после этого?
Насколько он понял, когда пробудился, она была в ярости. Но на ее вопрос не ответил.
Джини подступила на шаг ближе и ткнула его пальцем в грудь:
– Вы сплутовали в игре!
– Сплутовал? Но ведь я не знал правил.
– Лжец!
– Я не лгу, – заявил он.
– Ладно, тогда скажите, я вам нравлюсь?
Молчание.
– Я знаю, что нравлюсь. Вы хотите меня?
Молчание.
– Ваше молчание я принимаю за утвердительный ответ. Вы убедились, что мы подходим друг другу, мы почти супруги. А с супругой не следует обращаться так, как вы обращаетесь со мной.
– Но у меня не было супружеского опыта.
– И нет сейчас. Я ваша жена. – Джини снова ткнула Ардета пальцем в грудь. – Я не просто одна из тех, кто созерцает ваши фокусы. Мы находились в супружеской постели, черт возьми, а не в балагане бродячего цирка! Я не хочу играть в эти игры, слышите?
Уголок его рта чуть приподнялся при виде того, как его маленькая прелестная женушка превратилась в настоящую бой-бабу.
– Мне кажется, соседи слышат вас.
Джини понизила голос:
– Если вы не хотите быть моим мужем, скажите об этом прямо, и я уеду.
– Нет.
– «Нет» в том смысле, что вы не хотите быть моим мужем, или в том смысле, что не желаете отвечать?
– «Нет» в том смысле, что не хочу, чтобы вы покинули меня.
– М-м… Ну хорошо хоть, что не солгали.
– Я вообще не лгу, – повторил он.
– Вот как? Тогда скажите, что это у вас в брюках? Еще одна пачка выигравших лотерейных билетов?
На этот раз Ардет не удержался от улыбки.
– Я хочу, чтобы вы остались. Я хочу вас.
– Но?
– Но я не хочу причинить вам боль.
Джини снова повысила голос чуть не до крика:
– Я видела, как вы держали на руках перепуганную кошку! Во имя спасения души, я видела, как вы держали на руках ребенка. Вы не могли бы, никогда не могли бы причинить мне боль!
Он пожал плечами:
– Кто скажет, что может случиться в неистовом порыве страсти?
Джини сжала кулак, выпрямилась и с размаху ударила его кулаком в живот.
– Уф! – Ардет отшатнулся скорее от удивления, чем от боли. – Миледи, что это значит?!
– Это вам за то, что вы считаете меня хрупким цветочком. У меня есть шипы. Я вынуждена была научиться защищать себя, когда рядом не было ни одного человека, который позаботился бы о моей безопасности. Вы больше меня и сильнее, у вас есть… загадочные способности, но и я не безоружна.
Он потер ладонью живот.
– Я это вижу.
– Не надо больше отговорок, – сказала Джини и подошла к нему ближе. – И никакой чепухи насчет обета. Вы дали клятву стать более человечным, и вы ее исполнили с избытком сотню раз. Взгляните на тех людей, которым вы, и только вы один, помогли сегодня. Но вы дали и клятву быть моим мужем. Не моим другом, не моим банкиром, не моим заступником, но моим мужем, Ардет.
Она была права. Ардет женился на Имоджин Хоупвелл Маклин, чтобы оберегать и защищать ее, но ее счастье тоже в его руках. Если женщине для счастья необходима любовная близость, он обязан пожертвовать своими принципами и быть в достаточной степени джентльменом, чтобы подчиниться. Таким образом, долг и наслаждение объединялись, разум и чувство приходили к согласию, философия, филантропия и страсть делили одну постель. Как это славно! Он будет осторожным и деликатным, но как скоро можно увести Джини в свою спальню? Четыре месяца он не думал об этом самоограничении, а сейчас не решается преодолеть всего один пролет лестницы.
– Корин, – только и произнес он.
– Что?
– Сегодня ночью я Корин, не граф и не игрушка дьявола.
Джини пропустила мимо ушей упоминание о дьяволе.
– Сегодня ночью? – спросила она.
Корин взглянул на окно.
– Почти совсем стемнело. Скоро подадут обед.
– Но что, если вдруг понадобится сделать что-то еще, если еще кому-то нужно будет…
Он не дал ей договорить:
– Вы снова правы. Я хочу вас, Джини! Сейчас.
Ухватившись за тонкую ткань ее платья, он привлек Джини к себе и поцеловал тем поцелуем, о каком мечтал всю жизнь. Два тела слились в одно, больше ничто не разделяло их, Корина и Джини, кроме одежды, которую он сбрасывал с себя и с нее лихорадочными движениями, не прерывая поцелуя, наслаждаясь вкусом ее губ, трогая своим языком ее язык. Джини отвечала ему, спрашивая, ища, узнавая, изнемогая в упоении страсти.
Он вынул шпильки из ее волос и пропускал между пальцами шелковистые пряди – как долго грезил он об этом во сне и наяву! И был убежден, что в нем никогда не угаснет желание трогать эти сияющие золотом кудри – никогда, даже в самом глубоком забытьи.
Джини помогала ему раздевать ее, пальцы ее дрожали в спешке и от того, что их поцелуй превратился во множество поцелуев без начала и конца. Сюртук Ардета валялся на полу, так же как его шейный платок и жилет. Платье Джини было расстегнуто, корсет распущен, и Корин нежно ласкал ее белоснежные груди. Джини запустила обе руки ему под рубашку и гладила твердые подвижные мышцы, напрягшиеся в стремлении прижать ее тело к его телу как можно сильнее.
Ардет вдруг задрожал неудержимой дрожью.
– Тебе холодно? – спросила она.
– Не думаю, чтобы мне хоть когда-нибудь еще стало холодно.
– Если холодно, я согрею тебя. Я вся в огне.
– Нет, это всего лишь искра по сравнению с тем, что будет дальше.
Он разжигал огонь своими поцелуями, быстрыми, словно искры. Нагнулся и поцеловал то место между ног Джини, которого касался рукой. Джини вскрикнула от наслаждения и муки, потому что наслаждение было еще неполным.
Она потянулась к застежке его панталон, однако Ардет удержал ее руку.
– Не теперь.
– А когда? – выдохнула она.
– Когда я преклонюсь перед каждым уголком твоего тела, моя волшебная, желанная Джини. Когда уже больше не смогу отдалить миг прекраснейшей муки, когда я должен буду соединиться с тобой, иначе взорвусь.
Она продолжала его ласкать.
– Ну хорошо. Сейчас. Но не здесь. Я не могу заниматься любовью со своей женой на столе. – Он с вожделением посмотрел на ковер на полу у камина. – Или на полу.
Все еще у него в объятиях, Джини хихикнула.
– А я подумала, что на сегодня ты забыл о графском величии.
– Но и не стал варваром. Я обыкновенный мужчина, который любит комфорт и хочет, чтобы жена его была счастлива. К тому же в библиотеке пол ничем не покрыт.
– Но я не уверена, что смогу подняться по лестнице. У меня все косточки расслабились.
Тогда он подхватил ее на руки и понес к двери. Джини кое-как натянула платье на тот случай, если они наткнутся на кого-нибудь из слуг. Она ничего не могла поделать с растрепавшимися волосами, покрасневшими от поцелуев губами и прерывистым дыханием. Оставалось только поторапливать Корина.
А тот уже собирался снова поцеловать Джини, его страсть разбушевалась еще сильнее, если это вообще было возможно, от того, что он держал Джини на руках. Он поставил ногу на первую ступеньку лестницы – и вдруг услышал в прихожей чьи-то голоса.
– Я родственница. Обо мне не нужно докладывать! – закричала на Рэндольфа не кто иная, как Лоррейн, после чего ринулась в библиотеку.
Но тут она увидела Джини у Ардета на руках и выкрикнула:
– Ох, вы уже слышали ужасные новости?
– Какие новости? – спросила Джини просто из вежливости.
Чем скорее Лоррейн сообщит свои ничтожные сплетни, тем скорее они с Корином вернутся в рай.
– Ты хочешь сказать, что не упала в обморок, узнав о несчастье?
Мысли у Джини были туманными, сердце билось неровно, колени ослабели, но обморок?!
– Нет, я совершенно здорова.
– Тогда что ты делаешь у Ардета на руках? Да еще перед обедом?
Пожалуй, можно объяснить, почему у Лоррейн и Роджера всего один ребенок, подумала Джини, перед глазами у которой поплыл– от ярости красноватый туман. Джини снова хихикнула без всякой видимой причины, но Ардет поставил ее на ноги. Он приобнял ее одной рукой, придерживая таким образом сползающее платье, и спросил:
– Какие новости? Что за несчастье? Мы ни с кем не разговаривали после возвращения из Ричмонда.
Высвободившись из объятий Ардета… нет, Корина, Джини заметила, что Лоррейн сама не своя.
– Питер здоров? – пожелала узнать Джини, позабыв о беспорядке в своем туалете при мысли о том, что у ребенка начался рецидив, пока они с Кориной раздевали друг друга.
– Он чувствует себя отлично. Беда с моим мужем.
– Неужели у лорда Кормака развивается застой в легких? Он выглядел вполне здоровым сегодня утром, да и погода была хорошая.
Лоррейн расправила смятый платок, который сжимала в руке, и вытерла губы.
– Мой муж… – начала она и, всхлипывая, стала бормотать что-то совершенно невнятное, прихватив платок зубами.
– Боже милостивый, уж не умер ли Роджер? – вспыхнула Джини, отбирая у сестры платок.
– Н-нет, но это случится завтра утром.
– Объясните, – потребовал Ардет.
– Сразу после нашего возвращения из Ричмонда он уехал в свой клуб. Этот ужасный Уиллфорд был там. И он твердил всем и каждому, что вы перешли все допустимые границы, превратив похороны в праздник, устроили гулянье по случаю смерти несчастных нищих. Он даже узнал об этой женщине, которая совершила убийство. Он говорил, что если вы и не помешанный, то все равно опасная для общества личность и что вас следует посадить в тюрьму, пока вы не причинили людям зла.
– Он говорил вещи и похуже.
– Да, это было еще до того, как вы спасли нашего сына и устроили все эти похороны. Теперь он заявляет, что излечение Питера противоестественно, ведь все врачи от него отказались. Он намекает, что вы занимаетесь черной магией, исповедуете язычество, и действия ваши нечестивые, языческие. Говорит, что видел, как вы зажигали сигару без огнива или спичек.
Для Джини все это было как ночной кошмар. Ей захотелось, чтобы у нее в руке оказался носовой платок и чтобы она тоже могла сунуть его себе в рот до того, как выскажет собственные сомнения и страхи.
Лоррейн тем временем продолжала объяснять Ардету, что Роджер не мог слышать, как порочат его шурина.
– Ведь мы у вас в неоплатном долгу, – завершила она свою взволнованную речь.
– Долг уплачен, – возразил граф. – Кормак сумел освободить Дейзи.
– Это ничего не значит. Вы член семьи.
Джини не стала напоминать, что всего несколько месяцев назад даже ее не считали родственницей. Что ж, времена меняются.
– Надеюсь, Роджер выплеснул свой кларет ему в физиономию? – поинтересовалась Джини.
Ардет и Лоррейн молча уставились на нее.
– Разбил ему нос до крови. Поставил фонарь под глазом. Дал по мозгам так, что он света невзвидел. Как там еще? У армейских полно таких словечек, – продолжила она.
У Лоррейн отвисла челюсть – и не только потому, что ее сестра заговорила на солдатском жаргоне.
– Так ты считаешь, что Роджер мог учинить драку в клубе? Да его за это исключили бы из числа членов навсегда!
– О, вот как! Тогда в чем все-таки дело?
У Лоррейн задрожали губы.
– Он… он вызвал Уиллфорда на дуэль.
– Дуэли запрещены законом.
Лоррейн проигнорировала это замечание.
– Уиллфорд выбрал пистолеты! Он солдат. Офицер. Его жизнь зависит от умения обращаться с оружием. Какие шансы могут быть у Роджера? Он и стрелял-то лишь тогда, когда охотился на куропаток и кроликов!
– Когда? – спросил Ардет.
– Когда мы жили в деревне.
– Я спрашиваю, когда состоится дуэль?
– Завтра утром. Я добилась, чтобы он мне сказал. – Лоррейн схватила Ардета за руку. – Вы должны что-то предпринять. Ссора произошла из-за вас.
Джини встала между ними.
– Ты все такая же себялюбивая девчонка, Лоррейн, какой была всегда. Ты полагаешь, что мой муж обязан умереть вместо твоего? Но это не он вызвал Уиллфорда. Его вызвал твой не в меру горячий барон.
– Но ведь Ардет настоящий воин. Он сам так говорил, верно? Ты только посмотри на него! Или я чего-то не понимаю?
Джини посмотрела. Ее муж был бледнее обычного, любовный жар его угас. И ему стало холодно, Джини поняла это, едва взглянув на него. Она подняла с пола сюртук и подала ему. Ардет надел и сказал:
– Я не стану стреляться с Уиллфордом. Я никого не хочу убивать.
– Но вы можете его усыпить. Я знаю, что это вам доступно, – настаивала Лоррейн.
У Джини появилась надежда. Кажется, Лоррейн не так проста, какой она ее считала. Ардет покачал головой.
– Уиллфорд проснется. А когда это произойдет, он будет еще более уверен в том, что я либо состою на службе у самого дьявола, либо хочу обвести своего противника вокруг пальца. Такие люди, как Уиллфорд, путают гордость и честь и никогда не отказываются от поединка.
– Значит, мой сын лишится отца. – Лоррейн снова расплакалась, потом закричала: – И это из-за вас, Ардет! Кровь Роджера останется на ваших руках, не важно, кто будет держать пистолет! Вы станете его смертью!
– Нет!
Глава 20
Он ушел.
Джини была в такой ярости, что оставила сестру одну в гостиной и бурей ворвалась в комнату для песочных часов, а затем – в свой маленький кабинетик при этой комнате.
Лоррейн последовала за ней частью из-за любопытства, частью из-за того, что не знала, как быть дальше.
– Он поможет, как ты считаешь?
– Это зависит от того, что называть помощью. Я полагаю, Ардет непременно что-то предпримет.
Лоррейн ахнула, увидев то, что достала Джини из нижнего ящика письменного стола.
– Что ты делаешь с этой вещью?
Этой «вещью» был маленький пистолет, и ответ на вопрос мог бы дать любой человек, даже с таким ограниченным кругозором, как у Лоррейн, сосредоточенной лишь на собственных делах и проблемах.
– Как видишь, я чищу и заряжаю этот пистолет, – сказала Джини.
– Зачем?
– Право, Лоррейн, неужели ты думаешь, что я собираюсь останавливать кареты, угрожая оружием? Я намерена предотвратить дуэль, вот и все.
– Но… разве ты умеешь пользоваться такой штукой?
Ответ на этот вопрос был так же ясен, как и на предыдущий: Джини уверенно и ловко управлялась с пистолетом.
– Само собой разумеется, и Ардет… Корин знает, что у меня есть собственное оружие.
– Он придет в бешенство, если ты вмешаешься.
– Так что, прикажешь мне сидеть за моим вязаньем и дожидаться, пока Уиллфорд застрелит моего мужа? Мы обе понимаем, что Ардет не допустит, чтобы твой муж подставил себя под пулю, даже при том, что Роджер оказался совершенным глупцом и сделал вызов.
– Роджер очень умный человек.
– Умный человек даже на двадцать шагов не подпустит к себе труса и шута горохового.
Джини убедилась, что предохранитель установлен, и убрала пистолет в кожаную кобуру.
– Ты… ты собираешься стрелять в Уиллфорда?
– Или в Ардета, если понадобится. Я сделаю все, чтобы предотвратить эту нелепую дуэль, но я сомневаюсь, что дело дойдет до такой крайности. Ардет желает стреляться не больше, чем я, а может, и того меньше. Но я до того зла, что готова сама вызвать Уиллфорда к барьеру.
– Но женщинам не дозволено участвовать в дуэлях и даже вмешиваться в них.
– Все эти правила так же бессмысленны, как требование дуэли на шпагах по поводу публично нанесенного словесного оскорбления. Какое мне дело до того, что я нарушаю сотню дурацких табу ради спасения жизни собственного мужа? Ведь и ты хочешь, чтобы твой Роджер остался в живых завтра утром? Поэтому ты и явилась сюда, поэтому и уехал Ардет. Разница между мной и тобой заключается в том, что я намерена сделать то, что необходимо. Сама, а не ждать, пока кто-то сделает это за меня. Ну а теперь скажи, где они должны встретиться и в какое время. Я могу отправить нашего дворецкого в пабы с полным кошельком в кармане, и он раздобудет эти сведения, так что не бойся, говори. Это и проще, дешевле.
– Я слышала, как Роджер говорил своему камердинеру, что дуэль состоится на Хэмпстед-Хит на рассвете, возле дерева, расколотого молнией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35