А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Я люблю „спиды“, но чувствовать себя таковым мне как-то не по нутру».
– Вы бы не переключили управление под левую руку, пока я переодеваюсь? – попросил он Лейтона.
– Конечно, – отозвался тот. – Сейчас, только за набором схожу.
Стягивая с себя брюки, Питер почувствовал, как ткань обвисает от тяжести денежных ордеров в заднем кармане. Тогда он помедлил и немного поразмыслил. Ему вдруг почудилось, что, оставляя свой выигрыш на корабле, он оставляет там и свою удачу. «Чистое суеверие», – пожурил он себя.
Затем Питер принялся открывать один за другим все ближайшие шкафчики для хранения всякой всячины. Очень скоро ему повезло, и он с радостным восклицанием вытащил наружу моток изоленты. Карманным ножом он отрезал два куска и сделал из них крест, надеясь, что холод на эту ерунду не повлияет. Затем Питер, совсем как в сказке про репку, потянул из заднего кармана брюк пачку денежных ордеров, и так и сяк дергая проклятый пластик. «Ну, давай же, – умолял он. – Лейтон вот-вот вернется, и я тогда полным идиотом предстану. Вылазь оттуда, черт тебя подери!» Пачка внезапно подалась и, понятное дело, тут же рассыпалась по полу. «Вот спасибо, – мысленно пробурчал Питер. – Так уже лучше». Ползая на коленях и собирая ордера, он яростно клял себя за то, что перестать придуриваться и сдать их на хранение Лейтону просто выше его сил. Наконец он собрал все свое богатство и изолентой присобачил его к грейферной тележке чуть выше того места, куда должны были упереться его ноги.
«Ну вот, – подумал Питер, несколько раз на пробу дернув за пачку. – Похоже, годится. Надеюсь, он не заметит». Затем он с сомнением взглянул на достаточно очевидную нашлепку.
«Он как пить дать неверно меня поймет. Гм. С одной стороны, я не хочу, чтобы он ушел с мыслью о том, что я считаю его способным на воровство, а с другой, мне не по вкусу, чтобы он заподозрил, будто я в амулеты верю». Он еще немного поколебался. «Вот незадача. Вообще-то я чувствовал бы себя уверенней, если бы они со мной были. Своего рода гарантия безопасности из восьмисот пятидесяти кредиток». Остальной его выигрыш был засунут в шкафчик под койкой. «Так ты прикидываешь, одна половина другую к себе призовет? – саркастически спросил он себя. И тут вызывающе упрямая, мальчишеская его часть вдруг отозвалась: – Ну да? А что в этом такого?»
Когда Лейтон вернулся, Питер только-только успел натянуть на себя нижнюю спецодежду и был далек от готовности.
Член команды удивленно заморгал, но медлительность Питера никак не прокомментировал.
– Извините, что так долго, – лишь сказал Лейтон. – Нам редко требуются эти наборы для левшей, и никто не мог вспомнить, где они хранятся.
Лейтон взялся налаживать приборный щиток. Если он и заметил пачку ордеров под крестом изоленты, то ни словом об этом не обмолвился.
Редер с трудом подавил ухмылку, залезая в нижнюю половину объемистого скафандра, который он должен был надеть для работы в открытом космосе. Тут у него возникла мысль.
– Вы мне блокнот не одолжите? – спросил он у Лейтона.
– Пожалуйста, – ответил тот, доставая из кармана блокнот и ручку.
– Я хочу, чтобы вы это капитану передали, – сказал Редер, нацарапав на листке краткую записку. – Если я не вернусь. – Записка уполномочивала Бетаб вернуть весь его выигрыш команде. «Что, Редер, еще амулетик?» – спросил он себя, получая наслаждение от собственного идиотизма. «Тебе от этого хуже не станет», – тут же откликнулась другая часть его разума. Кроме того, весело было выигрывать. А хранение и накопление денег только разрушало все веселье.
Он вручил записку Лейтону, который сложил ее и кивнул.
– Все будет в порядке, сэр, – сказал молодой матрос. Он явно хотел произнести слова ободрения, но голос его нервно дрожал.
Питер поднял руки, и Лейтон опустил ему на голову массивную верхнюю часть скафандра. Затем матрос привел в действие автоматические затворы, которые скрепляли две половинки воедино. Питер провел ряд диагностических тестов, и в верхней части его лицевой пластины, где располагался многофункциональный дисплей, вспыхнул зеленый огонек. Тогда он поднял оба больших пальца кверху. Лейтон запустил лебедку, все еще прикрепленную к верхней половине скафандра, и она помогала Питеру, пока он волок себя и свое объемистое облачение к тележке.
«Терпеть не могу скафандры», – горестно подумал Питер. Даже при нулевом «жэ» в них было неловко, но там, куда он отправлялся, особенно поблизости от моторов, высвобожденная энергия запросто могла проесть все менее солидное.
Зная, что это необходимо, он все равно ненавидел ощущение тяжести и скованности. А кроме того, тот, что использовал этот скафандр до Редера, жутко наелся чеснока.
Наконец Лейтон помог Редеру пристроить обтянутую фибросинтетикой задницу на крошечном сиденье и пристегнул его к нему. Затем они провели быструю проверку систем тележки и по всем пунктам получили зеленые сигналы.
Редер провел свое средство передвижения в переходной шлюз, такой же огромный, как и весь пусковой бокс, и прикрепил к тележке кабель, который она должна была тянуть. Лейтон нагнулся, проверил надежность соединения, после чего постучал кулаком по шлему Питера, давая ему знак, что все в порядке, и удалился, задраивая за собой люк. Питер терпеливо ждал, пока шлюз начнет свой обычный цикл, наблюдая за тем, как индикаторы над наружным люком медленно меняют свой цвет на зеленый. В шлеме он никаких звуков не слышал, но точно знал, что снаружи должны раздаваться свист и шипение, пока воздух выкачивался из камеры. По мере того, как давление падало, окружающий свет менялся с бледно-зеленого на ярко-красный.
Сердце его забилось в радостном предвкушении опасности. Ни один выход в открытый космос никогда не получался рутинным, а если здесь действительно были налетчики и если они заметили попытки «Африки» помочь своему терпящему бедствие собрату, все могло существенно отклониться от нормы.
«Отклониться от нормы, – мысленно фыркнул Питер. – Нет, ты просто псих, Редер, – сказал он себе, когда наружный люк открылся. – И как у тебя только духу на такие безумные и беспочвенные прогнозы хватает?»
Он вывел маленькую тележку наружу, за край переходного шлюза, где она свободно поплыла, связанная с кораблем относительно тонким, но невероятно прочным кабелем, который волокся позади.
Как только Редер вышел из синтетической гравитации грузового корабля в космическую невесомость, кровь прилила к его голове, пока кровяное давление по всему телу выравнивалось; это было примерно как если бы тебя вдруг с ног на голову поставили. Поначалу кожа на лице неприятно натянулась; переход к невесомости также сопровождался временным головокружением и умеренной тошнотой. Тут, к счастью, еще один зеленый огонек загорелся на приборном щитке тележки, давая Питеру добро на запуск ракетных двигателей. Пилотирование дало ему возможность немного отвлечься от постепенного преодоления тех неприятных ощущений, которые пришли вместе с переходом на нулевое «жэ».
Редер также ощутил совершенно иллюзорный холод. Этому чувству он даже поэтичное название придумал: «черный поцелуй космоса». Но он никогда о нем никому не рассказывал, поскольку считал, что вполне нормально что-то такое чувствовать, когда ты вот так запросто выплываешь из безопасного убежища корабля в великую пустоту.
«Кроме того, – думал Редер, направляя тележку вдоль обширного, отдраенного космосом борта „Африки“, – не очень-то полезно иметь в своем личном деле слишком много, так сказать, персональных пунктиков». Начальство традиционно давало летчикам-истребителям серьезную поблажку по части эксцентричности, и Питер не сомневался, что в его психологической оценке имеется солидный список всяких там вывертов. «Но теперь я бортинженер, – мрачно подумал он, – так что пусть лучше этот список длинней не становится». Это была еще одна причина, почему всякие «черные поцелуи космоса» лучше было держать при себе.
Какую-то секунду он позволил себе в очередной раз восхититься холодным, разноцветным великолепием звезд. Даже самое лучшее экранное воспроизведение и рядом не стояло с непосредственным обзором.
Другой корабль в открытом космосе представлял собой крайне необычное зрелище; расстояния были слишком велики. Имелось, правда, несколько исключений; операция, при которой ты брал другой корабль на буксир, составляла одно из них. «Провинция Квебек» как раз появилась в поле зрения, когда Питер приблизился к хвосту «Африки». Корабль представлял собой просто темное пятно на фоне пестрой массы звезд. И секунду спустя Питер уже ошибочно воспринимал его как дыру в небе. Но затем начали медленно появляться красные и янтарные ходовые огни «Квебека», а от его бортов временами стал отражаться звездный свет.
Питеру показалось, что по мере дрейфа корабль вырастает; «Африка» по-прежнему тормозила.
А затем он уже оказался в стороне от «Африки», сам по себе двигаясь к многострадальному «Квебеку». Счетчики радиации на дисплее его скафандра застучали и затикали, когда он поплыл через облако частиц большой энергии, наведенное двигателями ведущего корабля. Поверх шума статики до Питера дошли слова капитана Бетаб, которая сообщила ему, что скорости «Африки» и «Квебека» скоординированы. Он к тому времени уже вовсю примерялся к заднему кораблю, то и дело производя интуитивные корректировки положения и стараясь, чтобы грейфер постоянно был нацелен на выбранную им точку.
«Пока все в ажуре, – подумал он. – Но если бы это шло по видику, кто-то наверняка бы уже заворчал: мол, слишком гладко, так не бывает». И Питер чувствовал, как растущая неловкость ползет вверх по позвоночнику, настраивая мозг на сверхбдительность. Он резко огляделся. Вроде бы ничего.
А потом он все-таки кое-что заприметил.
В числе тех исключений, когда ты мог невооруженным глазом видеть в открытом космосе другой корабль, было еще одно: когда тебя приходили брать на абордаж. Когда пираты прицеливались, делали пробоину в твоем судне и высылали абордажную команду, чтобы его захватить. Такое фактически было немыслимо на настоящей войне – даже сильно покалеченный военный корабль был слишком смертоносен, так что его либо окружали, либо сажали в него ядерную бомбу и разрывали на газопылевое облако.
Но что касалось грузового корабля, то ему вполне можно было проломить борт, а затем взять его на абордаж; вот почему космическое пиратство было возможно.
То, что явилось его глазам, было слишком мало, чтобы увидеть в этом что-то кроме назревавшей проблемы, а уж тем более – чтобы в точности это идентифицировать. Впрочем, особой идентификации Питеру и не требовалось. Наверняка это штуковина была максимально гладкая, скорее всего, клиновидной формы, и черная как сам космос. Вот они, обещанные пираты.
Или, раз уж на то пошло, пират. Ибо там, похоже, был всего один. Разумеется, еще несколько могло быть спереди; возможности индивидуального транспорта у Питера были весьма ограниченны. Ведущие корабли конвоя не были даже световыми точками на его лицевой пластине. Но он почему-то не сомневался, что враг там всего один.
– Одинокий налетчик, – прошептал он, вопреки всему на свете обрадованный.
Редер сразу сообразил, что капитан «Африки» еще пирата не видит. Эти корабли специально разрабатывались для максимального уклонения от фиксации. То, что прямому наблюдателю случилось оказаться в нужное время в нужном месте, было диким совпадением. И Питер не хотел информировать «Африку» прямо сейчас, хотя обязан был это сделать, ибо знал, что им сразу прикажут в темпе отчалить и бросить «Квебек» на произвол судьбы. Торговцам при первом же знаке опасности полагалось бежать, а ни в коем случае не оставаться, рискуя своими дорогостоящими и труднозаменимыми задницами. Личному составу Космического Отряда ставили задачу проявлять героизм, и именно за это платили; торговцам же – вовсе нет. Такую свою позицию Космический Отряд еще больше усиливал, когда считал нужным, посредством убийственных штрафов.
Политика немедленного бегства была крайне непопулярна, и ее ненавидели как в Космическом Отряде, так и в Торговом Флоте. Но какой бы драконовской она ни была, она также считалась необходимой. Естественное стремление помочь своим братьям-торговцам уже вызвало попадание в лары пиратов множества грузовых кораблей, и больше о них ничего не слышали. Вот почему Космический Отряд стал сопровождать конвои, сообщил в свое время Редеру бортовой компьютер. Но обычно выслать удавалось только один сторожевой корабль.
Было два очень популярных места, чтобы взять грузовое судно на абордаж. Одно находилось на том конце транзитной точки, где команды испытывали усталость и раздражение от Транзита. Второе, как сейчас, было там, где конвой только-только входил в транзит, и кто-то вдруг отставал. Это неизбежно ставило сторожевой корвет перед невозможной необходимостью находиться в двух местах сразу. А корветов было недостаточно, чтобы обеспечить каждый конвой двумя, особенно в таких сравнительно «безопасных» местах, как транзитные точки Солнечной системы. Проблема была и в том, что в каждую транзитную точку имелся доступ из слишком многих других; эти пираты вполне могли заявиться через одну из не нанесенных на карту транзитных точек в незаселенной системе.
Но как бы то ни было, в этом вопросе существовала полная ясность: законным долгом каждого грузового корабля было доставить свой жизненно важный груз. Долгом сопровождавшего конвои корабля Космического Отряда было защищать их от пиратов. И вне зависимости от того, как тяжело сторожевому корвету было это выполнить или насколько безответственным казалось грузовому кораблю бросить своего ближнего хищникам на съедение, оказание помощи, особенно вопреки прямым приказам по конвою, могло в результате закончиться сроком тюремного заключения для капитана провинившегося судна и штрафом, в финансовом отношении совершенно разорительным для всей команды.
Так что приказ, так сказать, обрезать пуповину никак не отражал истинных чувств капитана Бетаб и ее подчиненных.
«Конечно, – думал Питер, – своим молчанием я подвергаю риску „Африку“. И, между прочим, маленького сынишку миссис Редер, который сидит тут на шестиколесном велосипеде и дожидается, пока его поджарят и на стол подадут».
Тут погруженному в тревогу Питеру вдруг показалось, что «Квебек» уже достаточно близко для сцепки, и быстрый взгляд на приборный щиток это подтвердил. Задний корабль только-только вошел в радиус действия грейфера. Теперь все было делом совмещения скоростей, операцией весьма тонкой даже в беспроблемное время. Но когда все ожидали, что на них вот-вот нападут, она становилась… чуть-чуть тоньше.
– Блестяще, – пробурчал Питер себе под нос. – Вот я и традиционную британскую сдержанность освоил.
Он теперь яснее видел пирата и был убежден, что его мишенью является именно «Провинция Квебек». Так явно лишенная энергии и находящаяся в конце цепочки, она становилась идеальной жертвой. «Все-таки надо быть штатским, – подумал Питер, – чтобы вот так увидеть этого гада и тут же всем кораблям о нем доложить. Тогда печальная судьба „Квебека“ сразу решится».
По его мнению, если бы все просто хранили молчание и сосредоточились на спасении отставшего, был бы полный порядок. Разумеется, Бетаб вправе была с ним не согласиться, но Питер считал, что два грузовых корабля, сцепленные вместе, могли показаться слишком крупной мишенью. В конце концов, пираты искали себе добычу, а не проблемы.
«Хотя, конечно, – с неудобством осознал Питер, – дело тут не просто в том, чтобы две эти штуки сцепить. Самым хитрым будет их потом в сцепке удерживать». А грейфер легко можно было отпустить с капитанского мостика. Редер был здесь только за тем, чтобы его нацелить.
Тогда он ударил по рычагу, отпускающему зажимы, что притягивали его к сиденью, после чего сделал медленный кувырок через ручки тележки и оказался непосредственно перед грейферным механизмом.
Прямо сейчас механизм этот напоминал плотно сложенные лепестки засушенного бутона гигантских пропорций. При запуске этот бутон раскрывался, разворачивая обширную сверхпроводящую паутину, которая могла охватить даже массивный нос грузового звездолета. Сразу за «лепестками» располагался пульт управления, откуда можно было запустить механизм, указать грейферу, когда ему зацепиться и, что в настоящий момент становилось еще более важным, когда ему отцепиться.
Питер спереди пристегнулся к тележке, вытащил из футляра на рукаве скафандра нужный инструмент и вскрыл кожух, защищающий деликатные внутренности пульта от повреждений.
– Ну вот, – пробормотал он себе под нос. – Теперь я грубо нарушил приказ, злостно попрал процедуру и Священный Устав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39