- Вы были очевидцем?
- Так точно, ваше высокопревосходительство.
- И что, сильно пострадала четвертая дивизия?
- Сильно пострадала, ваше высокопревосходительство. И физически, и морально. Корпус отступил в беспорядке за Ортельсбург.
- За Ортельсбург, - повторил Самсонов, вспоминая, что вчера распорядился занять корпусу озерное дефиле у Пассенгейма. Значит, не успели занять.
Штаб-ротмистр Дейнека, выехавший в два часа ночи из Фольварка Грамен, проделал шестьдесят верст в седле, был от усталости бледен, но глядел твердо. Есаул Бабков разворачивал на горячем капоте автомобиля карту. Все штабные чины потянулись туда,. как будто забыли, где Пассентейм и Ортельсбург.
Самсонов тоже подошел к карте, ничего не сказал. Пахло машинным маслом.
Постовский переговаривался с Филимоновым и Вяловым о том, можно ли еще удерживать район Ортельсбурга.
Самсонов промолчал и продиктовал Бабкову приказание генералу Благовещенскому:
- Удерживайтесь во что бы то ни стало в районе Ортельсбурга. От стойкости вашего корпуса зависит успех наступления тринадцатого и пятнадцатого корпусов...
Он еще верил в наступление, хотя здравый смысл подсказывал ему, что при обоих сбитых флангах и неустойчивости в центре лучше не искушать судьбу. Но ничего, скоро он будет у Мартоса. Не надо спешить. Не было ль примеров, когда через терпение и жертву достигали победы?
Бабков подозвал усталого штаб-ротмистра и вручил ему пакет.
- Как можно быстрее! - сказал есаул. - Постарайтесь, ротмистр. Я вижу у вас значок Елисаветградского училища, так вы уж не подведите.
- Не подведем, - ответил штаб-ротмистр Дейнека. Самсонов повернулся к елисаветградцу, всмотрелся в серые смелые глаза и спросил:
- Какой выпуск?
- Девятьсот восьмого года, ваше высокопревосходительство.
- Ну с Богом, братец. Верю - не подведешь.
И драгуны ускакали. Самсонов отвел Нокса в сторону и сказал:
- Майор, считаю своим долгом осведомить вас, что положение моей армии стало критическое. Мое место - при войсках, но вам советую вернуться, пока это возможно. Сейчас все моторы вернутся назад. Вы - с ними. Мы поедем верхом.
Нокс возразил, что его долг быть с армией, но Самсонов не дослушал, перебил:
- Я не знаю, что принесут ближайшие часы. Нейденбург уже под угрозой. Жаль расставаться. Надеюсь, еще увидимся. - Он протянул Ноксу руку.
- Почему вы сами не возвращаетесь? - спросил британец. - Зачем вам так рисковать?
- Ничего, майор... Прощаете.
Александр Васильевич снова подал ему руку и пошел обратно к автомобилям, на ходу жестом подзывая Бабкова и Купчика.
- Эй, всадники-други, - услышал Нокс зычный командирский голос генерала, - в поход собирайтесь!
Нокс медленно пошел за Самсоновым, с грустью глядя на его могучую фигуру, прощаясь, может быть, навеки.
Глава седьмая
Ночью с четырнадцатого на пятнадцатое августа генерал Мартос не спал. Поступивший вечером приказ по армии заключал в себе явное недоразумение, ибо тринадцатый корпус никак не мог к утру подойти из Алленштейна, осилив тридцативерстный переход. В распоряжении Николая Николаевича была только бригада клюевского корпуса, подошедшая раньше. Но одной бригады для прорыва было мало. К тому же Мартоса беспокоили разъезды немецких драгун, появившихся в тылу, на дороге к Янову, там они перерубили телефонный кабель.
Ночь была холодная, в лощинах и над озером тянулся туман. Громко разносилось треск одиночных выстрелов. А над туманом, высоко в небе сияла луна и светили щедрые августовские звезды, напоминая Николаю Николаевичу летнюю роскошь полтавского лета и гоголевских русалок в пруду.
Мартос возвращался из расположения бригады тринадцатого корпуса, двух старославных полков, Нарвского и Копорского, и мысли его то взлетали в поисках опоры к воспоминаниям детских лет, то опускались к грозным приметам сегодня, и он начинал думать об отступлении.
То, что весь день штурмовали Мюлен, дошли до окраины, потеряли тысячи людей, а все-таки деревни не взяли, говорило Мартосу, что ударная сила корпуса иссякает.
Взлетела над озером белая светящаяся ракета и, вытягивая за собой яркую полосу, вспыхнула голубоватым огнем. Мартос посмотрел на нее, приостановил лошадь, и его спутники тоже посмотрели. Что-то печальное было в этом одиноком огне, плавно спускающемся на затянутое белесой полосой озеро.
С нашей стороны донеслось тарахтенье полевой кухни, напомнило о хлебе насущном.
Эта бессонная ночь тянулась долго. К полуночи всякая стрельба стихала, воцарялась глухая тишина, и каждый звук, звяканье уздечки или фырканье лошади, казался громким. Мартос проехал на правый фланг в Вальсдорфский лес, откуда вечером Алеексеевский и Кременчугский полки выбили немцев, пробыв там около часа, выпил чаю, покурил и вернулся обратно к лощине у Ваплица.
Туман совсем сгустился, и снова из глубины начался треск выстрелов, отдававшийся эхом в лесу. Стрельба усиливалась. Почему? Что за ней должно было последовать? Прорыв по лощине?
Мартос распорядился перетянуть к лощине бригаду полковника Новицкого и приказал инспектору артиллерии поставить здесь мортирный дивизион и ближайшие батареи. После этого Николай Николаевич уже никуда не отлучался, стал на холме вместе со штабом, ждал рассвета, нахохлившись, в накинутой шинели. Адъютант время от времени доставал из своей сумки коробку с папиросами "Пушка" и по- давал ему. Неподалеку сидел начальник штаба Мачуговский. Дальше - офицеры, казаки, вестовые.
Мартос спрашивал мнение Мачуговского, чем усиливать оборону, если Новицкий не справится, а Мачуговский сонным хриплым голосом отвечал, что тогда надо снять справа, из Вальсдорфского леса вторую бригаду: конечно, это риск, но другого не видно. Вот если бы раньше повернули фронт наступления!
Вчера Мартос так разругался по телефону с Постовским, что в сердцах отказался от командования.
Да прошлого теперь не вернешь.
И Мачуговский задремал.
Вспыхивали голубоватыми светом ракеты, отбегали длинные тени, медленно приближалось утро.
На рассвете немцы все-таки прорвались в лощину и густыми цепями вышли из леса прямо перед холмом, где стоял Мартос.
Батареи открыли огонь, выпустив первые шрапнели. Германцы не останавливались. Между вспышками белорозовых разрывов было видно бегущую пехоту. За ней - несколько всадников с обнаженными шашками. Ползли, извиваясь, раненые, то выныривая из тумана, то погружаясь в него с головой. Огонь стал беглым, прешел в ураганный. По воздуху пролетела задняя часть лошади.
Мартос повернул бинокль - еще и с северной стороны шли стройные колонны. Сколь их? Сейчас прицелы на батареях уменьшаются, скоро перейдут на картечь, а там и вовсе прекратится огонь, чтобы не побить своих.
Но пока мясорубка мелет безостановочно.
Угадал Николай Николаевич, они здесь не пройдут!
Подскакал артиллерийский горнист с маленькой медной трубой за плечом, передал донесения полковника мортирного дивизиона - атака отбита!
Канонада стихает, два-три отдельных выстрела еще бухают порознь.
В бинокль было видно, как бегут навстречу друг другу немцы и русские. В штыки! Люди теснили друг друга. Стлался туман и желтый дым.
Мартос торжествовал, курил папиросу за папиросой, требовал от Мачуговского сведений с других участков. А здесь он разбил германцев.
К десяти часам вдоль холма стройной колонной в сопровождении казаков шли пленные, и Мартос смотрел на них, любуясь и считая идущих впереди офицеров. Восемнадцать офицеров! И тысяча солдат.
Они двигались маршем по шоссе на Нейденбург, заканчивать свою войну в лагерях военнопленных, неся в Россию весть о славном пятнадцатом корпусе.
Мгновения торжества окрасились для Мартоса еще и удовольствием от того, что к нему на командный пункт прибывал Самсонов.
Николай Николаевич потребовал лошадь и быстро спустился вниз, на восточную сторону. И действительно, мимо германцев, теснимых казаками к обочине, в сопровождении конвоя ехал могучий широкоплечий генерал с белыми георгиевским крестиком на груди.
Мартос сдавил бока лошади, послав ее рысью.
Их бородатого, немало поседевшего, тяжеловесного человека на Мартоса будто выглянул мальчик Саша Самсонов из киевской военной гимназии, добродушный силач.
Николай Николаевич, волнуясь, стал докладывать боевую обстановку, и радующую, и тревожащую, но Самсонов остановил его.
- Это что? - спросил он, показывая на пленных.
- Это ихняя атака, - ответил Мартос.
Самсонов качнулся в седле, подъехал вплотную к Николаю Николаевичу и обнял его.
- Только вы один нас спасаете, - вымолвил он, поразив Николая Николаевича возлагаемой на него надеждой.
- А новые резервы? - спросил Мартос, - неужели их нет?
- Резервов нет, - сказал Самсонов. - Только что я получил известие от Благовещенского. Он в беспорядке отступил за Ортельсбург. Я приказал ему удерживать район Ортельсбурга, но надежда маленькая. Про Артамонов нечего повторять. Я его отрешил. Судьба армии решится здесь, у тебя, Николай Николаевич.
- Эх, Александр Васильевич! - воскликнул Мартос. - Да что же вы мне говорите такое? У меня сердце кровью обливается от горя! Вам бы раньше повернуть меня и Клюева, мы бы не допустили беды у Леонида Константиновича.
Он назвал Артамонова по имени-отчеству, будто не захотел осуждать его, не захотел сводить лишь к одному виновнику, зная, что на деле так никогда не бывает, а только потом находятся сочинители истории и врут как удобно вышестоящему начальству.
- Да, - согласился командующий. - Рооп и Любомиров извещали нас о скоплении немцев против Артамонова, я докладывал Жилинскому. Мне платить за разбитые горшки!
Он опустил голову и отъехал от Николая Николаевича очень опечаленный.
Мартос сильно потянул повод, резко повернул лошадь и, обгоняя Самсонова, взъехал на вершину. Теперь ему было ясно: надо немедленно отходить. Он бил германцев у Орлау, Гогенштейна, Ваплица, не отдал одного боя - и должен отступить?
Да, надо было сохранить корпус, а потом, Бог даст, еще не один бой возьмет со своим славным пятнадцатым.
Когда поднялся командующий, Николай Николаевич без околичностей потребовал приказа на отступление.
Самсонов не ответил. Постовский стал горячиться, говорить о победе, которая еще может быть достигнута с походом тринадцатого корпуса.
- Отступать будет трудно, - вымолвил наконец Самсонов и в памяти всплыло узкое дефиле у Шведриха и проход не шире двух саженей по плотине на перешейке между озерами.
Мы израсходовали все резервы, - сказал Мартос. - Корпус ведет бои уже третий день. Не сомневаюсь, тринадцатый корпус после шестидесятиверстного перехода из Алленштейна будет крайне утомлен.
- Вы пессимистично настроены, - заметил Постовский.
- Я?! - воскликнул Мартос. - Вы упрекаете меня? Вы что, забыли, как вчера утром с вами разговаривал полковник Панаш и просил от моего имени ради успеха всего срочно повернуть Клюева вместо движения на Алленштейн на присоединение к моему корпусу? Вы забыли свой ответ? А сейчас пеняете мне? Не могу принять ваш упрек, Петр Иванович! Не могу! Как ни горько, а надо отступать. Иначе - катастрофа.
- А тринадцатый бросить на произвол судьбы, так по-вашему, Николай Николаевич? - язвительно спросил Постовский.
Самсонов молчал. Ему нечего было сказать, ибо он тоже вчера правда, еще не зная об отступлении Артамонова, приказывал Мартосу на сегодня двинуться к Алленштейну на соединение с тринадцатым корпусом, но Мартос уперся и, мотивируя, что неприятель непрерывно усиливается и что части корпуса ведут жаркий бой, отказался выполнять приказание, даже предложил сдать командование корпусом.
Но вчера - это вчера; вчера Александр Васильевич еще был во главе победоносной армии, а нынче она накануне краха.
- Вышлите навстречу Клюеву офицера связи, - произнес за спиной Самсонова сердитый голос Филимонова.
Услышав его, командующий вспомнил, как посылал Филимонова в Белосток и как тот привез обратно слова Жилинского, что никому не позволит трусить.
Несколько часов оба штаба, армейский и корпусной, бездействовали, и в это время качались незримые весы, решалась судьба всех этих людей, собравшихся на холме перед озерной лощиной, где вдали синел угол озера и чернел лес. Доносился треск ружейных выстрелов, стрекот пулеметов, молотьба пушек, сражение еще продолжалось; но здесь уже не царила жажда победы. Ждали и глядели на север и прислушивались, не идет ли тринадцатый корпус?
И тринадцатый корпус пошел, только это была насмешка судьбы, потому что это были те два полка, Нарвский и Копорский, приданные войскам Мартоса еще раньше, а не основные части. Эти два полка, начав наступать, были потрясены сильными артиллерийским огнем и побежали.
- Вот и Клюев! - решил Постовский, глядя на беспорядочное отступление пехоты.
Его самообман был очевиден. Все молчали, глядя в бинокли.
Какой-то всадник шел к холму размашистой рысью.
- Они драпают! - зло вымолвил Постовский и опустил "цейс".
Всадник был офицером корпусного штаба, капитаном Федорчуковым. Он ловко спрыгнул с лошади, блестевшей влажным боком, и вперевалку подбежал к Самсонову с рапортом.
- Остановить! - приказал командующий.
Ему надо было что-то предпринимать и как раз подвернулись эти два полка, заняв все его внимание простой задачей. Остановить, послать офицеров, водворить порядок.
И офицеры были посланы - полковник Вялов, полковник Лебедев, подполковник Андогский, есаул Бабков, штабс-капитан Дюсиметьер, поручик Кавернинский - все, кто был при нем, кроме двух генералов.
Гляда на грузного Андогского, Самсонов подумал, что подполковник автор многих статей в "Военной энциклопедии", а он его посылает как простого корнета.
Что-то не то делал Александр Васильевич!
Он по всем законам должен был оставить Мартоса и немедленно возвращаться к руководству армией. Только бросить Мартоса он уже не мог. Дойдя до переднего края, Александр Васильевич довел армию до предела и с ней должен был оставаться. Уже не военные соображения двигали им, а предчувствия и старые традиции - Цорндорф, Смоленск, необходимость лечь костьми.
Самсонов отошел с Мартосом в сторону, в мелкий березняк, откуда выскочил, застегивая штаны, чубатый конвойный.
- У, засранцы! - выругался Мартос. - Печенеги!
- Ты хорошо дрался, Николай Николаевич, - сказал Самсонов. - Почему я упорствовал, гнал тебя без тылов, без хлеба? Немцы возле Парижа. Мы должны отвлечь их. Все меня подталкивают. Яков Григорьевич подталкивает, Ставка подталкивает. Я доказываю, что нельзя так гнать войска, а меня слушать не хотят.
- Люди выдыхаются! - вымолвил Мартос. - А они думают, что все солдаты толстовские Платоны Каратаевы?.. Спасать Францию! - воскликнул он и, ударив рукой по ветке, сделал несколько быстрых шагов вперед и натолкнулся еще на одного нижнего чина, сидевшего за кустом в позе орла.
- Ой! - сказал нижний чин, выпучившись на генерала.
Мартос отвернулся, пошел обратно.
- Спасать Францию! - крикнул он Самсонову. - Надо было послать их к чертовой матери! А то ради нее Яков Григорьевич не жалеет тебя, ты - меня, и все мы - на убой! - Мартос снова ударил руками по воздуху. - На убой!
Командир корпуса выходил за рамки, и Александр Васильевич сказал:
- Мы выполняем долг.
- Пусть долг, - согласился Мартос. - Но почему еще вчера Постовский гнал меня на Алленштейн, хотя корпус уже повернул в противоположном направлении? Почему допустили сосредоточение германцев против Артамонова? Это ради Франции? Коль начал разговор, Александр Васильевич, то объясни!
- Хорошо, - ответил командующий.
Но что мог объяснить? То, что ему не хватило воли направить наступление в ином направлении? Что ему не дали повернуть фронт на Остероде Дейч-Эйлау?
Самсонов подумал, потом сказал:
- Ты прав, Николай Николаевич. Моя вина.
- Кто Богу не грешен, царю не винен? - смягчаясь, произнес Мартос. Только не верю я в твою вину, Александр Васильевич.
- За разбитые горшки платить мне! - возразил Самсонов.
- Не верю, - повторил Мартос.
- Другого ответа у меня не имеется, - поставил точку командующий.
Они вернулись к своим штабам, уже чем-то разделенные.
Вскоре прибыл артиллерийский полковник, командир дивизиона, приданного бригаде тринадцатого корпуса. Он потерял все орудия, ибо пехота бросила батареи. Его курносое загорелое лицо рассекал свежий, сочившийся шрам, то ли на сук напоролся, то ли достали в рукопашной. Вряд ли он был в чем-то виноват, но в его глазах, еще не остывших от смертельного боя, уже проступило цепенящее чувство вины. Он не должен был возвращаться без орудий, как некогда не вернулся корнет Велинский, зарубленный в ущелье между Новачином и караулкою Дербент. И полковник это знал, и все знали.
- Придите в себя, полковник, - сказал Самсонов. - Не сомневаюсь, вы еще послужите отечеству.
Полковник нужен был живым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26