В
от они уже у самолета. Пули иванов пока никого не задели. Оба забираются в
кабину, я даю газ. Я дрожу от напряжения. Смогу ли я взлететь? Поднимется ли
мой самолет в воздух прежде чем натолкнется на какое-нибудь препятствие
на земле и разлетится на куски? Вот и канава. Я отрываюсь от земли, пролета
ю над канавой, колеса снова касаются земли. Затем самолет выравнивается.
Медленно спадает напряжение. Эскадрилья приближается к нам и мы возвращ
аемся домой без потерь.
«Бродячий цирк Руделя» размещается на убранном поле неподалеку от горо
да Венден, неподалеку от латвийско-эстонской границы. Фельдмаршал Шерне
р все время пытался заполучить мою эскадрилью в свой сектор и наконец до
бился своего, мы оказались на Курляндском фронте. Не успели мы расположи
ться на нашем поле, когда появился неизбежный торт вместе с приветствием
от фельдмаршала. Независимо от того, где я поступаю под его командование,
всегда появляется один из таких сказочных тортов, обычно с Т-34 на сахарно
й глазури вместе с числом уничтоженных мною на данный момент танков. Сей
час торт украшен цифрой 320.
Общая ситуация здесь следующая: в районе Тукума мы провели наступление с
целью восстановить разорванную связь с остальным восточным фронтом. Уд
ар наносился штурмовой группой под командованием полковника графа Стр
ахвица и оказался успешным. Тем не менее, Советы предпринимают упорные у
силия, чтобы пробить нашу оборону на востоке Курляндии. Этот сектор долг
ое время был настоящим шипом у них в боку. До сих пор он держался благодаря
храбрости наших немецких солдат несмотря на колоссальное материально
е превосходство Советов. В данный момент этот сектор вновь подвергается
необычно сильному давлению, фельдмаршал позвал нас на помощь именно для
того, чтобы ослабить этот напор противника. Во время наших первых вылето
в мы видим, что линия фронта здесь относительно стабильна: позиции красн
ых везде хорошо укреплены, их маскировка великолепна, их зенитные батаре
и расположены близко к линии фронта и везде достаточно сильны. Вражеская
активность в воздухе оживленна и не прекращается ни на час. Там кружат ор
ды вражеских истребителей и лишь немногие наши самолеты, потому что в ко
тел так трудно доставлять припасы. Запасы бензина, бомб и снаряжения дол
жны быть доступны в любой момент, когда они нужны и требуют много места дл
я складирования. Тот хлеб, который мы едим здесь, заработан тяжелым трудо
м, независимо от того, в каком направлении мы летаем, к востоку или к югу от
котла, на Тукумском фронте или там, куда направлен основной удар русских
Ц через Дерпт на Таллин. В нескольких вылетах нам сопутствовала удача и
нам удалось уничтожить большой моторизованный конвой, включая танки эс
корта, который достигли Дерпта, этот прорыв был остановлен и фронт быть п
олностью закрыт силами армии. Откуда они взяли эти неисчислимые массы лю
дей и боевой техники? В этом явно есть что-то сверхъестественное. Большин
ство грузовиков, которые мы обстреливаем, обычно американского происхо
ждения. Только иногда среди танков, на которые мы наталкиваемся, движутс
я небольшие группы Шерманов. Русские даже не нуждаются в этих американск
их танках, потому что их собственные лучше адаптированы к боевым условия
м в России и они производятся в сказочных количествах. Это огромное коли
чество военного снаряжения и материалов приводит нас в замешательство
и часто Ц в уныние.
Мы часто встречаемся с самолетами американского производства, в особен
ности Аэрокобрами, Кингкобрами и Бостонами. Американцы в невероятных ко
личествах снабжают своего союзника автотранспортом, но также и самолет
ами. Неужели в их собственных интересах помогать русским в таких масштаб
ах? Мы часто спорим по этому поводу.
***
Однажды, в половину третьего ночи меня будит лейтенант Вейсбах, мой офиц
ер по разведке. Фельдмаршал Шернер желает срочно поговорить со мной. Дол
гое время по ночам я отключал свой телефон, потому что я делаю первые выле
т очень рано и должен хорошо отдохнуть. Поэтому мой офицер по разведке, ко
торый не должен лететь следующим утром, отвечает на все ночные звонки, но
для фельдмаршала я всегда на месте. Он не ходит вокруг да около Ц это не е
го стиль.
«Можете вылететь немедленно? Прорвалось до сорока танков с мотопехотой.
Наши фронтовые подразделения не смогли остановить прорыв и хотят вновь
закрыть брешь этим вечером. Но эти русские продвинулись уже далеко и их н
ужно атаковать, чтобы они не смогли расширить район прорыва. Если им удас
тся это сделать, они могут нанести огромный ущерб нашим тыловым линиям с
набжения». Это все та же самая старая история. Я слишком долго нахожусь в с
екторе Шернера, чтобы долго удивляться. Наши братья по оружию на фронте з
алегли и пропустили танки над собой, а теперь ожидают, что мы будем таскат
ь для них каштаны из огня. Они оставили нам честь разобраться с вражеским
и силами в их тылу, надеясь, что смогут закрыть брешь в тот же самый вечер и
ли через пару дней, обезвредив окруженные вражеские силы. Здесь, в Курлян
дии, это особенно важно, потому что любой прорыв противника может привес
ти к распаду всего фронта.
После краткого анализа ситуации я говорю фельдмаршалу: «В темноте вылет
не будет иметь никакого успеха, потому что мне нужен дневной свет для ата
к танков и грузовиков с малой высоты. Я обещаю подняться в воздух на рассв
ете силами всей третьей эскадрильи и противотанкового звена для атаки т
ого места на карте, которое вы мне укажете. Затем я немедленно свяжусь с ва
ми и дам вам знать, как выглядит ситуация». Согласно тому, что он мне сказа
л, красные проникли в озерный район и в данный момент, со всеми своими удар
ными бронетанковыми соединениями находятся дороге, идущей между двумя
озерами. Тем временем я инструктирую лейтенанта Вейсбаха с помощью теле
фона собрать метеодонесения из всех возможных источников и разбудить н
ас так, чтобы мы могли вылететь в предрассветные сумерки и появится над ц
елью с первыми лучами солнца. Краткий телефонный звонок командирам звен
ьев и дальше все идет автоматически. То, в чем вы практиковались сотни раз
, вы можете делать даже во сне. Повар знает точно когда подавать кофе. Стар
ший механик до секунды знает когда нужно строить наземный персонал и нач
инать подготовку к вылету. От меня требуется лишь сообщить звеньям:
«Первый вылет в 05:30».
Рано утром над аэродромом стоит густой туман. Ввиду срочности этого зада
ния и надеясь, что в районе цели видимость будет лучше, мы взлетаем. На низ
кой высоте мы идем курсом на юго-восток. К счастью, местность внизу плоска
я как доска, иначе полет был бы невозможен. Видимость чуть более 400 метров, о
собенно когда еще не совсем светло. Мы летим уже примерно полчаса когда т
уман опускается к земле, потому что мы приближаемся к озерному району. Из-
за трудностей полета на высоте 50-60 метров я даю приказ перестроиться. В цел
ях безопасности мы выстраиваемся в один ряд. Соседние самолеты движутся
в приземном слое тумана и время от времени исчезают из виду. При этих пого
дных условиях мы не сможем успешно атаковать. Если нам придется сбрасыва
ть бомбы, из-за малой высоты разлетающиеся осколки могут повредить наши
собственные машины. Простое пребывание в зоне цели никому не помогло. Я р
ад, когда последний из нас благополучно приземляется. Я информирую обо в
сем фельдмаршала Шернера и он говорит мне, что получил те же самые метеос
водки с линии фронта.
Наконец, ближе к девяти часам утра слой тумана над аэродромом немного ра
сползается и поднимается на высоту 400 метров. Я вылетаю вместе с противота
нковым звеном в сопровождении седьмого звена, которое должно бомбить це
ли. Под самым слоем тумана мы вновь идем на юго-восток. Но чем дальше мы лет
им в этом направлении, тем ниже опускается нижняя кромка. Вскоре мы опять
вынуждены опуститься на высоту 50 метров, видимость крайне плохая. На мест
ности нет почти никаких ориентиров и поэтому я лечу по компасу. Начинает
ся район озер, погода остается отвратительной. Я с северо-востока прибли
жаюсь к той точке, которую фельдмаршал дал мне как местоположении ударны
х клиньев. Я делаю небольшой крюк на запад и пролетаю мимо цели, таким обра
зом, чтобы после захода на цель я продолжал бы лететь по прямой к дому, кра
йне необходимая предосторожность в такую погоду. Если враг так силен, ка
к это нам описывали, он, вероятнее всего, защищен соответствующим зенитн
ым огнем. Мы не можем осторожно приближаться к цели под прикрытием холмо
в или деревьев, потому что заходим в атаку над водой, соответственно при в
ыборе тактики зенитный огонь нужно принимать во внимание. Держаться вне
поля зрения зенитчиков, то выходя из облаков и прячась, в них не момент быт
ь рекомендовано всему строю из-за опасности столкновений так близко от
земли, хотя это и возможно для одиночного самолета. Пилоты должны будут у
делять внимание исключительно самому полету и не смогу достаточно скон
центрироваться на их задаче.
Мы летим низко над водой, заходя с юга, погода пасмурная, я ничего не могу р
азличить дальше 700-800 метров. Сейчас прямо впереди я вижу темную движущуюся
массу: дорога, танки, грузовики, русские. Я немедленно кричу: «Атака»! Тут ж
е почти в упор оборона открывает огонь прямо по моей машине: стреляют сдв
оенные и счетверенные пулеметы, автоматы, все ярко освещено вспышками. Я
лечу на высоте 30 метров и столкнулся с самой серединой осиного гнезда. Не
пора ли выбираться отсюда? Другие самолеты развернулись веером по обе ст
ороны от меня и оборона не уделяет им такого внимания. Я кружусь и бросаю м
ашину из стороны в сторону, выполняя самые сумасшедшие оборонительные м
аневры чтобы избежать попаданий, я стреляю не целясь, потому что попытка
выровнять машину для более точного прицеливания означала бы непременн
ую гибель. Когда я достигаю танков и машин я немного набираю высоту и прол
етаю прямо над ними, я каждую секунду жду попадания. Это все кончится плох
о, моя голова такая же горячая как и металл, с визгом проносящийся мимо. Че
рез несколько секунд раздается громкий стук. Гадерман кричит: «Мотор гор
ит»! Попадание в двигатель. Я вижу, что двигатель не дает нужных оборотов.
Пламя лижет кабину.
«Эрнест, прыгаем. Я немного наберу высоту и буду лететь сколько смогу, что
бы убраться с пути русских. Недалеко я видел наших парней». Я пытаюсь подн
яться выше Ц я не имею представления о нашей высоте. Темная нефть на осте
клении кабины, я больше ничего не вижу и сбрасываю фонарь, чтобы хоть что-
то разглядеть, но это тоже не помогает, языки пламени закрывают все вокру
г.
«Эрнест, прыгаем прямо сейчас».
Двигатель запинается и трещит, останавливается, работает снова, останав
ливается, работает… Наш самолет станет нашим крематорием вон на том лугу
. Мы должны прыгать!
«Мы не можем», кричит Гадерман, «высота всего метров тридцать». Ему сзади
лучше видно. Он тоже сбросил свой фонарь, оборвав провод интеркома. Мы бол
ьше не можем говорить друг с другом. Его последние слова: «Мы над лесом»!
Ц я тяну на себя ручку изо всех сил, но самолет отказывается карабкаться
вверх. Гадерман сказал, что мы летим слишком низко, чтобы прыгать с парашю
том. Можем ли мы сесть? Возможно, что да, даже если я ничего не вижу. Для этог
о двигатель должен работать, пусть и неустойчиво.
Я медленно убираю газ. Когда я чувствую, что самолет стал проваливаться в
низ, я бросаю взгляд по сторонам. Я вижу как земля проносится мимо. Мы сейч
ас всего на высоте 6-7 метров. Я напрягаю мышцы на случай удара. Неожиданно м
ы касаемся земли и я выключаю зажигание. Двигатель останавливается. Може
т быть, нам пришел конец. Затем что-то грохочет и я больше уже ничего не пом
ню.
Я ощущаю что-то вокруг себя, следовательно я еще жив. Я пытаюсь восстанови
ть в памяти: я лежу на земле, я хочу встать, но не могу, я пригвожден к земле, б
оль в ноге и голове. Затем до меня доходит, что где-то должен быть Гадерман.
Я зову его:
«Эрнест, где ты? Я встать не могу».
«Подожди немного Ц может быть, все получится Ц очень болит»? Проходит н
емного времени прежде чем он, хромая, подходит ко мне и пытается вытащить
меня из обломков. Сейчас я понимаю, почему мне так больно: длинный кусок ме
талла из хвоста самолета пронзил нижнюю часть бедра и все хвостовое опер
ение лежит прямо на мне, так что я не могу двигаться. Где горящие куски? Пер
вым делом, Гадерман вытаскивает кусок металла из ноги, затем он извлекае
т меня из-под обломков хвоста. Ему приходится напрячь все силы, чтобы их п
однять. Я спрашиваю:
«Как ты думаешь, русские уже здесь»?
«Трудно сказать».
Нас окружает лес и кустарник. Как только я поднимаюсь на ноги, я озираю сце
ну катастрофы: примерно в 30 метрах от нас лежит двигатель, он все еще горит,
в метрах десяти в стороне лежат крылья, одно из них также дымится. Прямо пе
редо мной, на приличном расстоянии лежит часть фюзеляжа с сиденьем бортс
трелка, в котором зажало Гадермана. Вот почему его голос слышался сперед
и, когда я позвал его, обычно он доносится сзади, потому что он сидит позад
и меня. Мы перевязываем раны и пытаемся понять, почему мы еще живы и в отно
сительной безопасности, поскольку без должной перевязки я не могу рассч
итывать на спасение, слишком много крови потеряно. Наше падение с тридца
тиметровой высоты шло, как кажется, в следующей последовательности: глав
ный удар был смягчен деревьями на опушке леса, затем самолет попал на пол
осу песчаной почвы, где он развалился на куски и различные его части разл
етелись в стороны, как я уже описал. Мы оба не были пристегнуты, поскольку
готовились прыгать с парашютом. Я все еще не могу понять, почему я не удари
лся головой о приборную доску. Я лежал далеко от останков пилотского сид
енья, меня, должно быть, отбросило сюда вместе с хвостом. Да, не родись крас
ивым, а родись счастливым.
Неожиданно в кустах слышится треск: кто-то прокладывает себе путь в подл
еске. Мы смотрим в направлении звука с затаенным дыханием… затем выдыхае
м с облегчением. Мы узнаем немецкую форму. Они слышали грохот падения с до
роги, а перед этим Ц отдаленную стрельбу и горящий немецкий самолет. Они
торопят нас.
"За нами никого нет… только полчища иванов… ". Один из них добавляет с усме
шкой: «Но, я думаю, вы иванов и сами заметили», и показывает глазами на дымя
щиеся обломки самолета. Мы залезаем в грузовик, в котором они ехали и напр
авляемся на северо-запад.
Днем мы прибываем в расположение эскадрильи. Никто не видел нашего паден
ия, потому что все были в тот момент заняты. Первые четыре часа нашего отсу
тствия не вызвали больших опасений, так как я, в результате вражеских дей
ствий, часто вынужден был сажать мой отважный Ю-87 на брюхо неподалеку от л
инии фронта и затем сообщать о моем местонахождении по телефону. Тем не м
енее, когда прошло больше четырех часов, лица людей помрачнели и вера в мо
его вошедшего в поговорку непогрешимого ангела-хранителя стала падать.
Я дозвонился до фельдмаршала, он больше чем кто-либо обрадовался, что я ве
рнулся с того света и вряд ли нужно говорить, что он предупредил меня о ско
ром прибытии еще одного праздничного торта.
Небо ярко-синее, последние признаки тумана исчезли. Я докладываю фельдм
аршалу, что мы вылетаем вновь, я в особенности плохо настроен против наши
х советских друзей. Они или я: вот закон войны. На этот раз это был не я, след
овательно, пришел их черед. Полк послал своего медика в «Шторхе», он перев
язывает мои раны и объявляет, что я получил сотрясение мозга. Гадерман сл
омал три ребра. Я не могу сказать, что чувствую себя отлично, но моя решимо
сть летать перевешивает все другие соображения. Я инструктирую экипажи,
назначаю им цели. Мы будем атаковать зенитки всеми самолетами-бомбардир
овщиками и когда они будут нейтрализованы, уничтожим грузовики и танки в
о время атак с малой высоты.
Моя эскадрилья быстро поднимается в воздух и направляется на юго-восток
. Мы летим на высоте 2200 метров, так что мы сможем зайти со стороны солнца. Зен
итчики с трудом будут нас видеть и мы сможем точнее сбросить бомбы на их о
рудия, если они будут блестеть на солнце. Вот они, все еще на том же месте, чт
о и раньше! По всей видимости они не собираются двигаться дальше до тех по
р, пока к ним не прибудут подкрепления. Часть зениток установлена на груз
овиках, остальные размещены в кругообразных укреплениях вокруг машин. К
ак только начинается фейерверк, я быстро запоминаю цели и затем следую с
обственному плану атаки, начиная с зениток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
от они уже у самолета. Пули иванов пока никого не задели. Оба забираются в
кабину, я даю газ. Я дрожу от напряжения. Смогу ли я взлететь? Поднимется ли
мой самолет в воздух прежде чем натолкнется на какое-нибудь препятствие
на земле и разлетится на куски? Вот и канава. Я отрываюсь от земли, пролета
ю над канавой, колеса снова касаются земли. Затем самолет выравнивается.
Медленно спадает напряжение. Эскадрилья приближается к нам и мы возвращ
аемся домой без потерь.
«Бродячий цирк Руделя» размещается на убранном поле неподалеку от горо
да Венден, неподалеку от латвийско-эстонской границы. Фельдмаршал Шерне
р все время пытался заполучить мою эскадрилью в свой сектор и наконец до
бился своего, мы оказались на Курляндском фронте. Не успели мы расположи
ться на нашем поле, когда появился неизбежный торт вместе с приветствием
от фельдмаршала. Независимо от того, где я поступаю под его командование,
всегда появляется один из таких сказочных тортов, обычно с Т-34 на сахарно
й глазури вместе с числом уничтоженных мною на данный момент танков. Сей
час торт украшен цифрой 320.
Общая ситуация здесь следующая: в районе Тукума мы провели наступление с
целью восстановить разорванную связь с остальным восточным фронтом. Уд
ар наносился штурмовой группой под командованием полковника графа Стр
ахвица и оказался успешным. Тем не менее, Советы предпринимают упорные у
силия, чтобы пробить нашу оборону на востоке Курляндии. Этот сектор долг
ое время был настоящим шипом у них в боку. До сих пор он держался благодаря
храбрости наших немецких солдат несмотря на колоссальное материально
е превосходство Советов. В данный момент этот сектор вновь подвергается
необычно сильному давлению, фельдмаршал позвал нас на помощь именно для
того, чтобы ослабить этот напор противника. Во время наших первых вылето
в мы видим, что линия фронта здесь относительно стабильна: позиции красн
ых везде хорошо укреплены, их маскировка великолепна, их зенитные батаре
и расположены близко к линии фронта и везде достаточно сильны. Вражеская
активность в воздухе оживленна и не прекращается ни на час. Там кружат ор
ды вражеских истребителей и лишь немногие наши самолеты, потому что в ко
тел так трудно доставлять припасы. Запасы бензина, бомб и снаряжения дол
жны быть доступны в любой момент, когда они нужны и требуют много места дл
я складирования. Тот хлеб, который мы едим здесь, заработан тяжелым трудо
м, независимо от того, в каком направлении мы летаем, к востоку или к югу от
котла, на Тукумском фронте или там, куда направлен основной удар русских
Ц через Дерпт на Таллин. В нескольких вылетах нам сопутствовала удача и
нам удалось уничтожить большой моторизованный конвой, включая танки эс
корта, который достигли Дерпта, этот прорыв был остановлен и фронт быть п
олностью закрыт силами армии. Откуда они взяли эти неисчислимые массы лю
дей и боевой техники? В этом явно есть что-то сверхъестественное. Большин
ство грузовиков, которые мы обстреливаем, обычно американского происхо
ждения. Только иногда среди танков, на которые мы наталкиваемся, движутс
я небольшие группы Шерманов. Русские даже не нуждаются в этих американск
их танках, потому что их собственные лучше адаптированы к боевым условия
м в России и они производятся в сказочных количествах. Это огромное коли
чество военного снаряжения и материалов приводит нас в замешательство
и часто Ц в уныние.
Мы часто встречаемся с самолетами американского производства, в особен
ности Аэрокобрами, Кингкобрами и Бостонами. Американцы в невероятных ко
личествах снабжают своего союзника автотранспортом, но также и самолет
ами. Неужели в их собственных интересах помогать русским в таких масштаб
ах? Мы часто спорим по этому поводу.
***
Однажды, в половину третьего ночи меня будит лейтенант Вейсбах, мой офиц
ер по разведке. Фельдмаршал Шернер желает срочно поговорить со мной. Дол
гое время по ночам я отключал свой телефон, потому что я делаю первые выле
т очень рано и должен хорошо отдохнуть. Поэтому мой офицер по разведке, ко
торый не должен лететь следующим утром, отвечает на все ночные звонки, но
для фельдмаршала я всегда на месте. Он не ходит вокруг да около Ц это не е
го стиль.
«Можете вылететь немедленно? Прорвалось до сорока танков с мотопехотой.
Наши фронтовые подразделения не смогли остановить прорыв и хотят вновь
закрыть брешь этим вечером. Но эти русские продвинулись уже далеко и их н
ужно атаковать, чтобы они не смогли расширить район прорыва. Если им удас
тся это сделать, они могут нанести огромный ущерб нашим тыловым линиям с
набжения». Это все та же самая старая история. Я слишком долго нахожусь в с
екторе Шернера, чтобы долго удивляться. Наши братья по оружию на фронте з
алегли и пропустили танки над собой, а теперь ожидают, что мы будем таскат
ь для них каштаны из огня. Они оставили нам честь разобраться с вражеским
и силами в их тылу, надеясь, что смогут закрыть брешь в тот же самый вечер и
ли через пару дней, обезвредив окруженные вражеские силы. Здесь, в Курлян
дии, это особенно важно, потому что любой прорыв противника может привес
ти к распаду всего фронта.
После краткого анализа ситуации я говорю фельдмаршалу: «В темноте вылет
не будет иметь никакого успеха, потому что мне нужен дневной свет для ата
к танков и грузовиков с малой высоты. Я обещаю подняться в воздух на рассв
ете силами всей третьей эскадрильи и противотанкового звена для атаки т
ого места на карте, которое вы мне укажете. Затем я немедленно свяжусь с ва
ми и дам вам знать, как выглядит ситуация». Согласно тому, что он мне сказа
л, красные проникли в озерный район и в данный момент, со всеми своими удар
ными бронетанковыми соединениями находятся дороге, идущей между двумя
озерами. Тем временем я инструктирую лейтенанта Вейсбаха с помощью теле
фона собрать метеодонесения из всех возможных источников и разбудить н
ас так, чтобы мы могли вылететь в предрассветные сумерки и появится над ц
елью с первыми лучами солнца. Краткий телефонный звонок командирам звен
ьев и дальше все идет автоматически. То, в чем вы практиковались сотни раз
, вы можете делать даже во сне. Повар знает точно когда подавать кофе. Стар
ший механик до секунды знает когда нужно строить наземный персонал и нач
инать подготовку к вылету. От меня требуется лишь сообщить звеньям:
«Первый вылет в 05:30».
Рано утром над аэродромом стоит густой туман. Ввиду срочности этого зада
ния и надеясь, что в районе цели видимость будет лучше, мы взлетаем. На низ
кой высоте мы идем курсом на юго-восток. К счастью, местность внизу плоска
я как доска, иначе полет был бы невозможен. Видимость чуть более 400 метров, о
собенно когда еще не совсем светло. Мы летим уже примерно полчаса когда т
уман опускается к земле, потому что мы приближаемся к озерному району. Из-
за трудностей полета на высоте 50-60 метров я даю приказ перестроиться. В цел
ях безопасности мы выстраиваемся в один ряд. Соседние самолеты движутся
в приземном слое тумана и время от времени исчезают из виду. При этих пого
дных условиях мы не сможем успешно атаковать. Если нам придется сбрасыва
ть бомбы, из-за малой высоты разлетающиеся осколки могут повредить наши
собственные машины. Простое пребывание в зоне цели никому не помогло. Я р
ад, когда последний из нас благополучно приземляется. Я информирую обо в
сем фельдмаршала Шернера и он говорит мне, что получил те же самые метеос
водки с линии фронта.
Наконец, ближе к девяти часам утра слой тумана над аэродромом немного ра
сползается и поднимается на высоту 400 метров. Я вылетаю вместе с противота
нковым звеном в сопровождении седьмого звена, которое должно бомбить це
ли. Под самым слоем тумана мы вновь идем на юго-восток. Но чем дальше мы лет
им в этом направлении, тем ниже опускается нижняя кромка. Вскоре мы опять
вынуждены опуститься на высоту 50 метров, видимость крайне плохая. На мест
ности нет почти никаких ориентиров и поэтому я лечу по компасу. Начинает
ся район озер, погода остается отвратительной. Я с северо-востока прибли
жаюсь к той точке, которую фельдмаршал дал мне как местоположении ударны
х клиньев. Я делаю небольшой крюк на запад и пролетаю мимо цели, таким обра
зом, чтобы после захода на цель я продолжал бы лететь по прямой к дому, кра
йне необходимая предосторожность в такую погоду. Если враг так силен, ка
к это нам описывали, он, вероятнее всего, защищен соответствующим зенитн
ым огнем. Мы не можем осторожно приближаться к цели под прикрытием холмо
в или деревьев, потому что заходим в атаку над водой, соответственно при в
ыборе тактики зенитный огонь нужно принимать во внимание. Держаться вне
поля зрения зенитчиков, то выходя из облаков и прячась, в них не момент быт
ь рекомендовано всему строю из-за опасности столкновений так близко от
земли, хотя это и возможно для одиночного самолета. Пилоты должны будут у
делять внимание исключительно самому полету и не смогу достаточно скон
центрироваться на их задаче.
Мы летим низко над водой, заходя с юга, погода пасмурная, я ничего не могу р
азличить дальше 700-800 метров. Сейчас прямо впереди я вижу темную движущуюся
массу: дорога, танки, грузовики, русские. Я немедленно кричу: «Атака»! Тут ж
е почти в упор оборона открывает огонь прямо по моей машине: стреляют сдв
оенные и счетверенные пулеметы, автоматы, все ярко освещено вспышками. Я
лечу на высоте 30 метров и столкнулся с самой серединой осиного гнезда. Не
пора ли выбираться отсюда? Другие самолеты развернулись веером по обе ст
ороны от меня и оборона не уделяет им такого внимания. Я кружусь и бросаю м
ашину из стороны в сторону, выполняя самые сумасшедшие оборонительные м
аневры чтобы избежать попаданий, я стреляю не целясь, потому что попытка
выровнять машину для более точного прицеливания означала бы непременн
ую гибель. Когда я достигаю танков и машин я немного набираю высоту и прол
етаю прямо над ними, я каждую секунду жду попадания. Это все кончится плох
о, моя голова такая же горячая как и металл, с визгом проносящийся мимо. Че
рез несколько секунд раздается громкий стук. Гадерман кричит: «Мотор гор
ит»! Попадание в двигатель. Я вижу, что двигатель не дает нужных оборотов.
Пламя лижет кабину.
«Эрнест, прыгаем. Я немного наберу высоту и буду лететь сколько смогу, что
бы убраться с пути русских. Недалеко я видел наших парней». Я пытаюсь подн
яться выше Ц я не имею представления о нашей высоте. Темная нефть на осте
клении кабины, я больше ничего не вижу и сбрасываю фонарь, чтобы хоть что-
то разглядеть, но это тоже не помогает, языки пламени закрывают все вокру
г.
«Эрнест, прыгаем прямо сейчас».
Двигатель запинается и трещит, останавливается, работает снова, останав
ливается, работает… Наш самолет станет нашим крематорием вон на том лугу
. Мы должны прыгать!
«Мы не можем», кричит Гадерман, «высота всего метров тридцать». Ему сзади
лучше видно. Он тоже сбросил свой фонарь, оборвав провод интеркома. Мы бол
ьше не можем говорить друг с другом. Его последние слова: «Мы над лесом»!
Ц я тяну на себя ручку изо всех сил, но самолет отказывается карабкаться
вверх. Гадерман сказал, что мы летим слишком низко, чтобы прыгать с парашю
том. Можем ли мы сесть? Возможно, что да, даже если я ничего не вижу. Для этог
о двигатель должен работать, пусть и неустойчиво.
Я медленно убираю газ. Когда я чувствую, что самолет стал проваливаться в
низ, я бросаю взгляд по сторонам. Я вижу как земля проносится мимо. Мы сейч
ас всего на высоте 6-7 метров. Я напрягаю мышцы на случай удара. Неожиданно м
ы касаемся земли и я выключаю зажигание. Двигатель останавливается. Може
т быть, нам пришел конец. Затем что-то грохочет и я больше уже ничего не пом
ню.
Я ощущаю что-то вокруг себя, следовательно я еще жив. Я пытаюсь восстанови
ть в памяти: я лежу на земле, я хочу встать, но не могу, я пригвожден к земле, б
оль в ноге и голове. Затем до меня доходит, что где-то должен быть Гадерман.
Я зову его:
«Эрнест, где ты? Я встать не могу».
«Подожди немного Ц может быть, все получится Ц очень болит»? Проходит н
емного времени прежде чем он, хромая, подходит ко мне и пытается вытащить
меня из обломков. Сейчас я понимаю, почему мне так больно: длинный кусок ме
талла из хвоста самолета пронзил нижнюю часть бедра и все хвостовое опер
ение лежит прямо на мне, так что я не могу двигаться. Где горящие куски? Пер
вым делом, Гадерман вытаскивает кусок металла из ноги, затем он извлекае
т меня из-под обломков хвоста. Ему приходится напрячь все силы, чтобы их п
однять. Я спрашиваю:
«Как ты думаешь, русские уже здесь»?
«Трудно сказать».
Нас окружает лес и кустарник. Как только я поднимаюсь на ноги, я озираю сце
ну катастрофы: примерно в 30 метрах от нас лежит двигатель, он все еще горит,
в метрах десяти в стороне лежат крылья, одно из них также дымится. Прямо пе
редо мной, на приличном расстоянии лежит часть фюзеляжа с сиденьем бортс
трелка, в котором зажало Гадермана. Вот почему его голос слышался сперед
и, когда я позвал его, обычно он доносится сзади, потому что он сидит позад
и меня. Мы перевязываем раны и пытаемся понять, почему мы еще живы и в отно
сительной безопасности, поскольку без должной перевязки я не могу рассч
итывать на спасение, слишком много крови потеряно. Наше падение с тридца
тиметровой высоты шло, как кажется, в следующей последовательности: глав
ный удар был смягчен деревьями на опушке леса, затем самолет попал на пол
осу песчаной почвы, где он развалился на куски и различные его части разл
етелись в стороны, как я уже описал. Мы оба не были пристегнуты, поскольку
готовились прыгать с парашютом. Я все еще не могу понять, почему я не удари
лся головой о приборную доску. Я лежал далеко от останков пилотского сид
енья, меня, должно быть, отбросило сюда вместе с хвостом. Да, не родись крас
ивым, а родись счастливым.
Неожиданно в кустах слышится треск: кто-то прокладывает себе путь в подл
еске. Мы смотрим в направлении звука с затаенным дыханием… затем выдыхае
м с облегчением. Мы узнаем немецкую форму. Они слышали грохот падения с до
роги, а перед этим Ц отдаленную стрельбу и горящий немецкий самолет. Они
торопят нас.
"За нами никого нет… только полчища иванов… ". Один из них добавляет с усме
шкой: «Но, я думаю, вы иванов и сами заметили», и показывает глазами на дымя
щиеся обломки самолета. Мы залезаем в грузовик, в котором они ехали и напр
авляемся на северо-запад.
Днем мы прибываем в расположение эскадрильи. Никто не видел нашего паден
ия, потому что все были в тот момент заняты. Первые четыре часа нашего отсу
тствия не вызвали больших опасений, так как я, в результате вражеских дей
ствий, часто вынужден был сажать мой отважный Ю-87 на брюхо неподалеку от л
инии фронта и затем сообщать о моем местонахождении по телефону. Тем не м
енее, когда прошло больше четырех часов, лица людей помрачнели и вера в мо
его вошедшего в поговорку непогрешимого ангела-хранителя стала падать.
Я дозвонился до фельдмаршала, он больше чем кто-либо обрадовался, что я ве
рнулся с того света и вряд ли нужно говорить, что он предупредил меня о ско
ром прибытии еще одного праздничного торта.
Небо ярко-синее, последние признаки тумана исчезли. Я докладываю фельдм
аршалу, что мы вылетаем вновь, я в особенности плохо настроен против наши
х советских друзей. Они или я: вот закон войны. На этот раз это был не я, след
овательно, пришел их черед. Полк послал своего медика в «Шторхе», он перев
язывает мои раны и объявляет, что я получил сотрясение мозга. Гадерман сл
омал три ребра. Я не могу сказать, что чувствую себя отлично, но моя решимо
сть летать перевешивает все другие соображения. Я инструктирую экипажи,
назначаю им цели. Мы будем атаковать зенитки всеми самолетами-бомбардир
овщиками и когда они будут нейтрализованы, уничтожим грузовики и танки в
о время атак с малой высоты.
Моя эскадрилья быстро поднимается в воздух и направляется на юго-восток
. Мы летим на высоте 2200 метров, так что мы сможем зайти со стороны солнца. Зен
итчики с трудом будут нас видеть и мы сможем точнее сбросить бомбы на их о
рудия, если они будут блестеть на солнце. Вот они, все еще на том же месте, чт
о и раньше! По всей видимости они не собираются двигаться дальше до тех по
р, пока к ним не прибудут подкрепления. Часть зениток установлена на груз
овиках, остальные размещены в кругообразных укреплениях вокруг машин. К
ак только начинается фейерверк, я быстро запоминаю цели и затем следую с
обственному плану атаки, начиная с зениток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33