А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Получив это послание, король пришел в покои Маргариты дворца Гринвич и показал письмо сестре.
– Ха! – воскликнул он. – Если этот малый приедет сюда, он окажется у нас в руках. Тогда я сумею заставить его подчиниться моей воле.
– Думаете, что король Франции это допустит, Генрих?
– Франциск! – выплюнул Генрих, и румянец на его щеках расцвел еще ярче. Ни одно имя во всем христианском мире так его не раздражало. – Нет, сестра, – продолжал король, и его зловещий взгляд встревожил Маргариту, учитывая, как много она надеялась здесь получить, – я не считаюсь с желаниями короля Франции и объясню своему лорду-кардиналу, как следует обращаться с мастером Олбани, как только его нога ступит в пределы моего королевства.
– Вы поступите со свойственной вам мудростью, Генрих, – ответила Маргарита, – но я не думаю, что, хорошенько все обдумав, Олбани приедет к вашему двору. Он проницателен и не глуп.
– Я облеку приглашение в медовые слова, – хмыкнул Генрих.
Маргарита оказалась права: Олбани не поехал в Англию, а отправил посланца, некоего Франсуа де Ладайета, каковой пообещал, что, вернувшись в Шотландию, Маргарита получит обратно свое приданое, а ее муж Ангус и его клан сохранят все привилегии шотландских подданных при условии, что не станут бунтовать против властей.
«Условия вполне справедливы», – подумала Маргарита. За этот долгий год она истосковалась по Шотландии, хотела повидать сына и Ангуса. Королева несколько запуталась в отношениях с мужем и, хотя думала о нем без особого тепла, считала необходимым вновь побыть рядом, чтобы разобраться в собственных чувствах. А кроме того, был еще Олбани. Маргарита убеждала себя, что ненавидит регента, но часто думала о нем, желая встретиться лицом к лицу. Стоило упомянуть имя Олбани, как она разражалась проклятиями, называя его убийцей своего сына, но в глубине души сама этому не верила.
Олбани был из королевского рода Стюартов, а Маргариту, с тех пор как она узнала своего первого мужа, завораживал этот клан. Ее тянуло вновь встретиться с Олбани, жить поблизости, а возможно, понять истинные чувства к нему.
Генрих предоставил к услугам Маргариты дворец под названием Скотленд-Ярд, что использовался как резиденция королей Шотландии во время их пребывания здесь. Из окна башни королевского казначейства она могла смотреть на реку. Неподалеку были Чаринг-Кросс и Вестминстерский дворец, где располагался двор.
Совсем скоро наступало Рождество, и минуло более года, с тех пор как королева покинула Шотландию. Маленькой Маргарите шел второй год, и эта подвижная малышка отличалась сильным характером. Да, похоже, они чересчур долго не были дома.
Самое неприятное – что у королевы возникли финансовые затруднения. Ей требовались деньги па слуг и наряды, поскольку Генрих по-прежнему настойчиво устраивал празднества в ее честь, а Маргарита не могла появляться там в платьях, которые все не раз видели.
У королевы Шотландии не было иного выхода, кроме как обратиться к кардиналу Вулси и попросить денег, что казалось до крайности унизительным; но она упирала на то, что в противном случае придется воззвать к королю, а ведь речь идет только о займе, каковой Маргарита выплатит, вернув свою собственность.
И королеве удалось получить нужную сумму, а это означало несколько новых роскошных нарядов, что всегда приводило ее в хорошее настроение, но Маргарита с тоской думала о Шотландии.
– Яков забудет свою мать, – говорила она друзьям, – если вскоре не увидит меня. Он слишком мал для такой долгой разлуки.
Королева не упоминала мужа, но пыталась угадать, чем он занят во время ее отсутствия. Она не знала, что Ангус заключил союз с Олбани и выполняет указания регента.
О самом Олбани появились новости. Здоровье его жены сильно ухудшилось после отъезда супруга в Шотландию, и ходили слухи, что она при смерти. Олбани рвался поехать к ней, выступил в Толбуте на заседании парламента и со страданием в голосе объявил, что хочет быть рядом с женой, лежащей на смертном одре.
«Вот мужчина, о каком мечтает любая женщина!» – вздыхала Маргарита, невольно сравнивая подобную верность с предательством Ангуса, бросившего жену при смерти.
Но шотландцы в тот момент не могли отпустить Олбани, и, хотя парламент дозволил ему вернуться во Францию, лэрды подчеркнули, что он сможет ехать, лишь когда положение достаточно укрепится.
Итак, Олбани остался в Шотландии, а Маргарита продолжала по ней скучать.
Наступило Рождество, и его отпраздновали в Гринвиче.
Генрих объявил, что в честь его сестры надо устроить особенно пышные празднества, так как, похоже, скоро она их покинет.
И Маргарита сидела на тронном месте рядом с братом, сестрой и невесткой, а в зал вкатили огромный искусственный сад на колесах. Генрих, не сводя глаз с Маргариты, чтобы убедиться, насколько сильное впечатление это па нее произвело, прошептал: «Сад Надежды».
В каждом из четырех углов этого устройства высились башенки; а края «сада» покрывали искусственные цветы из разноцветных шелков и кружев и листья из зеленого атласа. Посередине стояла отделанная драгоценными камнями колонна с позолоченной аркой из алых и белых роз наверху. В глубине этой арки виднелся огромный букет роз, маргариток, ноготков и гранатов. В саду сидели двенадцать разряженных мужчин и двенадцать не менее пышно одетых женщин. И когда сад подкатили к помосту с королем, королевой и его сестрами, кавалеры и дамы, выпорхнув из шелковых кущ, исполнили балет.
Маргарита, радостно хлопая в ладоши, заявила, что никогда не видела столь изысканного зрелища!
– И не увидите в Шотландии, – ответил Генрих с глубоким удовлетворением.
«Не увижу, – подумала королева, – но, тем не менее, хочу там оказаться. Интересно, как вырос Яков? Что поделывает Ангус? И собирается ли Олбани уезжать?»
Зима прошла чередой сплошных развлечений, и наступила весна.
Маргарита решила с наступлением теплых майских дней отбыть домой.
– В таком случае мы должны устроить прощальные празднества! – воскликнул Генрих. – Я хочу, чтобы они были особенно блестящими и элегантными, и у себя в Шотландии вы вспоминали, как мы веселимся здесь, в Англии.
– Вы очень добры ко мне, – сказала Маргарита.
– О, и готов и на большее, моя дорогая сестра. Когда вернетесь в Шотландию, постарайтесь отправить негодяя Олбани туда, откуда его прислали. Это лакей короля Франции, и просто скандально, что он занял место, принадлежащее вам.
Маргарита изобразила на лице согласие, хотя вовсе его не испытывала, а, напротив, по возвращении в Шотландию надеялась отыскать возможность поговорить с Олбани и как-нибудь договориться с ним.
Она готовилась к отъезду, когда в Лондоне взбунтовались подмастерья. Лондонцы восстали против чужеземных рабочих в городе: грабили и поджигали дома. Особенно яростно нападали на испанских купцов Лондона, крича, будто с тех пор как королева-испанка разделила трон с королем, власти относятся к этим людям до такой степени благосклонно, что это поставило под угрозу жизнь англичан. Казалось, чужеземцы ничего не хотели, кроме работы; англичанам нравилось немного потрудиться, а потом отдыхать. Поэтому пришлые добивались большего благосостояния, чем местные жители, а это вызывало сильную злобу. Страсти достигли накала в тот день, который впоследствии стал известен как Черный день мая.
Герцог Норфолк прибыл в Лондон усмирять мятежников, Томас Мор, будучи помощником шерифа Сити, с риском для жизни обратился к толпе, умоляя проявить терпимость к иноземцам, и объяснял, что не стоит навлекать на себя гнев короля. Генрих держался подальше от Лондона – он ненавидел любые вспышки недовольства среди своих подданных и, хотя собственноручно мог лишить головы любого придворного, посмевшего выразить несогласие, совершенно терялся перед толпой. В тот печальной памяти день двести семьдесят восемь юношей были схвачены и брошены в тюрьму, в том числе – мальчишки лет двенадцати – четырнадцати, а по всему городу ставили виселицы как ужасное напоминание для всех подданных, кто впредь посмеет нарушить королевский покой.
Это положило конец празднествам по случаю отъезда Маргариты – она от всего сердца жалела, что не уехала из Лондона раньше, до того как увидела эти жуткие виселицы и услышала на улицах стенания женщин, умоляющих помиловать их юных сыновей.
Она догадывалась, что в гневе Генрих беспощаден, и была права.
Екатерина и Мария пришли к ней в покои, и они ни о чем не могли говорить, кроме печального события.
Екатерина, самая добросердечная, была расстроена до слез.
– Матери посылают мне прошения, умоляя заступиться за них перед королем. Это меня так огорчает! Но что я могу сделать? Генрих меня и слушать не станет.
Мария грустно покачала головой:
– Король решительно настроен покарать смутьянов. Он считает, что нужно преподать всем урок, и отнюдь не склонен к милосердию.
– Неужели мы ничего не можем сделать? – спросила Маргарита. – Что, если мы втроем попросим за этих мальчиков? Генрих любит смиренные мольбы.
«Да, – подумала она, – это напоминает ему, какую власть он имеет над всеми нами».
– Будь это сделано публично… – размышляла Мария, знавшая брата даже лучше, чем Маргарита. Она вдруг встала и расхохоталась: – У меня есть план! Генрих приедет в большой зал Вестминстера, чтобы вынести там приговор, это весьма торжественная церемония: кардинал, совет, мэр и олдермены будут присутствовать, и мы тоже – вы ведь знаете, брат любит повсюду таскать нас с собой. И если, когда все будут в сборе, мы снимем головные уборы, распустим волосы и бросимся перед королем на колени… Ну, неужели не ясно?
– Это будет так же эффектно, как театральное представление, – согласилась Маргарита.
На высоком помосте в зале Вестминстера сидел король; чуть ниже – великий кардинал Вулси, соперничавший с Генрихом великолепием и торжественностью. Собрались королевский совет, мэр и олдермены. Короля окружала семья – жена и две сестры.
Потом в зал ввели заключенных – в основном юнцов, но попадались люди и постарше, даже несколько женщин. Они шли с веревками на шее – несчастные, грязные, утратившие всякую надежду. За стенами собрались их семьи – с улицы доносились крики и плач. Зачинщики восстания были уже наказаны и к этому времени висели на столбах перед домами своих хозяев. Но, судя по всему, и этих жалких узников еще до заката постигнет та же судьба.
Генрих гневно взирал на пленников: лицо его побагровело, а брови так хмурились, что голубые глаза почти утонули в складках жира.
Кардинал попросил короля проявить милость к заключенным, большинство коих были почти детьми, по Генрих угрюмо ответил, что покой его города был нарушен и он не станет терпеть подобных бесчинств. Необходимо преподать горожанам урок: пусть увидят, что бывает с теми, кто смеет нарушить закон короля.
Однако наблюдавшей за братом Маргарите было ясно, что Генрих вовсе не так разгневан, как старается показать; сейчас он играл роль, как обожал делать это на маскарадах; великий король, всемогущий, ужасный… и тем не менее готовый проявить милосердие.
Мария встретилась с ней глазами. Это был сигнал. Женщины сняли головные уборы, и волосы рассыпались у них по плечам. Вся троица славилась изумительными волосами.
Король озадаченно уставился на жену и сестер, когда они бросились перед ним на колени и, рыдая, стали просить о помиловании узников. Генрих сурово смотрел на эти прекрасные склоненные головки несколько секунд, прежде чем позволил себе смягчиться. Он перестал хмурить брови, и маленькие голубые глаза засияли.
– Да, – пробормотал король, – они и впрямь совсем молоды. И как я могу отказать в милости, когда о ней так просят?
В зале воцарилась тишина, но она продержалась всего пару минут. Потом узники, поняв, что произошло, сняли с шей веревки и начали подбрасывать их в воздух.
Три королевы поднялись на ноги. Маргарита и Мария заговорщически улыбались друг другу, но Екатерина искренне плакала.
«Действительно, – подумала Маргарита, – ни дать ни взять спектакль!»
Отзвучали слова прощания, и Маргарита двинулась в путешествие на север. Приятно было ехать по зеленой английской земле ранним летом, и королева не спешила бы вовсе, если бы не желание поскорее увидеть сына. Перспектива воссоединиться с Ангусом тоже прельщала ее. Чувства к мужу сильно изменились: Маргарита не раз думала в этот последний год, что, будь Ангус рядом, дни не были бы столь беззаботными; но все равно молодая женщина не могла подавить возбуждения, нараставшего по мере того, как они приближались к границе. А еще Маргарита думала об Олбани и гадала, сумеет ли с ним договориться; причем размышления о переговорах поднимали настроение не меньше мыслей о встрече с мужем.
Город Йорк приветствовал возвращение королевы от английского двора с не меньшей торжественностью, чем когда она ехала в Лондон. Выяснилось, что тут пребывает один из дворян Олбани – некий Готье де Мален, и Маргарита послала за ним, желая узнать, нет ли у него новостей от господина.
– Да, ваше величество, мой господин после долгих отлагательств все же отбыл во Францию – отплыл из Дамбартона восьмого июня.
– А мой сын, король?
– Он здоров и счастлив, ваше величество. А так как стало известно, что вы возвращаетесь в Шотландию, короля перевезли из Стирлинга в Эдинбург, в его покои замка Дэвид.
– А! Так Яков здоров и счастлив. Я рада и надеюсь вскоре быть с ним.
Это были хорошие новости; но Маргарита немного досадовала, что Олбани уехал во Францию. Правда, она никому бы в этом не призналась, поскольку даже самой себе признавалась лишь отчасти.
Королева узнала, что перед отъездом Олбани назначил регентский совет, куда вошли архиепископ Сент-Эндрюса и Глазго, графы Ангус, Арран, Хантли, а также Аргайл и господин де ла Басти, причем последний, несомненно, блюл интересы Олбани.
Маргарита была довольна, что Ангус оказался в этом совете, хоть это и означало, что после ее отъезда в Англию он успел поладить с Олбани. Возможно, с его стороны было бы глупо сопровождать ее в Англию. Да и, вероятно, с возрастом Ангус стал мудрее. Но насколько счастливее чувствовала бы себя Маргарита, брось он все ради того, чтобы оставаться рядом с женой, как поступила она сама, избрав юного графа супругом.
И когда королева пересекла границу, Ангус встречал ее там с приветствиями, как приказал Совет. Но Маргарита, увидев его, позабыла все разочарования. Ангус был по-прежнему красив, хоть и слегка постарел. Он больше не казался мальчиком, изрядно поутратив юношески невинный вид, но это был ее муж, все еще самый красивый мужчина Шотландии.
Порывистая и добросердечная королева откинула прочь все сомнения. Пусть прошлое останется в прошлом. Он здесь, он приехал встретить ее, поздравить с возвращением в Шотландию!
Ангус поскакал от своих кавалеров ей навстречу, и Маргарита тоже вырвалась вперед, оставив сопровождающих за спиной.
– Маргарита… – начал он.
– О, мой дорогой, – перебила она, – каким невыносимо долгим казалось мне твое отсутствие!
Улыбка облегчения тронула губы Ангуса, но влюбленная женщина этого не заметила; она видела лишь, что этот красавец улыбается ей, в его глазах теплится восхищение, ибо год, проведенный в роскоши и неге, вернул королеве жизненные силы – она вновь была молода и прекрасна.
Маргарита протянула руку, он взял ее и коснулся теплыми губами.
– Ты рад меня видеть? – спросила она. Ангус вскинул глаза, и Маргарите показалось, что слова не нужны.
Они вместе продолжали путешествие в столицу, и в эти первые дни воссоединения Маргарита не замечала, что в поведении мужа чувствуется какая-то опаска и часто он избегает ее взгляда.
Королева была счастлива, что вернулась, ведь скоро, обещала она себе, увидит своего маленького сына. А теперь вдобавок рядом был Ангус, ее дорогой муж, и пусть он наделал ошибок, зато раскаялся в них.
Друзья Маргариты ломали голову, как скоро она раскроет тайну Ангуса; и те, кто любил королеву, трепетали заранее, понимая, сколь велико будет ее горе.
Глава 9
НЕВЕРНЫЙ СУПРУГ
Маргариту более всего занимало одно: поскорее увидеть сына, и она, не теряя времени попусту, ясно выразила такое желание.
Лэрды Совета, ожидая именно этого, подготовились. Устроили так, что маленький Яков неизменно жил под хорошей охраной в Эдинбургском замке, и три лорда – Эрскин, Рутвен и Бортуик – по очереди занимали покои рядом, как опекуны малолетнего короля, причем каждый – по четыре месяца в году. Комендант замка сэр Патрик Кричтон приказал двенадцати стражам еженощно караулить у дверей королевской опочивальни, и на всех сколь-нибудь важных постах стояли стражи, а вдоль степ грозно вздымали жерла шесть пушек. Аббат Холируда обосновался в жилых покоях внешней части замка, но это была лишь дополнительная мера предосторожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35