Однако если он теперь к кому-нибудь и обращался, то лишь с единственной целью: спросить, сколько еще им осталось ехать до места встречи.Львица боялась возвращения хандры, уже терзавшей ее мужа в первые годы его вынужденного правления жителями Квалинести: едва вступив на трон, король впал в глубокую депрессию, сделавшую его безучастным ко всему на свете. Целыми днями он валялся в постели, ибо самые страшные сновидения казались ему менее грозными, чем проблемы реального мира. Но тогда Гилтас все же справился с собой и смог выйти из этого состояния прежде, чем оно вытянуло из него все жизненные силы. Он стал хорошим королем и опорой повстанцев, которые под предводительством его жены дерзнули выступить против тирании Рыцарей Тьмы. И вот теперь все, что было достигнуто, казалось, умерло вместе с любимой матерью и прекрасной эльфийской столицей.Планкет был погружен в те же мысли, что и Львица. Телохранитель и камердинер короля, он чувствовал себя обязанным вырвать Гилтаса из ночных кошмаров и вернуть его к нормальной жизни, к тем, кто так в нем нуждался.— Гилтас казнит себя, — сказала Львица. Она ехала рядом с Планкетом, и оба они с тревогой наблюдали за молчаливой фигурой, резко выделявшейся на фоне стражников и устремившей невидящий взгляд куда-то вдаль. — Его снедает чувство вины за гибель матери и за создание плана, приведшего к разрушению города и сотням унесенных жизней. Он даже не в состоянии осознать, что этот план позволил нам уничтожить Берилл.— Да, но какой ценой! — вздохнул Планкет. — И потом, наш народ уже никогда не сможет вернуться в Квалиност, и Гилтас это понимает. Берилл мертва, однако ее войска не уничтожены. Конечно, многие ее воины убиты, но оставшиеся в живых продолжают жечь и опустошать наши земли с удвоенной силой.— Разрушенное можно отстроить. Вытоптанное можно засеять заново. Сильванестийцы не отказались от своей мечты жить на родной земле и продолжили борьбу! Они смогли отвоевать Сильванести, и мы сможем сделать то же самое.— Мне так не кажется, — ответил Планкет, пристально глядя на короля. — Да, сильванестийцы продолжили борьбу, но посмотри, к чему это их привело: к страху перед остальным миром и к попытке отгородиться от него при помощи магического щита. А обернулось это бедой для них же самих.— У квалинестийцев больше разума, — возразила Львица.Планкет лишь покачал головой. Не желая спорить с королевой, он предпочел уйти от болезненной для обоих темы. Несколько миль они ехали молча, потом Планкет тихо спросил:— Ты ведь знаешь главную причину подавленного состояния Гилтаса?Львица долго не отвечала, затем так же тихо произнесла:— Думаю, да.— Он винит себя за то, что остался жив, не так ли?Львица со слезами на глазах кивнула.Испытывая сильнейшее отвращение к жизни, Гилтас, однако же, был вынужден жить. Не ради себя, а ради квалинестийского народа. Правда, с недавнего времени он все чаще начал задумываться о том, действительно ли долг короля перед подданными не оставлял ему ни малейшего права добровольно прекратить свои душевные страдания. Мир изменился, и Гилтас больше не видел в нем надежды. Ни для кого. И только тонкая ниточка еще связывала его с бренной землей — он дал матери клятву возглавить беженцев, сумевших бежать из Квалинести и сейчас ожидавших отряд Гилтаса на границе Пыльных Равнин. А обещания, данные мертвым, нарушать было нельзя. И все же, проезжая мимо рек и вглядываясь в их темные воды, молодой король не мог не думать о том, как мирно они шумели бы, сомкнувшись над его головой.Гилтас знал о переживаниях Львицы и понимал, какую боль причиняет ей своим отчуждением. Он укрылся за стенами незримой крепости и не мог позволить жене войти, поскольку для этого ему пришлось бы выбраться из своего темного угла прямо на солнечный свет, пересечь внутренний двор, по которому бродили его воспоминания, и впустить туда сочувствие Львицы, которого он не заслуживал, а потому не мог вынести. Нет-нет, он их не примет! Во всяком случае, не сейчас. А может быть, и никогда…Король уже вынес себе приговор за изобретение бездарного, смертоносного плана, повлекшего за собой разрушение Квалинести, гибель его защитников и смерть королевы-матери, и теперь боялся той минуты, когда ему придется взглянуть в глаза беженцам. Наверное, они сочтут его убийцей, и совершенно справедливо. Наверное, они назовут его трусом — и поделом. Разве он не спасся бегством, оставив своих подданных умирать? Возможно, эльфы даже обвинят его в преднамеренной сдаче Квалинести — в конце концов он ведь наполовину человек… Король с головой ушел в свою депрессию, и, казалось, не было ни одного мрачного предположения, которое еще не успело посетить его взбудораженный ум.Внезапно у него мелькнула мысль послать в лагерь посредника и таким образом избавить себя от необходимости встречаться с беженцами лично.— Какой же ты все-таки трус, — упрекнул себя Гилтас и усмехнулся: — Ну давай, отмахнись от ответственности, как ты отмахнулся от тех, кто в тебя верил.Нет уж, он встретится с беженцами и молча вынесет их боль и гнев, а потом откажется от трона и передаст бразды правления в руки Совета. Тогда эльфы смогут выбрать себе нового правителя, а он, Гилтас, вернется к озеру смерти, на дне которого лежат погибшие по его вине квалинестийцы, и там его боль наконец успокоится.Вот о чем думал молодой эльфийский король, держась в стороне от остальных всадников и без устали вглядываясь вперед: там находилось место сбора эльфов, успевших бежать из Квалинести через туннели, вырытые торбардинскими гномами. По прибытии в лагерь Гилтас выполнит свой последний долг, а потом ему можно будет уйти. Навсегда.Погруженный в эти мрачные мысли, он вдруг услышал собственное имя, произнесенное королевой.У Львицы было два голоса — «женушкин голос», как называл его Гилтас, и голос главнокомандующего. Сама Львица, менявшая голоса совершенно бессознательно, узнала об этой разнице случайно: Гилтас, любивший подтрунивать над женой, как-то сказал ей, что своим командным голосом она могла бы валить деревья.Считая себя недостойным чьей бы то ни было любви, Гилтас закрыл бы сейчас уши, услышав нежный и любящий «женушкин голос». Но он не мог не откликнуться на второй голос Львицы: ведь он все еще оставался королем, а король не имел права игнорировать сообщения своего главнокомандующего.По голосу жены Гилтас уже понял: она принесла ему плохие новости.— Что случилось? — Он обратил к ней свое напряженное лицо.— Я получила донесение… несколько донесений. — Она помолчала, стараясь набрать в грудь как можно больше воздуху. Львица боялась сообщать мужу столь ужасные известия, но у нее не было выбора. — Считавшаяся разбитой армия Берилл перегруппирована и значительно усилена. Мы не могли предвидеть подобный поворот событий, но у них появился новый предводитель — человек по имени Самоал, Рыцарь Тьмы, который служит Мине, Повелительнице Ночи.Гилтас безучастно смотрел на жену. Некоторая часть его разума услышала и осознала ее слова, но другая часть лишь отдалилась еще сильнее, забившись в самый темный уголок души.— Этот Самоал говорит, что он действует от лица некоего Единого Бога, который вырвал Квалинести у эльфов и теперь собирается отдать эльфийскую землю людям как принадлежащую им по праву, и что все желающие принять участие в ее разделе должны поступить к нему, Самоалу, на службу. Как ты понимаешь, его армия огромна, ибо все отщепенцы и неудачники человеческого рода уже горят желанием получить свою нечестивую долю наших прекрасных земель. Они идут, Гилтас, — сказала в заключение Львица. — Хорошо вооруженные и экипированные, они идут очень быстро. У нас мало времени. Мы должны поставить в известность наш народ.— А что потом? — спросил король.Львица не узнала голоса мужа. Он казался таким приглушенным, словно звучал из-за закрытой двери.— Мы будем придерживаться первоначального плана, — ответила королева, — и пойдем через Пыльные Равнины в Сильванести. Только теперь нам придется двигаться гораздо быстрее, чем ранее предполагалось. Но первым делом надо предупредить беженцев. Я вышлю вперед всадников…— Нет, — отрезал Гилтас. — Предоставь это мне. Если потребуется, я буду скакать днем и ночью.— Муж мой… — Львица перешла на нежный «женушкин голос», — твое здоровье…Гилтас бросил на жену взгляд, от которого слова замерли у нее на устах, а затем повернулся и резко пришпорил лошадь. Его отъезд был столь стремительным, что стражникам, кинувшимся вслед, пришлось долго скакать во весь опор, прежде чем они смогли догнать короля.Глубоко вздохнув, Львица последовала за ними.Побережье Нового Моря, выбранное Гилтасом для встречи эльфийских беженцев, находилось на таком расстоянии от Торбардина, чтобы в случае опасности эльфы могли рассчитывать на помощь гномов, но при этом не слишком действовали им на нервы. Гномы понимали, как нелепо подозревать квалинестийцев, больше всего на свете любивших лес, в желании переселиться в подземные торбардинские убежища, однако голоса разума оказалось все же недостаточно, и в итоге они продолжали видеть в каждом пришельце потенциального завоевателя, мечтающего при первом удобном случае завладеть их надежно защищенной крепостью.Эльфам следовало также остерегаться гнева огромной драконицы Онисаблет, захватившей территорию бывшего Нового Берега. Теперь эта земля получила название Новая Топь, ибо с помощью своей нечестивой магии драконица превратила все окрестности побережья в топкое болото. Опасаясь вступать в ее владения, Гилтас решил продвигаться через Пыльные Равнины — огромную пустыню, населенную варварами, которые жили совершенно обособленно и не проявляли никакого интереса к миру, лежавшему за пределами их собственного.Медленно, в течение нескольких недель, беженцы пробирались к месту сбора. Некоторые из них двигались группами по туннелям, проложенным гномами и гигантскими подземными червями. Другие бежали через лес с помощью повстанческих отрядов Львицы. Но и те, и другие оставили позади все, что имели: свои дома, земли, имущество, богатые леса, благоухающие сады и прекрасный город Квалиност с его сверкающей Башней Солнца.Беженцы были уверены в том, что рано или поздно они вернут себе земли, которыми владели испокон веков. Ведь даже после того как эльфийское королевство раскололось надвое во время жестоких Братоубийственных Войн, образовав два великих эльфийских народа — Квалинести и Сильванести, квалинестийцы остались жить на родной земле. И сейчас они ни минуты не сомневались в том, что их изгнание — временное. Однажды, во времена Войны Копья, им уже приходилось бежать из Квалинести, но они пережили обрушившееся на них бедствие и вернулись в свою страну, чтобы сделать ее еще прекраснее, чем прежде.Людские армии могли приходить и уходить. Драконы могли прилетать и улетать, но народ Квалинести будет жить вечно. Свежий ветер скоро развеет удушливый дым пожарищ, и зеленые ростки пробьются сквозь черный пепел. Квалинестийцы все отстроят и вырастят заново. Они уже делали это раньше. Они смогут сделать это снова.Вера эльфов в свое прекрасное будущее уступала по силе лишь их уверенности в несокрушимости защитников Квалиноста, а потому настроение беженцев, поначалу весьма мрачное, вскоре стало почти веселым.Конечно, они понесли потери: некоторые из их собратьев пали во время нападения страшной драконицы; другие погибли в стычках с людьми или же были схвачены и замучены Неракскими Рыцарями. Но все-таки число погибших оказалось удивительно небольшим на общем фоне трагических событий. Следуя плану своего мудрого короля, квалинестийцы, поддерживаемые народом гномов, все-таки выжили и теперь с нетерпением ожидали скорого возвращения домой — ведь иначе, по их мнению, и быть не могло.Впрочем, наиболее благоразумные не спешили радоваться, ибо видели тревожные признаки того, что самое худшее еще не миновало. Почему защитники Квалиноста не присылали им никаких известий? Город обещал держать их в курсе событий, а это означало, что, с плохими или хорошими новостями, гонцы уже должны были бы прибыть в лагерь.Однако этот факт, сильно беспокоивший одних эльфов, совершенно не волновал других, и они оптимистично повторяли людскую поговорку: «Отсутствие новостей — это тоже хорошие новости» — или любимое изречение гномов: «Отсутствие провала означает шаг в правильном направлении».Эльфы разбили палатки на песчаном побережье Нового моря. Дети целыми днями играли в ласково плескавших волнах и строили замки из песка. По ночам беженцы разводили костры из выброшенных на берег бревен и веток. Сидя у огня, они вспоминали истории о трудных временах скитаний, уже выпадавших на долю эльфийского народа, и успокаивали себя тем, что все известные им истории имели счастливый конец.Стояли удивительно теплые для этого времени года дни. Морская вода приобрела тот глубокий черно-синий цвет, какой бывает у нее только в осенние месяцы и свидетельствует о приближении зимних штормов. Деревья гнулись под тяжестью своих богатых даров, поэтому недостатка в еде не было, а для питья и купания эльфы нашли несколько ручьев с чистой водой. Эльфийские стражи охраняли лагерь днем и ночью, а воины-гномы, выглядывавшие из лесных чащ, вели дополнительное наблюдение, следя одним глазом за появлением врага, а другим — за самими эльфами.Беженцы ждали Гилтаса с известиями о том, что страшная драконица пала и они могут вернуться домой.— Ваше Величество, — окликнул короля один из стражников, — вы просили меня заранее предупредить вас о приближении к лагерю беженцев. Он начинается за тем предгорьем. — Эльф указал рукой.— Тогда нам придется остановиться здесь. — Гилтас натянул поводья и взглянул на бледное солнце, стоявшее в зените. — Мы продолжим свой путь с наступлением темноты.— Почему мы делаем привал, муж мой? — спросила только что подъехавшая Львица. — Мы чуть не свернули себе шеи, пытаясь быстрее добраться до места, а теперь, когда до него уже рукой подать, ты вдруг приказываешь остановиться.— Новости, которые я везу своему народу, могут быть сообщены только во тьме, — ответил Гилтас, слезая с лошади и стараясь не смотреть на жену. — Пусть ни солнце, ни луна не светят в минуту нашей общей скорби. Я не желаю видеть даже холодный свет звезд. Я сорвал бы их с небес, будь у меня такая возможность.— Гилтас… — начала было Львица, но он отвернулся от нее и зашагал в лес.По знаку королевы стражники бесшумно последовали за ним.— Я теряю Гилтаса, Планкет, — сказала Львица голосом, наполненным болью и печалью, — и не знаю, как мне достучаться до него.— Просто люби его, — вздохнул Планкет, — вот и все, что ты сейчас можешь сделать. С остальным может справиться только он сам.Гилтас в сопровождении своей свиты вошел в эльфийский лагерь сразу по наступлении темноты. Меж костров, горевших на берегу, мелькали тени танцующих детей. Для них все происходившее было отдыхом, веселым приключением. Ночи, проведенные в туннелях со страшными гномами, уже казались им далеким воспоминанием. Школьные занятия были отменены, а домашние обязанности сокращены до минимума.Гилтас смотрел на детей и думал о страшных известиях, которые ему предстояло сообщить эльфам. Праздник окончится ближайшей ночью, а утром они начнут жестокую борьбу — борьбу за собственное существование. Сколько из этих веселящихся сейчас детей погибнет в пустыне, не выдержав жары и жажды, или станет жертвами злобных существ, населяющих Пыльные Равнины? Сколько взрослых не вернется домой? Выживут ли они вообще как нация или предстоящий переход войдет в историю Кринна под названием «Последний поход квалинестийцев»?Гилтас вошел в лагерь пешим, без фанфар. Он выглядел настолько встревоженным, что многие беженцы даже не узнали своего короля. Те же, кто узнал, пришли в крайнее беспокойство, увидев его в подобном состоянии.Худой, бледный и изнуренный, Гилтас почти утратил человеческие черты и теперь ничем не отличался от остальных, тонкокостных от природы, эльфов. Он стал, как шептали некоторые с благоговением, точной копией великих эльфийских королей древности — Сильваноса и Кит-Канана.Гилтас направился к центру лагеря. Стража, по команде Львицы, осталась позади: Гилтасу предстояло выполнить свой долг, и сделать это он должен был один.При виде короля эльфы прекратили смех и танцы, а матери приструнили расшумевшихся детей. Весть о прибытии Гилтаса, понурого и одинокого, уже облетела всех беженцев, и сейчас они спешили к большому костру в центре лагеря. Члены Эльфийского Совета торопливо вышли приветствовать короля, ворча по поводу того, что он лишил их возможности встретить Его Величество со всеми надлежащими церемониями, но когда взору советников предстало лицо Гилтаса, бледное как смерть, они прекратили ворчать, забыли свои приветственные речи и, предчувствуя нечто ужасное, приготовились услышать принесенные им известия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51