На борту «Викинг Леди» началось нечто вроде буйной пляски пьяных викингов после кровавого жертвоприношения.
– Наша взяла!
– Мы идем быстрее!
– Наконец!
Билл ничего не сказал, но уголки его рта раздвинула такая широкая улыбка, что спичка улетела в море, оставшись без опоры. Мы прыгали и орали, давая выход своей радости, словно десятилетние мальчишки.
Галс за галсом Биллу удавалось повторить успех. Никакого сомнения, наша лодка шла быстрее «Конни». Билл малость смутился, когда счастливые братья Танн-берг кинулись его обнимать.
– Не говори «гоп», пока черта не перепрыгнул… – сказал он.
– Уже перепрыгнули, на несколько корпусов, – возразил Ян.
– Это еще надо посмотреть, – заключил Билл Маккэй.
На другой день мы поняли, что он подразумевал. На доске объявлений в вестибюле гостиницы появился новый текст:
«Папенькины мальчики» оснащают «Конни». «Маменькины сынки» оснащают «Леди».
Билл
– Нет, вы поглядите: Билл задумал сегодня поменять лодки… – удивленно произнес Эрик, когда мы вместе прочли приказ.
Билл вышел в море на «Конни» суровый и сосредоточенный. Тщательно проверил все детали рангоута и такелажа. Ворчливо отметил кое-какие мелкие погрешности, пока мы готовились к встрече с «Леди», на которой работали «Маменькины сынки» во главе с Петером Хольмом.
Если накануне, когда нам наконец удалось обойти «Конни», Билл озарил наши души радостью, то теперь он не менее эффективно сумел ее притушить. Под его управлением «Конни» шутя обошла «Леди», и снова между лодками возник тот самый тридцатиметровый разрыв. Проклятие! Значит – опять вкалывать, занимаясь настройкой парусов.
– Папочка свое дело знает… – с нескрываемым восхищением прошептал Мартин.
Благодаря мастерству нашего рулевого «Конни» опять шла быстрее, чем «Леди» под командой Петера. На сей раз переиначенная Биллом поговорка не требовала специальных пояснений:
– Вот что бывает, парни, когда судишь по масти о недоделанной собаке!..
В конце мая мы наконец могли сказать себе, что дело сделано. Трижды в разную погоду Билл менял лодки, и ни разу «Конни» не смогла обойти «Леди». Лучшего доказательства того, что «Викинг Леди» быстрее на лавировке, нельзя было получить.
К этому времени мы больше месяца прилежно подгоняли тысячу и одну деталь. До чего же приятно было видеть, что «Леди» обрела боевую готовность. Какой бы ветер ни дул над Марстрандским фьордом, какой бы ни была волна, на все случаи у нас были отработаны нужные маневры. Во время очередных поединков «Леди» уже после двух-трех галсов уходила от 12,5-метровки «Конни».
– Я знал, что все будет в порядке… – пробурчал Билл. – Точно знал. Хорошо поработано, Морган.
– Скажи спасибо Моне Лизе и Анетте, – ответил я. – Без их съемок мы бы не справились.
Раз за разом изучая ленты, на которых были запечатлены наши тренировки, я находил новые варианты, когда казалось, что больше невозможно что-либо придумать.
– Все равно молодцом, Морган, – сказал Билл.
Слегка смущенный похвалой, я перелистал свою записную книжку. Для непосвященного она была испещрена таинственными иероглифами, мне же они говорили все о поведении «Викинг Леди» при ветрах различной силы.
Двадцатого мая, вернувшись после долгого трудового дня к причалу, мы увидели на набережной две знакомых фигуры. Сэлли и Артур Стефенс вновь удостоили Марстранд своим присутствием. Состоялся сердечный обмен рукопожатиями с каждым из нашей компании.
– Мы всю зиму так по вас скучали, – заверили нас американские друзья.
С их появлением в гостинице воцарилась особая атмосфера. Словно лето началось всерьез – и с ним каторжная работа. Спиртное приобрело более американский оттенок. Не вкусом, а количеством. Против чего мы вовсе не возражали.
12
Наступила пора настоящих тренировочных гонок. Интенсивного упражнения в маневрировании. «Леди» и «Конни» бок о бок гонялись вокруг буев, расставленных «Бустером» по периметру равностороннего треугольника. От буя до буя – одна морская миля.
Мы вкалывали по восьми часов в день. Вечером совершенно измотанные валились на кровать. Слова Яна Таннберга насчет крови, пота и слез оправдались с лихвой. Наши ладони натирались и раздирались тросами, кровавые мозоли сменялись твердыми наростами. Плечи ныли, колени болели.
Кинокамера в кокпите «Бустера» стрекотала без перерыва, и каждый второй вечер в аудитории демонстрировались ленты, сопровождаемые нелицеприятной критикой. Ни одна, даже самая малая деталь не была обойдена вниманием. Билл коршуном обрушивался на малейшие промашки, и его короткие негромкие замечания били подчас больнее ударов плети.
Ко всему этому добавлялась наша с Георгом особая проблема. По-своему – самая каверзная. Проблема спинакеров.
Последние тренировки ясно показали, что спинакеры Теда Худа тянут лучше наших на полных курсах. Стоило «Маменькиным сынкам» поставить на «Конни» спинакер Теда Худа, как она стрелой уходила от «Леди». Не помогало и то, что его спинакеры были на обеих лодках, все равно «Конни» шла быстрее. Если же мы ставили наши спинакеры, гонка заканчивалась вничью. Чистейшая загадка. Все говорило за то, что спинакеры Теда Худа пошиты с учетом формы корпуса «Интрепида», которая явно была близка к форме «Конни». Но в чем именно?
– Надо обдумать все заново, Морган… – сказал Георг. – Мы изготовили наши спинакеры для «Конни», а не для «Леди».
– Пожалуй, ты прав… Различие корпусов бросается в глаза.
Георг верно рассудил. Но решение проблемы от этого не приблизилось. Как изменить покрой наших спинакеров, чтобы лучше тянули «Леди»?
– Великое не рождается на свет без мук, – произнес Георг, глядя на мою унылую физиономию.
– О'кей, новые ставки – новые надежды.
В тысячный раз мы разложили свои чертежи и начали все сначала.
В тот вечер нам удалось-таки приблизиться к цели. При испытании нового спинакера «Викинг Леди» развила такую же скорость, как «Конни».
– Вы на верном пути, парни, – заключил Билл в конце рабочего дня.
Все же он не был совсем доволен. И предложил нам с Георгом продолжать эксперименты. А чтобы мы сосредоточились на них, на два дня освободил нас от выходов в море. Чему мы даже были рады: за это время ладони успели подзажить. Правда, глаза опухли от недосыпа и табачного дыма.
У напряженной работы со спинакерами был один важный плюс – она не оставляла времени для других забот. Некогда думать об Учтивом господине, диверсии и прочих пакостях. К тому же после набега фотографа никаких новых происшествий не было. Может быть, в конечном счете наши противники отступились? Между тем каждый день приближал нас к гонкам за Кубок «Америки».
Билл то и дело наведывался в мастерскую, чтобы справиться, как идет работа. Глазом специалиста квалифицированно оценивал наши идеи. Однажды вечером, склонясь над чертежной доской, после долгих раздумий произнес:
– В этот спинакер я верю.
– Мы тоже, – сказал Георг.
– Он приподнимет носовую часть, – добавил я. Билл кивнул и поднял глаза на потолок. Казалось, среди балок он видит «Леди» на ходу. Еще кивнул раз-другой, что-то соображая.
– Мы добивались прироста подъемной силы, – пояснил Георг.
– За счет усиленной тяги, – уточнил я.
– Чистый фордевинд бывает редко, – негромко заметил Билл.
– Если поднимем носовую часть, сократится смоченная площадь корпуса, – продолжал Георг.
– Когда парус будет готов?
– Через три дня и три ночи, если привлечь всю бригаду, – ответил я.
– О'кей, – подытожил Билл.
Этот спинакер себя оправдал. На курсе фордевинд мы обгоняли «Конни» со спинакерами Теда Худа.
– Проблема решена, – радостно сказал я Георгу во время ленча после первого испытания новой конструкции.
– Любую задачу можно решить, стоит как следует постараться, – улыбнулся Георг.
Товарищи по экипажу поздравили нас и похвалили за отличную работу. Один только Билл никак не реагировал. Он воспринял наш успех как нечто само собой разумеющееся.
Во второй половине того же дня выяснилось, что поздравления были преждевременными. Когда мы снова вышли на дистанцию, ветер успел перемениться, на место чистого фордевинда пришел полный бакштаг. Снова спинакер Теда Худа развил лучшую тягу, и «Конни» обошла «Викинг Леди».
– Черт, я чего-то не понимаю… – сказал Георг, когда мы вечером возвратились к причалу. – Бог с ним, с обедом, пойду в контору, поразмышляю.
– Приду к тебе, как только поем, – пообещал я. Спинакеры успели мне осточертеть, и сейчас никакие паруса не понудили бы меня отказаться от свинины с горохом, горячего пунша и блинов. Четверговые обеды воистину были одним из отрадных моментов операции «Отче Наш».
Явившись, довольный и сытый, в контору, я застал Георга в отличнейшем настроении.
– Порядок, Морган, – приветствовал он меня. – Билл растолковал, в чем недостаток нашего спинакера.
Он таинственно улыбнулся.
– Ну?
Интересно, до чего там додумались они с Биллом.
– Я тут работаю, а ты знай себе прохлаждаешься и брюхо набиваешь… Теперь уж потерпи немного.
Георг смотрел на меня с веселым прищуром. Ясно, решил поддразнить. И я промолчал, не стал нажимать. Понимая, что он хочет проверить свою идею, прежде чем делиться со мной. Вполне естественно: нам столько раз казалось, что мы достигли цели, – и каждый раз терпели неудачу. Теперь мой друг предпочитает основательно продумать следующий шаг, нежели тешить меня новыми надеждами. Наверно, и я сам поступил бы так же.
– Тогда я пошел в гостиницу, лягу спать, – сказал я.
– Валяй, Морган. Завтра утром увидимся, как обычно.
Мы покурили, поболтали о том о сем и расстались. Слово «спинакер» больше не произносилось.
На другой день, двадцать четвертого мая, мы опять выходили с Георгом в море, так что задуманная доводка паруса была отложена. Когда наконец добрались до берега (Билл немилосердно погонял нас), я, как обычно, поднялся в гостиницу, переоделся, воздал должное отменному обеду и решил отдохнуть за чашкой кофе в обществе своих товарищей по экипажу. Георг, как у него было заведено, пошел домой обедать. Мы условились встретиться у чертежной доски в половине десятого. Эта доска успела стать нашим жертвенником, на который мы вновь и вновь возлагали плоды умственного и физического труда. Я уже ненавидел ее больше всего на свете, но в этот вечер с волнением предвкушал свидание в мастерской, надеясь, что мой друг решится наконец посвятить меня в свой новый замысел.
Как обычно, с нами сидели супруги Стефенс (и как обычно, перед нами стояли оплаченные ими стаканчики), и первой на необычные звуки реагировала Сэлли Стефенс.
– Что это? – сказала она, прислушиваясь.
Мы смолкли, напрягая слух. Сквозь гам и смех в ресторанном зале пробивался извне настойчивый вой сирен.
Пожар!
Да нет, не может быть…
– Похоже на пожарные сирены… – произнес я. Прошлым летом я слышал их завывание во время какой-то учебной тревоги. Но вроде бы на сегодня не намечались никакие учения?
Мы тревожно прислушивались к пронзительному жалобному звуку. Сэлли прижала обе ладони к груди.
Неужели пожар? Не дай Бог такое бедствие. Я живо представлял себе, чем оно могло обернуться для Мар-странда, деревянные дома которого стояли чуть ли не друг на друге. Пламя станет быстро перебрасываться с крыши на крышу.
Мы вскочили со своих мест и поспешили во двор. Вой то прибывал, то убывал, предельно несовместимый с прелестью теплого весеннего вечера.
– Где это горит, черт возьми? – сказал Билл, глядя на небо.
На темно-синем небосводе не было никаких намеков на зарево.
Под неотступный вой сирен Билл, Мартин и я направились к парку с его просторной открытой площадкой. Но и оттуда не увидели зарева, только еще более темное небо.
Тем временем город кругом оживал. Люди уже готовились отойти ко сну, но теперь вновь поднимались шторы, и в окнах возникали испуганные вопрошающие лица. На улицах звучали торопливые шаги. Возле аптеки с грохотом распахнулись ворота, и двое в пожарных шлемах, майках, брюках и сапогах побежали вверх к площади с серебристым тополем. У одного подтяжки были кое-как обмотаны вокруг пояса, у другого, более тучного, болтались и шлепали по животу, отбивая такт, словно на барабане. Он не успел даже застегнуть ширинку. На бегу пожарники силились натянуть на себя длинные белые плащи. Местная пожарная команда в полном составе поднялась по тревоге.
Еще двое – судя по всему, члены добровольной дружины – появились из-за угла магазина Гюлина, волоча в гору тележку, нагруженную бухтами канатов.
Окна домов на их пути открывались, испуганные голоса вопрошали:
– Где горит?
– Сильный пожар?
Но пожарники не отвечали. Трудный подъем с тяжелым грузом отнимал у них все силы. Мы услышали громкое сопение, когда они поравнялись с нами.
Следом за ними легко и пружинисто бежали два подростка.
– Пожар в курзале!..– крикнули они встревоженным жителям.
И помчались дальше, хлопая расклешенными джинсами.
– В курзале… – откликнулся я, словно эхо. У меня перехватило дыхание.
– Проклятие! – воскликнул Мартин.
– Вперед, парни! – сказал Билл, бросаясь вдогонку за пожарными, которые в эту минуту, одолев Долгую улицу, огибали здание гостиницы.
Курзал был окутан дымом. Пламени не видно, но в неподвижном воздухе густые клубы дыма заволокли нижний конец улицы.
– Паруса!..– вырвалось у меня.
Услышав слово «курзал», я сразу понял, что наши паруса в опасности. Дым валил из двух окон первого этажа. И уж я-то отлично знал, какое помещение находится за этими окнами: там хранились паруса «Интре-пида», «Констеллейшн» и «Викинг Леди».
Сбежав на пристань с моторной помпой, пожарные опустили патрубок в море у выхода из гавани, по соседству со старой синагогой. Сильные руки потащили толстый пожарный рукав через площадку к северу от курзала.
У меня отлегло от сердца.
– Повезло вам, – сказал пожарник.
Надев опять противогаз, он знаком дал понять товарищу, чтобы тот передал ему рукав, зажал наконечник под мышкой и протиснулся в дверь, чтобы продолжить единоборство с пламенем. Огонь злобно зашипел, через дверь наружу вырвались клубы пара. Но дыма стало заметно меньше, люди явно брали верх в поединке с огнем.
Последние черные от копоти, мокрые мешки упали на землю возле крыльца. Мы живо оттащили их в сторонку.
– Последний!..– выдохнул один из пожарников, выбираясь на волю с мешком, в котором лежал один из спинакеров «Конни».
Освободив его от ноши, я забросил мешок на самый верх скопившейся горы. Он поблагодарил меня взглядом и перенес свое внимание на кучу мокрых полотенец. Я от души сочувствовал ему.
Билл и Мартин сели на один мешок, чтобы отдышаться. Слезы от едкого дыма прочертили дорожки на их закопченных щеках. Билл протер глаза рукавом, и на одной щеке чистые дорожки исчезли под свежей порцией грима.
– Что скажешь, Морган? – спросил он.
– Тысяча чертей.
– Но паруса все же спасли, – устало произнес Билл.
– Вот только Георг… – тихо сказал Мартин. Билл молча поднялся и на время оставил нас. Я тоже молчал, уподобляясь страусу, который прячет голову в песок, чтобы не видеть опасность. Не в силах ничем помочь Георгу, я заставлял себя вообще не думать о нем.
– Сигарета найдется? – спросил я Мартина.
Он извлек из кармана джинсов помятую пачку и протянул мне кривую сигарету.
– Как ты думаешь, ему здорово досталось? – тихо спросил он.
Я даже не стал отвечать и направился к Биллу, который разговаривал с пожарниками.
– Полиция из Кунгэльва уже едет сюда, – сообщил один из них.
– Хорошо еще, Георг раньше нас успел вытащить столько мешков, – сказал другой, повыше ростом.
Я узнал его, встречался с ним раньше здесь в Мар-странде. Он явно был знаком с Георгом.
– Что вызвало пожар? – спросил я.
– А черт его знает. Приедет полиция, вместе посмотрим, может, что-нибудь выяснится. Но похоже, что сперва загорелось около окна.
– У окна? – переспросил Билл.
– Ну да, в фанерном, ящике, где лежала промасленная ветошь. Георг мог обронить там сигарету или еще что-нибудь, и пошло…
Я кивнул. Звучит вполне логично. Я знал, о каком ящике речь. Оттуда пламя могло переброситься на старые выцветшие занавески. И в несколько секунд Георг очутился в аду.
– Георг сказал, что пойдет заваривать концы… – произнес незаметно подошедший к нам Мартин.
– Своей зажигалкой?..– спросил Билл.
– Наверно, – отозвался я, зная излюбленный способ Георга.
– Я встретил его, – продолжал Мартин, – когда шел из табачной лавки в гостиницу обедать.
Мы посмотрели на почерневшую стену курзала. Из двери и разбитых окон еще вырывались редкие струйки дыма.
Отойдя в сторонку, я сел на ближайший мешок. Почувствовал вдруг, как устал. После горячки со спасанием парусов наступила реакция. Все окружающее казалось до жути нереальным. Хотелось поскорей подняться в гостиницу и лечь в постель, отключиться от всего на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Наша взяла!
– Мы идем быстрее!
– Наконец!
Билл ничего не сказал, но уголки его рта раздвинула такая широкая улыбка, что спичка улетела в море, оставшись без опоры. Мы прыгали и орали, давая выход своей радости, словно десятилетние мальчишки.
Галс за галсом Биллу удавалось повторить успех. Никакого сомнения, наша лодка шла быстрее «Конни». Билл малость смутился, когда счастливые братья Танн-берг кинулись его обнимать.
– Не говори «гоп», пока черта не перепрыгнул… – сказал он.
– Уже перепрыгнули, на несколько корпусов, – возразил Ян.
– Это еще надо посмотреть, – заключил Билл Маккэй.
На другой день мы поняли, что он подразумевал. На доске объявлений в вестибюле гостиницы появился новый текст:
«Папенькины мальчики» оснащают «Конни». «Маменькины сынки» оснащают «Леди».
Билл
– Нет, вы поглядите: Билл задумал сегодня поменять лодки… – удивленно произнес Эрик, когда мы вместе прочли приказ.
Билл вышел в море на «Конни» суровый и сосредоточенный. Тщательно проверил все детали рангоута и такелажа. Ворчливо отметил кое-какие мелкие погрешности, пока мы готовились к встрече с «Леди», на которой работали «Маменькины сынки» во главе с Петером Хольмом.
Если накануне, когда нам наконец удалось обойти «Конни», Билл озарил наши души радостью, то теперь он не менее эффективно сумел ее притушить. Под его управлением «Конни» шутя обошла «Леди», и снова между лодками возник тот самый тридцатиметровый разрыв. Проклятие! Значит – опять вкалывать, занимаясь настройкой парусов.
– Папочка свое дело знает… – с нескрываемым восхищением прошептал Мартин.
Благодаря мастерству нашего рулевого «Конни» опять шла быстрее, чем «Леди» под командой Петера. На сей раз переиначенная Биллом поговорка не требовала специальных пояснений:
– Вот что бывает, парни, когда судишь по масти о недоделанной собаке!..
В конце мая мы наконец могли сказать себе, что дело сделано. Трижды в разную погоду Билл менял лодки, и ни разу «Конни» не смогла обойти «Леди». Лучшего доказательства того, что «Викинг Леди» быстрее на лавировке, нельзя было получить.
К этому времени мы больше месяца прилежно подгоняли тысячу и одну деталь. До чего же приятно было видеть, что «Леди» обрела боевую готовность. Какой бы ветер ни дул над Марстрандским фьордом, какой бы ни была волна, на все случаи у нас были отработаны нужные маневры. Во время очередных поединков «Леди» уже после двух-трех галсов уходила от 12,5-метровки «Конни».
– Я знал, что все будет в порядке… – пробурчал Билл. – Точно знал. Хорошо поработано, Морган.
– Скажи спасибо Моне Лизе и Анетте, – ответил я. – Без их съемок мы бы не справились.
Раз за разом изучая ленты, на которых были запечатлены наши тренировки, я находил новые варианты, когда казалось, что больше невозможно что-либо придумать.
– Все равно молодцом, Морган, – сказал Билл.
Слегка смущенный похвалой, я перелистал свою записную книжку. Для непосвященного она была испещрена таинственными иероглифами, мне же они говорили все о поведении «Викинг Леди» при ветрах различной силы.
Двадцатого мая, вернувшись после долгого трудового дня к причалу, мы увидели на набережной две знакомых фигуры. Сэлли и Артур Стефенс вновь удостоили Марстранд своим присутствием. Состоялся сердечный обмен рукопожатиями с каждым из нашей компании.
– Мы всю зиму так по вас скучали, – заверили нас американские друзья.
С их появлением в гостинице воцарилась особая атмосфера. Словно лето началось всерьез – и с ним каторжная работа. Спиртное приобрело более американский оттенок. Не вкусом, а количеством. Против чего мы вовсе не возражали.
12
Наступила пора настоящих тренировочных гонок. Интенсивного упражнения в маневрировании. «Леди» и «Конни» бок о бок гонялись вокруг буев, расставленных «Бустером» по периметру равностороннего треугольника. От буя до буя – одна морская миля.
Мы вкалывали по восьми часов в день. Вечером совершенно измотанные валились на кровать. Слова Яна Таннберга насчет крови, пота и слез оправдались с лихвой. Наши ладони натирались и раздирались тросами, кровавые мозоли сменялись твердыми наростами. Плечи ныли, колени болели.
Кинокамера в кокпите «Бустера» стрекотала без перерыва, и каждый второй вечер в аудитории демонстрировались ленты, сопровождаемые нелицеприятной критикой. Ни одна, даже самая малая деталь не была обойдена вниманием. Билл коршуном обрушивался на малейшие промашки, и его короткие негромкие замечания били подчас больнее ударов плети.
Ко всему этому добавлялась наша с Георгом особая проблема. По-своему – самая каверзная. Проблема спинакеров.
Последние тренировки ясно показали, что спинакеры Теда Худа тянут лучше наших на полных курсах. Стоило «Маменькиным сынкам» поставить на «Конни» спинакер Теда Худа, как она стрелой уходила от «Леди». Не помогало и то, что его спинакеры были на обеих лодках, все равно «Конни» шла быстрее. Если же мы ставили наши спинакеры, гонка заканчивалась вничью. Чистейшая загадка. Все говорило за то, что спинакеры Теда Худа пошиты с учетом формы корпуса «Интрепида», которая явно была близка к форме «Конни». Но в чем именно?
– Надо обдумать все заново, Морган… – сказал Георг. – Мы изготовили наши спинакеры для «Конни», а не для «Леди».
– Пожалуй, ты прав… Различие корпусов бросается в глаза.
Георг верно рассудил. Но решение проблемы от этого не приблизилось. Как изменить покрой наших спинакеров, чтобы лучше тянули «Леди»?
– Великое не рождается на свет без мук, – произнес Георг, глядя на мою унылую физиономию.
– О'кей, новые ставки – новые надежды.
В тысячный раз мы разложили свои чертежи и начали все сначала.
В тот вечер нам удалось-таки приблизиться к цели. При испытании нового спинакера «Викинг Леди» развила такую же скорость, как «Конни».
– Вы на верном пути, парни, – заключил Билл в конце рабочего дня.
Все же он не был совсем доволен. И предложил нам с Георгом продолжать эксперименты. А чтобы мы сосредоточились на них, на два дня освободил нас от выходов в море. Чему мы даже были рады: за это время ладони успели подзажить. Правда, глаза опухли от недосыпа и табачного дыма.
У напряженной работы со спинакерами был один важный плюс – она не оставляла времени для других забот. Некогда думать об Учтивом господине, диверсии и прочих пакостях. К тому же после набега фотографа никаких новых происшествий не было. Может быть, в конечном счете наши противники отступились? Между тем каждый день приближал нас к гонкам за Кубок «Америки».
Билл то и дело наведывался в мастерскую, чтобы справиться, как идет работа. Глазом специалиста квалифицированно оценивал наши идеи. Однажды вечером, склонясь над чертежной доской, после долгих раздумий произнес:
– В этот спинакер я верю.
– Мы тоже, – сказал Георг.
– Он приподнимет носовую часть, – добавил я. Билл кивнул и поднял глаза на потолок. Казалось, среди балок он видит «Леди» на ходу. Еще кивнул раз-другой, что-то соображая.
– Мы добивались прироста подъемной силы, – пояснил Георг.
– За счет усиленной тяги, – уточнил я.
– Чистый фордевинд бывает редко, – негромко заметил Билл.
– Если поднимем носовую часть, сократится смоченная площадь корпуса, – продолжал Георг.
– Когда парус будет готов?
– Через три дня и три ночи, если привлечь всю бригаду, – ответил я.
– О'кей, – подытожил Билл.
Этот спинакер себя оправдал. На курсе фордевинд мы обгоняли «Конни» со спинакерами Теда Худа.
– Проблема решена, – радостно сказал я Георгу во время ленча после первого испытания новой конструкции.
– Любую задачу можно решить, стоит как следует постараться, – улыбнулся Георг.
Товарищи по экипажу поздравили нас и похвалили за отличную работу. Один только Билл никак не реагировал. Он воспринял наш успех как нечто само собой разумеющееся.
Во второй половине того же дня выяснилось, что поздравления были преждевременными. Когда мы снова вышли на дистанцию, ветер успел перемениться, на место чистого фордевинда пришел полный бакштаг. Снова спинакер Теда Худа развил лучшую тягу, и «Конни» обошла «Викинг Леди».
– Черт, я чего-то не понимаю… – сказал Георг, когда мы вечером возвратились к причалу. – Бог с ним, с обедом, пойду в контору, поразмышляю.
– Приду к тебе, как только поем, – пообещал я. Спинакеры успели мне осточертеть, и сейчас никакие паруса не понудили бы меня отказаться от свинины с горохом, горячего пунша и блинов. Четверговые обеды воистину были одним из отрадных моментов операции «Отче Наш».
Явившись, довольный и сытый, в контору, я застал Георга в отличнейшем настроении.
– Порядок, Морган, – приветствовал он меня. – Билл растолковал, в чем недостаток нашего спинакера.
Он таинственно улыбнулся.
– Ну?
Интересно, до чего там додумались они с Биллом.
– Я тут работаю, а ты знай себе прохлаждаешься и брюхо набиваешь… Теперь уж потерпи немного.
Георг смотрел на меня с веселым прищуром. Ясно, решил поддразнить. И я промолчал, не стал нажимать. Понимая, что он хочет проверить свою идею, прежде чем делиться со мной. Вполне естественно: нам столько раз казалось, что мы достигли цели, – и каждый раз терпели неудачу. Теперь мой друг предпочитает основательно продумать следующий шаг, нежели тешить меня новыми надеждами. Наверно, и я сам поступил бы так же.
– Тогда я пошел в гостиницу, лягу спать, – сказал я.
– Валяй, Морган. Завтра утром увидимся, как обычно.
Мы покурили, поболтали о том о сем и расстались. Слово «спинакер» больше не произносилось.
На другой день, двадцать четвертого мая, мы опять выходили с Георгом в море, так что задуманная доводка паруса была отложена. Когда наконец добрались до берега (Билл немилосердно погонял нас), я, как обычно, поднялся в гостиницу, переоделся, воздал должное отменному обеду и решил отдохнуть за чашкой кофе в обществе своих товарищей по экипажу. Георг, как у него было заведено, пошел домой обедать. Мы условились встретиться у чертежной доски в половине десятого. Эта доска успела стать нашим жертвенником, на который мы вновь и вновь возлагали плоды умственного и физического труда. Я уже ненавидел ее больше всего на свете, но в этот вечер с волнением предвкушал свидание в мастерской, надеясь, что мой друг решится наконец посвятить меня в свой новый замысел.
Как обычно, с нами сидели супруги Стефенс (и как обычно, перед нами стояли оплаченные ими стаканчики), и первой на необычные звуки реагировала Сэлли Стефенс.
– Что это? – сказала она, прислушиваясь.
Мы смолкли, напрягая слух. Сквозь гам и смех в ресторанном зале пробивался извне настойчивый вой сирен.
Пожар!
Да нет, не может быть…
– Похоже на пожарные сирены… – произнес я. Прошлым летом я слышал их завывание во время какой-то учебной тревоги. Но вроде бы на сегодня не намечались никакие учения?
Мы тревожно прислушивались к пронзительному жалобному звуку. Сэлли прижала обе ладони к груди.
Неужели пожар? Не дай Бог такое бедствие. Я живо представлял себе, чем оно могло обернуться для Мар-странда, деревянные дома которого стояли чуть ли не друг на друге. Пламя станет быстро перебрасываться с крыши на крышу.
Мы вскочили со своих мест и поспешили во двор. Вой то прибывал, то убывал, предельно несовместимый с прелестью теплого весеннего вечера.
– Где это горит, черт возьми? – сказал Билл, глядя на небо.
На темно-синем небосводе не было никаких намеков на зарево.
Под неотступный вой сирен Билл, Мартин и я направились к парку с его просторной открытой площадкой. Но и оттуда не увидели зарева, только еще более темное небо.
Тем временем город кругом оживал. Люди уже готовились отойти ко сну, но теперь вновь поднимались шторы, и в окнах возникали испуганные вопрошающие лица. На улицах звучали торопливые шаги. Возле аптеки с грохотом распахнулись ворота, и двое в пожарных шлемах, майках, брюках и сапогах побежали вверх к площади с серебристым тополем. У одного подтяжки были кое-как обмотаны вокруг пояса, у другого, более тучного, болтались и шлепали по животу, отбивая такт, словно на барабане. Он не успел даже застегнуть ширинку. На бегу пожарники силились натянуть на себя длинные белые плащи. Местная пожарная команда в полном составе поднялась по тревоге.
Еще двое – судя по всему, члены добровольной дружины – появились из-за угла магазина Гюлина, волоча в гору тележку, нагруженную бухтами канатов.
Окна домов на их пути открывались, испуганные голоса вопрошали:
– Где горит?
– Сильный пожар?
Но пожарники не отвечали. Трудный подъем с тяжелым грузом отнимал у них все силы. Мы услышали громкое сопение, когда они поравнялись с нами.
Следом за ними легко и пружинисто бежали два подростка.
– Пожар в курзале!..– крикнули они встревоженным жителям.
И помчались дальше, хлопая расклешенными джинсами.
– В курзале… – откликнулся я, словно эхо. У меня перехватило дыхание.
– Проклятие! – воскликнул Мартин.
– Вперед, парни! – сказал Билл, бросаясь вдогонку за пожарными, которые в эту минуту, одолев Долгую улицу, огибали здание гостиницы.
Курзал был окутан дымом. Пламени не видно, но в неподвижном воздухе густые клубы дыма заволокли нижний конец улицы.
– Паруса!..– вырвалось у меня.
Услышав слово «курзал», я сразу понял, что наши паруса в опасности. Дым валил из двух окон первого этажа. И уж я-то отлично знал, какое помещение находится за этими окнами: там хранились паруса «Интре-пида», «Констеллейшн» и «Викинг Леди».
Сбежав на пристань с моторной помпой, пожарные опустили патрубок в море у выхода из гавани, по соседству со старой синагогой. Сильные руки потащили толстый пожарный рукав через площадку к северу от курзала.
У меня отлегло от сердца.
– Повезло вам, – сказал пожарник.
Надев опять противогаз, он знаком дал понять товарищу, чтобы тот передал ему рукав, зажал наконечник под мышкой и протиснулся в дверь, чтобы продолжить единоборство с пламенем. Огонь злобно зашипел, через дверь наружу вырвались клубы пара. Но дыма стало заметно меньше, люди явно брали верх в поединке с огнем.
Последние черные от копоти, мокрые мешки упали на землю возле крыльца. Мы живо оттащили их в сторонку.
– Последний!..– выдохнул один из пожарников, выбираясь на волю с мешком, в котором лежал один из спинакеров «Конни».
Освободив его от ноши, я забросил мешок на самый верх скопившейся горы. Он поблагодарил меня взглядом и перенес свое внимание на кучу мокрых полотенец. Я от души сочувствовал ему.
Билл и Мартин сели на один мешок, чтобы отдышаться. Слезы от едкого дыма прочертили дорожки на их закопченных щеках. Билл протер глаза рукавом, и на одной щеке чистые дорожки исчезли под свежей порцией грима.
– Что скажешь, Морган? – спросил он.
– Тысяча чертей.
– Но паруса все же спасли, – устало произнес Билл.
– Вот только Георг… – тихо сказал Мартин. Билл молча поднялся и на время оставил нас. Я тоже молчал, уподобляясь страусу, который прячет голову в песок, чтобы не видеть опасность. Не в силах ничем помочь Георгу, я заставлял себя вообще не думать о нем.
– Сигарета найдется? – спросил я Мартина.
Он извлек из кармана джинсов помятую пачку и протянул мне кривую сигарету.
– Как ты думаешь, ему здорово досталось? – тихо спросил он.
Я даже не стал отвечать и направился к Биллу, который разговаривал с пожарниками.
– Полиция из Кунгэльва уже едет сюда, – сообщил один из них.
– Хорошо еще, Георг раньше нас успел вытащить столько мешков, – сказал другой, повыше ростом.
Я узнал его, встречался с ним раньше здесь в Мар-странде. Он явно был знаком с Георгом.
– Что вызвало пожар? – спросил я.
– А черт его знает. Приедет полиция, вместе посмотрим, может, что-нибудь выяснится. Но похоже, что сперва загорелось около окна.
– У окна? – переспросил Билл.
– Ну да, в фанерном, ящике, где лежала промасленная ветошь. Георг мог обронить там сигарету или еще что-нибудь, и пошло…
Я кивнул. Звучит вполне логично. Я знал, о каком ящике речь. Оттуда пламя могло переброситься на старые выцветшие занавески. И в несколько секунд Георг очутился в аду.
– Георг сказал, что пойдет заваривать концы… – произнес незаметно подошедший к нам Мартин.
– Своей зажигалкой?..– спросил Билл.
– Наверно, – отозвался я, зная излюбленный способ Георга.
– Я встретил его, – продолжал Мартин, – когда шел из табачной лавки в гостиницу обедать.
Мы посмотрели на почерневшую стену курзала. Из двери и разбитых окон еще вырывались редкие струйки дыма.
Отойдя в сторонку, я сел на ближайший мешок. Почувствовал вдруг, как устал. После горячки со спасанием парусов наступила реакция. Все окружающее казалось до жути нереальным. Хотелось поскорей подняться в гостиницу и лечь в постель, отключиться от всего на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27