А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Большинство были уверены, что это всего-навсего какие-нибудь незначительные перебои с питанием или короткое замыкание – результат активности профсоюза технических рабочих, борющегося за увеличение заработной платы.
Но они ошибались.
Из динамиков службы объявлений раздался оглушительный треск, затем голос:
– Леди и джентльмены, прошу внимания. Мы с сожалением вынуждены сообщить вам, что все рейсы отменяются. Это неприятное решение нас вынудила принять двадцатичетырехчасовая забастовка, только что объявленная Национальным профсоюзом авиадиспетчеров. Все самолеты, находящиеся в воздухе, будут либо возвращены в пункт вылета, либо направлены в ближайшие открытые аэропорты.
В течение часа авиационные перевозки пассажиров, эта своеобразная эмблема нашего времени, были полностью прекращены на всей территории Франции.
* * *
29 СЕНТЯБРЯ, УНТЕР ДЕР ЛИНДЕН, БЕРЛИН, ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ
Десять тысяч одетых во все кожаное "бритоголовых" и фанатиков в коричневых рубашках заполняли широкую центральную улицу Берлина. Черные, красные и белые флаги со свастикой парили над толпой, хриплые, грубые голоса сливались в ритме почти гипнотического марша – "Хорст Вессел".
Под неодобрительные взгляды нескольких сотен вооруженных до зубов полицейских часть немецких безработных и невежественных молодых людей обращались к старым идолам за новым вдохновением. В трехстах метрах выше по улице стоял, наблюдая за маршем неонацистов, маленький темноволосый человек Его светло-голубые глаза были полуприкрыты, он был сосредоточен. Трудно было точно определить расстояние, когда объект находится так далеко.
Но Иоахим Спех, вожак берлинской команды Красной Армии, был большим мастером в этом деле. Одна рука его скользнула в карман пальто, нежно поглаживая крошечный радиопередатчик. "Скоро, – хладнокровно думал он. – Очень скоро"
Марширующая колонна пересекла Шарлоттен-штрассе, пройдя мимо ржавеющего покореженного "трабанта", припаркованного у тротуара. Некоторые из колонны "бритоголовых" прерывали пение и лупили кулаками по капоту и крыше машины, вопя и хохоча. Контролирующие демонстрацию полицейские неловко переминались с ноги на ногу, им было явно неприятно видеть, как подобный акт явного вандализма остается безнаказанным.
Пора. Спех включил передатчик, спрятанный в кармане пальто.
Бомба, которую он закрепил под бензобаком "трабанта", немедленно сработала – взорвалась огненным красно-оранжевым шаром, клубами дыма и множеством острых, как бритва, стальных осколков. Те, кто стоял ближе всех к машине, были либо сразу разорваны на куски, либо вспыхнули от струй горящего бензина. А тех, кто оказался за пределами огненного шара, осыпало раскаленной добела шрапнелью или же с силой отбросило на тротуар взрывной волной.
Когда стихли последние раскаты взрыва, и мостовая, и тротуар выглядели как скотобойня. Выжженнное дорожное покрытие Унтер дер Линден было усыпано телами и оторванными частями тел. Раненые бились в агонии, отчаянно вопя и призывая на помощь. Некоторые тела продолжали гореть.
Оставаясь абсолютно спокойным, Иоахим Спех повернулся спиной к сцене кровавой трагедии и пошел прочь. Ему надо было планировать новые карательные акции.
* * *
2 ОКТЯБРЯ, ПЕРЕД ПАЛАС-ДЕЛЬ-ЕВРОП, СТРАСБУРГ ФРАНЦИЯ
Почти в четырех сотнях миль от охваченной беспорядками столицы Германии пятеро мужчин с угрюмыми, решительными лицами стояли перед батареей телевизионных камер и микрофонов.
За их спинами холодный солнечный свет отражался в окнах огромного суперсовременного строения из красного бетона, стекла цвета бронзы и сверкающей стали. Раньше, в лучшие времена, в Палас-дель-Европ размещались палаты Европарламента – одного из первых вынужденных шагов к единому в политическом смысле континенту. Теперь огромное здание пустовало, в нем не было практически ни одного человека. Циники показывали на него пальцами, как на некий символ краха несбыточной и глупой мечты.
Однако для людей, столпившихся у главного входа, дворец символизировал совсем другое. Они выбрали Страсбург эмблемой обновленного радикального лейбористского движения, местом объединения двух наиболее могущественных наций Европы. Двое из них возглавляли конфедерации крупнейшего профсоюза Франции. Остальные трое управляли организациями, представлявшими интересы миллионов немецких рабочих и служащих.
– Граждане рабочие, друзья! Мы стоим на историческом перекрестке дорог. – Маркусу Кальтенбруннеру, высокому черноволосому лидеру профсоюза научно-технических работников Германии, было поручено говорить от лица всех. Он сделал паузу, сознавая, что в этот момент слова его звучат под крышами пятидесяти миллионов домов по всему континенту. – В конце одной из этих дорог, в конце пути, который выбирают стоящие у власти, лежат упадок и обнищание немецких и французских рабочих. У гигантских корпораций и их лакеев в правительстве одна цель, одна задача – во что бы то ни стало добыть свою грязную прибыль, даже если для этого потребуется перерезать горло всем рабочим. Они лишают нас нашей зарплаты, наших рабочих мест, которые отдают иностранным рабам. И у них еще хватает наглости призывать нас к тер пению, к сотрудничеству в проведении этой так называемой "реорганизации", а на самом деле – самого беспардонного разбоя и грабежа.
Кальтенбруннер сердито затряс головой.
– Но мы не станем терпеть это! Мы не станем сотрудничать в деле нашего собственного уничтожения. – Он кивнул в сторону остальных профсоюзных лидеров, стоящих вокруг. – Вот почему мы собрались сегодня здесь. Чтобы объединиться во имя общей цели против тех, кто хочет зачеркнуть общественный прогресс последних пятидесяти лет.
В соответствии с этим мы утвердили следующие требования, не подлежащие обсуждению – требования к корпорациям и правительствам обеих великих наций. – Кальтенбруннер вытащил из кармана очки в металлической оправе, раскрыл их и водрузил на нос. Затем он прочистил горло и начал зачитывать документ, переданный ему помощником. – Прежде всего, мы требуем немедленно прекратить переброску иностранных рабочих на фабрики и заводы, находящиеся в собственности Франции и Германии, в Восточной Европе. Все рабочие места на этих предприятиях должны быть сохранены для истинных французов и немцев, а не для турков и алжирцев!
Немецкий профсоюзный лидер нахмурился.
– Во-вторых, мы требуем введения неограниченного моратория на увольнения и приостановки производства в период экономического кризиса. И наконец, мы призываем политиков Парижа и Берлина выделить фонды на новые масштабные общественные программы, направленные на то, чтобы вернуть наших граждан обратно на работу. Прибыль, накопления и бюджет должны отойти на задний план перед более важными человеческими нуждами!
Кальтенбруннер перестал читать и взглянул прямо в камеру.
– Мы вовсе не питаем иллюзий, – продолжал он. – Что политики и толстосумы-бизнесмены согласятся предпринять все эти действия только потому, что это хорошо и правильно. Мы не настолько наивны. Вовсе нет. Если понадобится, мы готовы заставить их пойти навстречу нашим справедливым и разумным требованиям.
Кальтенбруннер снова сделал паузу, явно нагнетая напряжение.
– Мы даем бюрократам и плутократам время до седьмого октября. То есть, у них есть пять дней, чтобы принять наши требования. Без компромиссов и дополнительных условий. Если они этого не сделают, мы выведем наших людей – всех наших людей – на улицы.
Журналисты и операторы, казалось, застыли в изумлении. Пять профсоюзных лидеров, стоявших перед ними, представляли интересы весьма заметной части франко-германских рабочих. Любая акция, в которой все они были готовы принять участие, могла иметь экономические последствия, которые невозможно было даже представить.
Кальтенбруннер кивнул.
– Да, именно так. Это ультиматум. Правительства и корпорации должны либо принять эти условия, либо подготовиться к всеобщей забастовке! – Он поднял вверх правую руку с растопыренными пальцами. – Если наши требования будут проигнорированы, через пять дней не сдвинется с места ни один поезд. Не вылетит из аэропорта ни один самолет. Ни один грузовик не повезет продукты на рынок. Не будут работать фабрики. И ни один корабль не отплывет с товаром к чужим берегам!
Никто из тех, кто слушал эту речь, ни на секунду не усомнился в том, что Кальтенбруннер и его коллеги настроены как никогда серьезно.
* * *
3 ОКТЯБРЯ, ЕЛИСЕЕВСКИЙ ДВОРЕЦ, ПАРИЖ
Восемь человек, собравшихся в кабинете президентского дворца, чувствовали себя почти карликами под величественными сводами в окружении массивной мебели. Каждый из восьми руководил одним из наиболее влиятельных министерств Франции. Они представляли собой как бы группу избранных, и, когда дело доходило до практических действий, именно они фактически управляли французским правительством. Кресло самого президента Франции сейчас пустовало.
– Всеобщая забастовка? Сейчас? Неужели они это серьезно? – Генри Наварр, министр внутренних дел, был ошеломлен.
В лицах остальных людей, сидящих за столом, как в зеркале, отражалось его замешательство. Более десяти лет поддержка профсоюзов помогала их партии оставаться у власти. Голоса, которыми располагали лейбористские конфедерации, были залогом победы в любых выборах при тайном голосовании. А в последние годы все выборы проводились при тайном голосовании.
– Они предельно серьезны, – спокойно, без эмоций подтвердил новый начальник разведки Жак Морин. – Все сведения наших информаторов подтверждают это. Приготовления к всеобщей забастовке идут полным ходом. Наши коллеги из Германии прослеживают те же тенденции. Ведь так, господин министр иностранных дел?
Новый министр иностранных дел Франции Никола Десо одобрительно кивнул в знак согласия. Это он организовал назначение на пост начальника разведслужб своего бывшего заместителя. Это давало ему фактический контроль за разведкой и сотрудничающими с ней агентствами.
Он наклонился вперед и обвел взглядом сидящих за столом коллег.
– То, что говорит Морин, правда. Я не думаю, что мы достигнем чего-то, пряча головы в песок. Слова радикалов – не пустые угрозы.
– Может, нам следует вступить с ними в переговоры... прийти к какому-то соглашению... – Наварр осекся, увидев, что Десо нахмурился. Престиж маленького и сутулого министра внутренних дел последние несколько недель стремительно падал в результате его полной неспособности контролировать полицейские войска и подразделения по борьбе с массовыми беспорядками.
– Переговоры? Это невозможно! – Десо презрительно покачал головой. – Их требования абсурдны и оскорбительны. Если принять даже минимум из того, на чем они настаивают, обанкротятся наши самые большие и самые прибыльные компании. Я также не вижу никаких достоинств в самой идее передать контроль из рук правительства банде механиков и продавцов.
– Тогда что конкретно вы предлагаете, Никола? – Широкоплечий Мишель Гюши, министр обороны, слегка стукнул рукой по столу, как бы подчеркивая важность своих слов. – Если жандармы и спецвойска не могут навести порядок сейчас, как мы можем положиться на них во время забастовки? Большая часть этих негодяев состоит в профсоюзах!
Остальные сидевшие за столом, подобно эху, повторяли один за другим вопрос Гюши. Даже в лучшие времена на заседаниях кабинета велись иногда жаркие споры. Теперь же все были на пределе, все были вымотаны волной забастовок, массовых беспорядков и падающих экономических показателей в последние месяцы и все боялись ближайшего будущего. Франция просто-напросто не могла себе позволить ни допустить общенациональную забастовку, ни принять немыслимые требования профсоюзов. Промышленность страны, поддерживаемая непомерными субсидиями, и так была практически на грани банкротства.
Десо сделал непроницаемое лицо, стараясь не выдать своего раздражения. Он слишком тяжело и слишком долго работал на то, чтобы добиться влияния среди этих людей, чтобы сейчас потерять контроль над собой. К тому же, он, кажется, видел возможность выхода из этого кризиса – кризиса, к которому отчасти и сам приложил руку.
Десо задумчиво пожал плечами. Становилось окончательно ясно, что он недооценил последствий переброски иностранных рабочих на предприятия. Он ожидал массовых вспышек недовольства в Восточной Европе – но не такой ярости по поводу происходящего у себя на родине.
И тем не менее, в сложившейся ситуации были свои положительные моменты. Конфронтация с рабочими организациями назревала годами. Так же как и ненависть общества к иммигрантам. И его первая попытка решить эти проблемы-близнецы – провокация на шопронском заводе – была как бы попыткой разжечь встречный пожар. Возможно, теперь пришло время выдвинуть обе эти проблемы на первый план. Убить двух зайцев одним декретом президента Особенно если сделать это таким способом, который не будет противоречить его видению будущего Франции – более могучей и единой страны.
Десо остановил глаза на министре обороны. Для его плана поддержка Гюши могла оказаться решающим фактором.
– Я предлагаю, мой друг, принять меры, адекватные той опасности, перед лицом которой мы стоим – Глаза его сузились. – Решительные меры.
Затем, тоном человека решительного и полностью уверенного в том, что говорит, Никола Десо изложил, какие, по его мнению, шаги спасут Францию, буквально поднимут из руин ее экономику.
Спор, начавшийся после его выступления продлился половину ночи.
* * *
4 ОКТЯБРЯ, АЭРОПОРТ ЛЕ-БУРЖЕ, ПАРИЖ
Солдаты регулярной армии в полном боевом снаряжении окружили небольшой самолет, стоящий прямо у главной посадочной полосы Ле-Бурже Они были частью оцепления, окружавшего аэропорт Власти приняли все возможные предосторожности, чтобы избежать неприятных неожиданностей. Ничто не должно было помешать именно этому самолету вылететь точно в намеченное время.
– Внимание!
Солдаты встали по стойке "смирно", отдавая честь блестящему черному лимузину "ситроен", свернувшему с боковой дорожки и сейчас как раз подъезжавшему к самолему, ждущему на посадочной полосе. Над черным капотом "ситроена" развевались трехцветные флаги.
Задняя дверца лимузина распахнулась, и оттуда вылез высокий мужчина с крючковатым носом с черным кожаным "дипломатом" в руках. Из другой дверцы вышел помощник с дорожной сумкой и сложенным зонтиком. Облака, которые гнала к западу новая система нагнетания давления в России, грозили дождем в течение нескольких последующих дней.
Пока капитан подразделения, обеспечивающего охрану, отдавал честь, оба мужчины быстро прошли к трапу и исчезли внутри тускло освещенного шикарного салона самолета. Протяжно завыли двигатели, набирая полную силу.
Через пять минут навигационные огни самолета мигали на черном небе. Лайнер, несущий в своем чреве Никола Десо, набирал высоту и брал курс на восток – в сторону Германии.
Глава 5
Миротворцы
6 ОКТЯБРЯ, ШТАБ 19-й МОТОПЕХОТНОЙ БРИГАДЫ, АХЕН, ГЕРМАНИЯ
Подполковник Вильгельм фон Силов, Вилли, смотрел из окна штаба на площадь под окном, кишащую людьми и машинами. Отряды солдат в серо-зеленой полевой форме входили в двери склада, где получали оружие и амуницию. На всех были темно-зеленые береты и серебристые значки со скрещенными ружьями – эмблемой немецких механизированных частей – мотопехоты.
Дневной свет под затянутым тяжелыми тучами небом казался каким-то серым. Свет этот чуть окрашивал, а не освещал стальные бока стоящих тут же БМП "Мардер" и бетонных бараков и гаражей. Уже включили наружное освещение, но было еще слишком рано, чтобы они могли как следует осветить всю эту сцену военного беспорядка.
Хаос, царивший снаружи, как бы продолжался внутри помещения штаба бригады. Были заняты все телефоны и сразу несколько офицеров резкими голосами требовали немедленных действий, как будто их крик мог помочь делу. Фон Силов заметил молодого капитана, который, казалось, вот-вот задохнется от крика. Подполковник подозвал капитана, спокойно, но жестко отчитал его, а затем послал с поручением. Небольшая прогулка по холодному воздуху поможет ему немного охладиться. И, что еще важнее, это послужит предупреждением для остальных. Хорошие солдаты остаются спокойными даже в момент кризиса.
Выговор достиг желанного результата. В наступившей тишине фон Силов вернулся к собственной работе, пытаясь одновременно собрать собственные мысли и придумать, как навести порядок в бригаде.
Они были брошены в действие неожиданным, явно отданным второпях приказом из штаба 7-й бронедивизии в Мюнстере: немедленно мобилизовать всю бригаду для выполнения своих обязанностей по поддержанию гражданского мира и спокойствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97