Среди собравшихся раздался шепот, многие устремили взор на кардинала Карафа, который на предыдущих заседаниях проявил достаточную смелость, высказываясь против папы.— Ваше высокопреосвященство, — начал Карафа, — ваше святейшество должным образом рассмотрело вопрос о необходимости сделать подобные назначения?Снова добрая улыбка.— Этот вопрос находится полностью в моей компетенции.— Ваше святейшество, — раздался чей-то голос, — многие из нас придерживаются мнения, что сейчас не время выбирать новых кардиналов.Улыбка сошла с лица Александра, и на мгновение собравшиеся в зале увидели Александра таким, каким он был на самом деле.Карафа смело продолжал:— Дело в том, что мы знаем имена некоторых из тех, кого вы хотите предложить, но не считаем их достойными кандидатурами и не хотим считать их своими коллегами.Это уже был прямой намек на репутацию Чезаре и напоминание о том, что его видели в городе в компании с куртизанкой Фьяметтой. Чезаре умышленно показывался с ней на людях, ожидая подобной сцены.Но для папы естественным было разгневаться не на сына, а на кардиналов.Казалось, он стал выше ростом. Кардиналы трепетали перед ним, зная, что по Риму ходят легенды о его силе, необычайно крепком здоровье, которыми может обладать разве что сверхчеловек.Собравшиеся кардиналы чувствовали, что это может оказаться правдой, поскольку сейчас папа стоял перед ними с искаженным от гнева лицом.— Вы должны помнить, кто такой папа Александр VI, — услышали кардиналы гневный голос. — И если вы станете упираться, я огорчу всех вас, назначив столько новых кардиналов, сколько захочу. Вам никогда не удастся убрать меня из Рима, а если кто решит попробовать, то вскоре поймет, каким глупцом он был. Вы должны подумать о том, какую глупость можете совершить.Наступило недолгое молчание. Александр сердито смотрел на кардиналов. Потом с достоинством сказал:— А теперь мы назовем новых кардиналов. И когда они увидели, что список начинается с фамилии Чезаре Борджиа и Алессандро Фарнезе и что все тринадцать кандидатур вполне заслуживают доверия служить папе, они поняли, что ничего не отважатся сделать, а безропотно согласятся на избрание новых кардиналов.Александр улыбнулся им, и на его лице снова появилось благожелательное выражение.
После окончания консистория они обсудили сложившуюся ситуацию.Делла Ровере, всегда смотревший на остальных как лидер, выразил свое полное несогласие с папой, хотя в присутствии последнего он был таким же послушным, как и другие.Асканио Сфорца, некогда враг делла Ровере, поддержал его. Сколько они еще будут терпеть выходящую за всякие рамки политику непотизма, которой придерживается папа? — спрашивали они друг друга. Сделал кардиналом собственного сына, так мало того — делает и брата своей любовницы. Все вновь выбранные — его люди, пешки. Скоро в его окружении едва ли останется хоть один человек, имеющий вес и способный возразить папе.А какую политику проводит Александр? Обогатить свою семью и своих друзей? Похоже, что так.В городе ходили слухи, что люди стали таинственно умирать. Репутация Чезаре Борджиа становилась все хуже; теперь говорили, что его заинтересовали яды и он принялся изучать искусство их создания; говорили, что у него много рецептов отравы, некогда полученных от испанских мавров. А от кого он мог почерпнуть все эти знания и сведения? Не от отца ли?— Остерегайтесь Борджиа! — эти слова все чаще стали слышаться на улицах города.Александр знал о том, что происходит и, опасаясь раскола, действовал с обычной решительностью. Он превратил Асканио Сфорца едва ли не в узника Ватикана; видя, что сталось со Сфорцей, делла Ровере поспешил покинуть Рим.
Муж Лукреции с тревогой наблюдал растущую смуту. Его родственник и покровитель Асканио Сфорца оказался совершенно бессилен. Более того, Джованни Сфорца знал, что Александр не слишком доволен браком своей дочери и что он уже подыскивает ей более выгодного жениха.Он никогда не станет мужем Лукреции, он никогда не получит приданое. Что же это за женитьба?Со всех сторон его осаждали страхи. Он был уверен, что в Ватикане за ним следят, и не мог спокойно спать. Он боялся Орсини, союзников Неаполя и врагов Милана. Не воспользуются ли они теперь возможностью избавиться от него, размышлял он, когда он впал в Ватикане в немилость? Если он пойдет прогуляться по мосту Святого Ангела, не окажутся ли они рядом с ним, чтобы всадить ему нож в спину? А если и так, кому какое до него дело?Джованни Сфорца был человеком, который жалел сам себя, так он делал всегда. Его родственники мало заботились о нем — не больше, чем волновались за него его новые родственники, ставшие таковыми после его женитьбы на Лукреции.Его юная жена — она оказалась нежным созданием, но ему не следовало забывать, что она одна из них — Борджиа, а кто же может доверять Борджиа?Но в то время он хотел, несмотря ни на что, чтобы он и Лукреция в самом деле стали мужем и женой. У нее было милое невинное личико, и ему казалось, что он может довериться ей.Теперь уже поздно об этом думать.Теперь в Риме разыгрывается грандиозное представление: отъезд маленького Гоффредо в Неаполь, где он должен жениться на Санчии Арагонской.Чезаре и Лукреция наблюдали за сборами брата в Неаполь. Мальчика должен будет сопровождать старый приятель Чезаре — Вирджинио Орсини, тот самый, который сделал жизнь Чезаре в Монте Джордано терпимой; ныне он был капитан-генералом арагонской армии.Наставник Гоффредо также ехал в Неаполь, это был испанец дон Феррандо Диксер. Папа, желая показать, что не забыл свое испанское происхождение, две шкатулки с драгоценностями — подарками для невесты и жениха — доверил этому испанцу.Итак, одиннадцатилетний мальчик с каштановыми волосами уезжал в чужой город, покидая Рим, уезжал к невесте, чтобы получить титул графа и принять командование отрядом воинов, девизом которого были слова «Лучше умереть, чем предать».И только один человек наблюдал за отъездом Гоффредо с гордостью и одновременно с печалью. Материнская мечта Ваноцди осуществилась. Ее маленького Гоффредо признали сыном Александра, его ждет прекрасное будущее, и она была счастлива.Но бывали моменты, когда ей хотелось стать простой небогатой римлянкой, жившей вместе со своими детьми; бывали моменты, когда она променяла бы на это все свои виноградники и дом вместе с цистерной.
Джованни Сфорца беспокоила зарождающаяся дружба между Неаполем и Ватиканом, которой способствовал брак Гоффредо и Санчии.Он боялся показываться на улицах из страха встретиться с врагами своей семьи; он боялся врагов в самом Ватикане. У него была красавица-жена, но ему не разрешали с ней жить. Он был властелином Пезаро, города на побережье Адриатики, который казался ему, особенно сейчас, необыкновенно спокойным уголком, защищенным от всех раздоров горами, а рядом протекали благословенные воды реки Фольо. Окруженный с одной стороны морем, а с другой горами, Пезаро был наполнен свежестью в отличие от зловонного Рима. Душа Сфорца рвалась в Пезаро.Он попросил аудиенции у папы, поскольку чувствовал, что больше оставаться в Риме он не может.— Так что же, Джованни Сфорца, — начал Александр, — ты хочешь сказать мне?— Святой отец, все в Риме считают, что ваше святейшество заключили соглашение с королем неаполитанским, врагом Милана. Если это действительно так, то я оказываюсь в затруднительном положении, будучи связан службой, которую получил благодаря вашей милости, и определенными обязательствами с Миланом. Я не знаю, как смогу служить двум хозяевам, не поссорившись ни с одним из них. Не соблаговолит ли ваше святейшество прояснить мое положение — как мне должным образом служить Ватикану, в то же время не становясь врагом кровной родне?Александр рассмеялся:— Ты слишком увлекаешься политикой, Джованни Сфорца. У тебя достанет ума служить тому, кто платит, Джованни съежился под ледяным взглядом папы. Всем сердцем он сожалел о том, что согласился жениться на Борджиа.— Ты получил ответы на свои вопросы, сын мой, — продолжал папа. — А теперь оставь меня, и я умоляю тебя не слишком увлекаться политикой. Это не входит в твои обязанности.Джованни покинул апартаменты папы и немедленно принялся писать своему дяде, Людовико Миланскому, передавая свой разговор с Александром и заявляя, что он скорее станет есть солому, на которой ему придется спать, чем он станет мужем дочери папы. Он отдавал себя на милость дяди. Но Людовико не был готов предоставить ему убежище. Людовико внимательно следил за крепнущей дружбой между Неаполем и Ватиканом; он не был убежден, что связь между ними так важна, как считают в Неаполе; папа был хитер, и Людовико предпочитал не иметь с ним дела.Джованни проявлял нетерпение.В Риме участились случаи заболевания чумой, вместе с этим рос и его страх. Положение, занимаемое им в Ватикане, позволяло покинуть Рим в любой момент, стоило ему только захотеть.И в один прекрасный день, в сопровождении нескольких своих людей, он выехал из города и направился в Пизаро.Лукреция не скучала по нему. Они редко виделись, вместе появляясь только на официальных церемониях.Джулия посмеивалась над ней, когда они играли с маленькой дочкой Джулии, которой исполнилось два года.— Думай теперь лучше не о прежнем любовнике, а о новом, — сказала Джулия подруге.— Любовник! Он им никогда и не был, — задумчиво ответила Лукреция. Она выросла, теперь ей было четырнадцать лет. Джулии было столько же, когда она стала возлюбленной Александра.— Конечно, не показывай радость по поводу его отъезда так уж открыто, — посоветовала Джулия.— Когда святой отец навестит нас? — спросила маленькая Лаура, теребя юбки матери.Джулия подхватила девочку на руки и едва не задушила ее в объятиях.— Скоро, я уверена, совсем скоро, моя дорогая. Он не может долго пробыть без своей маленькой Лауры, правда?Лукреция смотрела на мать и дочь по-прежнему задумчивая, вспоминая о том времени, когда тот же самый отец восхищался другими детьми, приходя в детскую. Александр, который оставался нежным отцом ко всем своим детям, совсем не изменился с тех пор, когда она и братья были маленькими детьми. Теперь они выросли, и ей казалось, что со всеми, кроме нее самой, произошло в жизни что-то чудесное и волнующее. Она вышла замуж, но это не было настоящим замужеством; она могла радоваться, потому что муж уехал. От чего уехал — от чумы или от нее? Неважно. В любом случае он трус. Да, она уверена, он трус.Она мечтала о любовнике, таком блестящем, как ее отец, таком красивом, как ее брат Джованни, таком волнующем, как Чезаре, а ей навязали незначительного человека, вдовца, холодного и безразличного, который даже не возразил против поставленных ему условий. Ее выдали замуж за труса, который уехал от чумы и даже не попытался взять ее с собой.Не то чтобы она хотела поехать. Но, думала она, если бы Джованни Сфорца проявил настойчивость, чтобы увезти ее с собой, она поехала бы.— Джулия, — обратилась она к подруге, — как ты думаешь, теперь, когда Сфорца оставил меня, отец затеет развод?— Это будет зависеть от того, — ответила она, убирая длинные светлые волосы со лба дочери, — насколько важным представляется ему этот брак.— Какая может быть от него сейчас польза?Джулия подошла к девушке и положила ей руку на плечо:— Совсем никакой. Папа решит, расторгать ли ваш брак, и потом у тебя будет хороший муж… который заявит, что его не устраивает женитьба, совсем не похожая на женитьбу. К тому же ты выросла. Ты достаточно взрослая. Да, на этот раз у тебя будет прекрасный муж.Настоящий муж.Лукреция улыбнулась. — Давай вымоем волосы, — предложила она.Джулия согласилась. Это было их любимое занятие, потому что их золотистые волосы нужно было мыть каждые три дня, иначе они становились темнее и утрачивали блеск, так что девушки тратили довольно много времени на уход за волосами.Они болтали о будущем муже Лукреции, который появится после того, как папа освободит ее от Джованни Сфорца. Лукреция представляла себя в малиновом платье, украшенном жемчугом. Она опускается на колени и стоит на подушечке перед папой, произнося: «Беру в мужья по доброй воле». А стоящий рядом с ней мужчина имеет неясный облик, но очень напоминает внешностью отца, а некоторыми чертами характера походит на братьев.Ей казалось, что рядом с ней, преклонив колени, стоит один из Борджиа.
Мечтания Лукреции скоро прекратились — отец узнал о том, что Джованни Сфорца уехал из Рима; Александр очень рассердился и велел ему немедленно возвращаться.Но, чувствуя себя в полной безопасности в окружении своих подданных, вдали от политических конфликтов и угрозы чумы, Джованни обрел смелость и не обращал внимания на приказы папы.Александр угрожал и давал обещания, боясь непредвиденных поступков зятя, вышедшего из-под контроля. В конце концов он заявил, что если Джованни Сфорца вернется в Рим, он на деле станет мужем Лукреции и получит обещанное приданое.Все ждали узнать, что же предпримет Сфорца, Лукреция ждала… с тревогой. ЛезароДаже несмотря на предложенную ему приманку, Джованни Сфорца не спешил возвращаться в Рим.Во всей Италии было неспокойно, и Сфорца прекрасно об этом знал. На этот раз не воюющие государства полуострова отбрасывали мрачную тень на всю землю; миру угрожал более сильный и опасный враг.Король Франции возобновил свои притязания на неаполитанский трон и информировал Александра о том, что он отправляет в Ватикан миссию, которой поручено рассмотреть данный вопрос.Александр, опытный дипломат, любезно принял французскую делегацию; такой радушный прием французов Александром породил слухи, что в скором времени папа будет смещен. Делла Ровере держался настороже — он твердо намеревался занять трон, если тот опустеет.Но Александр сохранял спокойствие. Он безгранично верил в самого себя и не сомневался, что достойно выйдет из любого трудного положения, каким бы оно ни казалось безнадежным. Ферранте Арагонский умер, его место занял его сын Альфонсо. Он решил поддерживать дружбу с папой любой ценой и предложил тому огромную взятку, которая значительно помогла бы укрепить дружбу. Не в обычаях Александра было отказываться от приношений, так что теперь они с Альфонсо стали союзниками. Между тем французы выражали свое недовольство и угрожали вторжением.Укрывшись в Пезаро, Джованни наблюдал за происходящими событиями, но не мог решить, какую дорогу выбрать ему. Людовик Миланский совершенно определенно дал понять, что он не придет на помощь в случае крайней необходимости. Папа был — по-прежнему силен, раз Альфонсо гак усердно искал его дружбы. Поэтому Джованни Сфорца решил, что ему нужно возвращаться в Рим. ***Лукреция ждала. Волосы только что вымыты, тело натерто благовониями. Наконец-то она действительно вступает в брак.Папа встретил зятя так радушно, словно его отсутствие было вполне естественным. Он тепло обнял его и заявил, что рад видеть его и что его ждет брачное ложе.После чего устроили торжества с обычными непристойными шутками. Эта свадьба походила на предыдущую, но Лукреция не могла радоваться происходящему с легким сердцем. Тогда было просто представление, где ей отводилась главная роль, теперь была реальность.Муж сильно изменился по отношению к ней, она чувствовала это. Он коснулся ее руки, на своем лице она ощутила его дыхание. Наконец он заметил, что она красива.Они танцевали вместе итальянские, а не испанские танцы, как когда-то она танцевала с Джованни по точно такому же и в то же время столь отличному от этого случаю.А потом — брачная постель.Он был спокоен и мало говорил. Она была готова к тому, что должно произойти, — Джулия подготовила ее, — но понимала, что все это может сильно отличаться от опыта подруги.Она немного боялась, но сохраняла обычное спокойствие, зная, что если и не испытает наслаждения, то по крайней мере сумеет это вынести.Когда они оказались вдвоем в огромной кровати, она сказала:— Сначала скажи мне одно: почему ты так долго ждал, прежде чем вернуться?— Было глупо возвращаться, — пробормотал он. — Чума и… неопределенность.Он повернулся к ней, испытывая нетерпение после стольких месяцев ожидания, но она держалась отчужденно, в ее больших светлых глазах мелькнул страх.— Ты вернулся, чтобы стать моим мужем или… за приданым?— И за тем и за другим.Это оказалось странным, приводящим в смущение, как и говорила Джулия. Ее переполняло волнение — она открыла новый мир, который стал теперь доступным и сулил восторги, которые ей и не снились. Она знала, что с другим это будет по-другому, но даже с мужем она испытала радость.И все-таки с другим…Она лежала улыбаясь.
Она повзрослела за одну ночь. Александр и Джулия, которые успели это заметить, вместе обсуждали происшедшее.— Мне ее жаль, — задумчиво проговорила Джулия. — Мой опыт был совсем иным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
После окончания консистория они обсудили сложившуюся ситуацию.Делла Ровере, всегда смотревший на остальных как лидер, выразил свое полное несогласие с папой, хотя в присутствии последнего он был таким же послушным, как и другие.Асканио Сфорца, некогда враг делла Ровере, поддержал его. Сколько они еще будут терпеть выходящую за всякие рамки политику непотизма, которой придерживается папа? — спрашивали они друг друга. Сделал кардиналом собственного сына, так мало того — делает и брата своей любовницы. Все вновь выбранные — его люди, пешки. Скоро в его окружении едва ли останется хоть один человек, имеющий вес и способный возразить папе.А какую политику проводит Александр? Обогатить свою семью и своих друзей? Похоже, что так.В городе ходили слухи, что люди стали таинственно умирать. Репутация Чезаре Борджиа становилась все хуже; теперь говорили, что его заинтересовали яды и он принялся изучать искусство их создания; говорили, что у него много рецептов отравы, некогда полученных от испанских мавров. А от кого он мог почерпнуть все эти знания и сведения? Не от отца ли?— Остерегайтесь Борджиа! — эти слова все чаще стали слышаться на улицах города.Александр знал о том, что происходит и, опасаясь раскола, действовал с обычной решительностью. Он превратил Асканио Сфорца едва ли не в узника Ватикана; видя, что сталось со Сфорцей, делла Ровере поспешил покинуть Рим.
Муж Лукреции с тревогой наблюдал растущую смуту. Его родственник и покровитель Асканио Сфорца оказался совершенно бессилен. Более того, Джованни Сфорца знал, что Александр не слишком доволен браком своей дочери и что он уже подыскивает ей более выгодного жениха.Он никогда не станет мужем Лукреции, он никогда не получит приданое. Что же это за женитьба?Со всех сторон его осаждали страхи. Он был уверен, что в Ватикане за ним следят, и не мог спокойно спать. Он боялся Орсини, союзников Неаполя и врагов Милана. Не воспользуются ли они теперь возможностью избавиться от него, размышлял он, когда он впал в Ватикане в немилость? Если он пойдет прогуляться по мосту Святого Ангела, не окажутся ли они рядом с ним, чтобы всадить ему нож в спину? А если и так, кому какое до него дело?Джованни Сфорца был человеком, который жалел сам себя, так он делал всегда. Его родственники мало заботились о нем — не больше, чем волновались за него его новые родственники, ставшие таковыми после его женитьбы на Лукреции.Его юная жена — она оказалась нежным созданием, но ему не следовало забывать, что она одна из них — Борджиа, а кто же может доверять Борджиа?Но в то время он хотел, несмотря ни на что, чтобы он и Лукреция в самом деле стали мужем и женой. У нее было милое невинное личико, и ему казалось, что он может довериться ей.Теперь уже поздно об этом думать.Теперь в Риме разыгрывается грандиозное представление: отъезд маленького Гоффредо в Неаполь, где он должен жениться на Санчии Арагонской.Чезаре и Лукреция наблюдали за сборами брата в Неаполь. Мальчика должен будет сопровождать старый приятель Чезаре — Вирджинио Орсини, тот самый, который сделал жизнь Чезаре в Монте Джордано терпимой; ныне он был капитан-генералом арагонской армии.Наставник Гоффредо также ехал в Неаполь, это был испанец дон Феррандо Диксер. Папа, желая показать, что не забыл свое испанское происхождение, две шкатулки с драгоценностями — подарками для невесты и жениха — доверил этому испанцу.Итак, одиннадцатилетний мальчик с каштановыми волосами уезжал в чужой город, покидая Рим, уезжал к невесте, чтобы получить титул графа и принять командование отрядом воинов, девизом которого были слова «Лучше умереть, чем предать».И только один человек наблюдал за отъездом Гоффредо с гордостью и одновременно с печалью. Материнская мечта Ваноцди осуществилась. Ее маленького Гоффредо признали сыном Александра, его ждет прекрасное будущее, и она была счастлива.Но бывали моменты, когда ей хотелось стать простой небогатой римлянкой, жившей вместе со своими детьми; бывали моменты, когда она променяла бы на это все свои виноградники и дом вместе с цистерной.
Джованни Сфорца беспокоила зарождающаяся дружба между Неаполем и Ватиканом, которой способствовал брак Гоффредо и Санчии.Он боялся показываться на улицах из страха встретиться с врагами своей семьи; он боялся врагов в самом Ватикане. У него была красавица-жена, но ему не разрешали с ней жить. Он был властелином Пезаро, города на побережье Адриатики, который казался ему, особенно сейчас, необыкновенно спокойным уголком, защищенным от всех раздоров горами, а рядом протекали благословенные воды реки Фольо. Окруженный с одной стороны морем, а с другой горами, Пезаро был наполнен свежестью в отличие от зловонного Рима. Душа Сфорца рвалась в Пезаро.Он попросил аудиенции у папы, поскольку чувствовал, что больше оставаться в Риме он не может.— Так что же, Джованни Сфорца, — начал Александр, — ты хочешь сказать мне?— Святой отец, все в Риме считают, что ваше святейшество заключили соглашение с королем неаполитанским, врагом Милана. Если это действительно так, то я оказываюсь в затруднительном положении, будучи связан службой, которую получил благодаря вашей милости, и определенными обязательствами с Миланом. Я не знаю, как смогу служить двум хозяевам, не поссорившись ни с одним из них. Не соблаговолит ли ваше святейшество прояснить мое положение — как мне должным образом служить Ватикану, в то же время не становясь врагом кровной родне?Александр рассмеялся:— Ты слишком увлекаешься политикой, Джованни Сфорца. У тебя достанет ума служить тому, кто платит, Джованни съежился под ледяным взглядом папы. Всем сердцем он сожалел о том, что согласился жениться на Борджиа.— Ты получил ответы на свои вопросы, сын мой, — продолжал папа. — А теперь оставь меня, и я умоляю тебя не слишком увлекаться политикой. Это не входит в твои обязанности.Джованни покинул апартаменты папы и немедленно принялся писать своему дяде, Людовико Миланскому, передавая свой разговор с Александром и заявляя, что он скорее станет есть солому, на которой ему придется спать, чем он станет мужем дочери папы. Он отдавал себя на милость дяди. Но Людовико не был готов предоставить ему убежище. Людовико внимательно следил за крепнущей дружбой между Неаполем и Ватиканом; он не был убежден, что связь между ними так важна, как считают в Неаполе; папа был хитер, и Людовико предпочитал не иметь с ним дела.Джованни проявлял нетерпение.В Риме участились случаи заболевания чумой, вместе с этим рос и его страх. Положение, занимаемое им в Ватикане, позволяло покинуть Рим в любой момент, стоило ему только захотеть.И в один прекрасный день, в сопровождении нескольких своих людей, он выехал из города и направился в Пизаро.Лукреция не скучала по нему. Они редко виделись, вместе появляясь только на официальных церемониях.Джулия посмеивалась над ней, когда они играли с маленькой дочкой Джулии, которой исполнилось два года.— Думай теперь лучше не о прежнем любовнике, а о новом, — сказала Джулия подруге.— Любовник! Он им никогда и не был, — задумчиво ответила Лукреция. Она выросла, теперь ей было четырнадцать лет. Джулии было столько же, когда она стала возлюбленной Александра.— Конечно, не показывай радость по поводу его отъезда так уж открыто, — посоветовала Джулия.— Когда святой отец навестит нас? — спросила маленькая Лаура, теребя юбки матери.Джулия подхватила девочку на руки и едва не задушила ее в объятиях.— Скоро, я уверена, совсем скоро, моя дорогая. Он не может долго пробыть без своей маленькой Лауры, правда?Лукреция смотрела на мать и дочь по-прежнему задумчивая, вспоминая о том времени, когда тот же самый отец восхищался другими детьми, приходя в детскую. Александр, который оставался нежным отцом ко всем своим детям, совсем не изменился с тех пор, когда она и братья были маленькими детьми. Теперь они выросли, и ей казалось, что со всеми, кроме нее самой, произошло в жизни что-то чудесное и волнующее. Она вышла замуж, но это не было настоящим замужеством; она могла радоваться, потому что муж уехал. От чего уехал — от чумы или от нее? Неважно. В любом случае он трус. Да, она уверена, он трус.Она мечтала о любовнике, таком блестящем, как ее отец, таком красивом, как ее брат Джованни, таком волнующем, как Чезаре, а ей навязали незначительного человека, вдовца, холодного и безразличного, который даже не возразил против поставленных ему условий. Ее выдали замуж за труса, который уехал от чумы и даже не попытался взять ее с собой.Не то чтобы она хотела поехать. Но, думала она, если бы Джованни Сфорца проявил настойчивость, чтобы увезти ее с собой, она поехала бы.— Джулия, — обратилась она к подруге, — как ты думаешь, теперь, когда Сфорца оставил меня, отец затеет развод?— Это будет зависеть от того, — ответила она, убирая длинные светлые волосы со лба дочери, — насколько важным представляется ему этот брак.— Какая может быть от него сейчас польза?Джулия подошла к девушке и положила ей руку на плечо:— Совсем никакой. Папа решит, расторгать ли ваш брак, и потом у тебя будет хороший муж… который заявит, что его не устраивает женитьба, совсем не похожая на женитьбу. К тому же ты выросла. Ты достаточно взрослая. Да, на этот раз у тебя будет прекрасный муж.Настоящий муж.Лукреция улыбнулась. — Давай вымоем волосы, — предложила она.Джулия согласилась. Это было их любимое занятие, потому что их золотистые волосы нужно было мыть каждые три дня, иначе они становились темнее и утрачивали блеск, так что девушки тратили довольно много времени на уход за волосами.Они болтали о будущем муже Лукреции, который появится после того, как папа освободит ее от Джованни Сфорца. Лукреция представляла себя в малиновом платье, украшенном жемчугом. Она опускается на колени и стоит на подушечке перед папой, произнося: «Беру в мужья по доброй воле». А стоящий рядом с ней мужчина имеет неясный облик, но очень напоминает внешностью отца, а некоторыми чертами характера походит на братьев.Ей казалось, что рядом с ней, преклонив колени, стоит один из Борджиа.
Мечтания Лукреции скоро прекратились — отец узнал о том, что Джованни Сфорца уехал из Рима; Александр очень рассердился и велел ему немедленно возвращаться.Но, чувствуя себя в полной безопасности в окружении своих подданных, вдали от политических конфликтов и угрозы чумы, Джованни обрел смелость и не обращал внимания на приказы папы.Александр угрожал и давал обещания, боясь непредвиденных поступков зятя, вышедшего из-под контроля. В конце концов он заявил, что если Джованни Сфорца вернется в Рим, он на деле станет мужем Лукреции и получит обещанное приданое.Все ждали узнать, что же предпримет Сфорца, Лукреция ждала… с тревогой. ЛезароДаже несмотря на предложенную ему приманку, Джованни Сфорца не спешил возвращаться в Рим.Во всей Италии было неспокойно, и Сфорца прекрасно об этом знал. На этот раз не воюющие государства полуострова отбрасывали мрачную тень на всю землю; миру угрожал более сильный и опасный враг.Король Франции возобновил свои притязания на неаполитанский трон и информировал Александра о том, что он отправляет в Ватикан миссию, которой поручено рассмотреть данный вопрос.Александр, опытный дипломат, любезно принял французскую делегацию; такой радушный прием французов Александром породил слухи, что в скором времени папа будет смещен. Делла Ровере держался настороже — он твердо намеревался занять трон, если тот опустеет.Но Александр сохранял спокойствие. Он безгранично верил в самого себя и не сомневался, что достойно выйдет из любого трудного положения, каким бы оно ни казалось безнадежным. Ферранте Арагонский умер, его место занял его сын Альфонсо. Он решил поддерживать дружбу с папой любой ценой и предложил тому огромную взятку, которая значительно помогла бы укрепить дружбу. Не в обычаях Александра было отказываться от приношений, так что теперь они с Альфонсо стали союзниками. Между тем французы выражали свое недовольство и угрожали вторжением.Укрывшись в Пезаро, Джованни наблюдал за происходящими событиями, но не мог решить, какую дорогу выбрать ему. Людовик Миланский совершенно определенно дал понять, что он не придет на помощь в случае крайней необходимости. Папа был — по-прежнему силен, раз Альфонсо гак усердно искал его дружбы. Поэтому Джованни Сфорца решил, что ему нужно возвращаться в Рим. ***Лукреция ждала. Волосы только что вымыты, тело натерто благовониями. Наконец-то она действительно вступает в брак.Папа встретил зятя так радушно, словно его отсутствие было вполне естественным. Он тепло обнял его и заявил, что рад видеть его и что его ждет брачное ложе.После чего устроили торжества с обычными непристойными шутками. Эта свадьба походила на предыдущую, но Лукреция не могла радоваться происходящему с легким сердцем. Тогда было просто представление, где ей отводилась главная роль, теперь была реальность.Муж сильно изменился по отношению к ней, она чувствовала это. Он коснулся ее руки, на своем лице она ощутила его дыхание. Наконец он заметил, что она красива.Они танцевали вместе итальянские, а не испанские танцы, как когда-то она танцевала с Джованни по точно такому же и в то же время столь отличному от этого случаю.А потом — брачная постель.Он был спокоен и мало говорил. Она была готова к тому, что должно произойти, — Джулия подготовила ее, — но понимала, что все это может сильно отличаться от опыта подруги.Она немного боялась, но сохраняла обычное спокойствие, зная, что если и не испытает наслаждения, то по крайней мере сумеет это вынести.Когда они оказались вдвоем в огромной кровати, она сказала:— Сначала скажи мне одно: почему ты так долго ждал, прежде чем вернуться?— Было глупо возвращаться, — пробормотал он. — Чума и… неопределенность.Он повернулся к ней, испытывая нетерпение после стольких месяцев ожидания, но она держалась отчужденно, в ее больших светлых глазах мелькнул страх.— Ты вернулся, чтобы стать моим мужем или… за приданым?— И за тем и за другим.Это оказалось странным, приводящим в смущение, как и говорила Джулия. Ее переполняло волнение — она открыла новый мир, который стал теперь доступным и сулил восторги, которые ей и не снились. Она знала, что с другим это будет по-другому, но даже с мужем она испытала радость.И все-таки с другим…Она лежала улыбаясь.
Она повзрослела за одну ночь. Александр и Джулия, которые успели это заметить, вместе обсуждали происшедшее.— Мне ее жаль, — задумчиво проговорила Джулия. — Мой опыт был совсем иным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33