– У вас тут, мне сказали, задержан Сагитов Джавад Магометович, семьдесят восьмого года рождения… Да нет, ничего, просто я с ним в коммуналке живу. Вот, на всякий : случай паспорт принес… Ага, и прописка…Ну конечно, ошибка, с кем не бывает…Джава почувствовал, как возвращаются силы. Голос! Неужели?! Да ну, откуда… Нет!!! В самом деле!!!Он даже приподнялся на локтях, оторвав голову от пола. Со своего места он не мог видеть дежурного. Зато хорошо видел стол, на краю которого, легкомысленно болтая ногой в воздухе, сидел тети Фирин жилец, Алексей Алексеевич. А рядом с ним, крепко держась за его руку и неуверенно улыбаясь, стоял маленький негритенок.Дежурный что-то пробормотал в том смысле, что Сагитов вообще-то задержан на трое суток и в принципе надо бы завести на него дело да закатать мерзавца в «Кресты», куда всем этим носатым-черножо-пым прямая дорога. Однако в голосе милиционера отсутствовали уверенные металлические нотки, и причина тому имелась. Человек, умудрившийся столковаться с негритенком на его родном языке, провел в отделении больше часа, без устали переводя с африканской тарабарщины и обратно, потом травил анекдоты… В общем, он был уже до некоторой степени «своим», и к тому же получалось, что настаивать на задержании «лица кавказской национальности», оказавшегося питерским уроженцем и третьекурсником Мухинского, – себе дороже. Разумный компромисс – да пусть валит на все четыре стороны и радуется, что ноги унес! – напрашивался сам собой. В миг озарения Джава понял все это и обратился в слух, жаждая услышать заветное «Свободен!». Однако другие обитатели камеры не дали ему уловить конец разговора. Они сообразили, что анекдотов больше не будет, и принялись развлекаться на свой лад. Джава только разобрал, что Алексей вроде снова ввернул нечто смешное, вызвавшее доброжелательную реакцию у ментов, и тут в стельку пьяный-дебошир внезапно встрепенулся и загнусавил прямо над ухом:– А я такой голодный, Как айсберг в океане…Девушки затряслись в смеховой истерике и хором подхватили:– И все твои печали Под черною водой!!!– Эй там, тише! В «Кресты» захотели! – раздался окрик капитана Жеброва.На этот раз он говорил грозно – без тени юмора. Немедленно воцарилась почтительная тишина: связываться никому не хотелось.И в этой тишине послышался благословенный лязг открываемой двери. Более приятного звука Джава никогда еще не слышал.– Сагитов! – отрывисто бросил капитан. – На выход! 29 октября, среда Среда началась скверно. С утра на летучке начальник следственного отдела полковник Спиридонов, выслушав отчет Самарина о том, как идет следствие по «вампиру» (так транспортники успели окрестить убийцу-садиста из электрички), покачал головой и сказал:– Шире подключай Никиту и Катю. Все понятно? И о других делах не забывай.Как у тебя там насчет поджога будки путевого обходчика?Самарин понял, что Семен Семенович смотрит на дело «вампира» как на верный «глухарь» и считает, что старший следователь Самарин может заняться и другими делами, более реальными.– Ты на поджог еще не выезжал? А надо бы. Потом Мишка Березин отчитывался по делу о хищениях на Ладожской-Товарной. Тут тоже все было глухо. Охрану усилили, со всеми работниками провели допросы, в том числе и перекрестные, а кражи продолжались. И всякий раз усиленная охрана в нужный момент непременно оказывалась на других путях, у самого дальнего состава. Железная дорога несла огромные убытки, покрывая страховки. Дошло до того, что работникам стало нечем платить.«Тут свои», – думал Дмитрий.– Михаил, еще раз проверь всех служащих на Товарной. Даже если основная команда состоит из людей со стороны, им помогает кто-то из своих, – покачал головой Семен Семенович.– Да уж всех вдоль и поперек проверил, – сказал Березин. – У меня такое чувство, будто я на этой Ладожской-Товарной живу.– Вот и хорошо. Живи дальше.– Дмитрий, у тебя сегодня что по вампиру?– Личные связи проверяю. Сходить к Сорокиной на работу, предъявить фоторобот, родителям его показать… Хотя, честно говоря, особых результатов не жду. Звонков по фотороботу – завал, и все чушь. Портрет слепой – на каждого второго похож.– Вот и я о том же. Пусть этим займутся Панков и Калачева. А ты давай пока с путевым обходчиком.– Может, туда Никиту послать?– Нет, хочу, чтобы туда съездил ты. А после тебя – пусть едет Никита.Дмитрий кивнул и вернулся к себе в кабинет, который делил с Никитой Панковым и Михаилом Березиным.Он вынул из шкафа дело о поджоге дома, но тут в дверях возник Мишка Березин:– Самарин, ты сдал план работы на ноябрь?Дмитрий завыл (про себя, разумеется).– Слушай, как я на месяц вперед смогу расписать работу по раскрытию преступлений, которых еще не совершили, а? Ну вот как ты себе это представляешь?– Это распоряжение начальника ГУВД, а не мое, – спокойно глядя на него ясными глазами, отвечал Березин. – И я его распоряжения не комментирую. Между прочим, так же, как и ты, пишу план работы.Дмитрий хотел пройтись по поводу самого Березина и его отношения к начальству и службе. Против лома нет приема. Придется писать. Иначе работать не дадут. А строптивость лучше приберечь для других, более принципиальных случаев.– Ладно, занесу через полчаса, – сухо сказал он. Он отложил папку, вынул чистый лист бумаги и написал: «План работы на текущий месяц». И вдруг стало так тошно, что захотелось швырнуть ручку на пол и растоптать ногами. Господи, какой маразм! На нем труднейшее дело об убийстве в электричке, не говоря о других. Но вместо того, чтобы заниматься маньяком, он должен сочинять дурацкий план. И все ради чего? Ради того, чтобы угодить какому-то идиоту наверху? И ведь не он один. Сейчас и Никита, и Катя – все в полном составе пишут планы. Даже сам Спиридонов. То есть работа транспортной прокуратуры парализована минимум на час.И Самарин, тяжело вздохнув, вывел на бумаге:«30 ноября. Поездка на станцию Бабино по делу о поджоге».«Наверно, Сем Семыч прав, – думал Самарин, – пусть к Диканским идет кто-нибудь другой, Никита или Катя».Услышав о задании, Никита тяжело вздохнул и сам вызвался поехать к Сорокиной на работу, но только не к родителям. У них он уже был и не очень хотел повторять свой визит.– Ты заранее прими что-нибудь успокоительное, – посоветовал он Кате Калачевой.Наконец они разъехались, и Дмитрий погрузился в изучение дела о поджоге.То, что имел место именно поджог, не вызывало никаких сомнений. Это сразу установили инспектора чудовской пожарной службы. Сам обходчик Гринько остался жив благодаря чистой случайности. В момент, когда загорелась будка, он находился в сарае, где держал кроликов.Собственно, это была не будка, а добротный сруб, где Гринько жил постоянно. Жил один, хотя в ближайшей деревне у него были мать и сестра. К делу прилагалась характеристика. Из нее следовало, что к своим обязанностям Гринько относился ответственно, так что администрация железной дороги не имела к нему претензий, а однажды даже поощрила его премией.Нелюдимый человек, одиночество которого скрашивают только домашние животные. Кролики, наверно, кошка или собака… Кому могла понадобиться его жизнь? Ведь подожгли, вероятнее всего, с намерением расправиться. Ночью, сразу с нескольких сторон…Сразу возникли вопросы: были ли у Гринько недруги, не ссорился ли он с кем-то в последнее время? Характер у него скорее всего неуживчивый, мог кого-то обидеть… Ответов на эти вопросы в папке не было.Чудовцы сделали свое дело, составили акт о поджоге, собрали вещдоки (прямо скажем, не очень многочисленные) и спихнули дело на питерское управление транспортной милиции. Воспользовались тем, что будка Гринько стояла в пределах железной дороги.Самарин взглянул на следующий документ, выданный администрацией поселка Бабино Ленинградской области. Тут содержалось кое-что не лишенное интереса.Оказалось, что Гринько Алексей Степанович, 1959 года рождения, вместе с матерью, сестрой и племянником прибыли как беженцы из Таджикистана в марте 1993 года.Эта дата за что-то цеплялась… Что-то такое было связано с весной 1993 года… Самарин снова пересмотрел дело о поджоге. Нет, искать надо не тут. Это вообще не связано с железной дорогой.Ну конечно! Клара Сидоренко, первая жертва маньяка №1, «работающего» в парках, была убита 17 мая 1993 года.Конечно, это просто совпадение. И вообще, прав ли он, считая, что искать надо среди таких вот одиноких странноватых холостяков? Ведь и Михасевич, и Чикатило были женаты, имели детей… Тогда и его самого следовало бы подозревать во всех смертных грехах – проживает вместе с незамужней сестрой, не женат… Тоже подозрительно… И все-таки с Гринько хотелось познакомиться поближе.
– Дмитрий Евгеньевич, к вам девушка! – Даже по селектору было слышно, как дрожит голос секретарши Жеброва-старшего Тани. Сразу понятно, что девушка эта – соперница, по крайней мере с Таниной точки зрения.Дмитрий вышел в коридор и увидел, как со стороны лестницы появилась Лариса Мокроусова. Для похода в милицию она оделась несколько скромнее, чем для редакции, – на ней были брюки. Правда, они принадлежали к разряду тех, что «три дня с мылом надевали», и подчеркивали аппетитные Ларисины формы нисколько не меньше, чем колготки.Работники правоохранительных органов – обычные мужчины, с той лишь оговоркой, что в служебное время имеют дело почти исключительно с людьми своего пола, а служебное время у них практически не нормировано. Разумеется, патрульно-постовая служба, особенно вокзальная, немало видит и представительниц прекрасного пола. Хотя, положа руку на сердце, этот конкретный пол следовало бы назвать синерожим.Поэтому красивая, молодая и пышная особа, от которой на все пропахшее табаком и несвежими носками отделение разносился сладкий французский аромат, привела сотрудников в ступор. Не нашлось ни одного, кто не проводил бы ее долгим восхищенным взглядом.Единственным, на кого Ларисины прелести не произвели ни малейшего впечатления, был тот, к кому она пришла, – старший следователь Дмитрий Самарин.– Проходите, пожалуйста, – вежливо, но очень сухо сказал он, указывая на дверь кабинета. Лариса вошла.– Вы меня вызывали? По какому же поводу?– Хотел поговорить о ваших взаимоотношениях с Сорокиным. Что вы знаете о его жене? Каким она была человеком…– Сесть можно?– Садитесь, пожалуйста, – спохватился Самарин, вставая со стула.Она выбрала место у стены, так чтобы между ней и Самариным не было стола и вся ее фигура просматривалась полностью. Брюки плотно обтягивали бедра, и создавалось впечатление, что на Ларисе вообще ничего нет, кроме черных колготок и прозрачного гипюрового топа, который решительно ничего не скрывал.Видно, Лариса явилась с самыми решительными намерениями. Следователь казался ей привлекательной добычей. Не очень легкой – но от этого охота становится еще интереснее.– Ваша фамилия, имя-отчество, год рождения? – не замечая прелестей свидетельницы, спросил Самарин.– Лариса Георгиевна Мокроусова, семьдесят седьмой.– Что вам известно о смерти Марины Сорокиной, жены Константина Сорокина, вашего сослуживца?– Да какой-то маньяк ее замочил… А на хрена она с ним пошла? Надо же смотреть, с кем идешь. Господи! Да у меня сколько раз так бывало: подваливает такой деловой, туда-сюда, тачка, бабки, а я в глаза ему посмотрю – и от ворот поворот. Таких нам не надо!«А ведь, по сути, она права», – подумал Дмитрий и спросил:– Со слов Константина Сорокина я понял, что вы были знакомы с его женой.– Было дело. Она же по специальности – училка. У нас в школе вела историю.Это, прямо скажем, был не самый мой любимый предмет.– А какой же самый любимый?– Физкультура! – Лариса хмыкнула.– Но вы пошли не по спортивной линии.– Тренера не стало.– Лариса, а вы могли бы припомнить, что произошло, когда у вас в журнале отмечали день рождения Сорокина?– Да ничего такого. Сидели за столом – выпивали, закусывали. Мы с Сорокиным оказались рядом, и уж не знаю, кто начал, он или я, кажется, все-таки он, стали целоваться. Но это так, в шутку. Шеф ему машину редакционную дал, велел водителю отвезти его домой и вернуться назад. Думаю – прокатимся вместе.Тем более что я ему подарочек купила один, хотела с глазу на глаз передать.– Вам часто приходилось дарить нижнее белье чужим мужьям?– Нет. Я предпочитаю, чтобы его дарили мне.– Но в тот раз вы изменили своим принципам.– Ну, понимаете. Костя всегда был такой какой-то безынициативный, квелый, хотелось его взбодрить. С такой женой – неудивительно. Посмотришь – молоко в грудях киснет.– Но вы не знали, кто его жена?– Понятия не имела! Я ее и узнала-то не сразу. Стоит в дверях с таким видом, будто привидение увидала. И даже не вышла, чтобы дать мне одеться. Глаза вылупила, как истукан. Мне, конечно, за себя не стыдно: и фигура, и белье – все при мне. Но к такому хамству я не привыкла… – Лариса передернула круглыми плечами. Она до сих пор не могла простить Марине пережитого унижения.– А Сорокин? Как повел себя он?– Ой, вы бы видели! Противно вспомнить. Сначала испугался, когда услышал, как открывается входная дверь. Задрожал, как кролик, а до этого такой был страстный! Ну а после со мной ни полслова, как будто я в чем-то виновата!Видите, как получается! Что, я его силой затащила в постель? Извините, это бабу можно трахнуть против ее воли, а мужика-то – шиш! А уж у него на меня стоял, как, наверно, на нее никогда в жизни!Слушая Ларису, Самарин быстро набирал на компьютере текст протокола.– Ну что ж, спасибо, Лариса Георгиевна. Сейчас я оформлю протокол, прочитаете, подпишите.«10 октября сего года я вместе с Сорокиным К. Г. приехала к нему на квартиру, чтобы наедине вручить подарок ко дню рождения. На квартире Сорокина К. Г. я вступила с ним в интимную связь, свидетельницей чего стала внезапно вернувшаяся жена Сорокина К. Г. – Сорокина М.А. После ее возвращения я покинула их квартиру. О дальнейших событиях в семье Сорокиных сведений не имею».– Как у вас неинтересно получается, – хмыкнула Лариса.– Факты, – пожал плечами Самарин.Лариса взяла ручку и подписалась.В этот момент дверь открылась – без стука. За многие годы работы в следственном отделе Дмитрий так и не смог привыкнуть к тому, что в отделениях, в отличие от Прокуратуры, сотрудники могут в любой момент ввалиться в чужой кабинет, не интересуясь, чем заняты сидящие там люди.– Самарин, Гусаков от тебя чего-то хочет. Освободишься, зайди к нему.– Сейчас, одну минуту, только протокол оформлю. – Дмитрий поднялся с места.– Физкульт-привет! – вдруг услышал он и удивленно обернулся на свидетельницу. На лице Ларисы играла кокетливая улыбка. – А я только-только о вас вспоминала!Самарин обернулся на стоявшего в дверях Анатолия Жеброва, инспектора по делам несовершеннолетних. Тот смотрел на Ларису, но совсем не так, как сержанты патрульно-постовой службы.– Здравствуйте, – сухо ответил он на приветствие.– Анатолий Григорьевич, вы что, не узнаете меня? Неужели я так изменилась? Богатой буду!Она хотела сказать что-то еще, но Анатолий, сказав: «Отпускай свидетельницу и немедленно к Русакову», У исчез в коридоре, плотно прикрыв за собой дверь.Вся эта сцена, наверно, посмешила бы Мишку Березина и Никиту Панкова, которые и раньше, бывало, посмеивались над усиленными потугами Анатолия создать себе репутацию примерного мужа и семьянина. Впрочем, в транспортной милиции это скорее выглядело как блажь, потому что это была не та добродетель, которая ценилась превыше всего.– Вы знакомы с капитаном Жебровым? – спросил Самарин у Ларисы. Та в ответ хмыкнула.– Еще бы! Его же тогда поперли из школы! Меня тоже хотели исключить, но одиннадцатый класс, сами понимаете. Осталось всего два месяца. И потом, мамаша моя пришла к директрисе и сказала, что напишет в министерство образования, что у нас тут учителя совращают несовершеннолетних… – Лариса снова хмыкнула.– Он вас действительно совращал?– Ну, мы как-то оба совратились. – Лариса закусила губу. – Он тогда был красивее. Как-то растолстел, что ли… Или ментовская форма ему не идет…– Ладно, Лариса, пока вы свободны, но не исключаю, что мне придется вас вызвать еще.– Буду счастлива с вами встретиться в любое время. – Лариса кокетливо повела плечом. – И в менее формальной обстановке. – А так как следователь никак на ее слова не прореагировал, спросила:– А этого, маньяка-то, не нашли?– К сожалению, пока нет.– Жаль. Вот эту мразь я бы своими руками. Хоть Марина как баба-то, наверно, ничего собой не представляла и со мной вела себя по-скотски, но такой смерти я бы никому не пожелала. Во всяком случае, никакой женщине.– А мужики, значит, пусть их… – улыбнулся Самарин.– А мужиков не жалко, – отрезала Лариса.Она поднялась с места и, раскачивая на ходу бедрами, направилась к двери.– До свидания, – сухо сказала она.– До свидания, – ответил Самарин, не повернув головы от экрана компьютера.«Чертовщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Дмитрий Евгеньевич, к вам девушка! – Даже по селектору было слышно, как дрожит голос секретарши Жеброва-старшего Тани. Сразу понятно, что девушка эта – соперница, по крайней мере с Таниной точки зрения.Дмитрий вышел в коридор и увидел, как со стороны лестницы появилась Лариса Мокроусова. Для похода в милицию она оделась несколько скромнее, чем для редакции, – на ней были брюки. Правда, они принадлежали к разряду тех, что «три дня с мылом надевали», и подчеркивали аппетитные Ларисины формы нисколько не меньше, чем колготки.Работники правоохранительных органов – обычные мужчины, с той лишь оговоркой, что в служебное время имеют дело почти исключительно с людьми своего пола, а служебное время у них практически не нормировано. Разумеется, патрульно-постовая служба, особенно вокзальная, немало видит и представительниц прекрасного пола. Хотя, положа руку на сердце, этот конкретный пол следовало бы назвать синерожим.Поэтому красивая, молодая и пышная особа, от которой на все пропахшее табаком и несвежими носками отделение разносился сладкий французский аромат, привела сотрудников в ступор. Не нашлось ни одного, кто не проводил бы ее долгим восхищенным взглядом.Единственным, на кого Ларисины прелести не произвели ни малейшего впечатления, был тот, к кому она пришла, – старший следователь Дмитрий Самарин.– Проходите, пожалуйста, – вежливо, но очень сухо сказал он, указывая на дверь кабинета. Лариса вошла.– Вы меня вызывали? По какому же поводу?– Хотел поговорить о ваших взаимоотношениях с Сорокиным. Что вы знаете о его жене? Каким она была человеком…– Сесть можно?– Садитесь, пожалуйста, – спохватился Самарин, вставая со стула.Она выбрала место у стены, так чтобы между ней и Самариным не было стола и вся ее фигура просматривалась полностью. Брюки плотно обтягивали бедра, и создавалось впечатление, что на Ларисе вообще ничего нет, кроме черных колготок и прозрачного гипюрового топа, который решительно ничего не скрывал.Видно, Лариса явилась с самыми решительными намерениями. Следователь казался ей привлекательной добычей. Не очень легкой – но от этого охота становится еще интереснее.– Ваша фамилия, имя-отчество, год рождения? – не замечая прелестей свидетельницы, спросил Самарин.– Лариса Георгиевна Мокроусова, семьдесят седьмой.– Что вам известно о смерти Марины Сорокиной, жены Константина Сорокина, вашего сослуживца?– Да какой-то маньяк ее замочил… А на хрена она с ним пошла? Надо же смотреть, с кем идешь. Господи! Да у меня сколько раз так бывало: подваливает такой деловой, туда-сюда, тачка, бабки, а я в глаза ему посмотрю – и от ворот поворот. Таких нам не надо!«А ведь, по сути, она права», – подумал Дмитрий и спросил:– Со слов Константина Сорокина я понял, что вы были знакомы с его женой.– Было дело. Она же по специальности – училка. У нас в школе вела историю.Это, прямо скажем, был не самый мой любимый предмет.– А какой же самый любимый?– Физкультура! – Лариса хмыкнула.– Но вы пошли не по спортивной линии.– Тренера не стало.– Лариса, а вы могли бы припомнить, что произошло, когда у вас в журнале отмечали день рождения Сорокина?– Да ничего такого. Сидели за столом – выпивали, закусывали. Мы с Сорокиным оказались рядом, и уж не знаю, кто начал, он или я, кажется, все-таки он, стали целоваться. Но это так, в шутку. Шеф ему машину редакционную дал, велел водителю отвезти его домой и вернуться назад. Думаю – прокатимся вместе.Тем более что я ему подарочек купила один, хотела с глазу на глаз передать.– Вам часто приходилось дарить нижнее белье чужим мужьям?– Нет. Я предпочитаю, чтобы его дарили мне.– Но в тот раз вы изменили своим принципам.– Ну, понимаете. Костя всегда был такой какой-то безынициативный, квелый, хотелось его взбодрить. С такой женой – неудивительно. Посмотришь – молоко в грудях киснет.– Но вы не знали, кто его жена?– Понятия не имела! Я ее и узнала-то не сразу. Стоит в дверях с таким видом, будто привидение увидала. И даже не вышла, чтобы дать мне одеться. Глаза вылупила, как истукан. Мне, конечно, за себя не стыдно: и фигура, и белье – все при мне. Но к такому хамству я не привыкла… – Лариса передернула круглыми плечами. Она до сих пор не могла простить Марине пережитого унижения.– А Сорокин? Как повел себя он?– Ой, вы бы видели! Противно вспомнить. Сначала испугался, когда услышал, как открывается входная дверь. Задрожал, как кролик, а до этого такой был страстный! Ну а после со мной ни полслова, как будто я в чем-то виновата!Видите, как получается! Что, я его силой затащила в постель? Извините, это бабу можно трахнуть против ее воли, а мужика-то – шиш! А уж у него на меня стоял, как, наверно, на нее никогда в жизни!Слушая Ларису, Самарин быстро набирал на компьютере текст протокола.– Ну что ж, спасибо, Лариса Георгиевна. Сейчас я оформлю протокол, прочитаете, подпишите.«10 октября сего года я вместе с Сорокиным К. Г. приехала к нему на квартиру, чтобы наедине вручить подарок ко дню рождения. На квартире Сорокина К. Г. я вступила с ним в интимную связь, свидетельницей чего стала внезапно вернувшаяся жена Сорокина К. Г. – Сорокина М.А. После ее возвращения я покинула их квартиру. О дальнейших событиях в семье Сорокиных сведений не имею».– Как у вас неинтересно получается, – хмыкнула Лариса.– Факты, – пожал плечами Самарин.Лариса взяла ручку и подписалась.В этот момент дверь открылась – без стука. За многие годы работы в следственном отделе Дмитрий так и не смог привыкнуть к тому, что в отделениях, в отличие от Прокуратуры, сотрудники могут в любой момент ввалиться в чужой кабинет, не интересуясь, чем заняты сидящие там люди.– Самарин, Гусаков от тебя чего-то хочет. Освободишься, зайди к нему.– Сейчас, одну минуту, только протокол оформлю. – Дмитрий поднялся с места.– Физкульт-привет! – вдруг услышал он и удивленно обернулся на свидетельницу. На лице Ларисы играла кокетливая улыбка. – А я только-только о вас вспоминала!Самарин обернулся на стоявшего в дверях Анатолия Жеброва, инспектора по делам несовершеннолетних. Тот смотрел на Ларису, но совсем не так, как сержанты патрульно-постовой службы.– Здравствуйте, – сухо ответил он на приветствие.– Анатолий Григорьевич, вы что, не узнаете меня? Неужели я так изменилась? Богатой буду!Она хотела сказать что-то еще, но Анатолий, сказав: «Отпускай свидетельницу и немедленно к Русакову», У исчез в коридоре, плотно прикрыв за собой дверь.Вся эта сцена, наверно, посмешила бы Мишку Березина и Никиту Панкова, которые и раньше, бывало, посмеивались над усиленными потугами Анатолия создать себе репутацию примерного мужа и семьянина. Впрочем, в транспортной милиции это скорее выглядело как блажь, потому что это была не та добродетель, которая ценилась превыше всего.– Вы знакомы с капитаном Жебровым? – спросил Самарин у Ларисы. Та в ответ хмыкнула.– Еще бы! Его же тогда поперли из школы! Меня тоже хотели исключить, но одиннадцатый класс, сами понимаете. Осталось всего два месяца. И потом, мамаша моя пришла к директрисе и сказала, что напишет в министерство образования, что у нас тут учителя совращают несовершеннолетних… – Лариса снова хмыкнула.– Он вас действительно совращал?– Ну, мы как-то оба совратились. – Лариса закусила губу. – Он тогда был красивее. Как-то растолстел, что ли… Или ментовская форма ему не идет…– Ладно, Лариса, пока вы свободны, но не исключаю, что мне придется вас вызвать еще.– Буду счастлива с вами встретиться в любое время. – Лариса кокетливо повела плечом. – И в менее формальной обстановке. – А так как следователь никак на ее слова не прореагировал, спросила:– А этого, маньяка-то, не нашли?– К сожалению, пока нет.– Жаль. Вот эту мразь я бы своими руками. Хоть Марина как баба-то, наверно, ничего собой не представляла и со мной вела себя по-скотски, но такой смерти я бы никому не пожелала. Во всяком случае, никакой женщине.– А мужики, значит, пусть их… – улыбнулся Самарин.– А мужиков не жалко, – отрезала Лариса.Она поднялась с места и, раскачивая на ходу бедрами, направилась к двери.– До свидания, – сухо сказала она.– До свидания, – ответил Самарин, не повернув головы от экрана компьютера.«Чертовщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43