Я смотрел в пустоту, замкнувшись в себе.
Знакомый голос вернул меня к действительности:
– Спросите Моргана Линдберга.
Подняв глаза, я увидел перед собой Билла Маккэя и молодого полицейского в кожанке, который держал в руке записную книжку.
– Вы ведь работали вместе с пострадавшим… – вежливо обратился он ко мне.
Я кивнул и встал.
– Пострадавший пользовался огнем для заваривания тросов?
Я еще раз кивнул.
– Всегда?
– Пожалуй что да.
– Спички, зажигалка, что-нибудь в этом роде?
Я кивнул. Было очевидно, что Билл уже рассказал полицейскому, как вообще накладывают марки. От меня он хотел услышать подтверждение.
– Наверно, синтетический трос легко загорается, когда его оплавляют? – Он говорил приветливо, дружелюбно, понимая, что мы тревожимся за Георга.
– Да, легко, – согласился я.
– И с него падают расплавленные капли?
– Точно, падают.
Полицейский записывал все мои ответы, хотя по сути они лишь подтверждали то, что ему уже было известно.
– Что ж, у меня все, спасибо за информацию. – С довольным видом он убрал свою записную книжку, козырнул и зашагал к пожарищу. Его товарищ, постарше возрастом, беседовал там с командиром пожарников.
Пока я сидел на мешках, размышляя, огонь совсем потушили. Последние струйки дыма стелились над газоном. Пожарники приготовились уходить. Они с честью выполнили свои обязанности. Быстро прибыли на место и спасли все, что можно было спасти. Я знал, что многие снисходительно посмеиваются над добровольными пожарными дружинами и их учениями. Впредь мне не быть в числе насмешников.
Вернулся Билл.
– Пошли, Морган, – сказал он, положив руку мне на плечо. – Работа ждет.
Мы проследовали в парусную мастерскую. Там стоял запах дыма, но огонь туда не проник. Только кладовка пострадала от пожара. Мартин притащил со склада огромный брезент. Втроем мы вышли на газон и накрыли гору мешков. Края брезента придавили к земле тяжелыми каменюгами, чтобы его не унесло ветром.
Полицейские сочли свою задачу выполненной и собрались возвращаться в Кунгэльв, чтобы там написать рапорт. Поборов нежелание думать и говорить о Георге, я осторожно взял молодого полицейского за рукав:
– Вам известно что-нибудь о пострадавшем?
– Знаем только, что врачи колдуют над ним в больнице.
Билл, Мартин и я направились в гостиницу. Члены экипажей и супруги Стефенс молча ждали нас в конце Долгой улицы. Они наблюдали пожар на почтительном расстоянии. Уже знали, что нам удалось спасти паруса. И что Георга отвезли в больницу.
Ева и Андерс предложили нам горячий кофе. Супруги Стефенс добавили по рюмке коньяку.
Ночью, в двадцать минут третьего, наш друг Георг умер, не приходя в сознание.
13
На другой день все тренировки были отменены. Смерть Георга выбила нас из колеи. «Маменькины сынки» и «Папенькины мальчики» бесцельно бродили по городу в одиночку и маленькими группами. Время от времени хождение прерывалось и мы заходили в кондитерскую или на гостиничную веранду выпить чашку кофе. Говорили мало, тщательно избегая касаться того, о чем все думали.
Швейные машины в мастерской не стрекотали, мастера сидели дома. Кронпринц утром спустился к флагштоку возле статуи Оскара II и поднял флаг до середины. Потом на «Бустере» сходил к барже и так же поднял флаг на испытательной мачте. Выше флага развевались привязанные к грота-фалу две черные ленты.
Захватив пачку сигарет, я уединился со своими мрачными мыслями на скалах к западу от крепости.
Через несколько часов, продолжая размышлять над безумной затеей, именуемой «Операция „Отче Наш“, я взял курс обратно на гостиницу. Наше предприятие потеряло для меня всякий смысл. Слишком высокой оказалась цена Кубка „Америки“.
Надо было собраться с духом и навестить Астрид. Много ли ей проку от моего участия? И все же я должен побороть себя и пойти к ней.
По пути к ее дому – самому тяжелому в моей жизни пути, мимо верфи и рыбозавода, вверх по вымощенной шифером дорожке – я зашел в овощной магазин и купил одиннадцать белых тюльпанов.
Астрид сама открыла дверь. Каменное лицо, опухшие от слез глаза. Она смотрела на меня невидящим взором. Я пытался что-то сказать, но не нашел нужных слов. Молча протянул ей тюльпаны. Астрид взяла их не глядя.
– Спасибо, Морган… – еле слышно произнесла она.
На большее ей недостало сил. Я и вовсе оставался нем. Астрид медленно затворила дверь, и я спустился по каменным ступеням крыльца.
Дойдя до гостиницы, я закрылся в своем номере, выпил бокал коньяка и погрузился в сон.
На другое утро я проснулся голодный как волк, поскольку проспал вчерашний обед. Быстро оделся и спустился вниз.
Доска объявлений призывала в военном стиле:
10.00 Общий сбор в аудитории.
Билл
Я позавтракал вместе с братьями Таннберг и Эриком Турселлем.
– Что-то нас ждет теперь… – произнес Ян Таннберг, срезая макушку яйца.
Яйцо оказалось «трехминутное», в его вкусе. Новая зарубка на ножке стола.
– А черт его знает, – отозвался Эрик. – Скоро услышим все от Билла.
– Теперь тебе одному маяться с парусами, – сказал Пер Таннберг.
– Мог бы не напоминать, – огрызнулся я.
Мой голос прозвучал достаточно резко, и разговор на этом оборвался. Мы молча одолели завтрак. Смерть Георга омрачила наше содружество.
Все были в сборе в аудитории, когда ровно в десять туда вошел Билл. Лицо его выдавало глубокую усталость, под глазами были темные круги. И в голосе появились нотки, каких я раньше не слышал. Хотя Билл говорил медленно, сдержанно, чувствовалась какая-то приглушенная агрессия. Вместо обычного «Олл райт, парни» сегодня свою речь он начал обращением «Товарищи-парусники». Помолчав, продолжил, поочередно обводя нас взглядом:
– От нас ушел парусник… Не говорю ни «друг», ни «товарищ», потому что для меня в слове «парусник» содержится и то и другое. Операция «Отче Наш» понесла тяжелую утрату. В наших рядах образовалась зияющая пустота. Не собираюсь произносить длинную речь, но хочу поделиться с вами своим убеждением. А именно, я убежден, что Георг мечтал завоевать Кубок «Америки». Вот почему, парни, мы просто обязаны выиграть этот Кубок… Чтобы этим отдать почесть Георгу. Вы согласны со мной?
– Согласны… – ответили мы негромко и не очень решительно.
– С этой минуты Георг включен в экипаж «Викинг Леди», и он будет рядом с нами вплоть до победного финиша в Америке. Завтра в восемь утра возобновляем совместные тренировки на дистанции. Побьем американцев ради Георга?
– Побьем!..– На сей раз наш ответ прозвучал громко и энергично.
Билл взял Георга на «Леди» незримым членом экипажа. Георгу предстояло стать оружием, которое принесет нам победу, если исход поединка между американской двенадцатиметровкой и «Викинг Леди» будет зависеть от нашей воли и наших побуждений.
На другой день «Конни» и «Леди» встретил в море шквалистый ветер с дождем. Дул зюйд-вест, шесть – восемь метров в секунду. Синоптики обещали прояснение в середине дня.
Многих членов экипажей преследовал бич парусников – потрескавшиеся губы и облезшие носы. Из-за цинковой мази можно было подумать, что мы метали друг в друга торты и не успели стереть с лица крем.
На дистанции Билл увалился, подошел почти вплотную к «Конни» и стал в левентик с заполаскивающими парусами. Жестом показал Петеру, чтобы тот шел параллельным курсом.
Ветер трубил в паруса наших красавиц яхт.
– Все наверх!..– крикнул Билл в рупор ладоней.
– Все наверх!..– подхватил Петер на «Конни». Шкотовые выбрались на палубу.
– Построение у правого борта! – скомандовал Билл.
Мы выстроились в шеренгу на ватервейсе. То же сделал экипаж «Конни».
– Смирно!..– раздалась непривычная для нас военная команда.
Мы невольно вытянулись в струнку.
– Минута молчания в память о Георге!..– Голос Билла прорезал шум ветра.
Плеск волн, хлопанье парусов, шлепки форштевней по воде, посвистывание ветра в высоком такелаже – шестьдесят секунд длилась траурная музыка в исполнении моря и лодок. Плавно покачивалась палуба под ногами. Я зацепился взглядом за какую-то точку на горизонте. Нескончаемый далекий окоем… Navigare necesse est… vivere non est necesse. Крылатые слова, призывающие плыть, непременно плыть, хотя бы ценою жизни. До чего же фальшивыми казались они сейчас. Минута памяти о моем друге Георге. Шестьдесят быстротечных секунд.
– По местам!..– разбила тишину новая команда.
«Маменькины сынки» и «Папенькины мальчики» молча заняли свои места. Вырванная из потока времени минута растаяла над морем.
– Старт через десять минут у подветренного буя! – крикнул Билл.
Мы вернулись к действительности.
Выбирая шкоты, затренькали «велосипеды», запели блоки. Перестали хлопать паруса. Зато все громче бурлила носовая волна. Красавицы яхты набирали скорость.
В этот день Билл увеличил темп. Решил наверстать упущенное в предельно напряженной программе тренировок? Или таким способом хотел отвлечь нас от мрачных мыслей? Как бы то ни было, работа оказалась эффективным лекарством. Разговоры членов нашей бригады снова вращались вокруг парусного спорта и приключений, ожидающих нас по ту сторону Атлантики. На борту мы действовали именно так, как хотелось Биллу: точно отряд роботов, молниеносно реагирующих на каждую команду.
Проблема спинакера не давала мне покоя. На курсе фордевинд преимущество «Леди» было неоспоримо, но стоило ветру измениться, как даже при полном бакштаге «Конни» шутя настигала нас. В чем дело? В форме корпуса? Или в спинакере? Я едва не свихнулся, ломая себе голову над этими вопросами. И не находил решения. Беда! Ведь с каждым днем мы приближались к дате, когда все должно быть в полном порядке.
– Морган, – сказал однажды вечером Билл, – не нравится мне поведение «Леди» при попутных ветрах.
– Мне тоже, – сухо ответил я, – а что толку.
– Придется тебе несколько дней посидеть на берегу и придумать что-нибудь радикальное. – С этими словами он встал и направился в свой номер, не дожидаясь ответа.
Приказ есть приказ…
– Вот так, Морган, – ухмыльнулся Пер Таннберг, подслушавший наш разговор. – Давай, браток, пошевели мозгами, поработай серым веществом.
Попозже в тот же вечер я зашел к Моне Лизе – может, он предложит какие-нибудь еще не испробованные нами способы. Сидя в халате, он был занят тем, что стриг ногти на ногах.
– У тебя есть время поговорить о яхтах? – спросил я.
Мона Лиза отложил ножницы и добавил несколько сантиметров к своей улыбке.
– О яхтах всегда есть время. Я тоже пытаюсь понять, почему на бакштагах «Леди» идет хуже… По данным испытаний в гидродинамических каналах она должна идти быстрее.
Мне даже не понадобилось объяснять, зачем я пришел, он сразу догадался.
– Ты уверен?
– На сто процентов. Ищи причину в мачте или спинакере.
– Георг что-то говорил… У него появилась какая-то идея.
– Какая?
– Он так и не успел рассказать.
– Черт дери. – Мона Лиза потушил сигарету и задумчиво посмотрел в окно. – Может, что-нибудь записал или начертил в конторе?
– Он говорил, что Билл подсказал ему решение. Странно, ведь в тот день он вовсе не разговаривал с Биллом.
Мона Лиза встал.
– Надо все-таки поискать в конторе, вдруг повезет. Подожди немного, я оденусь.
Контора выглядела так, словно Георг покинул ее всего несколько минут назад. Везде лежали бумаги, ожидая, когда о них вспомнят. На спинке стула перед письменным столом висела синяя шерстяная кофта Георга. Кипу бумаг на столе венчала пачка сигарет. На вытяжной доске стояла чашка с недопитым кофе. Казалось, сейчас откроется дверь и войдет сам Георг.
– Начнем с письменного стола… – предложил Мона Лиза.
– Мы ведь даже не знаем толком, что ищем. – Я принялся наудачу перебирать бумаги.
– В Писании сказано: кто ищет, тот найдет. – Мона Лиза выдвинул верхний ящик и принялся изучать его содержимое.
Не повезло нам, сколько ни искали во всевозможных местах. Через час я готов был сдаться. Пустая затея. Уже ни на что не надеясь, я прошел в мастерскую и сердито сбросил с большого рабочего стола кусок парусины. Но и тут не было ни чертежей, ни набросков. Чертыхнувшись про себя, я повернулся кругом, чтобы вернуться в контору к Моне Лизе. И резко остановился.
На самой середине стола лежала зажигалка Георга. Та самая, что служила ему для работы с синтетическими тросами. Без которой, как говорил сам Георг, он вовсе не мог обходиться.
Но ведь в тот роковой вечер Георг вроде бы направился в мастерскую заваривать концы? А зажигалку оставил здесь? Вот уж никак не похоже на Георга. Над чем бы он ни трудился, всегда держал под рукой нужный инструмент.
Я сунул зажигалку в карман и прошел к Моне Лизе, продолжая лемать голову над этой загадкой.
– Здесь нет никаких записей о спинакерах, черт дери… – уныло произнес Мона Лиза. – А ты нашел что-нибудь?
– Только вот это. – Я показал ему зажигалку Георга.
– Что за штука? – Он взял ее в руки. – Специальное приспособление для усталых директоров, которые не в силах удержать в руке сигару, когда прикуривают?
Он рассмеялся, взвешивая на ладони необычную зажигалку.
– Георг приспособил ее, чтобы заваривать тросы.
– Вот как! В самом деле хитро придумано.
Мона Лиза вернул зажигалку мне, не сообразив, что означает моя находка.
– Да, неплохо, – согласился я, снова убирая зажигалку в карман.
Мне не хотелось посвящать его в свои размышления, и я ограничился тем, что сказал:
– Погаси свет, выключатель у тебя за спиной. Мона Лиза послушался, и вместе мы отправились в подвальчик «Гранд-Отеля» выпить пива. За одним из столиков в углу сидел Билл, и мы присоединились к нему.
– Ну, Морган? Небось тебе уже в кошмарах снится поведение «Леди» на бакштагах? – приветствовал меня Билл.
Лицо его выражало сочувствие, но мне почудился в глазах Билла чертенок, потешающийся над моими затруднениями.
– Да уж… – протянул я.
– Что-нибудь надумал?
– Ага – что я был дурнем, когда ввязался в эту затею.
Билл весело ухмыльнулся.
– С кем не бывает… Но если серьезно: есть какие-нибудь соображения, как заставить «Леди» идти быстрее с попутными ветрами?
– Георг был абсолютно уверен, что нашел решение. Сам говорил об этом накануне пожара.
– Уверен?
– Он сказал, что ты объяснил ему, в чем дело.
– Я? – искренне удивился Билл. – Да мы с ним в день пожара и не говорили об этом.
– Сам удивляюсь. – Я постарался восстановить в памяти сказанное Георгом. – «Билл растолковал, в чем недостаток нашего спинакера» – это его слова.
– Исключено! Не было у нас никаких разговоров о спинакере.
Разумеется. Если бы Билл знал решение, он поделился бы со мной.
– Испытания в гидродинамических каналах дали однозначный ответ, – вступил Мона Лиза, молча слушавший нас. – «Викинг Леди» обязана идти быстрее на всех курсах.
– Тебе остается одно, Морган, – сказал Билл.
– А именно? – Меня раздражал его безапелляционный тон.
– Действовать методом исключения, дружище. – Он сделал паузу, раздумывая. – Мачту мы настроили дальше некуда. И на всех курсах, кроме бакштага, «Леди» идет, как положено. Стало быть, мачту трогать нельзя… Согласен?
– Конечно. Сдвинем мачту – пойдем медленнее бейдевиндом.
– Так точно. Остается одна возможность, если мы не хотим списать «Леди» и строить нового претендента…
– Какая же? – перебил я его.
– Спинакеры!
Я промолчал. Эти проклятые спинакеры уже всю душу из меня вымотали. Билл поднялся со стула.
– Время позднее, спокойной ночи, парни.
– Спокойной ночи, Папочка. В дверях Билл обернулся.
– В твоем распоряжении совсем немного дней, Морган.
– Это тоже не новость! – сердито крикнул я ему вслед.
И услышал, как он посмеивается про себя, поднимаясь в свой номер.
В эту ночь я опять долго не мог уснуть. Но не капризы спинакеров заставляли меня вертеться ужом в постели, а мысли о Георге. Неотступно преследовавший меня мучительный вопрос: еще одна диверсия? Кто-то умышленно убил его?
Нет, говорил я себе, не может быть! Не может, не может, не может.
Одно дело – угрожать мне, задать взбучку и в конце концов попытаться угробить «Конни». Но убийство! Нет, Георг сам был виновником пожара. Но как в таком случае объяснить то, что его зажигалка лежала совсем в другом месте? Почему ее не было при нем?
Нет!.. Только не убийство.
Насмотревшись за ночь сумбурных снов, я проснулся утром в отвратительном настроении. Кое-как почистив зубы, погляделся в маленькое мутное зеркало над умывальником. Борода была вымазана зубной пастой. Я наклонился и подставил ее холодной струе из крана.
Как назло в поясе моих джинсов оторвалась пуговица. Я отыскал несессер, в котором лежали иголки и катушка с толстыми нитками. После нескольких неудачных попыток, послюнявив нитку, ухитрился продеть ее в ушко. Самому стало смешно при мысли о том, что я считаюсь одним из лучших парусных мастеров в стране. Видели бы меня сейчас мои почитатели…
Прокалывая в третий или четвертый раз толстую джинсовую ткань, я вдруг вспомнил замечание Билла, которое он сделал однажды вечером, рассматривая наш с Георгом очередной чертеж для нового спинакера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Знакомый голос вернул меня к действительности:
– Спросите Моргана Линдберга.
Подняв глаза, я увидел перед собой Билла Маккэя и молодого полицейского в кожанке, который держал в руке записную книжку.
– Вы ведь работали вместе с пострадавшим… – вежливо обратился он ко мне.
Я кивнул и встал.
– Пострадавший пользовался огнем для заваривания тросов?
Я еще раз кивнул.
– Всегда?
– Пожалуй что да.
– Спички, зажигалка, что-нибудь в этом роде?
Я кивнул. Было очевидно, что Билл уже рассказал полицейскому, как вообще накладывают марки. От меня он хотел услышать подтверждение.
– Наверно, синтетический трос легко загорается, когда его оплавляют? – Он говорил приветливо, дружелюбно, понимая, что мы тревожимся за Георга.
– Да, легко, – согласился я.
– И с него падают расплавленные капли?
– Точно, падают.
Полицейский записывал все мои ответы, хотя по сути они лишь подтверждали то, что ему уже было известно.
– Что ж, у меня все, спасибо за информацию. – С довольным видом он убрал свою записную книжку, козырнул и зашагал к пожарищу. Его товарищ, постарше возрастом, беседовал там с командиром пожарников.
Пока я сидел на мешках, размышляя, огонь совсем потушили. Последние струйки дыма стелились над газоном. Пожарники приготовились уходить. Они с честью выполнили свои обязанности. Быстро прибыли на место и спасли все, что можно было спасти. Я знал, что многие снисходительно посмеиваются над добровольными пожарными дружинами и их учениями. Впредь мне не быть в числе насмешников.
Вернулся Билл.
– Пошли, Морган, – сказал он, положив руку мне на плечо. – Работа ждет.
Мы проследовали в парусную мастерскую. Там стоял запах дыма, но огонь туда не проник. Только кладовка пострадала от пожара. Мартин притащил со склада огромный брезент. Втроем мы вышли на газон и накрыли гору мешков. Края брезента придавили к земле тяжелыми каменюгами, чтобы его не унесло ветром.
Полицейские сочли свою задачу выполненной и собрались возвращаться в Кунгэльв, чтобы там написать рапорт. Поборов нежелание думать и говорить о Георге, я осторожно взял молодого полицейского за рукав:
– Вам известно что-нибудь о пострадавшем?
– Знаем только, что врачи колдуют над ним в больнице.
Билл, Мартин и я направились в гостиницу. Члены экипажей и супруги Стефенс молча ждали нас в конце Долгой улицы. Они наблюдали пожар на почтительном расстоянии. Уже знали, что нам удалось спасти паруса. И что Георга отвезли в больницу.
Ева и Андерс предложили нам горячий кофе. Супруги Стефенс добавили по рюмке коньяку.
Ночью, в двадцать минут третьего, наш друг Георг умер, не приходя в сознание.
13
На другой день все тренировки были отменены. Смерть Георга выбила нас из колеи. «Маменькины сынки» и «Папенькины мальчики» бесцельно бродили по городу в одиночку и маленькими группами. Время от времени хождение прерывалось и мы заходили в кондитерскую или на гостиничную веранду выпить чашку кофе. Говорили мало, тщательно избегая касаться того, о чем все думали.
Швейные машины в мастерской не стрекотали, мастера сидели дома. Кронпринц утром спустился к флагштоку возле статуи Оскара II и поднял флаг до середины. Потом на «Бустере» сходил к барже и так же поднял флаг на испытательной мачте. Выше флага развевались привязанные к грота-фалу две черные ленты.
Захватив пачку сигарет, я уединился со своими мрачными мыслями на скалах к западу от крепости.
Через несколько часов, продолжая размышлять над безумной затеей, именуемой «Операция „Отче Наш“, я взял курс обратно на гостиницу. Наше предприятие потеряло для меня всякий смысл. Слишком высокой оказалась цена Кубка „Америки“.
Надо было собраться с духом и навестить Астрид. Много ли ей проку от моего участия? И все же я должен побороть себя и пойти к ней.
По пути к ее дому – самому тяжелому в моей жизни пути, мимо верфи и рыбозавода, вверх по вымощенной шифером дорожке – я зашел в овощной магазин и купил одиннадцать белых тюльпанов.
Астрид сама открыла дверь. Каменное лицо, опухшие от слез глаза. Она смотрела на меня невидящим взором. Я пытался что-то сказать, но не нашел нужных слов. Молча протянул ей тюльпаны. Астрид взяла их не глядя.
– Спасибо, Морган… – еле слышно произнесла она.
На большее ей недостало сил. Я и вовсе оставался нем. Астрид медленно затворила дверь, и я спустился по каменным ступеням крыльца.
Дойдя до гостиницы, я закрылся в своем номере, выпил бокал коньяка и погрузился в сон.
На другое утро я проснулся голодный как волк, поскольку проспал вчерашний обед. Быстро оделся и спустился вниз.
Доска объявлений призывала в военном стиле:
10.00 Общий сбор в аудитории.
Билл
Я позавтракал вместе с братьями Таннберг и Эриком Турселлем.
– Что-то нас ждет теперь… – произнес Ян Таннберг, срезая макушку яйца.
Яйцо оказалось «трехминутное», в его вкусе. Новая зарубка на ножке стола.
– А черт его знает, – отозвался Эрик. – Скоро услышим все от Билла.
– Теперь тебе одному маяться с парусами, – сказал Пер Таннберг.
– Мог бы не напоминать, – огрызнулся я.
Мой голос прозвучал достаточно резко, и разговор на этом оборвался. Мы молча одолели завтрак. Смерть Георга омрачила наше содружество.
Все были в сборе в аудитории, когда ровно в десять туда вошел Билл. Лицо его выдавало глубокую усталость, под глазами были темные круги. И в голосе появились нотки, каких я раньше не слышал. Хотя Билл говорил медленно, сдержанно, чувствовалась какая-то приглушенная агрессия. Вместо обычного «Олл райт, парни» сегодня свою речь он начал обращением «Товарищи-парусники». Помолчав, продолжил, поочередно обводя нас взглядом:
– От нас ушел парусник… Не говорю ни «друг», ни «товарищ», потому что для меня в слове «парусник» содержится и то и другое. Операция «Отче Наш» понесла тяжелую утрату. В наших рядах образовалась зияющая пустота. Не собираюсь произносить длинную речь, но хочу поделиться с вами своим убеждением. А именно, я убежден, что Георг мечтал завоевать Кубок «Америки». Вот почему, парни, мы просто обязаны выиграть этот Кубок… Чтобы этим отдать почесть Георгу. Вы согласны со мной?
– Согласны… – ответили мы негромко и не очень решительно.
– С этой минуты Георг включен в экипаж «Викинг Леди», и он будет рядом с нами вплоть до победного финиша в Америке. Завтра в восемь утра возобновляем совместные тренировки на дистанции. Побьем американцев ради Георга?
– Побьем!..– На сей раз наш ответ прозвучал громко и энергично.
Билл взял Георга на «Леди» незримым членом экипажа. Георгу предстояло стать оружием, которое принесет нам победу, если исход поединка между американской двенадцатиметровкой и «Викинг Леди» будет зависеть от нашей воли и наших побуждений.
На другой день «Конни» и «Леди» встретил в море шквалистый ветер с дождем. Дул зюйд-вест, шесть – восемь метров в секунду. Синоптики обещали прояснение в середине дня.
Многих членов экипажей преследовал бич парусников – потрескавшиеся губы и облезшие носы. Из-за цинковой мази можно было подумать, что мы метали друг в друга торты и не успели стереть с лица крем.
На дистанции Билл увалился, подошел почти вплотную к «Конни» и стал в левентик с заполаскивающими парусами. Жестом показал Петеру, чтобы тот шел параллельным курсом.
Ветер трубил в паруса наших красавиц яхт.
– Все наверх!..– крикнул Билл в рупор ладоней.
– Все наверх!..– подхватил Петер на «Конни». Шкотовые выбрались на палубу.
– Построение у правого борта! – скомандовал Билл.
Мы выстроились в шеренгу на ватервейсе. То же сделал экипаж «Конни».
– Смирно!..– раздалась непривычная для нас военная команда.
Мы невольно вытянулись в струнку.
– Минута молчания в память о Георге!..– Голос Билла прорезал шум ветра.
Плеск волн, хлопанье парусов, шлепки форштевней по воде, посвистывание ветра в высоком такелаже – шестьдесят секунд длилась траурная музыка в исполнении моря и лодок. Плавно покачивалась палуба под ногами. Я зацепился взглядом за какую-то точку на горизонте. Нескончаемый далекий окоем… Navigare necesse est… vivere non est necesse. Крылатые слова, призывающие плыть, непременно плыть, хотя бы ценою жизни. До чего же фальшивыми казались они сейчас. Минута памяти о моем друге Георге. Шестьдесят быстротечных секунд.
– По местам!..– разбила тишину новая команда.
«Маменькины сынки» и «Папенькины мальчики» молча заняли свои места. Вырванная из потока времени минута растаяла над морем.
– Старт через десять минут у подветренного буя! – крикнул Билл.
Мы вернулись к действительности.
Выбирая шкоты, затренькали «велосипеды», запели блоки. Перестали хлопать паруса. Зато все громче бурлила носовая волна. Красавицы яхты набирали скорость.
В этот день Билл увеличил темп. Решил наверстать упущенное в предельно напряженной программе тренировок? Или таким способом хотел отвлечь нас от мрачных мыслей? Как бы то ни было, работа оказалась эффективным лекарством. Разговоры членов нашей бригады снова вращались вокруг парусного спорта и приключений, ожидающих нас по ту сторону Атлантики. На борту мы действовали именно так, как хотелось Биллу: точно отряд роботов, молниеносно реагирующих на каждую команду.
Проблема спинакера не давала мне покоя. На курсе фордевинд преимущество «Леди» было неоспоримо, но стоило ветру измениться, как даже при полном бакштаге «Конни» шутя настигала нас. В чем дело? В форме корпуса? Или в спинакере? Я едва не свихнулся, ломая себе голову над этими вопросами. И не находил решения. Беда! Ведь с каждым днем мы приближались к дате, когда все должно быть в полном порядке.
– Морган, – сказал однажды вечером Билл, – не нравится мне поведение «Леди» при попутных ветрах.
– Мне тоже, – сухо ответил я, – а что толку.
– Придется тебе несколько дней посидеть на берегу и придумать что-нибудь радикальное. – С этими словами он встал и направился в свой номер, не дожидаясь ответа.
Приказ есть приказ…
– Вот так, Морган, – ухмыльнулся Пер Таннберг, подслушавший наш разговор. – Давай, браток, пошевели мозгами, поработай серым веществом.
Попозже в тот же вечер я зашел к Моне Лизе – может, он предложит какие-нибудь еще не испробованные нами способы. Сидя в халате, он был занят тем, что стриг ногти на ногах.
– У тебя есть время поговорить о яхтах? – спросил я.
Мона Лиза отложил ножницы и добавил несколько сантиметров к своей улыбке.
– О яхтах всегда есть время. Я тоже пытаюсь понять, почему на бакштагах «Леди» идет хуже… По данным испытаний в гидродинамических каналах она должна идти быстрее.
Мне даже не понадобилось объяснять, зачем я пришел, он сразу догадался.
– Ты уверен?
– На сто процентов. Ищи причину в мачте или спинакере.
– Георг что-то говорил… У него появилась какая-то идея.
– Какая?
– Он так и не успел рассказать.
– Черт дери. – Мона Лиза потушил сигарету и задумчиво посмотрел в окно. – Может, что-нибудь записал или начертил в конторе?
– Он говорил, что Билл подсказал ему решение. Странно, ведь в тот день он вовсе не разговаривал с Биллом.
Мона Лиза встал.
– Надо все-таки поискать в конторе, вдруг повезет. Подожди немного, я оденусь.
Контора выглядела так, словно Георг покинул ее всего несколько минут назад. Везде лежали бумаги, ожидая, когда о них вспомнят. На спинке стула перед письменным столом висела синяя шерстяная кофта Георга. Кипу бумаг на столе венчала пачка сигарет. На вытяжной доске стояла чашка с недопитым кофе. Казалось, сейчас откроется дверь и войдет сам Георг.
– Начнем с письменного стола… – предложил Мона Лиза.
– Мы ведь даже не знаем толком, что ищем. – Я принялся наудачу перебирать бумаги.
– В Писании сказано: кто ищет, тот найдет. – Мона Лиза выдвинул верхний ящик и принялся изучать его содержимое.
Не повезло нам, сколько ни искали во всевозможных местах. Через час я готов был сдаться. Пустая затея. Уже ни на что не надеясь, я прошел в мастерскую и сердито сбросил с большого рабочего стола кусок парусины. Но и тут не было ни чертежей, ни набросков. Чертыхнувшись про себя, я повернулся кругом, чтобы вернуться в контору к Моне Лизе. И резко остановился.
На самой середине стола лежала зажигалка Георга. Та самая, что служила ему для работы с синтетическими тросами. Без которой, как говорил сам Георг, он вовсе не мог обходиться.
Но ведь в тот роковой вечер Георг вроде бы направился в мастерскую заваривать концы? А зажигалку оставил здесь? Вот уж никак не похоже на Георга. Над чем бы он ни трудился, всегда держал под рукой нужный инструмент.
Я сунул зажигалку в карман и прошел к Моне Лизе, продолжая лемать голову над этой загадкой.
– Здесь нет никаких записей о спинакерах, черт дери… – уныло произнес Мона Лиза. – А ты нашел что-нибудь?
– Только вот это. – Я показал ему зажигалку Георга.
– Что за штука? – Он взял ее в руки. – Специальное приспособление для усталых директоров, которые не в силах удержать в руке сигару, когда прикуривают?
Он рассмеялся, взвешивая на ладони необычную зажигалку.
– Георг приспособил ее, чтобы заваривать тросы.
– Вот как! В самом деле хитро придумано.
Мона Лиза вернул зажигалку мне, не сообразив, что означает моя находка.
– Да, неплохо, – согласился я, снова убирая зажигалку в карман.
Мне не хотелось посвящать его в свои размышления, и я ограничился тем, что сказал:
– Погаси свет, выключатель у тебя за спиной. Мона Лиза послушался, и вместе мы отправились в подвальчик «Гранд-Отеля» выпить пива. За одним из столиков в углу сидел Билл, и мы присоединились к нему.
– Ну, Морган? Небось тебе уже в кошмарах снится поведение «Леди» на бакштагах? – приветствовал меня Билл.
Лицо его выражало сочувствие, но мне почудился в глазах Билла чертенок, потешающийся над моими затруднениями.
– Да уж… – протянул я.
– Что-нибудь надумал?
– Ага – что я был дурнем, когда ввязался в эту затею.
Билл весело ухмыльнулся.
– С кем не бывает… Но если серьезно: есть какие-нибудь соображения, как заставить «Леди» идти быстрее с попутными ветрами?
– Георг был абсолютно уверен, что нашел решение. Сам говорил об этом накануне пожара.
– Уверен?
– Он сказал, что ты объяснил ему, в чем дело.
– Я? – искренне удивился Билл. – Да мы с ним в день пожара и не говорили об этом.
– Сам удивляюсь. – Я постарался восстановить в памяти сказанное Георгом. – «Билл растолковал, в чем недостаток нашего спинакера» – это его слова.
– Исключено! Не было у нас никаких разговоров о спинакере.
Разумеется. Если бы Билл знал решение, он поделился бы со мной.
– Испытания в гидродинамических каналах дали однозначный ответ, – вступил Мона Лиза, молча слушавший нас. – «Викинг Леди» обязана идти быстрее на всех курсах.
– Тебе остается одно, Морган, – сказал Билл.
– А именно? – Меня раздражал его безапелляционный тон.
– Действовать методом исключения, дружище. – Он сделал паузу, раздумывая. – Мачту мы настроили дальше некуда. И на всех курсах, кроме бакштага, «Леди» идет, как положено. Стало быть, мачту трогать нельзя… Согласен?
– Конечно. Сдвинем мачту – пойдем медленнее бейдевиндом.
– Так точно. Остается одна возможность, если мы не хотим списать «Леди» и строить нового претендента…
– Какая же? – перебил я его.
– Спинакеры!
Я промолчал. Эти проклятые спинакеры уже всю душу из меня вымотали. Билл поднялся со стула.
– Время позднее, спокойной ночи, парни.
– Спокойной ночи, Папочка. В дверях Билл обернулся.
– В твоем распоряжении совсем немного дней, Морган.
– Это тоже не новость! – сердито крикнул я ему вслед.
И услышал, как он посмеивается про себя, поднимаясь в свой номер.
В эту ночь я опять долго не мог уснуть. Но не капризы спинакеров заставляли меня вертеться ужом в постели, а мысли о Георге. Неотступно преследовавший меня мучительный вопрос: еще одна диверсия? Кто-то умышленно убил его?
Нет, говорил я себе, не может быть! Не может, не может, не может.
Одно дело – угрожать мне, задать взбучку и в конце концов попытаться угробить «Конни». Но убийство! Нет, Георг сам был виновником пожара. Но как в таком случае объяснить то, что его зажигалка лежала совсем в другом месте? Почему ее не было при нем?
Нет!.. Только не убийство.
Насмотревшись за ночь сумбурных снов, я проснулся утром в отвратительном настроении. Кое-как почистив зубы, погляделся в маленькое мутное зеркало над умывальником. Борода была вымазана зубной пастой. Я наклонился и подставил ее холодной струе из крана.
Как назло в поясе моих джинсов оторвалась пуговица. Я отыскал несессер, в котором лежали иголки и катушка с толстыми нитками. После нескольких неудачных попыток, послюнявив нитку, ухитрился продеть ее в ушко. Самому стало смешно при мысли о том, что я считаюсь одним из лучших парусных мастеров в стране. Видели бы меня сейчас мои почитатели…
Прокалывая в третий или четвертый раз толстую джинсовую ткань, я вдруг вспомнил замечание Билла, которое он сделал однажды вечером, рассматривая наш с Георгом очередной чертеж для нового спинакера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27