Генерал оказался немцем по происхождению, родом из
Бремена. Он произвел на меня хорошее впечатление, в ходе нашего интервью
я сказал ему о пропаже уже упомянутых предметов, столь ценных для меня, в К
итцингене. Я спрашиваю его, часто ли происходят подобные инциденты. Он по
днимает шум, но не из-за моей откровенности, а по поводу этого позорного в
оровства. Он приказывает своему адъютанту проинструктировать командир
а части расквартированной в Китцингене, чтобы они нашли мою собственнос
ть и грозит виновникам военно-полевым судом. Он просит меня быть его гост
ем в Эрлангене, до тех пор, пока все не будет мне возвращено. После беседы н
ас с Ниерманом на джипе отвезли в пригород, где в наше распоряжение была п
редоставлена брошенная вилла. Часовой, поставленный у ворот, напоминает
нам, что мы не свободны полностью. Появляется машина, которая должна отве
сти нас в офицерскую столовую на обед. Новость о нашем прибытии вскоре ра
спространяется среди жителей Эрлангена и часовому приходится все врем
я вести переговоры с нашими многочисленными визитерами. Когда он не опас
ается внезапного визита своего начальства, он говорит нам: «Ich nix sehen». Так мы п
роводим пять дней в Эрлангене. Наших коллег, оставшихся в Китцингене, нам
больше не довелось увидеть, у американцев нет никакого повода их задержи
вать. ** * 14 мая у нас на вилле появляется капитан Росс, офицер разведки возду
шной армии. Он хорошо говорит по-немецки и приносит нам записку от генера
ла Уайленда, в которой тот сожалеет о том, что поиски моих вещей пока ни к ч
ему не привели, но только что пришел приказ, чтобы нас немедленно достави
ли в Англию для допросов. После короткой остановки в Висбадене нас доста
вляют в специальный лагерь для допрашиваемых неподалеку от Лондона. Жил
ье и еда аскетические, английские офицеры обращаются с нами корректно. П
ожилой капитан, заботам которого мы доверены, в гражданской жизни Ц пат
ентный адвокат из Лондона. Он каждый день посещает нас с инспекцией и одн
ажды видит на столе мои «Золотые Дубовые листья». Он смотрит на них задум
чиво, качает головой и говорит тихо, почти со страхом: «Сколько человечес
ких жизней это стоило»! Когда я объясняю ему, что заслужил этот орден в Рос
сии, он покидает нас с заметным облегчением. Днем меня часто посещают анг
лийские и американские офицеры разведки, в разной степени любознательн
ые. Я вскоре понимаю, что мы придерживаемся противоположных взглядов. Эт
о не удивительно, если принять в расчет, что я совершил почти все боевые вы
леты на самолете, обладающем невысокой скоростью и мой опыт, следователь
но, значительно отличается от опыта союзников, которые склонны преувели
чивать значение каждого дополнительного километра в час, пусть даже про
сто как гарантии безопасности. Они никак не могут поверить, что я сделал б
ольше 2500 боевых вылетов на таком медленном самолете. Они также совсем не з
аинтересованы в извлечении уроков из моего опыта, поскольку здесь нет ни
каких гарантий безопасности. Они хвастаются своими ракетами, о которых я
уже знаю и которые могут выпускаться с самого быстрого самолета, им не нр
авится, когда я говорю, что точность этих ракет гораздо меньше по сравнен
ию с моими пушками. Я не особенно возражаю против этих допросов, мои успех
и не были достигнуты при помощи каких-либо технических секретов. Таким о
бразом, наши разговоры Ц немногим больше, чем дискуссия об авиации и о то
лько что закончившейся войне. Британцы не скрывают уважения к достижени
ям противника, их отношение построено на понятиях о спортивной честност
и, и мы это приветствуем. Каждый день в течении сорока пяти минут мы можем
прогуливаться за колючей проволокой. Все остальное время мы читаем и стр
оим планы, чем будем заниматься после войны. Примерно через две недели на
с посылают на север и интернируют в обычном американском лагере для воен
нопленных. В этом лагере много тысяч заключенных. Еды дают только самый м
инимум и некоторые из наших товарищей, которые находятся здесь уже какое
-то время, ослабли от истощения. Моя культя доставляет мне неприятности, н
ужна новая операция. Начальник медицинской части лагеря отказывается с
делать операцию на том основании, что я летал с одной ногой и ему совсем не
интересно, что происходит с моей культей. Она вздута, воспалилась, я страд
аю от острых болей. Лагерное начальство не могло бы придумать лучшей про
паганды среди тысяч немецких солдат в пользу их бывших офицеров. Многие
наши охранники хорошо знают немецкий, они эмигрировали в Штаты после 1933 г
ода и говорят по-немецки не хуже нас. У черных солдат добрый нрав и они пре
дупредительны, за исключением тех случаев, когда они напиваются. Через т
ри недели меня, вместе с Ниерманом и большинством тяжелораненных перево
дят в Саутгемптон. Мы толпимся на борту грузового судна «Кайзер». Когда п
роходят сутки, а нам не приносят никакой еды, мы подозреваем, что так и буд
ет продолжаться до самого Шербура, потому что американская команда соби
рается продать наши пайки на французском черном рынке. Группа ветеранов
русского фронта, узнав об этом, вламывается в кладовую и берет распредел
ение еды в свои руки. У моряков этого судна, которые узнают об этом рейде г
ораздо позже, вытягиваются лица. Поездка из Шербура в наш новый лагерь не
подалеку от Карентана не назовешь приятной, поскольку французское граж
данское население приветствует даже тяжелораненых солдат градом камне
й. Нам не помогают воспоминания о том, какую действительно комфортабельн
ую жизнь часто вели французские гражданские лица, находившиеся в Герман
ии. Многие из них были достаточно благоразумны, чтобы приветствовать сво
ю жизнь в комфорте в то время, когда мы сдерживали Советы на востоке. И те, к
то сегодня бросает в нас камни, когда-нибудь очнутся. Условия в новом лаге
ре почти те же самые, что и в Англии. И здесь мне поначалу отказывают в опер
ации. Неизвестно, когда меня отсюда выпустят, будут удерживать хотя бы из-
за моего ранга. Однажды меня увозят на Шербурский аэродром и поначалу мн
е кажется, что меня передают иванам. Это будет нечто для Советов, заполучи
ть фельдмаршала Шернера и меня в качестве приза за войну, выигранную на з
емле и в воздухе. Компас показывает 300 градусов, так что нас опять везут в Ан
глию. Зачем? Мы приземляемся примерно в тридцати километрах от моря на Та
нжмерском аэродроме, где находится школа командного состава Королевск
их военно-воздушных сил. Здесь я узнаю, что моего перевода добился майор Б
адер. Бадер Ц самый популярный летчик в RAF. Во время войны он был сбит и лет
ал на протезах. Он узнал, что я был интернирован в Карентанском лагере. Он
сам был военнопленным в Германии и предпринял несколько попыток к бегст
ву. Он может рассказать истории, которые отличаются от выдумок злобных а
гитаторов, любыми средствами пытающихся заклеймить нас, немцев, как варв
аров.* ** Это время, проведенное в Англии, стало настоящим лечением отдыхом
после лагерей для военнопленных. Здесь я вновь открываю, что существует
уважение к достижениям противника, рыцарство, которое естественным обр
азом присуще каждому офицеру, состоящему на службе любой страны мира. Ба
дер посылает меня в Лондон к человеку, который сделал ему протезы в надеж
де чтобы он сделал мне такие же. Я отклоняю это щедрое предложение, потому
что не смогу оплатить заказ. Я потерял на востоке все и еще не знаю, что мож
ет случиться в будущем. В любом случае я не смогу вернуть ему долг в фунтах
стерлингов. Майор Бадер почти оскорблен, когда я отказываюсь воспользов
аться его добротой и беспокоюсь за оплату. Он привозит этого человека с с
обой и тот делает гипсовый слепок. Протезист возвращается через несколь
ко дней и говорит мне, что культя, должно быть, вздута изнутри, поскольку о
на толще в конце, чем у основания, и прежде чем он сможет закончить изготов
ление протеза, необходимо провести операцию. Через несколько дней от аме
риканцев приходит запрос относительно меня, потому что меня, оказываетс
я, «одолжили» только на время и я должен быть возвращен на место. Мой отдых
почти закончен. Во время одного из последних дней в Танжмере, у меня состо
ялась многое разъясняющая дискуссия с курсантами RAF, которые учились в ле
тной школе. Один из них, не англичанин, надеясь, без всякого сомнения, разъ
ярить или унизить меня, спрашивает, что, по моему мнению, со мной могут сде
лать русские, если я вернусь в свои родные места в Силезии. «Я полагаю, рус
ские достаточно умны», отвечаю я, «чтобы воспользоваться моим опытом. В о
бласти борьбы с танками, которая неизбежна в любой новой войне, мои поясн
ения могут поставить противника русских в невыгодное положение. Я уничт
ожил более пятисот танков и, если предположить, что в течение нескольких
следующих лет я должен буду подготовить пять или шесть сотен пилотов, ка
ждый из которых уничтожит по крайней мере сотню танков, вы сами сможете д
огадаться, сколько танков должна будет выпустить промышленность проти
вника чтобы возместить все эти потери». Этот ответ порождает всеобщее уд
ивление и меня взволнованно спрашивают, как это можно совместить с моим
прошлым отношением к большевизму. До сих пор мне не позволяли сказать чт
о-нибудь пренебрежительное про Россию Ц их союзника. Но сейчас мне гово
рят о массовых депортациях на восток и рассказывают о случаях изнасилов
ания и жестокостей, о кровавом терроризме, с которым орды, нахлынувшие из
азиатских степей мучают покоренные народы… Это нечто новое для меня, пот
ому что раньше они тщательно избегали затрагивать эту тему, но сейчас их
взгляды точно соответствуют нашим собственным, достаточно часто выска
зываемым мнениям, и выражены они в тех словах, которые часто скопированы
из нашего лексикона. Командиры RAF, которые пилотировали Харрикейны на сто
роне русских под Мурманском, делятся своими воспоминаниями, они крайне р
езкие. Из всех наших сбитых почти никого не осталось в живых. "И вы хотите р
аботать на русских! ", Ц восклицают они. «Мне было очень интересно услыша
ть ваше мнение о ваших союзниках», отвечаю я. «Конечно, я не сказал ни слов
а о том, что думаю об этом сам, я только ответил на вопрос, который вы мне зад
али». О России в моем присутствии больше никто не упоминает. Меня везут на
зад во французский лагерь, где я продолжаю находиться еще какое-то время.
Усилия немецких врачей наконец-то венчаются успехом и меня переводят в
госпиталь. За несколько дней до этого Ниермана отпускают в британской зо
не. Он несколько раз упрашивал, чтобы его оставили со мной, но больше оттяг
ивать это не удается. Через неделю после того, как я покидаю французский л
агерь, я оказываюсь в санитарном поезде, который должен следовать в госп
италь в Старнбергерзее. В Аугсбурге наш поезд разворачивают и направляю
т в Ферт. Здесь, после пребывания в военном госпитале, в апреле 1946 года мне у
дается добиться освобождения.** * Как один из миллионов солдат, которые вып
олнили свой долг и по воле провидения выжив в этой войне, я написал мои вос
поминания о войне с СССР в которой германская молодежь и многие другие е
вропейцы, убежденные в нашей правоте, отдали свои жизни. Эта книга не явля
ется ни прославлением войны, ни реабилитацией определенной группы люде
й и тех приказов, которые они отдавали. Пусть мой опыт один говорит голосо
м правды. Я посвящаю эту книгу погибшим в войне и молодежи. Это новое покол
ение живет сейчас в хаосе послевоенного периода. Пусть оно, тем не менее, с
охранит свою веру в Родину и свою надежду на лучшее будущее, потому что по
гибает только тот, кто смирился с поражением!
Примечания
1 Зенитная артиллерия входила в состав Люфтваффе.
2 Stuka Ц сокращенно от «Sturzkampflugzeug» Ц пикирующий бомбардировщик (нем.).
3 Rata (исп.) Ц «крыса», во время гражданской войны в Испании 1936-1939 франкисты пр
озвали так советские истребители И-16.
4 Однако, в течение двух лет, когда никакого второго фронта в Европе не бы
ло, Германия не сумела уничтожить военную силу СССР при самых благоприят
ных для нее условиях. Поэтому нет оснований в данном случае соглашаться
с Руделем образца 1943 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Бремена. Он произвел на меня хорошее впечатление, в ходе нашего интервью
я сказал ему о пропаже уже упомянутых предметов, столь ценных для меня, в К
итцингене. Я спрашиваю его, часто ли происходят подобные инциденты. Он по
днимает шум, но не из-за моей откровенности, а по поводу этого позорного в
оровства. Он приказывает своему адъютанту проинструктировать командир
а части расквартированной в Китцингене, чтобы они нашли мою собственнос
ть и грозит виновникам военно-полевым судом. Он просит меня быть его гост
ем в Эрлангене, до тех пор, пока все не будет мне возвращено. После беседы н
ас с Ниерманом на джипе отвезли в пригород, где в наше распоряжение была п
редоставлена брошенная вилла. Часовой, поставленный у ворот, напоминает
нам, что мы не свободны полностью. Появляется машина, которая должна отве
сти нас в офицерскую столовую на обед. Новость о нашем прибытии вскоре ра
спространяется среди жителей Эрлангена и часовому приходится все врем
я вести переговоры с нашими многочисленными визитерами. Когда он не опас
ается внезапного визита своего начальства, он говорит нам: «Ich nix sehen». Так мы п
роводим пять дней в Эрлангене. Наших коллег, оставшихся в Китцингене, нам
больше не довелось увидеть, у американцев нет никакого повода их задержи
вать. ** * 14 мая у нас на вилле появляется капитан Росс, офицер разведки возду
шной армии. Он хорошо говорит по-немецки и приносит нам записку от генера
ла Уайленда, в которой тот сожалеет о том, что поиски моих вещей пока ни к ч
ему не привели, но только что пришел приказ, чтобы нас немедленно достави
ли в Англию для допросов. После короткой остановки в Висбадене нас доста
вляют в специальный лагерь для допрашиваемых неподалеку от Лондона. Жил
ье и еда аскетические, английские офицеры обращаются с нами корректно. П
ожилой капитан, заботам которого мы доверены, в гражданской жизни Ц пат
ентный адвокат из Лондона. Он каждый день посещает нас с инспекцией и одн
ажды видит на столе мои «Золотые Дубовые листья». Он смотрит на них задум
чиво, качает головой и говорит тихо, почти со страхом: «Сколько человечес
ких жизней это стоило»! Когда я объясняю ему, что заслужил этот орден в Рос
сии, он покидает нас с заметным облегчением. Днем меня часто посещают анг
лийские и американские офицеры разведки, в разной степени любознательн
ые. Я вскоре понимаю, что мы придерживаемся противоположных взглядов. Эт
о не удивительно, если принять в расчет, что я совершил почти все боевые вы
леты на самолете, обладающем невысокой скоростью и мой опыт, следователь
но, значительно отличается от опыта союзников, которые склонны преувели
чивать значение каждого дополнительного километра в час, пусть даже про
сто как гарантии безопасности. Они никак не могут поверить, что я сделал б
ольше 2500 боевых вылетов на таком медленном самолете. Они также совсем не з
аинтересованы в извлечении уроков из моего опыта, поскольку здесь нет ни
каких гарантий безопасности. Они хвастаются своими ракетами, о которых я
уже знаю и которые могут выпускаться с самого быстрого самолета, им не нр
авится, когда я говорю, что точность этих ракет гораздо меньше по сравнен
ию с моими пушками. Я не особенно возражаю против этих допросов, мои успех
и не были достигнуты при помощи каких-либо технических секретов. Таким о
бразом, наши разговоры Ц немногим больше, чем дискуссия об авиации и о то
лько что закончившейся войне. Британцы не скрывают уважения к достижени
ям противника, их отношение построено на понятиях о спортивной честност
и, и мы это приветствуем. Каждый день в течении сорока пяти минут мы можем
прогуливаться за колючей проволокой. Все остальное время мы читаем и стр
оим планы, чем будем заниматься после войны. Примерно через две недели на
с посылают на север и интернируют в обычном американском лагере для воен
нопленных. В этом лагере много тысяч заключенных. Еды дают только самый м
инимум и некоторые из наших товарищей, которые находятся здесь уже какое
-то время, ослабли от истощения. Моя культя доставляет мне неприятности, н
ужна новая операция. Начальник медицинской части лагеря отказывается с
делать операцию на том основании, что я летал с одной ногой и ему совсем не
интересно, что происходит с моей культей. Она вздута, воспалилась, я страд
аю от острых болей. Лагерное начальство не могло бы придумать лучшей про
паганды среди тысяч немецких солдат в пользу их бывших офицеров. Многие
наши охранники хорошо знают немецкий, они эмигрировали в Штаты после 1933 г
ода и говорят по-немецки не хуже нас. У черных солдат добрый нрав и они пре
дупредительны, за исключением тех случаев, когда они напиваются. Через т
ри недели меня, вместе с Ниерманом и большинством тяжелораненных перево
дят в Саутгемптон. Мы толпимся на борту грузового судна «Кайзер». Когда п
роходят сутки, а нам не приносят никакой еды, мы подозреваем, что так и буд
ет продолжаться до самого Шербура, потому что американская команда соби
рается продать наши пайки на французском черном рынке. Группа ветеранов
русского фронта, узнав об этом, вламывается в кладовую и берет распредел
ение еды в свои руки. У моряков этого судна, которые узнают об этом рейде г
ораздо позже, вытягиваются лица. Поездка из Шербура в наш новый лагерь не
подалеку от Карентана не назовешь приятной, поскольку французское граж
данское население приветствует даже тяжелораненых солдат градом камне
й. Нам не помогают воспоминания о том, какую действительно комфортабельн
ую жизнь часто вели французские гражданские лица, находившиеся в Герман
ии. Многие из них были достаточно благоразумны, чтобы приветствовать сво
ю жизнь в комфорте в то время, когда мы сдерживали Советы на востоке. И те, к
то сегодня бросает в нас камни, когда-нибудь очнутся. Условия в новом лаге
ре почти те же самые, что и в Англии. И здесь мне поначалу отказывают в опер
ации. Неизвестно, когда меня отсюда выпустят, будут удерживать хотя бы из-
за моего ранга. Однажды меня увозят на Шербурский аэродром и поначалу мн
е кажется, что меня передают иванам. Это будет нечто для Советов, заполучи
ть фельдмаршала Шернера и меня в качестве приза за войну, выигранную на з
емле и в воздухе. Компас показывает 300 градусов, так что нас опять везут в Ан
глию. Зачем? Мы приземляемся примерно в тридцати километрах от моря на Та
нжмерском аэродроме, где находится школа командного состава Королевск
их военно-воздушных сил. Здесь я узнаю, что моего перевода добился майор Б
адер. Бадер Ц самый популярный летчик в RAF. Во время войны он был сбит и лет
ал на протезах. Он узнал, что я был интернирован в Карентанском лагере. Он
сам был военнопленным в Германии и предпринял несколько попыток к бегст
ву. Он может рассказать истории, которые отличаются от выдумок злобных а
гитаторов, любыми средствами пытающихся заклеймить нас, немцев, как варв
аров.* ** Это время, проведенное в Англии, стало настоящим лечением отдыхом
после лагерей для военнопленных. Здесь я вновь открываю, что существует
уважение к достижениям противника, рыцарство, которое естественным обр
азом присуще каждому офицеру, состоящему на службе любой страны мира. Ба
дер посылает меня в Лондон к человеку, который сделал ему протезы в надеж
де чтобы он сделал мне такие же. Я отклоняю это щедрое предложение, потому
что не смогу оплатить заказ. Я потерял на востоке все и еще не знаю, что мож
ет случиться в будущем. В любом случае я не смогу вернуть ему долг в фунтах
стерлингов. Майор Бадер почти оскорблен, когда я отказываюсь воспользов
аться его добротой и беспокоюсь за оплату. Он привозит этого человека с с
обой и тот делает гипсовый слепок. Протезист возвращается через несколь
ко дней и говорит мне, что культя, должно быть, вздута изнутри, поскольку о
на толще в конце, чем у основания, и прежде чем он сможет закончить изготов
ление протеза, необходимо провести операцию. Через несколько дней от аме
риканцев приходит запрос относительно меня, потому что меня, оказываетс
я, «одолжили» только на время и я должен быть возвращен на место. Мой отдых
почти закончен. Во время одного из последних дней в Танжмере, у меня состо
ялась многое разъясняющая дискуссия с курсантами RAF, которые учились в ле
тной школе. Один из них, не англичанин, надеясь, без всякого сомнения, разъ
ярить или унизить меня, спрашивает, что, по моему мнению, со мной могут сде
лать русские, если я вернусь в свои родные места в Силезии. «Я полагаю, рус
ские достаточно умны», отвечаю я, «чтобы воспользоваться моим опытом. В о
бласти борьбы с танками, которая неизбежна в любой новой войне, мои поясн
ения могут поставить противника русских в невыгодное положение. Я уничт
ожил более пятисот танков и, если предположить, что в течение нескольких
следующих лет я должен буду подготовить пять или шесть сотен пилотов, ка
ждый из которых уничтожит по крайней мере сотню танков, вы сами сможете д
огадаться, сколько танков должна будет выпустить промышленность проти
вника чтобы возместить все эти потери». Этот ответ порождает всеобщее уд
ивление и меня взволнованно спрашивают, как это можно совместить с моим
прошлым отношением к большевизму. До сих пор мне не позволяли сказать чт
о-нибудь пренебрежительное про Россию Ц их союзника. Но сейчас мне гово
рят о массовых депортациях на восток и рассказывают о случаях изнасилов
ания и жестокостей, о кровавом терроризме, с которым орды, нахлынувшие из
азиатских степей мучают покоренные народы… Это нечто новое для меня, пот
ому что раньше они тщательно избегали затрагивать эту тему, но сейчас их
взгляды точно соответствуют нашим собственным, достаточно часто выска
зываемым мнениям, и выражены они в тех словах, которые часто скопированы
из нашего лексикона. Командиры RAF, которые пилотировали Харрикейны на сто
роне русских под Мурманском, делятся своими воспоминаниями, они крайне р
езкие. Из всех наших сбитых почти никого не осталось в живых. "И вы хотите р
аботать на русских! ", Ц восклицают они. «Мне было очень интересно услыша
ть ваше мнение о ваших союзниках», отвечаю я. «Конечно, я не сказал ни слов
а о том, что думаю об этом сам, я только ответил на вопрос, который вы мне зад
али». О России в моем присутствии больше никто не упоминает. Меня везут на
зад во французский лагерь, где я продолжаю находиться еще какое-то время.
Усилия немецких врачей наконец-то венчаются успехом и меня переводят в
госпиталь. За несколько дней до этого Ниермана отпускают в британской зо
не. Он несколько раз упрашивал, чтобы его оставили со мной, но больше оттяг
ивать это не удается. Через неделю после того, как я покидаю французский л
агерь, я оказываюсь в санитарном поезде, который должен следовать в госп
италь в Старнбергерзее. В Аугсбурге наш поезд разворачивают и направляю
т в Ферт. Здесь, после пребывания в военном госпитале, в апреле 1946 года мне у
дается добиться освобождения.** * Как один из миллионов солдат, которые вып
олнили свой долг и по воле провидения выжив в этой войне, я написал мои вос
поминания о войне с СССР в которой германская молодежь и многие другие е
вропейцы, убежденные в нашей правоте, отдали свои жизни. Эта книга не явля
ется ни прославлением войны, ни реабилитацией определенной группы люде
й и тех приказов, которые они отдавали. Пусть мой опыт один говорит голосо
м правды. Я посвящаю эту книгу погибшим в войне и молодежи. Это новое покол
ение живет сейчас в хаосе послевоенного периода. Пусть оно, тем не менее, с
охранит свою веру в Родину и свою надежду на лучшее будущее, потому что по
гибает только тот, кто смирился с поражением!
Примечания
1 Зенитная артиллерия входила в состав Люфтваффе.
2 Stuka Ц сокращенно от «Sturzkampflugzeug» Ц пикирующий бомбардировщик (нем.).
3 Rata (исп.) Ц «крыса», во время гражданской войны в Испании 1936-1939 франкисты пр
озвали так советские истребители И-16.
4 Однако, в течение двух лет, когда никакого второго фронта в Европе не бы
ло, Германия не сумела уничтожить военную силу СССР при самых благоприят
ных для нее условиях. Поэтому нет оснований в данном случае соглашаться
с Руделем образца 1943 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33