Клянусь жизнью Лейли, я даже близко не подошел к двери! Из комнаты крикнул: «Скажите этому человеку, что живым он меня не увидит!» Я не желал и рта при нем открывать.
– Прямо как сейчас помню! – не утерпел Маш-Касем. – Ага мне это сказали, а я пошел и перед носом у этого индийца дверь как захлопну, так у того аж чалма свалилась!
Дядюшка, разволновавшись, продолжал:
– Вот так я его и оскорбил. А потом еще крикнул: «Иди, скажи своим хозяевам, что меня купить нельзя!»
Маш-Касем закивал головой:
– Этот индиец всего один раз глянул на меня и ушел, а у меня даже мурашки по спине побежали… Я сразу – молиться. Ой, говорю, святой Али, сохрани ты моего агу от этих злодеев!
Отец подхватил:
– Но зато вы сейчас можете ходить с гордо поднятой головой. Зато все уважают нашу семью.
Непрестанно ерзавший на стуле Дустали-хан заметил:
– Если уж семья заслужила высокую репутацию, нельзя, чтобы ее честь пятнали. Сейчас один из членов этой благородной семьи сидит в доме у бандюги – мясника, а никто даже…
Шамсали-мирза резко сказал:
– Господин Дустали-хан, прекратите отпускать язвительные замечания и двусмысленные намеки в адрес моего брата! Бедняга спрятался у мясника, опасаясь вашего дикого нрава и злого языка. Но если, конечно, вы болеете душой за жену Ширали, это другое дело.
Вдруг вскочила со стула Азиз ос-Салтане:
– На том свете пусть болеет душой за кого хочет! Если еще раз скажет за глаза какую-нибудь пакость про сына моего покойного дяди, я его вставные зубы в глотку ему запихну!.. – И, сев на место, добавила: – Я с Асадоллой разговаривала. Он, бедняжка, волнуется, боится оставить без присмотра жену и детей Ширали.
Дустали закричал:
– Опомнись! У Ширали нет детей!
– У него жена совсем еще дитя. Асадолла человек добрый, чувствительный…
Стиснув зубы, Дустали-хан прошипел:
– Чтоб ему сто лет ничего не чувствовать! – И быстрыми нервными шагами вышел из залы.
Азиз ос-Салтане проводила его исполненным ненависти взглядом и заявила:
– Я знаю, что надо сделать, чтобы Асадолла ушел оттуда с легким сердцем… Теща Ширали тут неподалеку живет. Я пойду к ней, скажу, чтоб пожила у дочки, одну ее не оставляла, пока ее медведь из тюрьмы не выйдет.
Лицо дяди Полковника засветилось. Его тоже волновало пребывание Асадолла-мирзы в доме мясника, но он не выдавал своих чувств.
– Прекрасная мысль! – с жаром воскликнул он. – Ведь до чего обидно, что Асадоллы нет сегодня с нами в эти радостные минуты! – И громко обратился ко всем присутствовавшим: – Прошу вас сегодня отужинать в моем доме! По случаю устранения досадного недоразумения я намерен угостить вас своим знаменитым вином двадцатилетней выдержки!
– Да что вы, что вы, господин Полковник! Зачем столько хлопот! Как-нибудь в другой раз…
– Ни в коем случае! Какие еще хлопоты?! Все уже готово. Моя жена сварила отличный зеленый плов. У вас всех тоже на ужин что-нибудь припасено. Можете приносить кто что пожелает ко мне, и вместе отметим счастливое событие.
Предложение дяди Полковника было встречено всеобщим одобрением.
Разговор отца с дядюшкой возобновился, и через несколько минут до меня донеслось забытое за эти дни щелкание игральных костей – дядюшка с отцом сели за нарды.
Хотя я по-прежнему сомневался в чистоте отцовских помыслов и поэтому чувствовал себя неспокойно, одно то, что мы с Лейли снова были рядом и, как прежде, наблюдали за игрой наших отцов в нарды, переполняло счастьем мое сердце. Лейли то и дело, украдкой поглядывала на меня, и каждый ее взгляд дарил мне море наслажденья.
Отец, как в былые дни, бахвалился и подшучивал над дядюшкой:
– С англичанами вы сражались храбро – что да, то да, но, согласитесь, в нарды вы играть не умеете… Я бы на вашем месте и за доску не садился… Лейли, милая, принеси своему отцу парочку орехов, пусть он лучше в орехи играет…
А дядюшка отвечал:
– Бросайте же, ага, бросайте!.. Ты не гнался бы за славой боевой, а шагал бы себе мирно за сохой!
Мать Лейли позвала ее и поручила какое-то дело. Я вышел в сад. Казалось, примирение враждующих сторон преобразило и природу. Цветы и деревья словно пели от радости. Вдали, за стволами, я увидел в укромном уголке Дустали-хана и Маш-Касема, занятых оживленной беседой. По тому, как оба размахивали руками, я понял, что Дустали-хан на чем-то настаивает, а Маш-Касем отказывается. Но вскоре доводы Дустали-хана или его заманчивые обещания и посулы сломили сопротивление Маш-Касема, и он, опустив штанины, которые до этого подвернул, собираясь поливать цветы, вышел за ворота. Я решил, что, наверное, Дустали-хан послал его задобрить пекаря для того, чтобы Ширали выпустили на свободу. Дальнейшие события подтвердили правильность моей догадки. Если бы мясник не возвратился домой и Асадолла-мирза остался ночевать в обществе Тахиры, Дустали-хана, наверно, хватил бы удар. По всему было видно, что он готов лечь костьми, лишь бы вытащить. князя из дома мясника.
Уже начинало смеркаться, когда Маш-Касем вернулся и отвел Дустали-хана в угол сада.
– Ну, ага, – услышал я голос Маш-Касема, – и позору же мне пришлось из-за вас натерпеться! Я ведь с пекарем в ссоре, а получилось, что первый к нему пошел. Деньги он сразу взял, но потом еще час надо было его обхаживать, пока он согласился. Пошли мы с ним вместе в полицию, чтобы Ширали вызволить…
– Ну и что дальше? – нетерпеливо перебил Дустали-хан. – Отпустили его?
– Ей – богу, ага, зачем мне врать?! До могилы-то… Пекарь написал, что отказывается от своей жалобы, но начальника не было, и нам сказали, что, пока его нет, Ширали никто не отпустит.
– А начальник когда придет?
– Теперь уже только завтра. Нам, правда, сказали, что он еще и сегодня может заглянуть, но это не точно.
Дустали-хан злобно пробормотал:
– Я не для того столько денег ухлопал, чтоб его завтра освободили! Значит, этот подлец, мерзавец негодный и сегодня…
– Оно и лучше, ага. Будет знать, как на людей секачом замахиваться! Чтоб он ослеп!
– Да я не о нем! – взбесился Дустали-хан. – Ты что, не соображаешь?!
Потом он взял Маш-Касема за локоть и вывел из сада на улицу. Я прождал с полчаса, но так как они не возвращались, тоже вышел за ворота. На улице было темно и пусто. Я зашагал к дому Ширали. Почти дойдя до цели, я различил за деревьями притаившегося Дустали-хана. Я немного постоял, наблюдая за ним, но он даже не шевелился. Мне ничего не оставалось, как вернуться в сад.
А в доме дяди Полковника застолье шло полным ходом. Собрались почти все близкие родственники. Дядюшка Наполеон и мой отец сидели рядышком во главе стола, как новобрачные, и мирно ворковали. Из трубы граммофона лилась громкая музыка. Гости хлопали в такт в ладони, а дядя Полковник настаивал, чтобы все непременно попробовали его старого вина. Лица людей раскраснелись, и было ясно, что дядя Полковник уговорил выпить не только мужчин, но и женщин. Азиз ос-Салтане пребывала в отличном расположении духа и лишь изредка беспокоилась, куда подевался Дустали-хан. Все вроде бы напрочь забыли про Асадолла-мирзу, и даже его брат Шамсали-мирза нисколько о нем не вспоминал. Хмурое лицо временно безработного следователя впервые светилось улыбкой. Более того, он настаивал, чтобы придурковатая Гамар пустилась в пляс.
Я снова, после долгого перерыва, купался в счастье, потому что прямо на глазах у недовольного Пури шушукался с Лейли. Нам обоим с ней было безумно весело и мы громко смеялись. Дядюшка распорядился, чтобы во дворе развели огонь для шашлыков. В это время, приговаривая: «Жить вам не тужить», – вошел и доктор Насер оль-Хокама. Он не успел еще осведомиться о причине торжества, как дядя Полковник заставил его опрокинуть в себя полный до краев стакан вина. Выпив, доктор огляделся по сторонам:
– Жить вам не тужить!.. Жить не тужить!.. А где же князь Асадолла-мирза?
Азиз ос-Салтане, хохоча во все горло, ответила ему первая:
– Он, паскудник, как обычно, опекает несчастных вдовушек!
Дядя Полковник принужденно засмеялся и спросил:
– Ханум, а разве вы не собирались сходить к теще Ширали и попросить ее перебраться в дом дочери, чтобы Асадолла-мирза освободился?
– А она, баран ее забодай, в Кум уехала!
Услышав про Кум, я посмотрел по сторонам. Но Маш-Касема нигде не было видно. Это показалось мне подозрительным, потому что на всех семейных сборищах Маш-Касем непременно вертелся где-нибудь поблизости и вмешивался в разговоры гостей.
Мы еще и не приступили к шашлыку, как во дворе раздались радостные женские крики:
– Ура! Асадолла-мирза!..
Почти тотчас же в залу вбежал встревоженный Асадолла-мирза и закричал:
– Брат, что с тобой?
Но, увидев довольное и улыбающееся лицо Шамсали-мирзы, изумленно застыл на месте. Когда смолк шум приветственных ликующих возгласов, князь возмутился:
– Почему же мне сказали, что тебе плохо?
Шамсали-мирза весело расхохотался, что было совершенно на него не похоже:
– Мне еще никогда в жизни не было так хорошо!
Асадолла-мирза нахмурился, но через мгновенье его яйцо приобрело обычное жизнерадостное выражение.
– Моменто! Так, значит, этот негодник Маш-Касем просто хотел затащить меня сюда?! – И он немедленно принялся петь: – А вот мы и приехали… Приехали с орехами…
Азиз ос-Салтане потрепала его по щеке:
– Ох и нагорит тебе когда-нибудь за твои шалости!.. Как же ты решился оттуда уйти?
– Моменто, моменто… Я сюда на минуточку забежал. Сейчас со всеми поздороваюсь и – обратно!
Азиз ос-Салтане помрачнела:
– Неужто снова хочешь вернуться в дом мясника?
– Сами посудите, Азиз-ханум… Мужа у женщины в тюрьму посадили. Она, несчастная, осталась одна как перст. Ни защитить ее некому, ни пожалеть! Да если я ее теперь брошу, вы же первая на меня рассердитесь!
В общем шуме и суматохе окруженный гостями Асадолла-мирза только сейчас заметил, что дядюшка Наполеон и мой отец сидят рядом. От неожиданности он на секунду оцепенел, а потом, глядя на них во все глаза, закричал:
– Э-ге-ге! Любовь да совет!.. – И, прищелкивая пальцами, запел: – Поздравляем, поздравляем, много счастия желаем! Жить вам вместе тыщу лет! Любовь да совет!
Гости дружно подхватили за ним. Асадолла-мирза выпил до дна протянутый ему стакан и снова защелкал пальцами:
– Как с нашего двора невесту замуж выдают, невесту замуж выдают, в Сан-Франциско повезут!..
Не отрывая от Асадолла-мирзы влюбленных глаз, Азиз ос-Салтане жеманно засмеялась:
– Ой, не могу! Он меня своими шутками уморит!
Веселье было в разгаре. Все толпились посреди залы и плясали под песни и прибаутки Асадолла-мирзы.
И тут-то произошло нечто совершенно непредвиденное. В прихожую, запыхавшись, ввалился Маш-Касем и завопил:
– Помогите! Караул!.. Убил он его!.. Голову отрезал!..
Все в испуге застыли на месте. Белый как мел Маш-Касем, задыхаясь, повторял:
– Бегите!.. Бегите!. Спасите его! Ширали убил Дустали-хана.
– Что?.. Как?.. Почему?.. Говори же!
И Маш-Касем, заикаясь, рассказал:
– Вроде так, что Дустали-хан зашел в дом Ширали… Хотел, бесстыдник, жену Ширали поцеловать, а в это время и сам Ширали подоспел. Ох, он и разъярился!..
– Ширали же в тюрьме!
– Выпустили его. Пекарь жалобу забрал, вот и выпустили.
– А где сейчас Дустали?
– Он оттуда убежал. Успел в сад наш заскочить. Я ворота-то запер. Только Ширали сейчас со своим секачом уже здесь. Вот – вот ворота в щепки разнесет… Разве не слышите, как дубасит?
Мы прислушались. Действительно, в ворота так колотили, что слышно было даже здесь.
Мужчины, а за ними и женщины бросились в сад. Маш-Касем закричал вслед:
– Бегите!.. Скорее!.. Дустали-хан, бедняга, без сознания там лежит!
Когда мы добежали до сотрясавшихся под ударами ворот, то увидели, что возле стены лежит Дустали-хан. Одежда на нем была разорвана, из носа текла кровь. Открыв глаза и увидев возле себя толпу, он простонал:
– Позвоните в полицию… Пусть сюда спешат… Он меня чуть не убил… И сейчас он здесь с секачом… Спасите!.. Вызовите полицию!..
Дядюшка потряс его за плечо:
– В чем дело? Что случилось? Зачем ты пошел в дом к Ширали?
– Сейчас об этом не время говорить… Позвоните в участок… Этот медведь вот – вот ворота выломает и убьет меня. Позвоните, скажите, пусть пришлют полицию!
– Не мели вздор! Придут полицейские – что нам им говорить? Что ты лазаешь в чужие дома? К чужим женам?!
Ворота продолжали ходить ходуном под кулаками Ширали. Слышно было, как он хрипло кричит:
– Откройте, а не то разломаю!
Асадолла-мирза под перешептывания родственников сказал:
– Бывают же люди на свете! Ты что, Дустали, собственной честью не дорожишь, что на честь других посягаешь?
Дустали-хан с ненавистью посмотрел на него и крикнул:
– А ты заткнись!
– Моменто, моменто! В этом случае позвольте, я открою ворота и выясню, к кому так рвется Ширали.
Дустали завопил:
– Бога ради! Не пускайте его к воротам!.. Этот медведь меня убьет!
Азиз ос-Салтане, сняв с себя туфлю, так ударила ею Дустали-хана по голове, что бедняга поперхнулся.
– Чтоб твои бесстыжие глаза могильной землей засыпало!.. Уже у всех на виду развратничаешь!
Асадолла-мирза схватил ее за руку, занесенную для второго удара:
– Ханум, дорогая, простите вы его. Он это по глупости. Ишак он… болван… недоумок!.. Вы-то женщина великодушная. Простите дурака!
Азиз ос-Салтане опустила туфлю:
– И действительно, чего я буду об него руки марать?! Пусть ему за меня отомстит этот, с секачом. – И, прежде чем ее успели остановить, она подскочила к воротам и отодвинула щеколду.
В сад ввалился огромный, как паровоз, Ширали и втащил за собой хрупкую Тахиру, которая одной рукой прикрывала лицо, а другой держалась за локоть супруга. Стодвадцатикилограммовая туша Ширали влетела в ворота с такой стремительностью, что, попадись на пути человек, от него осталось бы только мокрое место и кучка костей. По счастью, Ширали врезался всего лишь в ореховое дерево, и на землю посыпались орехи. Рев Ширали, ни в чем не уступающий львиному, гулко раскатился по саду:
– Где этот подлец?
Дядюшка Наполеон, отец и Шамсали-мирза что было сил закричали:
– Ширали!.. Ширали!..
Тахира запричитала:
– Ширали, бога ради, не трогай ты его!
Стоящий чуть поодаль Асадолла-мирза, впившись глазами в стройную фигуру Тахиры, пробормотал:
– Ох, уж лучше б я ослеп!
Все сбились в кучу и кричали кто во что горазд, но уже через мгновенье Ширали резким движеньем вытащил Дустали-хана из-за спины дядюшки, сгреб его, в охапку, подхватил, как ребенка, под мышку и собрался уходить. Причитания Тахиры и суровые увещевания дядюшки Наполеона и остальных не тронули пылающее гневом сердце Ширали, и он понес брыкающегося Дустали-хана к воротам. Неожиданно дорогу ему преградила Азиз ос-Салтане:
– А ну положи его на землю!
– Ханум, отойдите, а не то…
– Ишь выискался! Ты еще и мне угрожать будешь?! Тебе говорят, положи его на землю, а то сейчас так тебя отделаю, что своих не узнаешь!
И она принялась колотить и лягать Ширали. Но ее удары и пинки не произвели на мясника никакого впечатления и, более того, в основном достались на долю Дустали-хана, который от страха стиснул зубы.
Азиз ос-Салтане закричала:
– Асадолла! Скажи же что-нибудь!
Князь, все это время не сводивший глаз с Тахиры, шагнул вперед:
– Ширали-хан, прошу вас, простите его… Ишак он, болван, недоумок, идиот…
Продолжая держать Дустали-хана под мышкой, Ширали ответил:
– Господин Асадолла-мирза! Жизнь свою готов вам отдать, но об этом и не просите. Я с этим подлецом должен разделаться.
– Ширали, я его лучше вас знаю. Он не нарочно. Просто он осел, болван, идиот… Сдуру и наделал дел. – И, повернувшись к Дустали-хану, князь приказал: – А ну, сам скажи, Дустали! Скажи, что ты осел, что башка у тебя не варит… Говори же, голубчик!
Дустали-хан с трудом прохрипел:
– Я осел… башка у меня…
– Скажи, что ты все это по дурости!
– Я… я… по… дурости.
Асадолла-мирза положил руку на плечо Ширали:
– Ну, видел? А.теперь я прошу тебя, прости его. Ради Тахиры-ханум. Вон как бедняжка плачет, дрожит, словно воробышек. Прости его!
Ширали немного смягчился:
– Вы, князь, сами подумайте… Тахира вам теперь все равно что сестра… Даже если я этого подлеца прощу, вы-то его прощать не должны!
– Известное дело! Я ему такое устрою – света белого не взвидит! Но сегодня вы уж его не трогайте, я потом его проучу. Эта башка безмозглая у меня еще попляшет! – И Асадолла-мирза отвесил оплеуху Дустали-хану, все еще пребывавшему под мышкой у Ширали.
Ширили с такой силой поставил Дустали-хана обеими ногами на землю, что тот даже ойкнул.
– Делаю это только ради вас, только, уважая ваше благородство. Потому что вы самый что ни на есть настоящий мужчина! Одно дело – вы… пошли к поганому псу пекарю и денег ему дали, чтобы он от жалобы своей отказался. А другое дело – этот господин, который как увидел, что меня дома нет, сразу к жене моей полез, на честь мою покусился.
– О чем разговор, господин Ширали-хан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Прямо как сейчас помню! – не утерпел Маш-Касем. – Ага мне это сказали, а я пошел и перед носом у этого индийца дверь как захлопну, так у того аж чалма свалилась!
Дядюшка, разволновавшись, продолжал:
– Вот так я его и оскорбил. А потом еще крикнул: «Иди, скажи своим хозяевам, что меня купить нельзя!»
Маш-Касем закивал головой:
– Этот индиец всего один раз глянул на меня и ушел, а у меня даже мурашки по спине побежали… Я сразу – молиться. Ой, говорю, святой Али, сохрани ты моего агу от этих злодеев!
Отец подхватил:
– Но зато вы сейчас можете ходить с гордо поднятой головой. Зато все уважают нашу семью.
Непрестанно ерзавший на стуле Дустали-хан заметил:
– Если уж семья заслужила высокую репутацию, нельзя, чтобы ее честь пятнали. Сейчас один из членов этой благородной семьи сидит в доме у бандюги – мясника, а никто даже…
Шамсали-мирза резко сказал:
– Господин Дустали-хан, прекратите отпускать язвительные замечания и двусмысленные намеки в адрес моего брата! Бедняга спрятался у мясника, опасаясь вашего дикого нрава и злого языка. Но если, конечно, вы болеете душой за жену Ширали, это другое дело.
Вдруг вскочила со стула Азиз ос-Салтане:
– На том свете пусть болеет душой за кого хочет! Если еще раз скажет за глаза какую-нибудь пакость про сына моего покойного дяди, я его вставные зубы в глотку ему запихну!.. – И, сев на место, добавила: – Я с Асадоллой разговаривала. Он, бедняжка, волнуется, боится оставить без присмотра жену и детей Ширали.
Дустали закричал:
– Опомнись! У Ширали нет детей!
– У него жена совсем еще дитя. Асадолла человек добрый, чувствительный…
Стиснув зубы, Дустали-хан прошипел:
– Чтоб ему сто лет ничего не чувствовать! – И быстрыми нервными шагами вышел из залы.
Азиз ос-Салтане проводила его исполненным ненависти взглядом и заявила:
– Я знаю, что надо сделать, чтобы Асадолла ушел оттуда с легким сердцем… Теща Ширали тут неподалеку живет. Я пойду к ней, скажу, чтоб пожила у дочки, одну ее не оставляла, пока ее медведь из тюрьмы не выйдет.
Лицо дяди Полковника засветилось. Его тоже волновало пребывание Асадолла-мирзы в доме мясника, но он не выдавал своих чувств.
– Прекрасная мысль! – с жаром воскликнул он. – Ведь до чего обидно, что Асадоллы нет сегодня с нами в эти радостные минуты! – И громко обратился ко всем присутствовавшим: – Прошу вас сегодня отужинать в моем доме! По случаю устранения досадного недоразумения я намерен угостить вас своим знаменитым вином двадцатилетней выдержки!
– Да что вы, что вы, господин Полковник! Зачем столько хлопот! Как-нибудь в другой раз…
– Ни в коем случае! Какие еще хлопоты?! Все уже готово. Моя жена сварила отличный зеленый плов. У вас всех тоже на ужин что-нибудь припасено. Можете приносить кто что пожелает ко мне, и вместе отметим счастливое событие.
Предложение дяди Полковника было встречено всеобщим одобрением.
Разговор отца с дядюшкой возобновился, и через несколько минут до меня донеслось забытое за эти дни щелкание игральных костей – дядюшка с отцом сели за нарды.
Хотя я по-прежнему сомневался в чистоте отцовских помыслов и поэтому чувствовал себя неспокойно, одно то, что мы с Лейли снова были рядом и, как прежде, наблюдали за игрой наших отцов в нарды, переполняло счастьем мое сердце. Лейли то и дело, украдкой поглядывала на меня, и каждый ее взгляд дарил мне море наслажденья.
Отец, как в былые дни, бахвалился и подшучивал над дядюшкой:
– С англичанами вы сражались храбро – что да, то да, но, согласитесь, в нарды вы играть не умеете… Я бы на вашем месте и за доску не садился… Лейли, милая, принеси своему отцу парочку орехов, пусть он лучше в орехи играет…
А дядюшка отвечал:
– Бросайте же, ага, бросайте!.. Ты не гнался бы за славой боевой, а шагал бы себе мирно за сохой!
Мать Лейли позвала ее и поручила какое-то дело. Я вышел в сад. Казалось, примирение враждующих сторон преобразило и природу. Цветы и деревья словно пели от радости. Вдали, за стволами, я увидел в укромном уголке Дустали-хана и Маш-Касема, занятых оживленной беседой. По тому, как оба размахивали руками, я понял, что Дустали-хан на чем-то настаивает, а Маш-Касем отказывается. Но вскоре доводы Дустали-хана или его заманчивые обещания и посулы сломили сопротивление Маш-Касема, и он, опустив штанины, которые до этого подвернул, собираясь поливать цветы, вышел за ворота. Я решил, что, наверное, Дустали-хан послал его задобрить пекаря для того, чтобы Ширали выпустили на свободу. Дальнейшие события подтвердили правильность моей догадки. Если бы мясник не возвратился домой и Асадолла-мирза остался ночевать в обществе Тахиры, Дустали-хана, наверно, хватил бы удар. По всему было видно, что он готов лечь костьми, лишь бы вытащить. князя из дома мясника.
Уже начинало смеркаться, когда Маш-Касем вернулся и отвел Дустали-хана в угол сада.
– Ну, ага, – услышал я голос Маш-Касема, – и позору же мне пришлось из-за вас натерпеться! Я ведь с пекарем в ссоре, а получилось, что первый к нему пошел. Деньги он сразу взял, но потом еще час надо было его обхаживать, пока он согласился. Пошли мы с ним вместе в полицию, чтобы Ширали вызволить…
– Ну и что дальше? – нетерпеливо перебил Дустали-хан. – Отпустили его?
– Ей – богу, ага, зачем мне врать?! До могилы-то… Пекарь написал, что отказывается от своей жалобы, но начальника не было, и нам сказали, что, пока его нет, Ширали никто не отпустит.
– А начальник когда придет?
– Теперь уже только завтра. Нам, правда, сказали, что он еще и сегодня может заглянуть, но это не точно.
Дустали-хан злобно пробормотал:
– Я не для того столько денег ухлопал, чтоб его завтра освободили! Значит, этот подлец, мерзавец негодный и сегодня…
– Оно и лучше, ага. Будет знать, как на людей секачом замахиваться! Чтоб он ослеп!
– Да я не о нем! – взбесился Дустали-хан. – Ты что, не соображаешь?!
Потом он взял Маш-Касема за локоть и вывел из сада на улицу. Я прождал с полчаса, но так как они не возвращались, тоже вышел за ворота. На улице было темно и пусто. Я зашагал к дому Ширали. Почти дойдя до цели, я различил за деревьями притаившегося Дустали-хана. Я немного постоял, наблюдая за ним, но он даже не шевелился. Мне ничего не оставалось, как вернуться в сад.
А в доме дяди Полковника застолье шло полным ходом. Собрались почти все близкие родственники. Дядюшка Наполеон и мой отец сидели рядышком во главе стола, как новобрачные, и мирно ворковали. Из трубы граммофона лилась громкая музыка. Гости хлопали в такт в ладони, а дядя Полковник настаивал, чтобы все непременно попробовали его старого вина. Лица людей раскраснелись, и было ясно, что дядя Полковник уговорил выпить не только мужчин, но и женщин. Азиз ос-Салтане пребывала в отличном расположении духа и лишь изредка беспокоилась, куда подевался Дустали-хан. Все вроде бы напрочь забыли про Асадолла-мирзу, и даже его брат Шамсали-мирза нисколько о нем не вспоминал. Хмурое лицо временно безработного следователя впервые светилось улыбкой. Более того, он настаивал, чтобы придурковатая Гамар пустилась в пляс.
Я снова, после долгого перерыва, купался в счастье, потому что прямо на глазах у недовольного Пури шушукался с Лейли. Нам обоим с ней было безумно весело и мы громко смеялись. Дядюшка распорядился, чтобы во дворе развели огонь для шашлыков. В это время, приговаривая: «Жить вам не тужить», – вошел и доктор Насер оль-Хокама. Он не успел еще осведомиться о причине торжества, как дядя Полковник заставил его опрокинуть в себя полный до краев стакан вина. Выпив, доктор огляделся по сторонам:
– Жить вам не тужить!.. Жить не тужить!.. А где же князь Асадолла-мирза?
Азиз ос-Салтане, хохоча во все горло, ответила ему первая:
– Он, паскудник, как обычно, опекает несчастных вдовушек!
Дядя Полковник принужденно засмеялся и спросил:
– Ханум, а разве вы не собирались сходить к теще Ширали и попросить ее перебраться в дом дочери, чтобы Асадолла-мирза освободился?
– А она, баран ее забодай, в Кум уехала!
Услышав про Кум, я посмотрел по сторонам. Но Маш-Касема нигде не было видно. Это показалось мне подозрительным, потому что на всех семейных сборищах Маш-Касем непременно вертелся где-нибудь поблизости и вмешивался в разговоры гостей.
Мы еще и не приступили к шашлыку, как во дворе раздались радостные женские крики:
– Ура! Асадолла-мирза!..
Почти тотчас же в залу вбежал встревоженный Асадолла-мирза и закричал:
– Брат, что с тобой?
Но, увидев довольное и улыбающееся лицо Шамсали-мирзы, изумленно застыл на месте. Когда смолк шум приветственных ликующих возгласов, князь возмутился:
– Почему же мне сказали, что тебе плохо?
Шамсали-мирза весело расхохотался, что было совершенно на него не похоже:
– Мне еще никогда в жизни не было так хорошо!
Асадолла-мирза нахмурился, но через мгновенье его яйцо приобрело обычное жизнерадостное выражение.
– Моменто! Так, значит, этот негодник Маш-Касем просто хотел затащить меня сюда?! – И он немедленно принялся петь: – А вот мы и приехали… Приехали с орехами…
Азиз ос-Салтане потрепала его по щеке:
– Ох и нагорит тебе когда-нибудь за твои шалости!.. Как же ты решился оттуда уйти?
– Моменто, моменто… Я сюда на минуточку забежал. Сейчас со всеми поздороваюсь и – обратно!
Азиз ос-Салтане помрачнела:
– Неужто снова хочешь вернуться в дом мясника?
– Сами посудите, Азиз-ханум… Мужа у женщины в тюрьму посадили. Она, несчастная, осталась одна как перст. Ни защитить ее некому, ни пожалеть! Да если я ее теперь брошу, вы же первая на меня рассердитесь!
В общем шуме и суматохе окруженный гостями Асадолла-мирза только сейчас заметил, что дядюшка Наполеон и мой отец сидят рядом. От неожиданности он на секунду оцепенел, а потом, глядя на них во все глаза, закричал:
– Э-ге-ге! Любовь да совет!.. – И, прищелкивая пальцами, запел: – Поздравляем, поздравляем, много счастия желаем! Жить вам вместе тыщу лет! Любовь да совет!
Гости дружно подхватили за ним. Асадолла-мирза выпил до дна протянутый ему стакан и снова защелкал пальцами:
– Как с нашего двора невесту замуж выдают, невесту замуж выдают, в Сан-Франциско повезут!..
Не отрывая от Асадолла-мирзы влюбленных глаз, Азиз ос-Салтане жеманно засмеялась:
– Ой, не могу! Он меня своими шутками уморит!
Веселье было в разгаре. Все толпились посреди залы и плясали под песни и прибаутки Асадолла-мирзы.
И тут-то произошло нечто совершенно непредвиденное. В прихожую, запыхавшись, ввалился Маш-Касем и завопил:
– Помогите! Караул!.. Убил он его!.. Голову отрезал!..
Все в испуге застыли на месте. Белый как мел Маш-Касем, задыхаясь, повторял:
– Бегите!.. Бегите!. Спасите его! Ширали убил Дустали-хана.
– Что?.. Как?.. Почему?.. Говори же!
И Маш-Касем, заикаясь, рассказал:
– Вроде так, что Дустали-хан зашел в дом Ширали… Хотел, бесстыдник, жену Ширали поцеловать, а в это время и сам Ширали подоспел. Ох, он и разъярился!..
– Ширали же в тюрьме!
– Выпустили его. Пекарь жалобу забрал, вот и выпустили.
– А где сейчас Дустали?
– Он оттуда убежал. Успел в сад наш заскочить. Я ворота-то запер. Только Ширали сейчас со своим секачом уже здесь. Вот – вот ворота в щепки разнесет… Разве не слышите, как дубасит?
Мы прислушались. Действительно, в ворота так колотили, что слышно было даже здесь.
Мужчины, а за ними и женщины бросились в сад. Маш-Касем закричал вслед:
– Бегите!.. Скорее!.. Дустали-хан, бедняга, без сознания там лежит!
Когда мы добежали до сотрясавшихся под ударами ворот, то увидели, что возле стены лежит Дустали-хан. Одежда на нем была разорвана, из носа текла кровь. Открыв глаза и увидев возле себя толпу, он простонал:
– Позвоните в полицию… Пусть сюда спешат… Он меня чуть не убил… И сейчас он здесь с секачом… Спасите!.. Вызовите полицию!..
Дядюшка потряс его за плечо:
– В чем дело? Что случилось? Зачем ты пошел в дом к Ширали?
– Сейчас об этом не время говорить… Позвоните в участок… Этот медведь вот – вот ворота выломает и убьет меня. Позвоните, скажите, пусть пришлют полицию!
– Не мели вздор! Придут полицейские – что нам им говорить? Что ты лазаешь в чужие дома? К чужим женам?!
Ворота продолжали ходить ходуном под кулаками Ширали. Слышно было, как он хрипло кричит:
– Откройте, а не то разломаю!
Асадолла-мирза под перешептывания родственников сказал:
– Бывают же люди на свете! Ты что, Дустали, собственной честью не дорожишь, что на честь других посягаешь?
Дустали-хан с ненавистью посмотрел на него и крикнул:
– А ты заткнись!
– Моменто, моменто! В этом случае позвольте, я открою ворота и выясню, к кому так рвется Ширали.
Дустали завопил:
– Бога ради! Не пускайте его к воротам!.. Этот медведь меня убьет!
Азиз ос-Салтане, сняв с себя туфлю, так ударила ею Дустали-хана по голове, что бедняга поперхнулся.
– Чтоб твои бесстыжие глаза могильной землей засыпало!.. Уже у всех на виду развратничаешь!
Асадолла-мирза схватил ее за руку, занесенную для второго удара:
– Ханум, дорогая, простите вы его. Он это по глупости. Ишак он… болван… недоумок!.. Вы-то женщина великодушная. Простите дурака!
Азиз ос-Салтане опустила туфлю:
– И действительно, чего я буду об него руки марать?! Пусть ему за меня отомстит этот, с секачом. – И, прежде чем ее успели остановить, она подскочила к воротам и отодвинула щеколду.
В сад ввалился огромный, как паровоз, Ширали и втащил за собой хрупкую Тахиру, которая одной рукой прикрывала лицо, а другой держалась за локоть супруга. Стодвадцатикилограммовая туша Ширали влетела в ворота с такой стремительностью, что, попадись на пути человек, от него осталось бы только мокрое место и кучка костей. По счастью, Ширали врезался всего лишь в ореховое дерево, и на землю посыпались орехи. Рев Ширали, ни в чем не уступающий львиному, гулко раскатился по саду:
– Где этот подлец?
Дядюшка Наполеон, отец и Шамсали-мирза что было сил закричали:
– Ширали!.. Ширали!..
Тахира запричитала:
– Ширали, бога ради, не трогай ты его!
Стоящий чуть поодаль Асадолла-мирза, впившись глазами в стройную фигуру Тахиры, пробормотал:
– Ох, уж лучше б я ослеп!
Все сбились в кучу и кричали кто во что горазд, но уже через мгновенье Ширали резким движеньем вытащил Дустали-хана из-за спины дядюшки, сгреб его, в охапку, подхватил, как ребенка, под мышку и собрался уходить. Причитания Тахиры и суровые увещевания дядюшки Наполеона и остальных не тронули пылающее гневом сердце Ширали, и он понес брыкающегося Дустали-хана к воротам. Неожиданно дорогу ему преградила Азиз ос-Салтане:
– А ну положи его на землю!
– Ханум, отойдите, а не то…
– Ишь выискался! Ты еще и мне угрожать будешь?! Тебе говорят, положи его на землю, а то сейчас так тебя отделаю, что своих не узнаешь!
И она принялась колотить и лягать Ширали. Но ее удары и пинки не произвели на мясника никакого впечатления и, более того, в основном достались на долю Дустали-хана, который от страха стиснул зубы.
Азиз ос-Салтане закричала:
– Асадолла! Скажи же что-нибудь!
Князь, все это время не сводивший глаз с Тахиры, шагнул вперед:
– Ширали-хан, прошу вас, простите его… Ишак он, болван, недоумок, идиот…
Продолжая держать Дустали-хана под мышкой, Ширали ответил:
– Господин Асадолла-мирза! Жизнь свою готов вам отдать, но об этом и не просите. Я с этим подлецом должен разделаться.
– Ширали, я его лучше вас знаю. Он не нарочно. Просто он осел, болван, идиот… Сдуру и наделал дел. – И, повернувшись к Дустали-хану, князь приказал: – А ну, сам скажи, Дустали! Скажи, что ты осел, что башка у тебя не варит… Говори же, голубчик!
Дустали-хан с трудом прохрипел:
– Я осел… башка у меня…
– Скажи, что ты все это по дурости!
– Я… я… по… дурости.
Асадолла-мирза положил руку на плечо Ширали:
– Ну, видел? А.теперь я прошу тебя, прости его. Ради Тахиры-ханум. Вон как бедняжка плачет, дрожит, словно воробышек. Прости его!
Ширали немного смягчился:
– Вы, князь, сами подумайте… Тахира вам теперь все равно что сестра… Даже если я этого подлеца прощу, вы-то его прощать не должны!
– Известное дело! Я ему такое устрою – света белого не взвидит! Но сегодня вы уж его не трогайте, я потом его проучу. Эта башка безмозглая у меня еще попляшет! – И Асадолла-мирза отвесил оплеуху Дустали-хану, все еще пребывавшему под мышкой у Ширали.
Ширили с такой силой поставил Дустали-хана обеими ногами на землю, что тот даже ойкнул.
– Делаю это только ради вас, только, уважая ваше благородство. Потому что вы самый что ни на есть настоящий мужчина! Одно дело – вы… пошли к поганому псу пекарю и денег ему дали, чтобы он от жалобы своей отказался. А другое дело – этот господин, который как увидел, что меня дома нет, сразу к жене моей полез, на честь мою покусился.
– О чем разговор, господин Ширали-хан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53