А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хвост был личностью весьма примечательной. Прозвище свое он получил потому, что отец его в царствование Луи-Филиппа все еще продолжал со стариковским упрямством перевязывать себе волосы, как требовала мода его юности. Так вот, в Коквилле имелось всего две большие лодки, и обладателем одной из них — лучшей, еще совсем новой и надежной в море, которая носила название «Зефир», — являлся Хвост. Другая лодка, «Кит», — гнилое дозорное суденышко, — принадлежала Рыжему. Матросами у него были Дельфин и Фуасс, тогда как Хвост возил с собой Тюпена и Бризмота. Матросы Хвоста только и знали, что спать и осыпать «Кита» презрительными насмешками. Этот деревянный башмак, говорили они, в один прекрасный день расползется под ударом волны, как пригоршня грязи. Когда Хвосту стало известно, что этот негодник Дельфин, юнга с «Кита», позволяет себе волочиться за его дочкой, он влепил Марго две хорошие оплеухи — без всякого повода, просто в виде предостережения, чтобы она не вздумала когда-либо стать женой Маэ. Взбешенная Марго громко заявила, что она немедленно же передаст эту пару затрещин Дельфину, если он посмеет еще раз потереться возле ее юбок. Девушке было досадно, что ее поколотили из-за мальчишки, которому она даже ни разу не взглянула в лицо. Марго в свои шестнадцать лет была сильна, как мужчина, и прекрасна, как знатная дама; она слыла за девушку, которая обращается со своими вздыхателями очень надменно и сурово. Теперь, когда вы узнали все: и о двух пощечинах, и о дерзости Дельфина, и о гневе Марго — вам станут понятны причины бесконечных коквилльских пересудов.
Однако некоторые поговаривали, что в глубине души Марго вовсе уж не так сердилась, видя, как вертятся возле нее Дельфин. Этот Дельфин был небольшого роста, с золотистой от морского загара кожей, с гривой кудрявых белокурых волос, которые лезли ему на глаза и сзади спускались на самую шею. Несмотря на тонкую фигуру, он был очень силен и мог поколотить человека втрое толще себя. В деревне болтали, что он иногда исчезал и проводил ночь в Гранпорте. Это давало девушкам повод называть его оборотнем и обвинять в «разгульной жизни» — под сим туманным выражением явно подразумевались всякого рода неведомые наслаждения. Марго, говоря о Дельфине, всегда не в меру горячилась. А он улыбался про себя, прищурив на нее узкие блестящие глаза, и меньше всего придавал значения ее пренебрежению и запальчивости. Он то проходил под самой дверью ее дома, то крадучись скользил вдоль кустарника и стерег ее целыми часами с терпением и хитростью кошки, подстерегающей синицу. И когда она внезапно замечала его возле себя — порой так близко, что его присутствие угадывалось по теплоте дыхания, — он не пытался убежать. Лицо его принимало такое грустное и нежное выражение, что она невольно останавливалась, задыхаясь от смущения, и о своем гнева вспоминала лишь тогда, когда Дельфин бывал уже далеко. Если бы отец увидел ее в этот момент, он наверняка дал бы ей еще одну оплеуху. Так дальше не могло продолжаться. Она напрасно божилась, что в один прекрасный день Дельфин получит от нее обещанную пару пощечин; когда он был тут, ей никак не удавалось улучить момент, чтобы их влепить. И нашлись люди, которые заговорили, что не к чему ей столько болтать об этих пощечинах, ведь счет-то им она ведет в конце концов сама!
Тем не менее никто не высказывал предположения, что она станет когда-нибудь женой Дельфина. Ее нерешительность объясняли снисходительностью кокетливой девушки. Ну, а что касается брака с одним из Маэ, нищим мальчишкой, у которого вряд ли найдется даже полдюжины рубашек, чтобы внести свою долю в хозяйство, — подобная свадьба показалась бы всем чудовищной. Злые языки намекали, что Марго не прочь погулять с Дельфином, но уж замуж за него она не пойдет наверняка. Богатая девушка имеет право развлекаться, как ей вздумается, но если у нее голова на плечах — глупостей она не наделает. В конце концов весь Коквилль заинтересовался авантюрой, гадая, как повернется дело: или Дельфин получит свои две пощечины, или Марго уступит и где-нибудь Б укромном углублении скалы позволит ему расцеловать себя в обе щеки. Любопытно будет взглянуть. Одни стояли за пощечины, другие — за поцелуи. Коквилль волновался.
Лишь двое из всей деревни, священник и полевой сторож, не склонялись ни на сторону Маэ, ни на сторону Флошей. Полевой сторож, — никто не знал его имени, а прозвали его Императором, вероятно, потому, что он служил в армии при Карле X, — был высокий, сухой человек; ему, в сущности, никогда не приходилось всерьез оберегать здесь общественные владения, ибо скалы были голы, а ланды — пустынны. Некий субпрефект, который ему когда-то покровительствовал, создал для него эту синекуру, и теперь, никем не тревожимый, он спокойно тратил здесь свои годы и крохотное жалованье. Что касается аббата Радиге, то он принадлежал к тем недалекого ума священникам, от которых епархия стремится поскорее избавиться, законопатив их в какую-нибудь грязную дыру. Он вел жизнь честного крестьянина, вскапывал свой крохотный садик, отвоеванный у скалы, курил трубку и наблюдал, как растет его салат. За ним водился единственный грешок, от которого он старался всеми силами освободиться, — будучи лакомкой по природе, он частенько поедал макрели и выпивал сидру больше, чем мог вместить. Вместе с тем аббат Радиге был истинным отцом для своих прихожан. Чтобы доставить ему удовольствие, они время от времени являлись в церковь послушать обедню.
Священник и полевой сторож долго держались в стороне, но, наконец, пришлось вмешаться в дело даже им. Теперь Император взял сторону Маэ, а аббат начал поддерживать Флошей. Отношения осложнились еще больше. Жизнь Императора проходила с утра до вечера в безделье, от скуки он занимался только тем, что считал выходившие из Гранпорта лодки. Занятие это утомило его, и он решил взять на себя обязанности сельской полиции. Сделаться приверженцем Маэ заставил его тайный инстинкт общественной безопасности, и теперь Император начал брать сторону Фуасса против Тюпена, пытался захватить на месте преступления Бризмота и жену Рыжего и особенно старательно закрывал глаза на Дельфина, когда тот проскальзывал во двор к Марго. Но самое неприятное было то, что его вмешательство приводило к крупным ссорам между ним и Хвостом — деревенским мэром и его непосредственным начальником. Уважая дисциплину, полевой сторож выслушивал упреки мэра, но затем снова поступал по своему усмотрению, и это дезорганизовало общественную власть Коквилля. Всякого, кто проходил мимо сарая, на котором красовалась вывеска «Мэрия», сразу оглушали громкие пререкания. В другом лагере действовал аббат Радиге, примкнувший к торжествующим Флошам, и они буквально засыпали его восхитительной макрелью. Аббат втихомолку поощрял сопротивление жены Рыжего и грозил Марго адским пламенем, если она позволит Дельфину хоть пальцем до себя коснуться. Одним словом, наступила полная анархия: армия возмутилась против гражданских властей, религия стала пособницей утех буржуазии, а весь народ, численностью в сто восемьдесят человек, начал сам себя пожирать в этой дыре, перед лицом необозримого моря и беспредельного неба.
Во взбудораженном Коквилле только один Дельфин сохранял свой смех влюбленного парня, которому наплевать на все, лишь бы Марго принадлежала ему. Он ловил девушку, как ловят в силки зайца. Несмотря на свой несколько странный вид, он был очень рассудителен и предпочитал повенчаться в церкви — тогда блаженство будет длиться вечно.
Однажды вечером, на тропинке, где Дельфин ее подстерегал, Марго решилась наконец поднять на него руку. Но она так и замерла, вся залившись румянцем, потому что, не дожидаясь удара, Дельфин схватил эту грозящую ему руку и начал неистово целовать.
Заметив, что она дрожит, он прошептал:
— Я люблю тебя. Хочешь быть моей?
— Никогда!—возмущенно крикнула она.
Он пожал плечами и сказал спокойно и нежно:
— Не говори так... Нам будет очень хорошо вместе. Увидишь, как хорошо.
II
Погода в то воскресенье стояла ужасная: налетела одна из тех внезапных сентябрьских гроз, когда на скалистых берегах Гранпорта бешеные бури словно срываются с цепи. К вечеру в Коквилле заметили потерпевшее бедствие судно, его уносило ветром. Но ужо стемнело и о подаче помощи даже нечего было думать. Еще накануне «Зефир» и «Кит» были отведены в небольшую естественную бухту влево от пляжа, между двумя гранитными мелями. Ни Хвост, ни Рыжий не дерзали выйти в море. Хуже всего было, конечно, то, что тогда же, в субботу, представитель вдовы Дюфё, г-н Мушель, взял на себя труд явиться к ним собственной персоной, чтобы уговорить рыбаков серьезно приняться за лов. Он даже пообещал им премию, — ведь если они пропустят прилив, рынок начнет жаловаться. Итак, в воскресенье вечером, укладываясь спать под грохот шквала с дождем, весь Коквилль чувствовал себя не в духе и ворчал: вечная история, заказы приходят тогда, когда море прячет свою рыбу, Говорили в деревне и о судне, пронесенном мимо ураганом, которое наверняка уже покоится под водой.
На следующий день, в понедельник, тучи все еще закрывали небо. Ветер несколько ослабел, но море продолжало вздыматься, ворчать и не хотело успокоиться. Вскоре ветер утих совершенно, однако волны и не думали прекращать свою яростную игру. Несмотря ни па что, обе лодки вышли после полудня в море. К четырем часам «Зефир» вернулся, ничего не поймав. Пока матросы, Тюпен и Бризмот, отводили лодку в маленькую бухту, обескураженный Хвост, стоя на берегу, грозил океану кулаком. А тут еще этот Мушель висит над душой! Здесь же стояла и Марго, окруженная доброй половиной коквилльцев. Она смотрела на последнюю бурную зыбь и вполне разделяла злобу отца против моря и неба.
Кто-то спросил:
— А где же «Кит»?
— Там, за мысом, — ответил Хвост. — Счастье, если этот скелет вернется нынче невредимым.
Преисполненный презрения, он во всеуслышание заявил, что так рисковать собственной шкурой хорошо только для Маэ: когда за душой нет ни гроша, можно и подохнуть. Сам же он предпочитает лучше нарушить данное г-ну Мушелю слово.
А Марго тем временем зорко вглядывалась в скалистый мыс, за которым скрывался «Кит».
— Отец, — вдруг спросила она, — разве они что-нибудь поймали?
— Они? — воскликнул Хвост. — Ровнешенько ничего.
Заметив, что Император посмеивается, он сразу успокоился и прибавил тише:
-- Не знаю, поймали ли они что-нибудь сейчас... но так как у них никогда не бывает улова...
— А нынче они, быть может, все-таки что-то поймали, — со злостью бросил Император. — Видимо, так оно и есть!
Мэр запылал гневом и уже готовился резко возразить, но появление аббата Радиге заставило его утихомириться. Аббат только что видел «Кита» с церковной кровли. Похоже, что лодка забрасывает сеть на крупную рыбу. При этой новости Коквилль заволновался. Собравшаяся на берегу толпа состояла из Маэ и Флошей. Одни желали лодке возвратиться с небывалым уловом, другие высказывали надежду, что она вернется ни с чем.
Вся выпрямившись, Марго не отрывала глаз от моря.
— Вот они, — сказала она вдруг.
В самом деле, из-за мыса показалось какое-то черное пятно.
Все на него смотрели. Оно плясало на воде, словно пробка.
Но Император даже и пятна-то не видел. Нужно было быть прирожденным коквилльцем, чтобы на таком расстоянии распознать «Кита» и тех, кто был на нем.
— Погодите-ка! — продолжала Марго. Она была самая зоркая на всем берегу. -- Фуасс и Рыжий гребут... Малыш стоит на носу.
«Малыш» — это был Дельфин, ей не хотелось называть его по имени. Теперь все стали следить за ходом «Кита», стараясь себе объяснить странные его движения. Священник был прав: лодка, казалось, гналась за бегущей впереди рыбой. Это изумило всех. Император утверждал, что у них сорвало сеть. А Хвост кричал, что они бездельники и просто развлекаются. Не тюленей яке они ловят, в самом деле! Флогдам эта шутка показалась забавной. Вконец возмущенные Маэ заявили в ответ, что, как бы там ни было, Рыжий — смельчак: он рискует собственной шкурой, тогда как другие предпочитают при малейшем ветерке сидеть на суше. В воздухе раздались звуки пощечин, и снова пришлось вмещаться аббату Радиге.
— Что же это с ними, наконец? — недоумевающе заметила Марго. — Опять они ушли!
Взаимные угрозы сразу прекратились, все шарили глазами по горизонту. «Кит» снова скрылся за мысом. На этот раз забеспокоился сам Хвост. Он никак не мог объяснить, что значат подобные маневры, и выходил из себя при одной мысли, что Рыжий, может быть, и в самом деле ловит рыбу. Никто не уходил с берега, хотя ничего интересного уже не происходило. Люди оставались на месте почти два часа в ожидании лодки, которая то появлялась, то снова исчезала. Наконец она вовсе перестала показываться. С яростью в душе Хвост про себя желал ей всяких ужасов, а вслух объявил, что она наверняка затонула; и так как здесь присутствовали жена Рыжего и Бризмот, он игриво взглянул в их сторону и хлопнул по плечу Тюпена, как бы утешая его в потере брата, Фуасса. Но Хвосту сразу стало не до смеха, как только он взглянул на свою дочку Марго; она как будто выросла на глазах и стояла молча, устремив глаза вдаль. Может быть, тут дело в Дельфине?
— Чего уставилась? — буркнул он. — Марш домой!.. Берегись, Марго!
Она не шевельнулась. Потом вдруг сказала:
— А! Вот они!
Раздались изумленные возгласы. Марго — а глаза у нее были хорошие — клялась, что в лодке нет ни души.
Ни Рыжего, ни Фуасса, никого! «Кит», казалось, всеми покинутый, несся по ветру, повертываясь то одним, то другим бортом. К счастью, поднялся восточный бриз и толкал его по направлению к земле, но он двигался причудливыми зигзагами, от которых его кидало то вправо, то влево. Тогда на берег спустился весь Коквилль. Все сзывали друг друга. В домах не оставалось ни одной девчонки, чтобы присмотреть за обедом. Очевидно, произошла какая-то катастрофа, нечто необъяснимое и странное, от чего в уме мутилось. Мария, жена Рыжего, после минутного раздумья решила, что ей пора разразиться слезами. Тюпену же удалось лишь принять слегка огорченный вид. Все Маэ начали сокрушаться, а Флоши старались сохранить достоинство. Марго села, словно у нее сразу подломились ноги.
— Ты, кажется, все еще продолжаешь пялиться?!— крикнул Хвост, наткнувшись на нее.
— Я устала, — просто ответила девушка.
Она обернулась лицом к морю, сжала руками щеки и, прикрывая глаза кончиками пальцев, пристально смотрела из-под них на лодку, которая, словно пьяная, с добродушным видом продолжала покачиваться на волнах.
Между тем предположения сыпались одно за другим. Уж не свалилась ли эта тройка в воду? Но все сразу? Это казалось неправдоподобным. Сколько Хвост ни уверял, что «Кит» треснул, как протухшее яйцо, лодка продолжала держаться на воде, и все пожимали плечами.
Потом, как будто это было дело уже решенное и три человека действительно погибли, Хвост вспомнил о своем звании мэра и заговорил по поводу формальностей.
— Ах, оставьте! — воскликнул Император. — Кто же так глупо погибает? Если бы они свалились в море, маленький Дельфин давно уже был бы здесь!
Коквилльцам пришлось согласиться, что Дельфин и впрямь плавает, как селедка. Ну куда могли деваться эти люди? Раздались крики: «Говорю тебе, что это так!..» — «А я говорю, что нет!..» — «Слишком глупо...» — «Сам ты глуп!» Дело дошло до оплеух. Аббату Радиге пришлось взывать о примирении, а Император принялся расталкивать толпу, чтобы восстановить порядок. Между тем лодка продолжала медленно плясать на глазах толпы. Она кружилась, словно издеваясь над людьми. Прилив подталкивал ее, заставляя приветствовать землю долгими, размеренными реверансами, Лодка как будто сошла с ума.
Марго, сжимая руками щеки, не спускала глаз о моря. Из бухты, навстречу «Киту», выехал кто-то на челноке. Это был Бризмот; по-видимому, он горел нетерпением первым принести точные сведения жене Рыжего.
Все коквилльцы тотчас впились в него глазами. Зашумели: ну, что, видно ему там что-нибудь? «Кит» приближался к Бризмоту все с тем же загадочным видом гуляки. Наконец все разглядели, что Бризмот встал и заглянул в лодку; ему удалось ее остановить. Толпа затаила дыхание. И вдруг Бризмот разразился хохотом. Вот так сюрприз! Чему он так обрадовался?
— Да ну же! Что случилось?! — яростно кричали ему с берега.
Но Бризмот не отвечал и только сильнее заливался смехом, показывая жестом, что все сейчас увидят и сами. Затем, привязав «Кита» к челноку, он повел его на буксире. И совершенно неожиданное зрелище ошеломило Коквилль.
Рыжий, Дельфин и Фуасс, с разинутыми ртами, лежали врастяжку на дне лодки. Они храпели во всю мочь и были мертвецки пьяны. Тут же валялся небольшой бочонок с вышибленным дном, — вероятно, когда они его выловили в море, он был полон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51