— Послушай, но ведь сам-то я тоже не против.— Чушь.— Нет, правда.— Чушь.О настоящей причине Стивен не решился сказать даже Джерри. Заключалась эта причина в том, что Зизи пригрозила ему тем, что, если он не согласится, она бросит его.— Хочешь меня — женись на мне. Потому что, милый, и других охотников достаточно.Он ей поверил. Мужчины на улице вечно оглядывались ей вслед, глаза их как бы раздевали ее фигурку. Она не возмущалась. Скорее, ей это нравилось. «Если они поженятся, — рассудил Стивен, — она бросит флиртовать и потихоньку успокоится. Может, родит. Если она забеременеет, то прохожий на улице уже не посмеет подмигнуть ей».Представляя Зизи в обществе другого мужчины, Стивен испытывал приступы такой острой ревности, что сам пугался. Он давно знал, что Зизи с легкостью может разжечь в нем и страсть, и злобу, а это чревато опасностями. Отношения между ними всегда были на грани взрыва. «Замужество, — говорил он себе, — принесет мир и спокойствие в ее душу».Он ошибся. В Пуэрто-Рико, куда они отправились в свой медовый месяц, он убедился, что Зизи откровенно хвастается своим телом, на котором бикини не оставляло для воображения уже совсем ничего. Зизи была дома. Она чувствовала себя в родной атмосфере.В беспомощной ярости Стивен следил за тем, как жена флиртует на кромке гостиничного бассейна со всеми, начиная от дежурного спасателя и кончая целой группой американских туристов, приводя своим поведением в негодование толстых жен.Это был первый раз, когда они отдыхали вместе, и Стивен, вернувшись вместе с ней в номер, не выдержал и пожаловался:— Слишком уж ты выставляешь себя напоказ. Когда ты вышла из воды, было видно абсолютно все: соски, волосы. Все!— О Боже, — устало протянула она. — Соски и вокруг них волосы.— Не стоит этим шутить.Расстегнув купальник, она дала ему соскользнуть на пол.— Безусловно, ты прав, милый.Она повернулась к нему лицом, провокационно покачивая грудью, возбуждая и гипнотизируя его.Несмотря на свой гнев, Стив немедленно ощутил, что брюки стали вдруг ему тесны. Такое удавалось Зизи без всякого труда.Медленным движением она положила свой указательный палец на нижнюю губу и облизала его, а затем стала водить его кончиком по тут же напрягшемуся соску.Наблюдая за ней, Стивен уже едва сдерживал порывы плоти. Сотни раз ему приходилось заниматься с ней любовью, но дрожь и нервное ожидание оставались все теми же, что и в первую ночь.И с чего это он вдруг так разозлился на нее? Может быть, она и кокетничает, но когда дело доходит до этого, она принадлежит ему — только ему! А остальное не идет в расчет.Джерри Майерсон в деталях поведал Кэрри о бракосочетании. Он был порядочным молодым человеком, понравившимся Кэрри с первого взгляда, еще тогда, когда Стивен только привел его в дом. Обоим было по шестнадцать. На ее глазах Джерри превратился из нескладного подростка в молодого, прилично зарабатывающего юриста. Он называл ее Кэрри, не забывал хотя бы раз в неделю заходить к ней и втайне восхищался ею. Она это знала, но по какой-то причине оба ни разу не сделали попытки заговорить на эту тему.Для Кэрри восторженность Джерри была весьма лестной. В пятьдесят три года женщине всегда приятно видеть немое почтение в глазах молодого человека, годящегося ей по возрасту в сыновья.Само собой разумеется, выглядела она прекрасно. В нью-йоркском обществе Кэрри была весьма заметной фигурой. Другие женщины завидовали ей. Относились к ней с уважением, ее мнения обо всем на свете, от косметики до уборки квартиры, постоянно повторялись окружающими.Довольно часто Кэрри задумывалась о том, что произойдет, если все разом узнают правду? Станут ли тогда се взгляды и суждения пользоваться тем же уважением?Будут ли благотворительные общества просить ее принять участие в их мероприятиях? Модельеры драться между собой за право поставлять ей свои туалеты?Никогда.Какая странная штука жизнь. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь она станет тем, что есть? Да еще Стивен. Как она им гордится. Он блестящий юрист. Даже выступая в качестве всего лишь публичного защитника, на чем он, кстати, настаивает сам, Стивен зарабатывает себе на жизнь, но эти деньги — жалкие гроши по сравнению с тем, что он мог бы иметь, если бы занялся частной практикой. Кэрри готова помочь сыну в финансовом отношении, но стоило ей лишь заговорить об этом, как он ответил матери категорическим отказом.— Я хочу помогать людям, которые действительно нуждаются во мне, а не каким-то жирным котам, у кого банкноты торчат из карманов. Мне приятно, что могу сделать что-то для тех, кто приходит ко мне.Она не стала спорить, так как знала: с возрастом он поумнеет и примет другое решение.А потом в его жизнь вошла Зизи и все рухнуло. Кэрри поняла, что так оно и случится в тот самый момент, когда только впервые увидела ее.— Долго это не продлится, — уверял ее Джерри. — После церемонии они чуть не подрались.Кэрри кивнула. Она и сама знала, что долго так тянуться не будет. Неизвестно только — как долго?С того дня как Стивен поделился с нею своими планами женитьбы, они не виделись. С болью в сердце Кэрри заставила себя не думать о нем, надеясь, что это заставит его одуматься, спохватиться.— И куда же они отправились? — спросила она Джерри.— В Сан-Хуан. А куда еще она могла бы его потащить?Кэрри встала, давая понять, что беседа их подошла к концу.— Ты ведь появишься еще, да? Если понадоблюсь Стивену, я всегда здесь, по пока он не избавится от этой женщины, не думаю, что сама захочу его видеть. Может, ему легче будет принять правильное решение, находясь подальше от меня.— Может, вы и правы.Он целомудренно поцеловал ее в щеку, думая про себя, почему лицо его матери походило на посмертную маску Элизабет Арден, а вот Кэрри была так похожа на Лену Хорн.— Зайду к вам через неделю, — бросил он на прощание.— Спасибо тебе, Джерри. ЛАКИ И ДЖИНО. 1966 - Вы навлекли позор на все наше заведение. — Глаза директрисы метали молнии. — В «Л'Эвьер» такого никогда не видели. Никогда!Она сняла с переносицы пенсне, и на секунду Лаки показалось, что каменно-строгая англичанка расплачется. Ничего подобного. Директриса просто перевела дух, поджала губы и с негодованием продолжила свое гневное обличение.— Непорядочно уже одно то, что на территории школы оказались мальчики. Но проводить их тайком в свою комнату, где вас застают… в постели с молодым человеком…Олимпия не выдержала и хихикнула.Директриса наградила ее уничтожающим взглядом и со значением в голосе произнесла:— Можете смеяться, леди. Я очень надеюсь услышать ваш смех и тогда, когда сюда приедет ваш отец, чтобы освободить от вашего присутствия школу, которую вы обесчестили… своим омерзительным поведением. Вы обе отчислены. Вашего отца, Лаки, я тоже поставила в известность. Он будет здесь утром, так же, впрочем, как и мистер Станислопулос. — Пенсне вновь было водружено па длинный и топкий нос. — Пока же, — продолжала директриса, меряя девушек брезгливым взглядом, — вы пойдете в свою комнату, где и останетесь до самого утра, когда за вами приедут. Вы все поняли?— Вот дерьмо! — воскликнула Олимпия, падая на свою кровать. — Отец наверняка рехнется. Он терпеть не может, когда меня вот так вышвыривают и ему приходится приезжать и вести дурацкие разговоры и извиняться за его нахальную и дерзкую девчонку. Он заставил меня поклясться, что на этот раз со мной все будет в порядке. Вот дерьмо!— Мой отец не приедет, — с кислой миной отозвалась на ее слова Лаки. — Пошлет кого-нибудь вместо себя.— Это почему? — с любопытством спросила Олимпия.— Он очень занятой человек, — повела плечом Лаки.— Все они очень занятые люди.— Мой старик особенно.— Чем же он занимается?Лаки вновь пожала плечами и неохотно, с осторожностью проговорила:— У него миллион интересов. Отели… Фабрики… Издательства… Куда ни посмотришь, всюду у него есть кусок своей собственности. — Она раскрыла шкаф и стала копаться в своих платьях.— А нет ли у него кусочка Марабеллы Блю? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Олимпия.Развернувшись, Лаки посмотрела в глаза подруге.— И давно тебе это известно? — На щеках ее вспыхнули два ярких пятна.Олимпия зевнула и потянулась.— Порядочно. Я все ждала, пока ты сама мне скажешь. Боже, как бы мне хотелось, чтобы мой отец был прославленным гангстером, а не скучным старикашкой-миллионером.— Мне не разрешается об этом никому говорить. Олимпия презрительно фыркнула.— С каких же пор это стало останавливать тебя? Не разрешается, надо же, а!Лаки почувствовала облегчение от того, что теперь хоть кому-то стало известно, кто она такая. Ей всегда хотелось признаться Олимпии, но Джино заставил Лаки принести такую торжественную клятву…— Я была бы рада встретиться с ним. Я ведь видела только его фотографии в газетах, а на них он выглядит таким великолепно грубым и чуточку несчастным.— Несчастным? — Лаки рассмеялась. Какое неподходящее слово для описания человека, которого она всегда помнила радостным, тепло обнимающим ее, смеющимся.Лаки могла не видеть его много лет, но вряд ли осмелилась бы назвать своего отца «несчастным».— Скажи, — в волнении продолжала Олимпия, — ему и в самом деле приходилось убивать?— Не знаю, — коротко ответила Лаки. — Во всем, что о нем пишут, слишком много преувеличений. Он сам мне об этом говорил. Мне кажется, у него такая репутация только потому, что…Она смолкла. Почему? Откуда ей-то знать? Джино — ее отец. Она любит его. Или ненавидит. Бывает и так. А читать ей приходилось о человеке, которого звали Жеребец Джино Сантанджело. Кем он был? Она этого знать не могла. А выяснять не хотелось.Или хотелось? Может, да. А может, и нет. Может, когда-нибудь. Всего лишь может…Обручившись с Марабеллой Блю, Джино совершил роковую ошибку. Женщина оказалась одержимой манией самоубийства и требовала неотлучного внимания. Джино и сам не понимал, что заставило его это сделать. То ли чувство жалости к ней, то ли еще что? Прожив с нею полгода, он все еще был не в состоянии отдать себе в этом отчет. Единственное, что он знал, так это то, что лучше всего ей было бы уйти. С утра до вечера она говорила о предстоящей свадьбе. Нервы Джино не выдерживали.Удалив из ее жизни Петера Ричмонда, Джино лишил Марабеллу привычного и испытанного якоря. Мужчина типа Петера Ричмонда был ей необходим. Она должна знать, что она красива и желанна, что мужчина готов рисковать своим будущим ради того, чтобы только иметь возможность делить с ней постель. Для Джино она тоже желанна. Но с нею он ничем не рисковал. Неожиданное предательство Петера Ричмонда стало для Марабеллы настоящим ударом. Она ничего не могла с собой поделать. Прославленная кинозвезда бросалась на постель и плакала навзрыд, как маленькая девочка, которую наказали родители.Джино звонил каждый день, разговаривал с горничной, и та сообщала, что мисс Блю простудилась, что у нее головная боль, зубная боль и так далее.Студия тоже не была в восторге от происходящего. Съемки картины в самом разгаре, а неожиданные недомогания мисс Блю стоят компании тысячи долларов в день. На четвертые сутки терпение компании кончилось, и к ней отправились нанятые студией юристы и врачи. На следующее утро она вышла на работу, бледная и изможденная. С режиссером у нее вспыхнула ссора, после которой мисс Блю покинула съемочную площадку задолго до окончания рабочего дня. К шести часам вечера Марабелла наглоталась такого количества различных таблеток, что еепришлось срочно доставить в клинику, где в самую последнюю минуту ей успели-таки промыть желудок.Известие об этом застало Джино в Лас-Вегасе. Он тут же вылетел в Лос-Анджелес и примчался из аэропорта прямо в клинику.Лежавшая в кровати Марабелла походила на ребенка, на светловолосую и голубоглазую двенадцатилетнюю девочку, у которой вдруг высыпали прыщи.— Ты что, какая-нибудь ненормальная? — едва сохраняя выдержку, спросил он.— Прости меня, — выговорила она сквозь рыдания. — Вечно у меня все на так… вечно…— Эй, девочка, ну хочешь, мы обручимся? — Джино и сам не знал, как это у него вырвалось, хотя в тот момент идея казалась не такой уж плохой. Джино Сантанджело. Марабелла Блю. Кто из мужчин в Америке не будет умирать от зависти!Марабелле предложение пришлось весьма по вкусу. Оставалось решить одну маленькую проблему. Дело в том, что у нее уже был муж — тот самый ветеран Голливуда, что помог ей когда-то на заре се юности.— В Тихуане тебе могут моментально оформить развод, за этим дело не станет, — сказал ей тогда Джино. — А пока ты можешь уже перебраться ко мне.Через несколько недель после того, как Марабелла устроилась в Бель Эйр, Джино понял, что совершил ошибку. Съемки закончились, а до начала следующих оставалось еще порядочно времени. Марабелла проводила его лежа в постели, перед телевизором, листая старые киножурналы, или за едой. Марабелла Блю — потрясающий секс-символ Америки — не давала себе труда даже причесаться.Джино не мог поверить своим глазам.— Ты собираешься сегодня вставать с постели? — спрашивал он.Она самодовольно улыбалась.— Может быть.Однако чаще всего этого так и не происходило. Она так и оставалась в кровати, и к вечеру спальня благоухала апельсинами, маринованным луком и запахом самой Марабеллы — она никогда не мылась.Очень скоро Джино исполнился отвращения. Но как ему теперь от нее избавиться? Ведь она же не просто женщина — она кинозвезда, у нее куча бухгалтеров, агентов, управляющих, продюсеров и режиссеров, не считая фанатов-зрителей.Временами ей все-таки приходилось подниматься, принимать ванну, часа два тратить на косметику и прятать свои платиновые волосы под косынкой — ведь они отрастали, и черные корни становились чуть ли не в дюйм длиной. Ведь нельзя же было рядиться в роскошные туалеты, если от тебя несет, как от свиньи?Как же его угораздило так вляпаться? Джино вызвал к себе Косту.— Убери ее из моего дома, — лаконично сказал он другу. — Меня не интересует, во сколько это обойдется. Я еду в Нью-Йорк и хочу, чтобы ты сообщил ей, что все закончилось.Он знал, что должен был бы сам все уладить, но Боже! Это же все равно, что иметь дело с умственно отсталым ребенком. За несколько дней до этого он попытался объясниться с Марабеллой. Губы ее дрожали, глаза наполнились слезами.— Неужели ты не счастлив со мной, милый? Разве я не радую тебя больше? — Не успел Джино остановить ее, как она выпрыгнула из постели, сбросила с себя ночную сорочку, раскинула в стороны руки и хорошо поставленным голосом кинозвезды воскликнула:— Ну приди же ко мне, трахни меня, милый, это сделает тебя счастливым!Скорее Джино согласился бы трахнуть уличную кошку. Лечь с ней в постель? Ему хватало одного запаха.Когда Джино уехал, в дом явился Коста и заявил Марабелле, чтобы она убиралась. К услышанному та отнеслась довольно спокойно, глаза ее так и не оторвались от мерцающего телеэкрана.Вечером того же дня она изрезала себе запястья лезвием, а наутро ее, обнаженную и всю в крови, обнаружила в ванной комнате прислуга и тут же связалась с Костой. Коста примчался немедленно и успел предпринять шаги, чтобы вся эта история не попала в газеты.В ярости от того, что его загнали в ловушку, Джино вылетел в Лос-Анджелес.Марабелла вела себя, как раскаявшаяся грешница.— Прости меня, — всхлипывая проговорила она. — Я постараюсь исправиться, честное слово. Когда мы поженимся, все будет совсем иначе.— Должно быть, я старею, если мне в голову пришла мысль жениться на ней, — признался Джино Косте.— Ты? Стареешь? Никогда, дружище!— Мне почти шестьдесят. Весной жизни это никак не назовешь.Коста хлопнул его по плечу.— Я тоже не мальчик, Джино. Разница между нами заключается в том, что я моложе тебя, но выгляжу старше!— Ты живешь нормальной порядочной жизнью, в этом все дело. Я готов поклясться, что ты ни разу не посмотрел даже на другую женщину. Вы с Дженнифер так и остались детьми.Глаза Джино затуманились, и без всяких слов Коста понял, что сейчас он вспоминает Марию. Да, все могло быть совершенно иначе.— Как там Лаки? — быстро спросил он. — Часто пишет?— Нет. Она какая-то странная. Даже на Рождество не осталась. Пробыла всего два дня и укатила к своей подруге.— С Марабеллой в доме…— Господи! Когда я наконец отделаюсь от нее, я и в самом деле собираюсь побольше времени уделять детям, нужно же мне знать, что они из себя представляют. Они приезжают из школы, привозят сюда громкую музыку, непонятные одежды, и я клянусь тебе, Коста, у меня возникает такое чувство, что в дом явились двое незнакомых мне людей! Я, правда, все время так занят… Но следующим летом нужно будет обязательно отправиться куда-нибудь всем вместе.Неделей позже в голову Джино пришел идеальный способ избавиться от Марабеллы.— Позвони-ка этому придурку, ее мужу, — обратился он к Косте. — Посмотрим, во что это нам обойдется.Росту в Дарио Сантанджело было пять футов одиннадцать дюймов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33