А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Один нес большой чемодан, перехваченный ремнями, другой держал в руках ребенка — красивую белокурую девочку лет четырех.
В самолете их места оказались рядом…
Андрей поначалу не проявлял к даме никакого внимания. Однако наблюдал за ее поведением. Он старался заметить, когда соседке станет невмоготу и его предложение помочь не будет отвергнуто. Откажи дама ему сейчас, во второй раз с услугами подступаться станет труднее.
Самолет после взлета некоторое время шел довольно ровно. Двигатели гудели равномерно, напористо. Фюзеляж подрагивал, сотрясаемый неимоверной мощью моторов. И вдруг в какой-то момент, словно потеряв в воздухе опору, лайнер глубоко и резко просел. Неприятное ощущение подкатившегося к горлу желудка заставило Андрея проглотить слюну. В это же время соседка уронила голову на грудь и беспомощно опустила руки. Девочка, сидевшая рядом, заметила это и испуганно вскрикнула: «Мамочка!»
Женщина чуть приоткрыла глаза и умирающим, безвольным голосом прошептала:
— Не бойся, Роберта. Не бойся, милая, — и замолчала.
— Вам плохо? — спросил Андрей участливо. — Могу я чем-то помочь?
Женщина снова приоткрыла глаза.
— Благодарю вас, — едва шевеля языком, прошептала она. — О, благодарю. Мне ничего не нужно. Если можете, приглядите за девочкой…
— Не волнуйтесь, — заверил Андрей. — Девочкой я займусь. Идите ко мне, мисс, — позвал он малышку, и та охотно, без всякого стеснения перешла к нему.
— Как тебя зовут?
— Роберта. А вас?
— Меня зовут Чарльз. Мистер Чарльз Стоун.
Андрей посадил девочку на колени.
— Ты когда-нибудь видела дом, где живут киты?
Глаза малышки округлились, лицо выразило крайнее любопытство,
— Нет, — ответила она голосом, полным интереса.
— А хочешь?
— О да, конечно, мистер Стоун.
Самолет шел над океаном. Под его крыльями лежала светло-зеленая бесконечность воды. Справа, далеко в глубине виднелась кромка берега, опушенная лентой прибоя. Белопенная полоса, отделявшая океан от земли, тянулась за самолетом живой нитью, а все остальное, что было за ней, тонуло в серой дымке. Воздух над Африкой был сух и зноен, пропитан пылью.
— Посмотри, Роберта, — сказал Андрей и указал в синеву океана. Там, едва различимый глазом, виднелся остров. — Увидела? Теперь запомни: если оттуда плыть на восток три дня и три ночи, потом свернуть на юг и плыть еще столько же, то окажешься у ледовой стены. А в ней есть проход в царство огромных умных китов…
Андрей никогда не замечал за собой способностей сказочника. Тем не менее он самозабвенно импровизировал и стал даже сожалеть, что его не слышат братья Гримм или хотя бы один Ганс Христиан Андерсен. Было бы им чему позавидовать! Роберта то испуганно жалась к мистеру Стоуну, то весело смеялась и хлопала в ладоши. Никогда она в один раз не встречалась с таким количеством добрых рыб, хитрых осьминогов и кровожадных акул, с которыми ее познакомил дядя Чарльз.
Андрей искренне жалел мать Роберты, измученную тяжелым полетом, но что поделаешь — помочь ей он мог только тем, чем уже и без того помогал.
Миссис Пруденс Голдсмит — когда ей после очередной промежуточной посадки на время стало получше, нашла силы познакомиться с Андреем.
В Иоганнесбурге ее встречал муж. Андрей спускался по трапу, держа Роберту на руках, когда девочка увидела кого-то в толпе встречавших и закричала восторженно:
— Папа! Папочка!
Навстречу Андрею шагнул мужчина в военной форме со знаками отличия полковника. Он осторожно, как хрупкую вазу, принял дочь из рук Андрея, потом взял под руку бледную, измученную жену.
— Джерри, познакомься, — сказала миссис Голдсмит мужу, — это мистер Стоун. Наш спаситель. Он все время занимался Робертой. Не знаю, что бы я делала без его доброты и внимания…
Мужчины познакомились. Пожимая тяжелую мясистую руку полковника, Андрей уже знал, с кем имеет дело. Джеремия Голдсмит на этой земле был человеком влиятельным, хотя мало кому известным. О его занятиях и весе в государственной машине страны знало крайне малое число людей. Полковник возглавлял военную контрразведку, а такое ни в одной стране мира никем никогда не афишируется.
— Джерри, милый, — обратилась миссис Голдсмит к супругу. — Очень прошу тебя. Очень. Мистер Стоун — наш добрый гений. Я пригласила его погостить у нас. Он отказывается.
Мистер Голдсмит, должно быть, воспринимал просьбы жены с тем же послушанием, с каким и приказы прямых начальников. Словно танк он надвинулся на Андрея, тараня его мощным животом.
— Мистер Стоун! — хорошо поставленным командирским голосом гаркнул полковник. — Я вынужден прибегнуть к силе! Интересы страны превыше всего. Вы понимаете меня?
Он оглянулся на полицейский лимузин с панелью красных и синих мигалок на крыше.
— Сэр! — Андрей лукаво посмотрел на Роберту. — Прибегать к силе опасно. Возможна вторая англо-бурская война…
— Прекрасно! — воскликнул полковник. — Считайте, она уже началась. И вы пленный. Вы все проиграли, мистер Стоун. Перевес на стороне женщин! Роберта берет вас в плен. Верно, девочка? — он спросил дочь, и та захлопала в ладоши. — Вы едете вместе с нами. Иного не дано.
Выиграв молниеносным ударом войну, полковник тяжело отдышался. Он вынул из кармана большой платок и теперь ежеминутно вытирал красное вспотевшее лицо. Андрею показалось, что полковник испытывает страшные мучения, парясь на солнце в мундире, и даже посочувствовал ему:
— Такая жара!
Полковник расхохотался, громко, заливисто.
— Отвыкли от теплых объятий родины, сэр? А я без солнца как ящер — теряю подвижность и желание жить. Жара — моя стихия!
Он похохатывал и вытирал лицо платком. Похохатывал и утирался.
Андрей, обласканный и окруженный гостеприимством, провел на вилле Голдсмитов две недели. За это он в знак благодарности и дружбы написал портрет миссис Голдсмит. Прекрасную Пруденс он изобразил сидящей в плетеном кресле среди зелени сада. Полотно пронизывали лучи яркого света, и вся картина казалась легкой, невесомой, воздушной.
Тогда же он рассказал полковнику свою историю, сообщил, что его отец, живший в Люкхофе, уже умер, что он сам ликвидировал остатки хозяйства и покинул родину. Назвал соседку Кирхер, у которой в знак благодарности оставил часть своих картин.
И вот, как теперь выяснялось, та давняя и вроде бы безобидная поездка очень сгодилась. Замысел полностью оправдал себя.
По просьбе Мейхью Джерри Голдсмит отыскал фрау Кирхер и в виде образца выслал сюда одну из работ Стоуна-истинного — «Закат на Лимпопо». Почему он не прислал репродукцию с портрета Пруденс, Андрей так и не понял. Должно быть, полковник в отношениях с Мейхью старался вести себя крайне объективно.
Еще раз взглянув на репродукцию, которая лежала между ним и Мейхью, Андрей огорченно произнес:
— Вы задумывались, мистер Мейхью, над тем, что творите? Вы представляете, что теперь будет думать обо мне Голдсмит? Нет, вы не представляете. Зато мне от этого становится не по себе.
Он встал с видом решительным и непреклонным.
— Мне больше нечего делать здесь, на вилле Ринг, мистер Мейхью! Нечего! Прощайте. Обо всем, что случилось, доложите боссу сами. Пусть он разбирается, что к чему. Пусть оценит, какую глупость я сделал, оказав ему услугу!
— Мистер Стоун! — Мейхью выглядел испуганно. — Как вы могли подумать?! Помните, я вас предупреждал, что оказываться на пути великих людей столь же опасно, как опасно муравью попадать под ноги слона? Он может раздавить, даже не заметив, что кто-то пострадал. Но неужели у вас не было возможности убедиться в моей осмотрительности? Да, действительно я послал мистеру Голдсмиту запрос. Но это не было полицейской штучкой. Можете мне верить! Меня меньше всего гложет желание нанести ущерб вашей репутации. Я просил мистера Голдсмита аттестовать вас как мастера живописи, которого рекомендовали Диллеру. Можете убедиться. Вот интересующий вас ответ.
Мейхью сходил к сейфу, снова открыл его, достал и принес Андрею бланк телеграммы.
«СРОЧНО. СТРОГО ЛИЧНО. КАНАЛ МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ.
ДЛЯ ДИЛЛЕРА — МЕЙХЬЮ.
ДОРОГОЙ ДЖОН! БЕРУ НА СЕБЯ СМЕЛОСТЬ РЕКОМЕНДОВАТЬ МИСТЕРУ ДИЛЛЕРУ ХУДОЖНИКА СТОУНА. ЭТО МОЙ СООТЕЧЕСТВЕННИК, БОЛЬШОЙ МАСТЕР, АРТИСТ ВЫСОКОГО ТАЛАНТА. ЛИЧНО МЫ ДАВНО И ХОРОШО ЗНАКОМЫ. ОТДАВАЯ ДАНЬ ТАЛАНТУ СТОУНА, Я УЖЕ ОБЛАДАЮ ДОВОЛЬНО КРУПНЫМ СОБРАНИЕМ ЕГО РАБОТ. АВИАПОЧТОЙ ВЫСЫЛАЮ РЕПРОДУКЦИЮ ЕГО КАРТИНЫ. ИСКРЕННЕ ВАШ. ГОЛДСМИТ».
— Слова тебе господи! — с облегчением вздохнул Андрей. — Вы заставили меня переволноваться, мистер Мейхью. Когда имеешь дело с полковником Голдсмитом, отношения с ним можно испортить одним неверным словом. А моя репутация на родине?
— Теперь все в норме? — спросил Мейхью. — Я искренне рад. Можете поверить, Стоун, ответом старины Джерри я был обрадован не меньше вашего.
«Ну, положим, — подумал Андрей, — ты бы не меньше порадовался и тому, если бы ответ Голдсмита меня в чем-то изобличал. Есть такие профессии, в которых оба ответа одинаково радуют задающих вопросы».
Но вслух сказал:
— Теперь все в норме. Думаю, вам нет нужды показывать все это мистеру Диллеру, не так ли?
— Я тоже так думаю, что такой нужды нет.
— Вот и отлично, мистер Мейхью. Премного вам благодарен за доставленные волнения. Премного.
8
В первое утро на вилле Ринг Андрей проснулся рано. В доме стояла тишина. Только через приоткрытую дверь туалетной комнаты слышалось, как журчит вода из плохо прикрытого крана.
Сквозь опущенные жалюзи в комнату сочилось утреннее солнце. Оно лежало на полу золотыми полосками, и в его лучах неторопливо проплывали сверкающие пылинки.
Андрей лениво потянулся. Он чувствовал себя, может быть, даже впервые за последние годы, человеком, которому некуда спешить.
Он встал, прошелся босыми ногами по мягкому, теплому ковру, поднял зашелестевшие легким металлом жалюзи и распахнул окно. В комнату дохнуло утренней свежестью и запахами сада.
Сняв пижаму, Андрей начал гимнастику.
Он мысли не допускал, что за ним наблюдают, да и не верил, что это может происходить именно здесь, но все же выполнял комплекс движений, определенный системой хатхи-йоги.
Он ударился в восточные премудрости еще давно, во время учебы. Задолго до выпуска беседуя с Корицким, он сказал:
— Готов сдавать любой экзамен, Алексей Павлович. Хоть сейчас.
— Экзамен?!
Корицкий произнес это слово с нескрываемым презрением.
— Тогда, молодой человек, вам придется вернуться в среднюю школу. Так точно!
Профессор забрал подбородок в кулак и задумчиво посмотрел на Андрея.
— Экзамен — всегда лотерея. Тянешь билет и надеешься: авось счастье на твоей стороне. Глядишь — повезет. Вам, дорогой, такой роскоши не будет дано. За вас все время экзаменационные билеты будут тянуть другие. Вам останется только право отвечать на вопросы, которые не будут известны. Вот, к примеру, один и самый простой. Сосчитайте мне по-немецки на пальцах до десяти.
Андрей, не почуяв подвоха (он думал, что это всего прелюдия к какому-то другому испытанию), улыбнулся и, слегка грассируя, стал считать: айн, цвай, драй… При этом загибал тонкие длинные пальцы. Слова слетали с его языка легкие, звучные. И Андрей чувствовал, что произносит их натурально, без какой-либо фальши, чисто по-немецки.
— Стоп, спасибо, — прервал Корицкий. — Можно кончить. Вы провалились. Немцы, мой дорогой, не загибают пальцы при счете, а разгибают их, выбрасывая по одному из кулака. Задавать еще вопросы?
— Задавайте, — ответил Андрей упрямо. Он понимал, что, раз споткнувшись, теперь в ответе уже ничем не рискует.
Корицкий стал прочищать трубку диковинным, явно заграничным ершиком. Делал это не спеша, с толком и расстановкой. Сперва выколотил пепел на салфетку, свернул ее и бросил в корзинку. Затем достал порттабачник, набил трубку ароматным табаком «Золотое руно», чиркнул спичкой и закурил.
— Вы, уважаемый, поклонник спорта? Во всяком случае, я на это надеюсь. Верно? Увлекаетесь плаванием и легкой атлетикой. Болеете за футбольную команду… Да, кстати, за какую команду вы болеете?
Андрей сдержал торжествующую улыбку, и все же Корицкий заметил, что уголки губ подопечного дрогнули, а глаза на мгновение блеснули. Уж что — что, а футбольную команду Андрей заприметил давно и уже целых полгода вел ее дорогами успехов и срывов. Все — имена игроков, их рост и вес, их остроты и лучшие мячи он знал, как знали это другие самые отчаянные болельщики. И ответить Профессору на любой вопрос, касавшийся своих любимцев, для него не составляло труда.
— «Черные рейнджеры», сэр, — произнес Андрей по-английски, и сам себе поставил отличную оценку.
— «Черные рейнджеры»? — полувопросительно сказал Корицкий. — Допустим, это так. А теперь представьте, что вы, поклонник «Рейнджеров», поднялись с постели и делаете утреннюю гимнастику.
Андрей на миг замялся. Он не мог привыкнуть к стилю, в котором работал Корицкий. Тем более что за его шуточными вопросами и предложениями всякий раз скрывались подводные камни, мешавшие начинающему без пробоин выбраться на фарватер самостоятельности. А в своих изобретениях Корицкий был неисчерпаем.
Сосредоточившись, Андрей расставил ноги, вскинул руки вверх, сделал выпад в сторону, вернулся в исходное положение, присел. Движения давались ему легко, тело свое он чувствовал хорошо и выполнял упражнение четко, уверенно. Но лицо Профессора оставалось непроницаемым.
— Стоп, достаточно, — остановил он вдруг Андрея движением руки. — Идите, молодой человек, с миром. Вы такой же болельщик «Черных рейнджеров», как я гладиатор императора Веспассиана.
— Но…
— Никаких но. Билет тянул я. А вы делали упражнение, предусмотренное наставлением по физической подготовке личного состава Советской Армии. Все шестнадцать тактов один за другим. Конечно, приятно, когда в человеке чувствуется армейская закалка, но, увы, для болельщика «Черных рейнджеров» — это явный перебор.
Андрей покраснел, и губы его обиженно дрогнули.
— Какие упражнения, товарищ полковник, вы посоветуете разучить?
— Я? — драматически воскликнул Корицкий. — Избави бог, молодой человек! Полковник Корицкий не готовит маляров. И вы маляром, надеюсь, не собираетесь быть. Верно?
— Не собираюсь.
— А когда и где настоящие художники делали копии? Вам предстоит отказаться от всех привычек, которыми была полна ваша прошлая жизнь. Итак ищите себе новые, подходящие по вкусу. Сами.
И Андрей искал. Он перепробовал множество разных спортивных систем и методов. Читал книги английских и немецких специалистов по спорту, пока не остановился на системе йогов — хатхи-йоги.
Глубоко вздохнув, Андрей принял экпадасану — позу на одной ноге и замер, молитвенно сложив ладони на груди.
Потом одну за другой он принимал позы треугольника, трости, верблюда, лотоса, крокодила и, наконец, застыл в савасане — позе общего расслабления.
За завтраком Андрей сидел напротив хозяина дома. В какой-то момент, чуть наклонившись вперед, Диллер сказал:
— Извините, Стоун, вы увлекаетесь хатхи-йоги?
Едва заметная улыбка тронула губы Диллера.
«Следили! — обожгла Андрея тревожная мысль. — Что бы это могло означать?»
Ответил, улыбаясь непринужденно:
— Вы ясновидец, ваше величество?
— Ради бога! — встрепенулся Диллер.
И Андрей понял: его задело не обращение с королевским титулом. К такому он, должно быть, привык уже давно. Тронуло подозрение, прозвучавшее в голосе художника.
— Ради всего святого, не подумайте что-нибудь такое! Просто утром к вам в комнату заглянул Мейхью, но вы были заняты…
— Я был нужен? — спросил Андрей.
— Хотел пригласить вас на утреннюю прогулку. У меня сегодня было свободное время.
— Счел бы за великую честь, — ответил Андрей. — Мне никогда не приходилось гулять с такими людьми, как вы.
Диллер снисходительно улыбнулся, но по всему было видно, что простодушная лесть художника пришлась ему по душе.
Они после завтрака все же погуляли вместе. Диллер показал Андрею сад, оранжерею, аквариум. Все это было расположено на территории виллы в прекрасных помещениях, специально предназначенных для определенных целей. Говорили о разном. И вдруг Диллер, глядя на Андрея в упор, спросил:
— Что вы думаете о той истории?
Вопрос был задан почти теми же словами и тем же тоном, какими его не раз задавал Мейхью. Это особенно насторожило.
— Вы тоже имеете в виду случай с яхтой? — сказал Андрей, не отводя глаз. — Не так ли?
— Почему «тоже»? — поинтересовался Диллер с некоторым удивлением.
— Меня об этом часто и упорно спрашивал мистер Мейхью. Вчера вечером это было в последний раз. И я подумал…
— Забавно, мистер Стоун. И что вы ответили?
— То, что, по моему мнению, это обычное хулиганство. Мистер Мейхью, в свою очередь, заметил, что это работа людей Хупера.
— А не кажется ли вам, что это работа людей самого Мейхью?
Диллер выглядел сурово и строго, всем видом показывая, что не собирается шутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25