Отсюда он и начнёт путь в БОЛЬШОЙ, средний или даже маленький футбол!
Но вот только зря писал он заявление с просьбой уволить его с работы в церкви по собственному желанию. Жалобы богомольцев дошли уже до его начальства, и вечером приехал новый поп. Был он стар, суров и немногословен; плотно поел и сразу же лег спать, предварительно усердно помолившись. А так как он был к тому же ещё и глух, то не мешал бывшему попу Попову до глубокой ночи смотреть футбол.
На этот раз, как-то особенно глубоко переживая за игру своей любимой команды – московского «Торпедо», бывший поп Попов впервые подумал о том, что ему хочется стать не защитником, не полузащитником, даже не нападающим, а ТОЛЬКО И ТОЛЬКО ВРАТАРЁМ!
Хорошо человеку, когда он прямо и твёрдо идет к своей заветной цели! Когда он не боится трудностей! Когда он готов к любым испытаниям-соревнованиям!
Даже сквозь довольно крепкий сон бывший поп Попов чувствовал, какие великие перемены ждут его в жизни в самое ближайшее время. И хотя он, честно говоря, понятия не имел, что и как предстоит ему делать, он знал, что находится на вернейшем пути.
Утро выдалось прохладное и весёлое. Бывший поп Попов, будущий вратарь, сделал гимнастику, семнадцать раз поднял во дворе огромный камень, одиннадцать раз перепрыгнул через изгородь, искупался и пошёл в контору совхоза просить машину до станции.
Новую жизнь свою он решил начать с того, чтобы посмотреть в Москве большой футбол.
И там, в столице – вы только представьте себе, уважаемые читатели! – бывший поп Попов попал на самый настоящий матч, да ещё на стадионе в Лужниках, да ещё играла его любимая команда – московское «Торпедо»!
И – выиграла!
«Господи, господи! – несколько раз по привычке подумал бывший поп Попов. – Хвала тебе, всевышний, что направил раба своего грешного, сына своего недостойного на путь истинный – в футбол!»
Будущее представлялось ему разноцветным и шумным, как переполненные трибуны стадиона, весёлым и ярким, как зеленая травка на милом сердцу футбольном поле, и огромным, как небо над ним!
Купил бывший поп Попов три футбольных мяча, полную футбольную форму, свитер, кепку и вратарские перчатки.
И ничего не волновало, не тревожило, даже не беспокоило его, до того он был уверен в правильности избранного самим собой пути. Пусть всё в руках господних, а все мячи в его руках будут.
В поезде, лежа ночью на верхней полке, со спортивной газетой в руках, он вспоминал свою жизнь. Да, вот так и получилось: он, сын попа, сам бывший поп, решил стать вратарём.
Куда же он едет?
И что же с ним будет?
Как говорится, почитаем – увидим.
Николай Попов надел свитер, кепку, вратарские перчатки и уснул. Во сне он стоял в воротах и пропустил всего один гол.
«Неплохой результат для начала, – подумал бывший поп Попов сквозь сон, – если так будет продолжаться и дальше, я войду в число лучших вратарей сезона!»
ГЛАВА ВТОРАЯ
Полукруглый отличник Шурик Мышкин вполне может стать потомственным, абсолютно круглым отличником, но по ряду причин мечтает стать обыкновенным троечником
Когда в дневнике у Шурика Мышкина среди пятёрок оказывалась четвёрка, его мама в невероятном ужасе восклицала:
– Ты вырастешь недоучкой!
И восклицала она это в таком невероятном ужасе, словно хотела сказать, что из-за единственной несчастной четвёрки её сын, тихий, скромный, старательный, предельно послушный, вырастет убийцей-рецидивистом.
Папа нервно ворчал:
– С этаким прохладненьким отношением к учёбе ничего путного из тебя не получится.
И папа ворчал так нервно, словно был убеждён, что из-за одной случайной четвёрки его сын, тихий, скромный и т. д., после школы станет, по крайней мере, взломщиком-рецидивистом.
Дедушка говорил наиназидательным тоном:
– Тебе, внук мой, следовало бы твёрдо помнить, что в нашей семье все всегда были только круглыми отличниками. И ты вполне можешь, ты просто обязан, следуя семейным традициям, быть потомственным, абсолютно круглым отличником.
И дедушка говорил таким наиназидательным тоном, словно его внук, тихий, скромный, старательный и т. д., будет в каждом классе по два-три-четыре года сидеть.
В ответ Шурик виновато вздыхал и молчал. Был он маленького роста, со взъерошенными волосами, чем-то похожий на озабоченного воробышка. Он даже и не ходил, а подпрыгивал почти при каждом шаге и часто останавливался задумчиво склонив голову набок.
Никому он в этом не признавался, но в глубине души никак не мог понять: почему нельзя хотя бы изредка получать четвёрки?
Что в этом страшного?
А ведь в школе ему буквально каждый день и по нескольку раз напоминали:
– Эх, Мышкин, Мышкин, ты вполне мог бы стать абсолютно круглым отличником!
И доходило до того, что Шурик видел себя во сне круглым, словно мяч, и уже не ходил, а перекатывался, а двоечники с троечниками в диком восторге играли им в футбол!
А вот самому Шурику Мышкину играть в футбол папа и мама с дедушкой не разрешали. Он должен был беречь силы для учёбы.
Вы, уважаемые читатели, удивитесь, и я вас очень хорошо понимаю: а почему, собственно, Шурику Мышкину и не стать абсолютно круглым отличником? Если он уже полукруглый? Тогда бы всё от него, как говорится, отстали. Сейчас же ему доставалось больше, чем любому троечнику или даже двоечнику.
Троечнику – что? Намекают ему, конечно, чтобы он не забывал, что существуют на свете и четвёрки, не говоря уже о пятёрках. Намекать-то намекают, но в общем-то все лишь о том думают, как бы он с троек куда пониже не скатился.
У двоечника же забот и того меньше. Никаких забот у него просто нету! Тю-тю! Кто-то о нём беспокоится, а он знай себе, извините за выражение, круглого дурака валяет. Не его это дело – успеваемость поднимать. ДВОЕЧНИК ОТ ВСЕХ БЕСПОКОЙСТВ ОБ УСПЕВАЕМОСТИ, можно сказать, НАЧИСТО ИЗБАВЛЕН.
Одна забота у него только и осталась – как бы веселее побездельничать.
Лично его, двоечника, давным-давно не ругают хотя бы потому, что занятие это – совершенно бесполезное.
Он ведь в классе, да и во всей школе, вроде бы как посторонний. Кого-то там критикуют за низкую успеваемость, и здорово критикуют, так здорово критикуют, что двоечнику иногда этих людей, которых критикуют, очень искренне жаль.
И если бы у него, у двоечника, была совесть нормальных размеров, он вполне бы мог сделать следующее почти официальное заявление:
– Во-первых, никого ко мне впредь не прикрепляйте. Никого больше из-за меня не критикуйте. Во-вторых, припугните вы меня самым серьёзнейшим образом. Меня лично припугните. Чтоб я хоть раз в жизни почувствовал хотя бы малюсенькую, прямо-таки микроскопическую, ответственность за свое безответственное отношение к учёбе. Издайте, например, строжайший приказ: опытных двоечников, которые упорно не желают учиться по-человечески, из школы исключить. Да, да! И без лишних долгих разговоров. И пусть идут куда хотят. На все четыре стороны. Тут-то мы, двоечники, за ум и возьмемся, тут-то мы и призадумаемся и даже – испугаемся. Не все, может быть, но большинство… А сейчас нам просто неинтересно учиться лучше, чем на двойки. Зачем? Не мы же за себя отвечаем, а кто-то другой. Мы-то знаем, что нас как минимум до восьмого класса, прямо скажем, за уши из класса в класс будут перетягивать.
Словом, уважаемые читатели, вы и сами, без меня знаете: жизнь у троечников и двоечников, если они к ней привыкли, не такая уж трудная.
Зато уж бедному полукруглому отличнику, который мог бы стать абсолютно круглым, не дают покоя.
Вот я и приступаю к краткому изложению тяжелейшей жизни Шурика Мышкина.
Многое в ней вас поразит, а кое от чего вы содрогнетесь.
Да, да, вы только вдумайтесь, уважаемые читатели: ЕГО ЗАСТАВЛЯЛИ УЧИТЬСЯ ДАЖЕ ПО ВОСКРЕСЕНЬЯМ, ДАЖЕ ВО ВРЕМЯ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ, не говоря уже о весенних и зимних! Он, горемыка, ежедневно весь год решал задачи и примеры, писал диктанты, зубрил все учебники подряд.
Над его столом – это в каникулы-то! – висело расписание уроков и внеклассных занятий, которые по очереди вели папа, мама и дедушка.
Был дома и специальный звонок, которым оповещали о начале и конце уроков!
Несчастный Шурик Мышкин вёл домашний дневник, получал отметки в домашнем журнале, выпускал стенгазету «Голос круглого отличника», сам с собой соревновался. Его поведение обсуждали на собраниях. В семье работал педсовет.
И всё-таки не мог Шурик Мышкин стать абсолютно круглым отличником! Никак не мог, сколько ни старался! Потому что во взъерошенной его голове давным-давно всё стало постепенно епрепуытваьтяс.
И то здесь, то там,
то ещё где-нибудь –
четвёрка!
Горе-то дома какое ужасно страшное!
Дедушка необычайно сокрушался:
– В кого ты такой уродился? У нас в семье все всегда были круглыми отличниками! В кого же ты такой Анормальный, то есть НЕнормальный?
– Да, да, в кого?!?! – потрясающе громко рыдая, вопрошала мама. – Я никогда и понятия не имела, что такое четвёрка!
– Обо мне и говорить нечего! – очень, почти предельно раздраженно восклицал папа. – Я просто ума не приложу, чего тебе, Шурик, ещё надо! Тебе же созданы все условия для абсолютно отличной учёбы! Для тебя даже пищу готовят специальную, такую, какая, на наш взгляд, должна способствовать твоему быстрейшему абсолютному округлению. Я убеждён, что никто не занимается учёбой столько, сколько ты. Я уверен, что никто из родителей не уделяет учёбе своего ребенка столько внимания, сколько мы. А в результате – что? Что мы имеем в результате?
– В результате за диктант четвёрка! – Мама не смогла сдержать очень громких рыданий. – Написал слово «ВРАЧЬ». Да, да, с мягким знаком! – И её очень громкие рыдания ещё более усилились.
– Он, видимо, разболтался, – нервным голосом высказывал предположение дедушка. – Внутренне разболтался. Делает вид, что занимается учёбой, а сам думает о чем-то совершенно постороннем. Или вообще ни о чём не думает. Или другой вариант, более прискорбный: он – тупица.
– Ну знаете, папа! – возмущался папа. – В нашей семье, как вам должно быть известно, тупиц не встречалось!
– В нашей семье тоже все были очень развиты, – недоуменно говорила мама. – Не знаю, не знаю, ничего не понимаю! Столько внимания! Столько заботы! Я ведь даже уроки физкультуры с ним вела, только на шведскую стенку не лазала.
– Итак, подведём пока сугубо нерадостные итоги, – мрачно и торжественно произносил папа. – Пусть Шурик сам сформулирует, чего ему не хватает для того, чтобы стать потомственным абсолютно круглым отличником.
Шурик виновато вздыхал и молчал, склонив взъерошенную голову набок.
– Сознайся хотя бы в том, – папа начинал очень нервничать, – что ты, сын, предельно недостаточно внимателен.
– Может быть, – еле слышно лепетал Шурик, предварительно вздрогнув.
– Вот видите! – горько радовался папа. – А почему ты недостаточно внимателен?
Шурик виновато вздыхал и пожимал плечами, опять предварительно вздрогнув.
– Сознайся, – предлагала мама строго, но с долей сочувствия, – сознайся, что ты так до конца и не понял важности, даже необходимости, быть потомственным абсолютно круглым отличником. Отвечай же! Решается твоя судьба.
– Мне никогда ни за что не стать потомственным абсолютно круглым отличником, – два раза вздрогнув, испуганно отвечал Шурик. – Никогда. Ни за что.
– По-че-му?! – хором спрашивали папа, мама и дедушка. – По-че-му?!
– Мне не хочется, мне абсолютно не хочется, – втянув взъерошенную голову в плечи, признавался Шурик, предварительно три раза вздрогнув. – Я не понимаю, для чего быть потомственным абсолютно круглым отличником. Мне больше нравится быть полукруглым. Кроме того, у меня в голове давным-давно всё еперпуатолсь…
– Это как?! Это что?! – в ужасе спрашивала мама.
– Это как?! Это что?! – ужасно недоумевал папа.
– Чего? Чего?! – испуганно удивлялся дедушка. Шурик от сознания собственной виноватости долго вздыхал и отвечал тихо:
– У меня в голове давным-давно все… пеерупат-лось… пе-ре-пу-та-лось. Например, мне часто снится сон, что дважды два пять, а слово «врач» пишется с двумя мягкими знаками – «ВРАЧЬЬ». И ещё мне снится, что в каникулы я свободный человек и играю в футбол.
Должен вам прямо сказать, уважаемые читатели, что разговоры эти ни к чему не приводили, всё продолжалось по-прежнему.
Но однажды случилось то, что рано или поздно всё равно должно было случиться.
После того как Шурик получил очередную четвёрку, состоялся очередной семейный педсовет. Начался разговор как обычно и продолжался долго, как обычно, и мог бы закончиться, как обычно, то есть ничем.
Однако мама вдруг заявила:
– Больше так быть не может! Не должно быть! Неужели, сынок, ты совсем забыл, что абсолютно отличная учёба – это путь к знаниям, дорога в большую научную жизнь? Я вижу тебя великим ученым!
– А я – врачом! – горячо воскликнул дедушка. – Обыкновенным участковым врачом! Замечательным специалистом! Как только у меня вот здесь заколет, я немедленно вызываю внука и…
– Нет, нет, нет и нет! – очень категорически запротестовал папа. – Если у вас, папа, заколет вот тут, мы действительно вызовем обыкновенного участкового врача. Но это будет не наш сын и не ваш внук. Шурик же пойдёт по моим трудовым стопам. Он будет выдающимся счетным работником. Нет, нет, нет и нет, не таким бухгалтером, как я! Он будет работать на уникальнейших счетно-вычислительных машинах!
– Он будет ученым! – совершенно твёрдо сказала мама.
– Он будет участковым врачом! – ещё тверже сказал дедушка.
– Он будет выдающимся счетным работником! – скомандовал папа.
Шурик виновато молчал, так виновато, словно был не полукруглым отличником, а самым распоследним двоечником, которого вот уже несколько лет не могут перетащить в следующий класс.
– Возникает естественный вопрос, – предельно недовольно и совершенно обиженно произнес дедушка. – А кем же ты, внук, собираешься стать? Ученым, врачом или электронным бухгалтером? Отвечай! Мы должны быть в курсе твоих желаний!
– Мне хочется быть шофером, – тихо, ласково и виновато отвечал Шурик, – чтобы уезжать из дому далеко-далеко, надолго-надолго. И ещё я хочу быть футболистом. Это так замечательно!
Мама, шатаясь, подошла к сыну, взяла его за взъерошенную голову обеими руками, поцеловала в лоб, словно прощалась с ним навсегда, отошла к окну и заплакала горько-горько-горько.
Но Шурик не успел даже пожалеть её, потому что папа быстро пробежал по комнате, кому-то грозно приказывая:
– Не возражать! Не возражать! Не возражать! – Он остановился, убедился, что никто ему возражать и не собирается, сказал всё так же грозно: – Ошибка заключается в том, что у нас в семье плохо поставлена воспитательная работа с единственным сыном.
– И с единственным внуком, – уточнил дедушка.
– Предлагаю, категорически предлагаю, – возбужденно продолжал папа, – организовать ряд мероприятий, направленных на расширение кругозора нашего сына и вашего внука, папа. Надо провести для него встречи с интересными людьми, передовиками производства, ветеранами труда, словом, с лучшими представителями самых разнообразных профессий, кроме, конечно, шоферов и футболистов. Мы составим подробный план, обсудим и утвердим его на заседании нашего семейного педсовета и приступим к выполнению. Кто – за? Кто – против? Кто – воздержался? Принято единогласно. Шурик, ты согласен?
Шурик громко и виновато передохнул и ответил:
– Нет. – Он отрицательно помотал взъерошенной головой. – Я ничего не понял из того, что вы сейчас тут говорили. Ведь никто, кроме меня, в каникулы не учится. Встречи с интересными людьми у нас бывают и в школе. И всё равно я мечтаю стать шофером и футболистом.
В наступившей тишине было слышно, как падают и разбиваются о стол большие капли маминых слез.
– Успокойся, дорогая, – нервно попросил её папа. – Не обращай на его слова особого внимания. Наша задача остаётся прежней: воспитывать, воспитывать и воспитывать! Если воспитание не даст положительных результатов, займемся перевоспитанием!
– Может быть, он всё-таки имеет претензии к питанию? – сквозь крупные слёзы спросила мама. – Сынок, тебе не хватает калорий, да?
Шурик вздохнул совсем уж очень жалобно:
– Но абсолютно круглого отличника из меня никогда и ни за что не получится… Я обыкновенным учеником хочу быть! – довольно резко и несколько громко крикнул он. – Нормальным я хочу быть! Как все!
– Достукались, – мрачно заключил папа. – До-вос-пи-ты-ва-ли! Это крах наших совместных педагогических усилий. Полный крах!
Шурик молчал.
Мама молчала.
Молчал папа.
Молчал дедушка.
Все молчали.
Конечно, главного Шурик родителям и дедушке не сказал: жалел их. А главное заключалось в том, что ему давным-давно просто-напросто не только надоело, а ОПРОТИВЕЛО учиться. Он, если так можно выразиться, ПЕРЕучился, ПЕРЕстарался, ПЕРЕслушался, ПЕРЕзубрил и т. д. и т. п.
Ведь сколько он ни старался, вместо слов ободрения, он слышал одно и то же:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Но вот только зря писал он заявление с просьбой уволить его с работы в церкви по собственному желанию. Жалобы богомольцев дошли уже до его начальства, и вечером приехал новый поп. Был он стар, суров и немногословен; плотно поел и сразу же лег спать, предварительно усердно помолившись. А так как он был к тому же ещё и глух, то не мешал бывшему попу Попову до глубокой ночи смотреть футбол.
На этот раз, как-то особенно глубоко переживая за игру своей любимой команды – московского «Торпедо», бывший поп Попов впервые подумал о том, что ему хочется стать не защитником, не полузащитником, даже не нападающим, а ТОЛЬКО И ТОЛЬКО ВРАТАРЁМ!
Хорошо человеку, когда он прямо и твёрдо идет к своей заветной цели! Когда он не боится трудностей! Когда он готов к любым испытаниям-соревнованиям!
Даже сквозь довольно крепкий сон бывший поп Попов чувствовал, какие великие перемены ждут его в жизни в самое ближайшее время. И хотя он, честно говоря, понятия не имел, что и как предстоит ему делать, он знал, что находится на вернейшем пути.
Утро выдалось прохладное и весёлое. Бывший поп Попов, будущий вратарь, сделал гимнастику, семнадцать раз поднял во дворе огромный камень, одиннадцать раз перепрыгнул через изгородь, искупался и пошёл в контору совхоза просить машину до станции.
Новую жизнь свою он решил начать с того, чтобы посмотреть в Москве большой футбол.
И там, в столице – вы только представьте себе, уважаемые читатели! – бывший поп Попов попал на самый настоящий матч, да ещё на стадионе в Лужниках, да ещё играла его любимая команда – московское «Торпедо»!
И – выиграла!
«Господи, господи! – несколько раз по привычке подумал бывший поп Попов. – Хвала тебе, всевышний, что направил раба своего грешного, сына своего недостойного на путь истинный – в футбол!»
Будущее представлялось ему разноцветным и шумным, как переполненные трибуны стадиона, весёлым и ярким, как зеленая травка на милом сердцу футбольном поле, и огромным, как небо над ним!
Купил бывший поп Попов три футбольных мяча, полную футбольную форму, свитер, кепку и вратарские перчатки.
И ничего не волновало, не тревожило, даже не беспокоило его, до того он был уверен в правильности избранного самим собой пути. Пусть всё в руках господних, а все мячи в его руках будут.
В поезде, лежа ночью на верхней полке, со спортивной газетой в руках, он вспоминал свою жизнь. Да, вот так и получилось: он, сын попа, сам бывший поп, решил стать вратарём.
Куда же он едет?
И что же с ним будет?
Как говорится, почитаем – увидим.
Николай Попов надел свитер, кепку, вратарские перчатки и уснул. Во сне он стоял в воротах и пропустил всего один гол.
«Неплохой результат для начала, – подумал бывший поп Попов сквозь сон, – если так будет продолжаться и дальше, я войду в число лучших вратарей сезона!»
ГЛАВА ВТОРАЯ
Полукруглый отличник Шурик Мышкин вполне может стать потомственным, абсолютно круглым отличником, но по ряду причин мечтает стать обыкновенным троечником
Когда в дневнике у Шурика Мышкина среди пятёрок оказывалась четвёрка, его мама в невероятном ужасе восклицала:
– Ты вырастешь недоучкой!
И восклицала она это в таком невероятном ужасе, словно хотела сказать, что из-за единственной несчастной четвёрки её сын, тихий, скромный, старательный, предельно послушный, вырастет убийцей-рецидивистом.
Папа нервно ворчал:
– С этаким прохладненьким отношением к учёбе ничего путного из тебя не получится.
И папа ворчал так нервно, словно был убеждён, что из-за одной случайной четвёрки его сын, тихий, скромный и т. д., после школы станет, по крайней мере, взломщиком-рецидивистом.
Дедушка говорил наиназидательным тоном:
– Тебе, внук мой, следовало бы твёрдо помнить, что в нашей семье все всегда были только круглыми отличниками. И ты вполне можешь, ты просто обязан, следуя семейным традициям, быть потомственным, абсолютно круглым отличником.
И дедушка говорил таким наиназидательным тоном, словно его внук, тихий, скромный, старательный и т. д., будет в каждом классе по два-три-четыре года сидеть.
В ответ Шурик виновато вздыхал и молчал. Был он маленького роста, со взъерошенными волосами, чем-то похожий на озабоченного воробышка. Он даже и не ходил, а подпрыгивал почти при каждом шаге и часто останавливался задумчиво склонив голову набок.
Никому он в этом не признавался, но в глубине души никак не мог понять: почему нельзя хотя бы изредка получать четвёрки?
Что в этом страшного?
А ведь в школе ему буквально каждый день и по нескольку раз напоминали:
– Эх, Мышкин, Мышкин, ты вполне мог бы стать абсолютно круглым отличником!
И доходило до того, что Шурик видел себя во сне круглым, словно мяч, и уже не ходил, а перекатывался, а двоечники с троечниками в диком восторге играли им в футбол!
А вот самому Шурику Мышкину играть в футбол папа и мама с дедушкой не разрешали. Он должен был беречь силы для учёбы.
Вы, уважаемые читатели, удивитесь, и я вас очень хорошо понимаю: а почему, собственно, Шурику Мышкину и не стать абсолютно круглым отличником? Если он уже полукруглый? Тогда бы всё от него, как говорится, отстали. Сейчас же ему доставалось больше, чем любому троечнику или даже двоечнику.
Троечнику – что? Намекают ему, конечно, чтобы он не забывал, что существуют на свете и четвёрки, не говоря уже о пятёрках. Намекать-то намекают, но в общем-то все лишь о том думают, как бы он с троек куда пониже не скатился.
У двоечника же забот и того меньше. Никаких забот у него просто нету! Тю-тю! Кто-то о нём беспокоится, а он знай себе, извините за выражение, круглого дурака валяет. Не его это дело – успеваемость поднимать. ДВОЕЧНИК ОТ ВСЕХ БЕСПОКОЙСТВ ОБ УСПЕВАЕМОСТИ, можно сказать, НАЧИСТО ИЗБАВЛЕН.
Одна забота у него только и осталась – как бы веселее побездельничать.
Лично его, двоечника, давным-давно не ругают хотя бы потому, что занятие это – совершенно бесполезное.
Он ведь в классе, да и во всей школе, вроде бы как посторонний. Кого-то там критикуют за низкую успеваемость, и здорово критикуют, так здорово критикуют, что двоечнику иногда этих людей, которых критикуют, очень искренне жаль.
И если бы у него, у двоечника, была совесть нормальных размеров, он вполне бы мог сделать следующее почти официальное заявление:
– Во-первых, никого ко мне впредь не прикрепляйте. Никого больше из-за меня не критикуйте. Во-вторых, припугните вы меня самым серьёзнейшим образом. Меня лично припугните. Чтоб я хоть раз в жизни почувствовал хотя бы малюсенькую, прямо-таки микроскопическую, ответственность за свое безответственное отношение к учёбе. Издайте, например, строжайший приказ: опытных двоечников, которые упорно не желают учиться по-человечески, из школы исключить. Да, да! И без лишних долгих разговоров. И пусть идут куда хотят. На все четыре стороны. Тут-то мы, двоечники, за ум и возьмемся, тут-то мы и призадумаемся и даже – испугаемся. Не все, может быть, но большинство… А сейчас нам просто неинтересно учиться лучше, чем на двойки. Зачем? Не мы же за себя отвечаем, а кто-то другой. Мы-то знаем, что нас как минимум до восьмого класса, прямо скажем, за уши из класса в класс будут перетягивать.
Словом, уважаемые читатели, вы и сами, без меня знаете: жизнь у троечников и двоечников, если они к ней привыкли, не такая уж трудная.
Зато уж бедному полукруглому отличнику, который мог бы стать абсолютно круглым, не дают покоя.
Вот я и приступаю к краткому изложению тяжелейшей жизни Шурика Мышкина.
Многое в ней вас поразит, а кое от чего вы содрогнетесь.
Да, да, вы только вдумайтесь, уважаемые читатели: ЕГО ЗАСТАВЛЯЛИ УЧИТЬСЯ ДАЖЕ ПО ВОСКРЕСЕНЬЯМ, ДАЖЕ ВО ВРЕМЯ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ, не говоря уже о весенних и зимних! Он, горемыка, ежедневно весь год решал задачи и примеры, писал диктанты, зубрил все учебники подряд.
Над его столом – это в каникулы-то! – висело расписание уроков и внеклассных занятий, которые по очереди вели папа, мама и дедушка.
Был дома и специальный звонок, которым оповещали о начале и конце уроков!
Несчастный Шурик Мышкин вёл домашний дневник, получал отметки в домашнем журнале, выпускал стенгазету «Голос круглого отличника», сам с собой соревновался. Его поведение обсуждали на собраниях. В семье работал педсовет.
И всё-таки не мог Шурик Мышкин стать абсолютно круглым отличником! Никак не мог, сколько ни старался! Потому что во взъерошенной его голове давным-давно всё стало постепенно епрепуытваьтяс.
И то здесь, то там,
то ещё где-нибудь –
четвёрка!
Горе-то дома какое ужасно страшное!
Дедушка необычайно сокрушался:
– В кого ты такой уродился? У нас в семье все всегда были круглыми отличниками! В кого же ты такой Анормальный, то есть НЕнормальный?
– Да, да, в кого?!?! – потрясающе громко рыдая, вопрошала мама. – Я никогда и понятия не имела, что такое четвёрка!
– Обо мне и говорить нечего! – очень, почти предельно раздраженно восклицал папа. – Я просто ума не приложу, чего тебе, Шурик, ещё надо! Тебе же созданы все условия для абсолютно отличной учёбы! Для тебя даже пищу готовят специальную, такую, какая, на наш взгляд, должна способствовать твоему быстрейшему абсолютному округлению. Я убеждён, что никто не занимается учёбой столько, сколько ты. Я уверен, что никто из родителей не уделяет учёбе своего ребенка столько внимания, сколько мы. А в результате – что? Что мы имеем в результате?
– В результате за диктант четвёрка! – Мама не смогла сдержать очень громких рыданий. – Написал слово «ВРАЧЬ». Да, да, с мягким знаком! – И её очень громкие рыдания ещё более усилились.
– Он, видимо, разболтался, – нервным голосом высказывал предположение дедушка. – Внутренне разболтался. Делает вид, что занимается учёбой, а сам думает о чем-то совершенно постороннем. Или вообще ни о чём не думает. Или другой вариант, более прискорбный: он – тупица.
– Ну знаете, папа! – возмущался папа. – В нашей семье, как вам должно быть известно, тупиц не встречалось!
– В нашей семье тоже все были очень развиты, – недоуменно говорила мама. – Не знаю, не знаю, ничего не понимаю! Столько внимания! Столько заботы! Я ведь даже уроки физкультуры с ним вела, только на шведскую стенку не лазала.
– Итак, подведём пока сугубо нерадостные итоги, – мрачно и торжественно произносил папа. – Пусть Шурик сам сформулирует, чего ему не хватает для того, чтобы стать потомственным абсолютно круглым отличником.
Шурик виновато вздыхал и молчал, склонив взъерошенную голову набок.
– Сознайся хотя бы в том, – папа начинал очень нервничать, – что ты, сын, предельно недостаточно внимателен.
– Может быть, – еле слышно лепетал Шурик, предварительно вздрогнув.
– Вот видите! – горько радовался папа. – А почему ты недостаточно внимателен?
Шурик виновато вздыхал и пожимал плечами, опять предварительно вздрогнув.
– Сознайся, – предлагала мама строго, но с долей сочувствия, – сознайся, что ты так до конца и не понял важности, даже необходимости, быть потомственным абсолютно круглым отличником. Отвечай же! Решается твоя судьба.
– Мне никогда ни за что не стать потомственным абсолютно круглым отличником, – два раза вздрогнув, испуганно отвечал Шурик. – Никогда. Ни за что.
– По-че-му?! – хором спрашивали папа, мама и дедушка. – По-че-му?!
– Мне не хочется, мне абсолютно не хочется, – втянув взъерошенную голову в плечи, признавался Шурик, предварительно три раза вздрогнув. – Я не понимаю, для чего быть потомственным абсолютно круглым отличником. Мне больше нравится быть полукруглым. Кроме того, у меня в голове давным-давно всё еперпуатолсь…
– Это как?! Это что?! – в ужасе спрашивала мама.
– Это как?! Это что?! – ужасно недоумевал папа.
– Чего? Чего?! – испуганно удивлялся дедушка. Шурик от сознания собственной виноватости долго вздыхал и отвечал тихо:
– У меня в голове давным-давно все… пеерупат-лось… пе-ре-пу-та-лось. Например, мне часто снится сон, что дважды два пять, а слово «врач» пишется с двумя мягкими знаками – «ВРАЧЬЬ». И ещё мне снится, что в каникулы я свободный человек и играю в футбол.
Должен вам прямо сказать, уважаемые читатели, что разговоры эти ни к чему не приводили, всё продолжалось по-прежнему.
Но однажды случилось то, что рано или поздно всё равно должно было случиться.
После того как Шурик получил очередную четвёрку, состоялся очередной семейный педсовет. Начался разговор как обычно и продолжался долго, как обычно, и мог бы закончиться, как обычно, то есть ничем.
Однако мама вдруг заявила:
– Больше так быть не может! Не должно быть! Неужели, сынок, ты совсем забыл, что абсолютно отличная учёба – это путь к знаниям, дорога в большую научную жизнь? Я вижу тебя великим ученым!
– А я – врачом! – горячо воскликнул дедушка. – Обыкновенным участковым врачом! Замечательным специалистом! Как только у меня вот здесь заколет, я немедленно вызываю внука и…
– Нет, нет, нет и нет! – очень категорически запротестовал папа. – Если у вас, папа, заколет вот тут, мы действительно вызовем обыкновенного участкового врача. Но это будет не наш сын и не ваш внук. Шурик же пойдёт по моим трудовым стопам. Он будет выдающимся счетным работником. Нет, нет, нет и нет, не таким бухгалтером, как я! Он будет работать на уникальнейших счетно-вычислительных машинах!
– Он будет ученым! – совершенно твёрдо сказала мама.
– Он будет участковым врачом! – ещё тверже сказал дедушка.
– Он будет выдающимся счетным работником! – скомандовал папа.
Шурик виновато молчал, так виновато, словно был не полукруглым отличником, а самым распоследним двоечником, которого вот уже несколько лет не могут перетащить в следующий класс.
– Возникает естественный вопрос, – предельно недовольно и совершенно обиженно произнес дедушка. – А кем же ты, внук, собираешься стать? Ученым, врачом или электронным бухгалтером? Отвечай! Мы должны быть в курсе твоих желаний!
– Мне хочется быть шофером, – тихо, ласково и виновато отвечал Шурик, – чтобы уезжать из дому далеко-далеко, надолго-надолго. И ещё я хочу быть футболистом. Это так замечательно!
Мама, шатаясь, подошла к сыну, взяла его за взъерошенную голову обеими руками, поцеловала в лоб, словно прощалась с ним навсегда, отошла к окну и заплакала горько-горько-горько.
Но Шурик не успел даже пожалеть её, потому что папа быстро пробежал по комнате, кому-то грозно приказывая:
– Не возражать! Не возражать! Не возражать! – Он остановился, убедился, что никто ему возражать и не собирается, сказал всё так же грозно: – Ошибка заключается в том, что у нас в семье плохо поставлена воспитательная работа с единственным сыном.
– И с единственным внуком, – уточнил дедушка.
– Предлагаю, категорически предлагаю, – возбужденно продолжал папа, – организовать ряд мероприятий, направленных на расширение кругозора нашего сына и вашего внука, папа. Надо провести для него встречи с интересными людьми, передовиками производства, ветеранами труда, словом, с лучшими представителями самых разнообразных профессий, кроме, конечно, шоферов и футболистов. Мы составим подробный план, обсудим и утвердим его на заседании нашего семейного педсовета и приступим к выполнению. Кто – за? Кто – против? Кто – воздержался? Принято единогласно. Шурик, ты согласен?
Шурик громко и виновато передохнул и ответил:
– Нет. – Он отрицательно помотал взъерошенной головой. – Я ничего не понял из того, что вы сейчас тут говорили. Ведь никто, кроме меня, в каникулы не учится. Встречи с интересными людьми у нас бывают и в школе. И всё равно я мечтаю стать шофером и футболистом.
В наступившей тишине было слышно, как падают и разбиваются о стол большие капли маминых слез.
– Успокойся, дорогая, – нервно попросил её папа. – Не обращай на его слова особого внимания. Наша задача остаётся прежней: воспитывать, воспитывать и воспитывать! Если воспитание не даст положительных результатов, займемся перевоспитанием!
– Может быть, он всё-таки имеет претензии к питанию? – сквозь крупные слёзы спросила мама. – Сынок, тебе не хватает калорий, да?
Шурик вздохнул совсем уж очень жалобно:
– Но абсолютно круглого отличника из меня никогда и ни за что не получится… Я обыкновенным учеником хочу быть! – довольно резко и несколько громко крикнул он. – Нормальным я хочу быть! Как все!
– Достукались, – мрачно заключил папа. – До-вос-пи-ты-ва-ли! Это крах наших совместных педагогических усилий. Полный крах!
Шурик молчал.
Мама молчала.
Молчал папа.
Молчал дедушка.
Все молчали.
Конечно, главного Шурик родителям и дедушке не сказал: жалел их. А главное заключалось в том, что ему давным-давно просто-напросто не только надоело, а ОПРОТИВЕЛО учиться. Он, если так можно выразиться, ПЕРЕучился, ПЕРЕстарался, ПЕРЕслушался, ПЕРЕзубрил и т. д. и т. п.
Ведь сколько он ни старался, вместо слов ободрения, он слышал одно и то же:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20