А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вадим вдруг понял, что мины перестали падать на голову. Тишина вокруг. Неестественная тишина. Или у «чехов» закончились боеприпасы, или они покинули свои позиции…
— Наконец-то… угомонились уроды… — потирая челюсть, сказал Артур. Он высунул голову за бруствер. — Никого… Только мертвые лежат… Гадом буду! Не поеду домой. Здесь останусь!.. Отомщу за Костика, за Лешку… За всех!.. А тебя, паразита…
Стыкин посмотрел на Вадима резко, но совершенно без злости. На губы наползла добродушная улыбка.
— А тебя, паразита, в нарядах сгною… Ладно, шучу… Мы теперь с тобой братья… И вообще нравишься ты мне, пацан. Потому и гноил, что нравился. Человека хотел из тебя сделать… А ты мне в морду… А ведь я знал, что ты давно хотел это сделать. Хотел, а?
— Хотел, — признался Вадим.
— Значит, мы квиты, — с залихватским видом подмигнул Стыкин. — Значит, дальше служить будем… Скоро ты сам «дедом» станешь… Да уже стал. После такой-то заварушки… Лихо мы попали… Опаньки! Что там?
Откуда-то сзади, со стороны неба донесся шум винтовых лопастей.
— «Крокодилы»! — обрадовался Артур. — В паре!.. А не поздновато ли, а?
Оказалось, что нет, не поздно. «Ми-24» прошли над головами, на бреющем пронеслись над леском, откуда совсем недавно бил миномет. Вадим не знал, что увидели пилоты за этим леском. Не мог знать, потому что у Стыкина не было связи ни с полком, ни со штабом дивизии, он вообще не мог ни с кем связаться… Неясно было, что происходило там, за лесом. Но, видно, что-то происходило, если вертолеты обрушили на чьи-то головы нешуточный ракетно-бомбовый удар. Отстрелялись и преспокойно ушли на базу. И сколько Вадим с Артуром ни махали им руками, они даже не шатнулись в их сторону.
— А как же мы? — оторопело протянул Стыкин.
— Может, так надо…
— Кому надо? Лично мне так не надо… Может, им надо? — махнул он рукой в сторону раненых.
— Да успокойся ты… Все образуется…
— Бардак у нас в армии, вот что я тебе скажу… Скажи еще спасибо, что «вертушки» нас не вспахали. А могли бы!
Артур имел в виду печально известный случай, когда в августе этого года в Дагестане российская авиация шарахнула с воздуха по своим войскам. Тогда погибло немало бойцов армавирского спецназа…
— Спасибо вам, соколики! — совсем невесело улыбнулся Вадим, глядя вслед уплывающим за горизонт «крокодилам».
— Нет, мне такой бардак не нужен… Лучше я домой поеду. На гражданке порядка чуточку побольше…
— И не стреляют… — усмехнулся Вадим.
— Стреляют, но не так… Там за деньги стреляют… Да и здесь, в общем-то, за деньги. За большие деньги. Кто миллионы на наших шкурах наваривает… А-а, ладно!.. К своим идти надо…
— А как с ранеными быть? — не соглашаясь, покачал головой Вадим.
— Так в том-то и дело… Ждать будем. Чует мое сердце, наши вот-вот подтянутся…
Чутье Артура не подвело. Только появились не свои, а чужие. Со стороны того самого леса вдоль дороги бежал отряд одетых и обутых как попало людей. Преобладал армейский камуфляж, но все равно эта толпа напоминала больше партизанское формирование, нежели воинское подразделение. Это и было формирование — арабо-чеченских бандитов. Около десятка вооруженных боевиков. Неплохой десерт после первого из подрыва колонны и второго из минометного обстрела…
Боевики не шли в атаку на позиции, которые занимали Вадим и Артур. Их маршрут проходил метрах в двухстах дальше. Бандиты уходили на восток, в горы, спасаясь от возможного очередного налета российской авиации. Возможно, с тыла их поджимали наземные войска…
Вадим понимал, что им с Артуром вовсе необязательно принимать бой. Достаточно держать боевиков в поле зрения, и чтобы оружие было на изготовку. Бандиты проскочат мимо, и на этом инцидент будет исчерпан. А далеко они не уйдут. Местность, в общем-то, открытая, стемнеет не скоро, так что «вертушки» еще успеют сыграть для них похоронный марш…
— Да, братишка, теперь я точно знаю, что уйду на гражданку, — передергивая затвор, тихо, сквозь зубы сказал Артур. — С этими сейчас разберусь, и адью… С этими — и за Костика, и за Лешку… И за всех!..
Стыкин собирался вступить в бой. Он должен был отомстить за своих друзей… Вадим разозлился. На себя. Не должен был он поднимать руку на Артура, не должен был спрашивать с него за прошлые обиды. «Дедовщина» — это же сущий пустяк по сравнению с тем, с чем сталкивался солдат на войне. «Дедовщина» — это не более чем баловство… Не надо было бить Артура. Он — настоящий боец. Не трус, не предатель. Есть у него бзики, но война списывает их с лихвой. Война, от которой он не бежал. Война, которой он не боялся…
— Не уйдут, твари!
Вадим жалел, что не успел пристрелять подступы к позициям. Так было бы легче вести огонь по противнику… Впрочем, это необязательно. С двухсот-трехсот метров можно стрелять и без корректировки, а именно на такой дальности завяжется бой. Завяжется, а потом будет подходить все ближе и ближе. Два штыка против десяти — не самый лучший расклад в бою на открытой местности. Правда, Вадим и Артур находились в укрытии. Но ведь у боевиков есть подствольные гранатометы, а из них можно вести огонь по закрытым позициям…
— Забил ядро я в пушку туго! — в нервно-поэтическом порыве оскалился Стыкин. — И на этих козлов забил!.. Ну что, братишка, начнем?.. Прицел «один». Огонь по моей команде!
Вадим приготовился к стрельбе. Взял на прицел позади идущего боевика. Если не промажет с первого выстрела, то противник замертво рухнет на землю. Но его дружки не увидят, как будет он падать. Выстрелы, конечно, услышат, но что произошло, поймут с запаздыванием как минимум на секунду, а то и две. И не сразу рассредоточатся и попадают на землю. Глядишь, Вадим еще одного достать сможет. И Артур тоже… Хорошо бы зараз трех-четырех красавцев упокоить, а лучше пятерых. А еще лучше — всех разом. Но чудес не бывает. Шансы на большой успех ничтожно малы. И Вадим это понимал, и Артур…
— Брат, ты извини, если что не так, — глядя в прицел, тихо сказал Стыкин. — Это, если вдруг что, не поминай лихом…
— Ты тоже…
Не должен был Вадим бить его. Но сейчас мысль об этом лишь вскользь коснулась сознания. Не получалось думать о том, что было. В голову лезли мысли о том, что будет. Жизнь или смерть?.. И есть ли жизнь после смерти?..
В руках у Вадима грозное оружие. Автомат Калашникова — лучший в мире.
— Огонь!
Крик Артура утонул в оглушительной скороговорке выстрелов. Упал один боевик, второй… И еще третий падает, неестественно взмахивая руками. Артур успел достать четвертого… Как и ожидалось, остальные бандиты залегли. Теперь их так просто не достать… Двое против шестерых. Но эффект внезапности уже использован…
Боевики открыли ответный огонь. Над головой замелькали свистящие огоньки трассеров. Несколько пуль вспахали землю возле самой головы. Вадим сменил позицию и снова открыл огонь… Сейчас «АКМ» казался таким неубедительным. Отличное, в общем-то, оружие, но оно всего лишь соответствует своим тактико-техническим характеристикам. Нет возможности косить из него противника как траву… Но одного гоблина Вадим все же достал. Было видно, как подстреленный боевик махнул рукой, опрокидываясь на землю… На этом фарт закончился. Кто-то из бандитов очень удачно забросил в укрытие — за спину — гранату.
Выстрел «ВОГ-25» и близко не обладал убойным действием знаменитой «Ф-1». Но его вполне хватило для того, чтобы вывести из боя Артура. Осколок попал ему в затылок… Ни прощальных слов, ни предсмертных стонов. Стыкин умер быстро и молча… Вадиму тоже досталось. Гранатный осколок впился в правую руку повыше локтя. И в ушах такой звон, что душу наизнанку выворачивает.
Боевики с ревом вскочили с земли и ринулись в атаку. Наверное, решили, что больше некому дать им отпор. Но Вадим нашел в себе силы продолжить бой. Короткая очередь, и хватается за живот один бандит. Еще одна очередь, и пуля впивается в грудь… Вадиму…
Ударом его сбросило на дно ямы… Больно, жуть как больно — как будто горящая смоляная бочка внутри взорвалась. Перед глазами все закачалось, поплыло… Но голова все же работает, руки не заклинило… Вадим понимал, что жить ему осталось всего несколько секунд. И не от раны он умрет. Сейчас появятся боевики и расстреляют его в упор. А вместе с ним и его раненых товарищей — вернее, тех из них, кто выжил после разрыва гранаты…
Граната… Вадим вспомнил про гранаты. Две наступательные «РГД-5»… Он швырнул за бруствер одну, вторую. Два взрыва один за другим. Но вряд ли гранаты накрыли цель. Ведь Вадим бросал их вслепую. Он даже не знал, как близок противник…
Он снова взялся за автомат. И даже успел выстрелить. Прыгнувший на него боевик в полете нарвался на пулю. Но и сам успел выстрелить. Пуля попала Вадиму в живот… И тут же появился еще один бандит. Этот не стал стрелять. Этот набросился на Вадима с кинжалом. Сытый, здоровый. И злой как собака. А у Вадима нет никаких сил, чтобы справиться с ним. Удивительно, что он вообще в сознании…
Вадим попытался навести на противника автомат, но чеченец с ходу двинул по нему ногой — отбросил далеко в сторону. Одной рукой схватил Вадима за горло, второй — с кинжалом — замахнулся. Еще секунда и все…
Вадим и сам не понял, каким чудом он умудрился перехватить руку с кинжалом. Но понял, что удержать свою смерть не сумеет.
— Ах ты шакал! — прошипел чеченец, с силой сжимая его горло. — Сичас, собака!..
Он знал, что легко сломит сопротивление. Еще одно небольшое усилие, и острый клинок погрузится в живую и уже окровавленную плоть.
Выстрел прозвучал неожиданно. Со стороны, где лежали раненые. Все тяжелые, они не могли принять участия в сражении. Но кто-то из них все-таки сумел поднять автомат…
2
Вадим смутно помнил, как его забрасывали в «вертушку», как грохотали винты, когда он летел в утробе «двадцать четвертого». Разгрузка, полевой госпиталь… Все в горячечном бреду… Одна операция, вторая. Снова погрузка и отправка. Окружной госпиталь. Снова операция… Ему починили руку, залатали легкое, вырезали чуть ли не половину желудка. В конечном итоге привели в чувство. Больно, тошно, тяжело. Но жить можно. И он жил…
Артур Стыкин погиб. А ведь дембель был так близок… И Тигран Савотян тоже пал смертью храбрых. Это он нашел в себе силы выстрелить в чеченца. С ранением в голову пришел в себя, разобрался в ситуации… Он умер на операционном столе в полевом госпитале. И вряд ли это была врачебная ошибка. Во всем виновата война… И Афоня погиб, Женька… Сколько солдат погибло. И сколько еще погибнет. А Вадим будет жить. Потому что война для него закончилась…
Первое время он жил на обезболивающих. Но постепенно боль улеглась сама по себе. Жизненные силы потащили ослабевший организм по пути выздоровления. И госпитальная палата, которая поначалу ассоциировалась у него с преисподней, мало-помалу стала обретать краски жизни…
Когда боль и сопутствующая ей хмарь отступили, ему даже стало нравиться в госпитале. За окнами холодная промозглая зима, а в палате тепло, сухо. И даже комфортно. Телевизор, видео от каких-то безвестных благотворителей. Кормят неплохо и по распорядку. Никаких выстрелов, никаких взрывов… Вадим считал себя мирным человеком. Его не тянуло на войну. И мстить ни за кого не хотелось. Может быть, потому что он уже отомстил… И героем он себя не считал. Хотя и был представлен к ордену… Он не хотел воевать. И романтика боевых армейских будней нисколько его не прельщала. Хватит с него. В строй он больше не вернется. Хочет он того или нет, но по выздоровлении его комиссуют… И тогда он с легкой душой отправится домой. К Анжеле и к своей дочери…
Вадим давно уже собирался написать письмо девушке. Да все откладывал. Но ничего, сегодня он исправит свою ошибку. Он расскажет Анжеле, как сильно ее любит, как ждет встречи с ней. Пусть она разводится со своим мужем, пусть делает выбор, о котором она никогда не пожалеет…
Вадим сел на койку, заглянул в тумбочку. Нет конвертов. И никогда не было… Никому он не писал с тех пор, как попал в госпиталь. Это Колька Пашков строчит по десять писем в день. А Вадим хоть бы строчку кому черкнул.
Вадим обратил взгляд к соседу.
— Коль, а Коль! Конвертиком не подогреешь?
— Проснулся, — усмехнулся тот.
— Да я давно уже не сплю.
— Я в том смысле, что хватился… Давно пора матери написать…
— Так это, я ж не левша, — усмехнулся Вадим. — А в правой руке у меня осколок был…
— Когда это было… Оп-ля! А конвертов нет!.. Сейчас схожу!
Конверты продавались в ларьке «Роспечати». Нужно было спуститься с третьего на первый этаж, в вестибюль. Даже на улицу выходить не надо.
— Не надо, я сам. Пройтись хочу…
Ему вообще нужно было много ходить, чтобы кровь не застаивалась. И врач так говорил, и сам он чувствовал в том потребность. Только что-то не очень тянуло его на лечебно-физкультурные подвиги. Еще не надоело ему валяться на койке — смотреть телевизор или читать книжки. Никаких тебе принудительных подъемов, изнурительных марш-бросков, опасных боевых выходов… Красота. Но он уже чувствовал, что эта красота ему скоро надоест до чертиков. Только вот обратно в армию ему точно не захочется. Домой охота…
В больничном халате поверх синей пижамы он по лестнице спустился в вестибюль. До ларька рукой подать — пройти гардеробную, регистратуру… В вестибюле было прохладно. И сумрачно. Вадиму захотелось поскорей накупить конвертов, газет, вернуться в палату и лечь в койку.
— Молодой человек… — услышал он откуда-то сбоку знакомый голос.
Или это Анжела, или у него галлюцинации…
Он обернулся на звук и понял, что с головой у него все в порядке. Перед ним действительно стояла Анжела во всей своей красе. Пышные, разбросанные по плечам волосы, белый халат поверх пальто…
— Молодой человек, — повторила она. — Вы не подскажете, как мне пройти…
Или она его в самом деле не узнавала, или только вид делала — шутки ради. Но на розыгрыш что-то непохоже… Вадим удивленно вытаращился на нее.
— Анжела, ты чего?
— Вадим?! — оторопело протянула она. — Ты?!
— Ну не тень же отца Гамлета… Ты что, не узнаешь меня?
— Узнаю… Вадим, как же так… Погоди, дай в себя-то прийти…
— Пришла?
— Не знаю…
— А я пришел…
Вадим широко улыбнулся, шагнул к ней, обнял, поцеловал. Анжела прильнула к нему, но тут же отстранилась.
— Вадим, я ничего не понимаю…
— Я тоже… Откуда ты узнала, что я здесь?
Может, маме из части сообщили. Скорее всего так и было. Анжела узнала, что он в госпитале, и примчалась к нему… И в кино так бывает, и в жизни…
— Я… Я не знала… — растерянно сказала она.
— Значит, не знала, что я здесь, — нахмурился Вадим.
— Нет…
— Тогда зачем ты здесь?
— К Максиму приехала… Он ранен… Он в хирургии… Я хотела тебя спросить… Что я такое говорю? Кого-нибудь спросить хотела. Но ты же не кто-нибудь… Тебя вот встретила… Ты тоже в госпитале… Заболел?
— Ага, заразу подхватил. Один вирус в легкое, второй в живот, еще осколок в руку…
— Осколок?!.. Ты что, был ранен?! — Вне себя от волнения Анжела приложила ладошки к своим щекам.
— Еще в октябре. Сначала на мину наехали, потом под обстрел попали… Ты тогда от меня уехала, а нас на следующий день в Чечню. То есть в Дагестан сначала…
— Ты не писал!.. Ты вообще мне не писал…
— Не хотел расстраивать…
— Я думала, ты не хочешь писать…
— Хочу… Плохо мне было. Сейчас вот оклемался. Не поверишь, но я как раз за конвертами шел. Тебе писать собирался. А тут ты… Но не ко мне… С Максимом что?
— Ранен.
— Тяжело?
— Еще не знаю… Друзья его позвонили, сказали, что в госпитале…
— А насчет меня звонить было некому… Все там… — кивком Вадим показал на небо.
— Поверь, если б я знала, я бы бросила все… Но сейчас мне нужно к Максиму…
— Где он, говоришь, в хирургии?
— Да, в первой хирургии… Ты меня проводишь?
— Провожу…
Анжела рвалась поскорей увидеться со своим Максимом. Вся испереживалась. Вадим должен был ее понимать — как-никак Максим ей муж. Должен был, но не понимал. Не хотел понимать… Майор Корбут — боевой офицер, очень даже может быть, Герой с большой буквы. Но Вадим не хотел, чтобы Анжела была с ним. Не хотел, чтобы у нее душа на части рвалась от переживаний за него… За Вадима она так не переживала. Ну ранен и ранен… Обидно. И даже больно…
В отделении на входе сидел дневальный — солдатик из больных, в пижаме, в тапочках. Совсем необязательный пост, есть возможность — ставят, нет — и не надо… Паренек даже не спросил, куда и зачем идет Анжела. Может, потому что Вадим был с ней.
Зато ее окликнула дежурная медсестра. Молодая, но порядком располневшая женщина. Из тех, кто не прочь изобразить из себя большую начальницу.
— Мне в пятую палату, к майору Корбуту… — просительно посмотрела на дежурную медсестру Анжела.
— Майор Корбут?! — как-то странно посмотрела на девушку медсестра. — А вы кто ему будете?
В глазах у нее уже явно угадывалось пугающее сочувствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34