Я надеялась, что завтрашний визит в Дахшур позволит нам узнать больше. Каленищефф все еще был там, делая вид, будто помогает мсье де Моргану, и я собиралась снова поболтать с этим малоприятным господином.
Спать мы легли поздно, но отдохнуть мне не довелось. Мое знаменитое чутье никогда не дремлет, вот и на этот раз разбудило меня очень вовремя: о подоконник кто-то скребся. Я уже собиралась ткнуть зонтиком в темную массу, маячившую за окном, как послышался знакомый голос, тихо звавший меня по имени.
– Абдулла? – осторожно отозвалась я. – Это ты?
– Просыпайтесь, госпожа. Неладное что-то творится.
Мне потребовалось всего одно мгновение, чтобы накинуть халат. Поиски тапочек отняли куда больше времени: накануне пришлось их хорошенько спрятать, чтобы Рамсес не скормил обувь льву. Спросонья я тыкалась в коробки и сундуки, пока не вспомнила, что повесила тапки на гвоздик под потолком. Абдулла терпеливо дожидался снаружи.
– Посмотрите туда, госпожа!
Далеко на северо-востоке к небу поднимался яркий столб пламени. Все вокруг казалось нереальным – ночное спокойствие, которое не нарушали даже стенания шакалов, бескрайняя голая пустыня, холодная в лунном свете. Я поежилась. Далекое пламя могло быть жертвенным костром какого-то дьявольского культа.
Я напомнила себе, что сейчас девятнадцатый век, а вовсе не эпоха фараонов. По крайней мере, это горела не американская миссия: огонь полыхал где-то в пустыне.
– Быстрей, Абдулла! Нужно успеть, пока он не погас.
– А разве мы не станем будить Отца Проклятий? – нервно спросил Абдулла.
– Слишком долго. Скорей же, Абдулла, скорее!
До костра было не так далеко, как казалось, но, когда мы добрались до него, пламя превратилось в тусклые огоньки. Тяжело дыша, мы смотрели на быстро угасающие угли. Я покосилась на Абдуллу. На лице нашего верного помощника был написан неприкрытый страх, и я хорошо понимала его.
Тлеющие угли подозрительно напоминали контуры человеческого тела...
В чувство нас привел гулкий топот. Мы дружно вздрогнули и засуетились. Я поспешила нацепить на лицо маску всезнающей удачливой сыщицы, Абдулла же юркнул за мою спину: он прекрасно знал привычки своего хозяина. Первым делом Эмерсон наверняка попытается вцепиться в горло тому, кого считает моим похитителем. Так оно и произошло, с полминуты не до конца проснувшийся Эмерсон и перепуганный Абдулла топтались вокруг меня, потом супруг осознал, что происходит, встряхнулся, как большой пес, и жалобно спросил:
– Зачем ты так со мной поступаешь, Пибоди?
Он выскочил из дома, забыв надеть штаны, и лишь на полпути осознал, что мчится по ночной пустыне в чем мать родила. Пришлось бедняжке возвращаться. С трудом сдержав улыбку, я рассказала, почему не стала его будить.
Эмерсон внимательно разглядывал тлеющие угли.
– Какая-то зловещая у них форма, ты не находишь?
– Да... Но это не могло быть человеческим телом, Эмерсон. Плоть и кости не сгорели бы дотла.
– Верно, Пибоди. – Эмерсон присел на корточки и протянул руку. – Ой!
Он принялся дуть на обожженные пальцы.
– Осторожней, дорогой.
– Нужно действовать быстро, Пибоди. Эта штука вот-вот превратится в пепел. Еще несколько мгновений... – Он ухитрился выхватить из кострища маленький предмет, не больше двух дюймов в поперечнике. – Думаю, мы отыскали пропавший ящик с мумией.
– Ты уверен?
– Взгляни, здесь остались следы коричневого лака. Полагаю, это один из наших...
– К дому никто ночью не приближался, – подал голос Абдулла.
– Значит, это ящик баронессы.
– Не обязательно, – мрачно сказал Эмерсон. – Найдется четыре, а может, и все пять тысяч этих чертовых гробов, которые еще не прошли через наши руки.
– Не стоит впадать в отчаяние, Эмерсон. Или в легкомыслие, если именно это ты собирался сделать. У меня нет никаких сомнений, что это тот самый ящик, который мы ищем. Как жаль, что от него так мало осталось.
– Не удивительно, что он так быстро сгорел: древнеегипетские гробы большей частью состоят из лака и папье-маше.
– Но зачем вор все это затеял? Сначала предпринимать немалые усилия, чтобы добыть ящик, а потом взять и попросту сжечь его?..
Эмерсон лишь пожал плечами. Мы молча смотрели друг на друга, теряясь в догадках, а солнце медленно вставало на востоке.
* * *
Утром наша маленькая компания отправилась на похороны. Перед выходом я придирчиво оглядела свое войско и осталась довольна. Джон побрился гладко-прегладко, так что его щеки сияли, как отполированные яблоки. Рамсес в своей светло-синей курточке и коротких штанишках казался невинным ангелочком. Эмерсон отверг галстук, но и без галстука выглядел замечательно. Я же втиснулась в свое парадное платье и целых пять минут расчесывала волосы, от всей души надеясь, что воронье гнездо на моей голове станет выглядеть хоть капельку пристойнее.
Переступать порог молельного дома Эмерсон категорически отказался и уселся на свой любимый камень. Вид у ненаглядного был такой, словно он аршин проглотил, – полное сходство с древнеегипетским фараоном.
Служба оказалась короче, чем я ожидала, возможно, потому, что брат Иезекия не очень хорошо владел арабским, а быть может, его религиозный пыл слегка поугас после того, как он узнал правду о Хамиде. Паства затянула траурный гимн. Джон с Рамсесом внесли в хор свою фальшивую лепту. Покончив с вокальными упражнениями, несколько дюжих «братьев» взвалили на плечи грубо сколоченный деревянный гроб, и прихожане потянулись на улицу.
Снаружи собралась приличная толпа. Поначалу я решила, что жители деревни пришли просто поглазеть или даже выразить протест против церемонии чужаков. Но публика выглядела слишком веселой для печального обряда: собравшись вокруг моего мужа, люди смеялись и весело балагурили, а Эмерсон внимал им с царственным видом, время от времени отпуская реплики. Вынуждена с сожалением оповестить читателя, что Эмерсон питает слабость к вульгарным арабским шуткам. Заметив меня, он осекся на полуслове и встал.
В сопровождении зевак мы проследовали за гробом через пальмовую рощицу до границы пашен. Я полагала, что брат Иезекия как-то пометил место предполагаемого захоронения, но нас встретила лишь мрачно зияющая яма. Вокруг ямы не было ни ограды, ни каких-либо религиозных символов. Заброшенное и неприветливое место последнего успокоения, но оно более чем подходило тому несчастному, чьи кости должны были здесь лежать.
Открыв Библию, брат Иезекия завис над могилой. Рядом с ним пристроился Дэвид; Черити, как обычно, держалась сзади. Джон медленно начал подбираться к ней. Я ткнула его зонтиком и, нахмурившись, покачала головой. Обычно я с пониманием отношусь к романтическим чувствам, но не у могилы же!
Гулкий голос Иезекии лишь усилил унылость происходящего:
– Всякая плоть – трава, и вся красота ее – как цветок полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа.
Утешающие слова последующих стихов, где говорится о бессмертии, Иезекия опустил. Он захлопнул книгу и разразился пространной речью.
Мне не терпелось отправиться в путь, поэтому я не обращала внимания на бубнеж Иезекии, пока не почувствовала, как напряглась рука Эмерсона. Оказывается, надгробное слово быстро превратилось в обличительную речь, направленную против коптской церкви и ее духовенства.
В толпе поднялся гневный ропот, подобный первому порыву бури, пригибающему сухую траву. Дэвид с удивлением и тревогой смотрел на Иезекию. Эмерсон громко прочистил горло:
– Я тоже хотел бы сказать несколько слов.
Его голос успокоил ропот толпы, Иезекия осекся. Прежде чем он успел набрать в грудь воздух, Эмерсон разразился цветистой речью. Ему не хватило лицемерия на то, чтобы славить Хамида, вместо этого он процитировал Коран и Библию – о грехе убийства – и объявил о своем намерении отдать убийцу под суд. После чего благословил слушателей от имени Аллаха, Иеговы, Христа и Мухаммеда, на любой вкус.
Народ медленно разошелся, остались лишь могильщики. Эмерсон набросился на разгневанного проповедника:
– Вы в своем уме? Решили устроить маленькую войну?
– Я сказал правду! – надменно ответствовал Иезекия.
Эмерсон с презрительным видом махнул рукой.
– Постарайтесь сдерживать праведные порывы своего коллеги, – посоветовал он Дэвиду, – или вас сожгут вместе с церковью.
Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал прочь. Мне ничего не оставалось, как вприпрыжку броситься следом.
– Куда это ты направился, Эмерсон? Ослы ждут нас у молельного дома!
– Поговорить с отцом Гиргисом. Боюсь, до него уже дошло известие об этом происшествии, нужно постараться сгладить эффект.
Отец Гиргис отказался встретиться с нами. По словам угрюмого дьякона, который вышел нам навстречу, его преподобие молится и просил не тревожить. Мы неохотно повернули обратно.
– Не нравится мне все это, Пибоди.
– Уж не думаешь ты, что нам грозит опасность?
– Нам? – Эмерсон рассмеялся. – Отец Гиргис вряд ли осмелится нам угрожать, моя дорогая Пибоди. А вот безумцы миссионеры – другое дело. Иезекия, судя по всему, большой любитель неприятностей.
– В прошлый раз отец Гиргис был со мной довольно любезен. По крайней мере, – я с тоской вспомнила испорченную шляпку, – пытался быть любезным.
– Но это было до того, как мы стали приглашать его конкурентов на чай, а наш Джон принялся шастать в их богоугодное заведение. Ладно, зайду к его святейшеству в другой день.
Джон повернул к дому, а мы с Рамсесом и Эмерсоном потрусили в Дахшур. Дорога вела вдоль зеленеющей пашни, вдали зловеще темнела Черная пирамида. Рамсес, который все это время подозрительно помалкивал, обрушил на любимых родителей лекцию о древнеегипетских глагольных формах. Эмерсон, который больше понимал в раскопках, чем в филологии, внимал сыну с воодушевлением неофита, пока мы не подъехали к пирамидам поближе.
– Что за черт, Пибоди? Да здесь кто-то копает!
– Разумеется, Эмерсон.
– Да я вовсе не этого неумеху де Моргана имею в виду. Взгляни, раскопки-то совсем свежие.
Я пожала плечами:
– Возможно, кто-то из жителей деревни роется втихомолку.
– Под носом у де Моргана? Впрочем, французик не заметит, даже если пирамиду утащат.
– Мсье де Морган очень решительный человек, – вступился за своего приятеля Рамсес. – Все арабы его боятся.
Эмерсон хмуро покосился на родное чадо.
– Они боятся местного полицейского и хлыста, Рамсес, а вовсе не какого-то там де Моргана. Кстати, англичане никогда не прибегают к таким угрозам.
Эмерсон умолк, поскольку мы наконец добрались до места основных раскопок. Рабочие лежали в теньке, наслаждаясь полуденным отдыхом. Мсье де Моргана нигде не было. Нам сообщили, что он у южной каменной пирамиды вместе со своим гостем.
Де Моргана мы застали за обедом. При виде стола, покрытого льняной скатертью и уставленного тончайшим фарфором и сверкающим хрусталем, Эмерсон забулькал. Я же не обратила ни малейшего внимания ни на сервировку (очень изысканную), ни на свирепый клекот супруга – глаза мои пожирали пирамиду.
Эмерсон тем временем ярился:
– Как можно бросать рабочих без присмотра! Да они все находки прикарманят!
– Но, mon vieux, – отозвался де Морган, подкручивая усы, – вы ведь сейчас тоже не присматриваете за своими рабочими.
Эмерсон расправил плечи:
– Мы были на похоронах! Полагаю, вы слышали о загадочной смерти одного из наших людей?
– Должен признаться, – надменно сказал де Морган, – меня мало интересуют дела аборигенов.
– Он был не из местных, – вмешалась я, с трудом отводя взгляд от пирамиды. – У нас есть основания полагать, что покойный был закоренелым преступником и входил в шайку, промышляющую древностями.
– Преступником? – улыбнулся мсье де Морган. – Вы упорствуете в своих интересных фантазиях, мадам.
– Вряд ли это фантазии, мсье. Нам стало известно, что убитый приходился сыном Абделю. – Я резко повернулась к Каленищеффу: – Вы ведь с ним знакомы?
Но русского было не так-то просто застать врасплох. Выщипанные бровки едва заметно приподнялись.
– Абдель? Что-то такое слышал... Он случайно не торгует древностями?
– Торговал, ваша светлость. Абделя больше нет...
– Ах, да-да, припоминаю! По-моему, ходили какие-то разговоры, когда я в последний раз приезжал в Каир.
– Его убили!
– Правда? – Князь укрепил в глазу монокль. – Боюсь, я солидарен с мсье де Морганом и не питаю нездорового интереса к жизни аборигенов.
Увы, перехитрить Каленищеффа и вытянуть у него признание будет нелегко.
Я вдруг обнаружила, что с трудом слежу за разговором. Детективная лихорадка боролась во мне со страстью к археологии. Когда речь шла о разлагающихся римских мумиях и заурядных черепках, я держала эту страсть в узде, но под сенью одной из самых величественных и больших пирамид в Египте археологический экстаз подхватил меня и закружил в вихре... Впрочем, достаточно... Добавлю лишь, что дыхание мое участилось, а лицо пылало, словно я битый день носилась по раскаленной пустыне.
Мсье де Морган наконец изящно промокнул губы салфеткой и предложил нам кофе. Я послала ему рассеянную улыбку и как бы между прочим проговорила:
– Спасибо, мсье, но я предпочла бы посмотреть пирамиду... э-э... изнутри!
– Изнутри? – Глаза француза расширились от изумления. – Мадам, вы не можете говорить серьезно.
– Миссис Эмерсон никогда не шутит по поводу пирамид, – заметил мой муж.
– Совершенно верно, – с жаром согласилась я, чувствуя, как подрагивают колени.
– Но, мадам... Проходы там темные и грязные, жара...
– Полагаю, они расчищены?
– Да, конечно, но... Там ведь летучие мыши, мадам!
– Мама обожает летучих мышек! – объявил Рамсес.
– Прошу прощения?
– Да-да, они такие симпатичные, – подтвердила я.
– Что ж, если вы настаиваете, мадам, я, разумеется, дам вам сопровождающего с факелом, – с сомнением сказал де Морган. – Профессор, вы не возражаете?
Эмерсон скрестил руки и откинулся на спинку стула.
– Я никогда не возражаю миссис Эмерсон. Это пустая трата времени и сил.
Француз недоверчиво оглядел наше семейство.
– Хорошо, мадам, так тому и быть. В качестве провожатого можете взять с собой сына, – добавил он, покосившись на Рамсеса. – С внутренним устройством этой пирамиды он знаком неплохо.
Эмерсон поперхнулся. Рамсес взирал на меня с выражением куда более загадочным, чем у знаменитого сфинкса.
– Так ты исследовал Ломаную пирамиду, Рамсес?
– Разумеется, мадам, – ответил вместо него мсье де Морган. – Мои люди провели некоторое время в поисках нашего маленького... коллеги. По счастью, один из них видел, как он зашел внутрь, иначе мы могли бы не успеть его спасти.
– Я уже говорил вам, мсье, что вовсе не нуждался в помощи, – обиженно забубнил Рамсес. – В любой момент я мог вернуться тем же путем.
В этом я ничуть не сомневалась. У Рамсеса сверхъестественное чувство ориентации.
– Мне следовало догадаться. Однажды ты вернулся домой и вымылся без напоминания...
Рамсес горько вздохнул.
– У экскрементов летучих мышей очень сильный запах.
– Разве я не запрещала тебе исследовать внутренности пирамид?
– Нет, мамочка, иначе я бы никогда...
– Что ж, раз ты знаешь дорогу, можешь пойти со мной.
Я была страшно сердита на Рамсеса, поскольку не могла наказать его за ослушание – мне даже в голову не пришло запретить ему заходить внутрь пирамид. Это упущение можно было исправить, хотя я не сомневалась, что Рамсес найдет какую-нибудь лазейку для нарушения запрета.
– Рамсес, отныне тебе запрещается входить внутрь пирамиды!
– А с тобой и папой можно?
– Ну... да.
Вход в пирамиду находился на северной стене, в тридцати девяти футах от земли. Благодаря необычному наклону боковой грани подъем оказался не таким уж и трудным: поверхность, издалека выглядевшая гладкой, была испещрена бесчисленными выбоинами и трещинами. Рамсес продвигался вверх с ловкостью обезьяны.
У входа в пирамиду наш провожатый запалил факел и первым ступил в низкий и узкий коридор, который с небольшим уклоном уходил вниз. По мере продвижения в глубь пирамиды воздух становился все более спертым и жарким. Мы медленно, шаг за шагом, спускались в удушливую тьму и наконец оказались в узком, но очень высоком вестибюле, потолок которого терялся во тьме... и в летучих мышах. Над нашими головами пищала и хлопала крыльями живая масса. Пришлось заверить летучих хозяев, что мы существа безвредные и тихие.
Из книг я знала общий план пирамиды. Рамсес показал выход из вестибюля, который находился футах в двадцати от пола. Протиснувшись сквозь узкий тоннель, мы оказались в совершенно восхитительном зале со сводчатым потолком. Я с восторгом озиралась по сторонам: так бы и провела здесь всю оставшуюся жизнь... Но тут наш проводник принялся жаловаться. В своем нытье этот человек был на редкость разнообразен. То, мол, факел горит слишком тускло, то он задыхается, то ногу подвернул и так далее и тому подобное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33