О, я была рада уехать. Миссис Мартиндейл не возражала, чтобы я уехала. Она могла нанять в деревне девушку, чтоб черную работу делать. Я все равно ничего такого не делала. Моей заботой был ребенок, хотя я и помогала по дому, поскольку я не из таких, кто будет сидеть сложа руки, когда есть чем заняться.
Я не слушала. В моей голове крутилась одна мысль. Мейзи уехала, и после этого он попросил миссис Гиттингс увезти ребенка. Я услышала свой голос:
— Кавердейлы… Вы их помните… Они живут в Грачином Стане, так что ясно, что она не вернется.
— О, я подумала, что произойдет что-нибудь в этом роде, потому что сэр Джейсон сказал, что я должна забрать Миранду и деньги будут мне выплачиваться здесь, а когда ей исполнится пять лет, что будет еще нескоро, он устроит ее в школу. Но она должна была оставаться только под моим присмотром. О, подумала я, значит мадам выезжает. Значит, у него с ней все кончено. Что ж, тут всегда странные вещи происходили, так что я рада от всего этого быть подальше. Сэр Джейсон сказал мне: «Я знаю, что вам можно доверять, миссис Гиттингс. Никто так за ребенком не присмотрит, как вы». Пощечина матери, если спросите меня. Хоть ей и все равно. Она никогда девочкой не интересовалась ни капли. Не нужна она ей. Только хотела показать ему, что у нее могут быть дети. Слышала все эти разговоры, что у него наследника нет, и всякое такое. Не так детей на свет производить надо, мисс Грант.
— Я нисколько не беспокоюсь о благополучии Миранды, — сказала я, — и согласна с тем, что она в хороших руках, и уверена, что сэр Джейсон прав. Она счастливее с вами, и ваша сестра ее любит. Это видно.
— Я рада, что вы так думаете, мисс Грант. Я как вас увидела, боялась, что вы с вестью, что Миранду отбирают. Вы скажете сэру Джексону, как она здесь счастлива, правда?
— Если я его увижу, конечно скажу. Я на самом деле приехала узнать, не знаете ли вы, куда так внезапно уехала миссис Мартиндейл.
— С ней никогда не знаешь… А после того, как Мейзи в припадке раздражения уехала со всеми прекрасными платьями, думаю, она больше не могла выносить сельской жизни. Она все время о Лондоне говорила.
Я решила быть абсолютно искренней.
— Ходят слухи, намеки. Они неверны, конечно, но люди все-таки гадают, почему она так внезапно уехала. Она говорила что-нибудь о том, что собирается покинуть Грачиный Стан?
— Она всегда говорила о том, что уедет. Не было ничего необычного.
— Ее кто-нибудь навещал?
— Сэр Джейсон приходил. О, я вспомнила. Была ужасная сцена. Это было за несколько дней до того, как Мейзи убралась. Миссис Мартиндейл кричала, а он ее успокаивал. Мейзи подслушивала под дверью, я застала ее за этим. Я сказала: «По правде вам не следовало бы это делать». «Не глупите, — сказала она. — Как же еще я узнаю, что к чему, если не буду этого делать». Она смеялась. Потом она сказала: «Похоже, это уютное гнездышко недолго будет оставаться нашим». Я ушла. А вскоре после этого я как раз виделась с мистером Джейсоном. Он как будто ненароком проезжал мимо, а я выводила Миранду на прогулку. Он окликнул меня и сказал: «Миссис Гитгингс, были бы вы готовы забрать Миранду к своей сестре и остаться там на неопределенный срок?» Я была так потрясена, что никак не могла постичь этого. А он сидел на своем коне, смотрел на меня сверху вниз и строил все эти планы. Я должна была немедленно все устроить; деньги будут присылаться регулярно каждый месяц, и все будет оплачиваться вперед. Если Миранде будет что-нибудь нужно, я должна сообщить прямо ему. Думаю ли я, что моя сестра согласится? Я сказала, что моя сестра будет прыгать от радости. Он выглядел очень довольным и сказал: «Я вам благодарен, миссис Гиттингс. Вы разрешили большую проблему».
— А что сказала миссис Мартиндейл, когда узнала?
— Она пожала плечами и не стала возражать. Вот я и принялась упаковываться, и мы уехали. Вы бы видели лицо Ады — потому что у меня не было времени ее предупредить. Она все снова и снова повторяла: «Ну, не думала». Потом она обняла Миранду и сказала: «Чудеса никогда не кончаются, верно, лапушка?» Она чуть не плакала от радости. Ведь Ада жила в одиночестве с тех пор, как наш отец умер.
— Я считаю, Миранде очень повезло, что у нее есть вы обе. Я знаю. У меня самой есть замечательная тетушка, которая дала мне любовь, в которой ребенок нуждается, когда растет. Но вот что я действительно хотела бы узнать: что произошло с миссис Мартиндейл.
— Видимо вскоре после нашего отъезда она тоже уехала.
— Она говорила, что уедет? Не давала ли каких-нибудь указаний?
— Она не говорила мне, что уезжает. Ни о каких планах ничего не говорила.
Я начинала ощущать, что от страха мне становится дурно. Моя встреча с миссис Гиттингс только усилила мои подозрения.
— Не могу передать вам, как я счастлива, что живу здесь, мисс Грант, — продолжала она. — Житье с миссис Мартиндейл не было медом. Иногда она была очень невыдержанной дамой. Мы все из-за нее довольно нервничали, даже Мейзи, которая могла за себя постоять. А сколько раз она приказывала Мейзи убираться! Но, кажется, у Мейзи была над ней какая-то власть. Я удивлена, что она уехала, потому что сколько бы они ни ссорились, они всегда мирились. Видать, в этот последний раз дело зашло слишком далеко. Мейзи всегда говорила, что им попалось хорошее дельце. Сэр Джейсон и все такое…
— Очень странно, что уехала она столь внезапно.
— Да и нет. С миссис Мартиндейл никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
Мы продолжали говорить, но я не могла больше ничего узнать. Дик Грэмм приехал за мной, Ада вышла из теплицы и сказала, что рада была со мной познакомиться.
На обратном пути мне было очень не по себе.
Я знала, что невозможно будет бесконечно избегать сэра Джейсона. Он решительно настроился меня поймать, и было ясно, что в конце концов он так и сделает.
Это произошло на четвертый день после моего визита в Бристонли.
У меня был перерыв в два часа, и я взяла одну из лошадей. Он догнал меня около леса недалеко от Грачиного Стана. Я думаю, оттуда он и ехал.
— Вы избегали меня, Корделия, — сказал он с упреком. Его дерзость была ни с чем не сравнимой, и я не могла не рассмеяться.
— Вы воображали, что я могу иначе? — спросила я.
— Нет… после моего ужасного поведения в последний раз, когда мы были наедине. Я пытался подстеречь вас, чтобы попросить прощения.
— Вы меня удивляете.
— Ну что ж, значит, я прощен?
— Я не хочу вас больше видеть. Неужели вы не понимаете, что оскорбили меня?
— Оскорбил вас? Напротив, это был высочайший комплимент мужчины женщине.
— Не говорите чепухи, — сказала я и пришпорила лошадь.
Но он, конечно же, не отстал.
— Пожалуйста, позвольте мне объяснить. Я приехал просить вас выйти за меня замуж.
Я снова засмеялась.
— Без моих верительных грамот? — сказала я. — Вы очень спешите.
— Ни в коем случае. Я очень серьезно все обдумал. Я хочу вас… и только вы подойдете.
— Вас постигла неудача. Прощайте.
— Я никогда не принимаю отказа.
— Вам следует помнить, что в супружестве участвуют двое. Возможно, ваши предки, которыми вы, похоже, так гордитесь, и обладали привычкой тащить невест к алтарю силой и под угрозой ножа заставлять их произносить обеты… но в наше время это не выйдет.
— Мы никогда ничего подобного не делали. Откуда вы взяли такую идею? Мы всегда были самой лучшей партией в округе, и женщины строили планы, как бы опутать нас брачными узами.
— Нонсенс. Вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю. Вы вели себя со мною варварски, и единственный для вас способ заслужить прощение — уйти с глаз моих и никогда больше не показываться.
— Увы, похоже, придется обойтись без вашего прощения.
— Я не хочу иметь с вами ничего общего. И мне не хотелось бы, чтобы кто-то думал, что я имею к вам отношение. Буду очень благодарна, если вы оставите меня в покое.
— Это нелегко сделать по двум причинам. Одна — школьный маскарад и достойная мисс Хетерингтон. Другая и даже более непреодолимая в том, что я вами одурманен.
— В таком случае найдите поскорее, кого одарить своей любовью. Где миссис Мартиндейл?
— В Лондоне, я думаю.
— Неужели вы совершенно бесчувственны? Вам известно, что говорят о ней… и о вас?
— Позвольте мне угадать. Я ее убил. Верно?
— Это подразумевается. Вы сделали это?
Он смеялся надо мной.
— О Господи! Вот так вопрос. Значит вы считаете меня убийцей, не так ли?
— Не так давно я видела очень уродливую сторону вашей натуры.
— Дорогая Корделия, я люблю вас. Я пытался сделать вас счастливой.
— Вам забавно. Я же не считаю происшедшее шуткой.
— Вы были бы так счастливы! Мы строили бы планы. Это было бы чудесно. Я показал бы вам новую Корделию.
— Вы очень высокого мнения о себе. Я его не разделяю. И не думаю, что другие разделяют.
— Если бы только вы дали себе шанс узнать меня.
— Судя по тому, что я уже знаю, не думаю, что это было бы приятным знакомством.
— Выслушайте меня. Я не знаю, где Марсия. Она уехала. Это все, что меня интересует. Вы слишком жестоки и всегда думаете обо мне самое худшее с самого начала, после того, как я приказал вашей карете пятиться.
— Это был типичный жест. Именно так вы все время обращаетесь с людьми.
— Корделия, позвольте попытаться вам объяснить. Я знаю, что произвожу впечатление надменного эгоиста. Так оно и есть. Но я мог бы стать другим с вами. Вы могли бы изменить меня. Мы могли бы вместе быть хорошими… потому что и я тоже изменил бы вас. Я открыл бы вам глаза, Корделия. Я чувствую, что живу уже только оттого, что говорю с вами. Мне нравится, как вы хлещете меня словами. В Шаффенбрюккене вас точно научили словесным битвам. Я такой, какой есть, из-за моего окружения. Меня так воспитали. Я хочу детей, которые унаследовали бы мое состояние. Это естественно, разве не так? Я не хочу продолжать жить, как жил до сих пор. Мне нужен кто-то, кто мог бы помочь мне стать таким, как я хочу. Я знаю, что это вы. Я уже рассказал вам кое-что о моем детстве. Оно не было счастливым. Нас с братом воспитывали в строгости. Вы знаете, что он продолжал жить под этой крышей и после женитьбы — а теперь девочки мои подопечные. Моя жена была хорошей женщиной, но никогда меня не интересовала… даже до несчастного случая. Потом она погрузилась в свои недомогания. Но дело даже не в этом, а в том, что у нас не было ничего общего… не о чем говорить. Вы можете представить безотрадность такого существования? Она была стоиком, а я был иногда несколько нетерпелив. Я досадовал на судьбу за то, что она взвалила на меня. Она не могла жить со мной как жена. Мне было все равно. Естественно, были другие… много других. Не было никого особенного… возможно именно поэтому их было так много. Пока вы понимаете?
— Да, конечно.
— И все еще осуждаете?
— Нет. Я не хочу иметь к вам никакого отношения.
— Она умерла… передозировка опиума. Она часто повторяла, что если боль станет невыносимой, она покончит с собой. Она была женщиной религиозной, и должно быть боль стала практически невыносимой. Иначе она не сделала бы этого. Мы были хорошими друзьями. Она знала, что я ищу утешения у других… и она умерла.
— И вы привезли Марсию Мартиндейл в Грачиный Стан. Зачем?
Несколько секунд он молчал. Я спрашивала себя, почему осталась и разговариваю с ним. Мне следовало бы повернуть коня и умчаться прочь. Однако я не могла противиться желанию остаться. Он сказал:
— Марсия меня забавляла. Она могла быть такой возмутительной. Она всегда играла роль… На сцене и вне. Она забеременела, и под влиянием импульса я предложил ей Грачиный Стан, чтобы она могла укрыться и родить спокойно. Затем она оценила положение дел здесь… жена-инвалид, поместье, которое наследовать могут лишь две девочки… конец имени Веррингеров. Для нее это было словно пьеса. Следовательно, она решила, что ребенок — мой, что она демонстрирует мне, что не бесплодна, и уверяет себя, что если бы я был свободен, я женился бы на ней. Меня это забавляло. Возможно, я не был достаточно серьезен. Она плела свои фантазии, разыгрывала их, и если они ей достаточно нравились, верила в них.
— А потом ваша жена умерла.
— Да. Тогда и начались трудности.
— Я могу это понять.
— Она и вправду верила тогда, что я на ней женюсь. Я уехал в надежде, что ей надоест сидеть в деревне и она вернется в Лондон.
— Но вместо этого она присоединилась к вам.
— Она не присоединилась ко мне. Она могла бы это сделать, если бы знала, где я. Однако я решительно не хотел, чтобы она узнала.
— Но она все-таки уехала, и говорили…
— Говорили! Вы построили что-то против меня на том, что говорили!
— Неужели вы и вправду думаете, что после того, что я узнала о вас, мне нужно прислушиваться к мнению других? Разве у меня нет собственного опыта?
— Вы должны понять, что я действовал таким образом из-за того, что так отчаянно в вас нуждаюсь. Я знаю, что если бы мне это удалось, я открыл бы новую жизнь для вас… для нас. О Корделия, перестаньте быть святошей. Вы не такая. Это фасад, за которым вы прячетесь.
Я отвернулась, но он положил руку на мои поводья.
— Вы должны меня выслушать. Вы должны попытаться понять. Я люблю вас. Я хочу вас. Я прошу вас выйти за меня замуж.
— Высочайшая честь, — сказала я с сарказмом.
— Для меня да, — серьезно заявил он. — Я люблю вас, Корделия. Что бы вы ни сделали, я все равно буду вас любить. Если бы вы убили мисс Хетерингтон и выбросили ее тело рыбам в пруду, я все равно любил бы вас. Такова настоящая любовь.
— Очень трогательно, — сказала я и почувствовала к нему нелепую жалость. И не могла понять, почему. Он выглядел таким сильным, безжалостным, надменным, таким, что мне больше всего неприятно, и однако же, когда он говорил о своей любви ко мне, я почти верила, что это правда. Он был похож на мальчика, который в потемках ищет кого-нибудь, кто мог бы любить и понимать его как никогда раньше не любили и не понимали. Импульсивно я сказала:
— Расскажите мне, что вам известно о местонахождении Марсии Мартиндейл.
— Я ничего не знаю. Я подозреваю, что она в Лондоне с Джеком Мартиндейлом.
— Джек Мартиндейл! Он не был разве ее мужем?
— Своего рода муж.
— Он умер, пересекая Атлантику.
Он засмеялся.
— О, вы слышали эту версию. Есть еще версия, что он погиб на дуэли, конечно, сражаясь за честь Марсии. И другая, когда он погиб на пожаре в театре, после того как спас жизнь многим людям, включая Марсию. Кажется, он вернулся за ее собачкой. Это была очень трогательная история.
— Вы хотите сказать, все это ложь. Вы хотите сказать, что этот ее муж все еще жив?
— Этого я не могу сказать. Я только сказал, что она, возможно, вернулась к нему.
— Она сказала, что возвращается? Не было ли это довольно внезапно?
— Не по ее стандартам. Послушайте меня, Корделия. Это не было мудрым шагом с моей стороны — то, что я позволил ей приехать сюда. Но она была в трудном положении… осталась без работы из-за того, что у нее должен был родиться ребенок. Ей было некуда идти. Грачиный Стан пустовал, вот я и привез ее сюда. Я был в подавленном состоянии. Сильвия, моя жена, очень страдала от сильных болей. Я почти не виделся с ней. Я не считал, что от Фионы поместью будет много толку, а я старею… и по правде говоря сердился на то, что жизнь со мной сделала. Я вел то, что вы назовете беспутным образом жизни в Лондоне, и подумал, что это будет так забавно… Вот я и привез ее сюда. Это было глупостью, потому что она тотчас же начала включать меня в свои фантазии. А потом, когда Сильвия приняла слишком большую дозу, меня резко встряхнуло… И в самый день ее похорон я увидел вас. Я тотчас понял, что это кто-то отличающийся от всех остальных… кто-то возбуждающий меня не только физически, но во всех отношениях, и я начал планировать. Мне казалось, что это было начало новой жизни. Все прочее осталось позади. И тут эта проклятая баба в Грачином Стане.
— Да, — сказала я. — Продолжайте.
— Вы понимаете? Вы принимаете мои чувства к вам?
— Нет. Только то, что в вашей жизни было много женщин и вы считаете, что было бы довольно забавно добавить меня к их числу.
— Правдивы ли вы сами перед собой, Корделия? Я знаю, вы управляете своими чувствами. Будучи хорошей учительницей.
— Мне хотелось бы, чтобы вы прекратили глумиться над учителями.
— Глумиться над ними? Им принадлежит мое глубочайшее восхищение. Наипочтеннейшая профессия. Но я для вас предназначил другую судьбу.
— Я сама буду решать свою судьбу. Но я хотела бы знать, что случилось с Марсией Мартиндейл.
— Вы можете быть уверены, что она уехала в Лондон. Она становилась очень самодовольной. Не раз она посылала меня к чертям, так что я догадался, что у нее есть какие-то планы. Она поняла, что ее маленькая фантазия подошла к концу.
— Однако вы чувствуете ответственность за ее ребенка… хотя кажетесь уверенным, что это не ваш ребенок.
— Я полагаю, есть вероятность, что может оказаться моим.
— Я была в Бристонли и виделась с миссис Гиттингс.
Он в удивлении уставился на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я не слушала. В моей голове крутилась одна мысль. Мейзи уехала, и после этого он попросил миссис Гиттингс увезти ребенка. Я услышала свой голос:
— Кавердейлы… Вы их помните… Они живут в Грачином Стане, так что ясно, что она не вернется.
— О, я подумала, что произойдет что-нибудь в этом роде, потому что сэр Джейсон сказал, что я должна забрать Миранду и деньги будут мне выплачиваться здесь, а когда ей исполнится пять лет, что будет еще нескоро, он устроит ее в школу. Но она должна была оставаться только под моим присмотром. О, подумала я, значит мадам выезжает. Значит, у него с ней все кончено. Что ж, тут всегда странные вещи происходили, так что я рада от всего этого быть подальше. Сэр Джейсон сказал мне: «Я знаю, что вам можно доверять, миссис Гиттингс. Никто так за ребенком не присмотрит, как вы». Пощечина матери, если спросите меня. Хоть ей и все равно. Она никогда девочкой не интересовалась ни капли. Не нужна она ей. Только хотела показать ему, что у нее могут быть дети. Слышала все эти разговоры, что у него наследника нет, и всякое такое. Не так детей на свет производить надо, мисс Грант.
— Я нисколько не беспокоюсь о благополучии Миранды, — сказала я, — и согласна с тем, что она в хороших руках, и уверена, что сэр Джейсон прав. Она счастливее с вами, и ваша сестра ее любит. Это видно.
— Я рада, что вы так думаете, мисс Грант. Я как вас увидела, боялась, что вы с вестью, что Миранду отбирают. Вы скажете сэру Джексону, как она здесь счастлива, правда?
— Если я его увижу, конечно скажу. Я на самом деле приехала узнать, не знаете ли вы, куда так внезапно уехала миссис Мартиндейл.
— С ней никогда не знаешь… А после того, как Мейзи в припадке раздражения уехала со всеми прекрасными платьями, думаю, она больше не могла выносить сельской жизни. Она все время о Лондоне говорила.
Я решила быть абсолютно искренней.
— Ходят слухи, намеки. Они неверны, конечно, но люди все-таки гадают, почему она так внезапно уехала. Она говорила что-нибудь о том, что собирается покинуть Грачиный Стан?
— Она всегда говорила о том, что уедет. Не было ничего необычного.
— Ее кто-нибудь навещал?
— Сэр Джейсон приходил. О, я вспомнила. Была ужасная сцена. Это было за несколько дней до того, как Мейзи убралась. Миссис Мартиндейл кричала, а он ее успокаивал. Мейзи подслушивала под дверью, я застала ее за этим. Я сказала: «По правде вам не следовало бы это делать». «Не глупите, — сказала она. — Как же еще я узнаю, что к чему, если не буду этого делать». Она смеялась. Потом она сказала: «Похоже, это уютное гнездышко недолго будет оставаться нашим». Я ушла. А вскоре после этого я как раз виделась с мистером Джейсоном. Он как будто ненароком проезжал мимо, а я выводила Миранду на прогулку. Он окликнул меня и сказал: «Миссис Гитгингс, были бы вы готовы забрать Миранду к своей сестре и остаться там на неопределенный срок?» Я была так потрясена, что никак не могла постичь этого. А он сидел на своем коне, смотрел на меня сверху вниз и строил все эти планы. Я должна была немедленно все устроить; деньги будут присылаться регулярно каждый месяц, и все будет оплачиваться вперед. Если Миранде будет что-нибудь нужно, я должна сообщить прямо ему. Думаю ли я, что моя сестра согласится? Я сказала, что моя сестра будет прыгать от радости. Он выглядел очень довольным и сказал: «Я вам благодарен, миссис Гиттингс. Вы разрешили большую проблему».
— А что сказала миссис Мартиндейл, когда узнала?
— Она пожала плечами и не стала возражать. Вот я и принялась упаковываться, и мы уехали. Вы бы видели лицо Ады — потому что у меня не было времени ее предупредить. Она все снова и снова повторяла: «Ну, не думала». Потом она обняла Миранду и сказала: «Чудеса никогда не кончаются, верно, лапушка?» Она чуть не плакала от радости. Ведь Ада жила в одиночестве с тех пор, как наш отец умер.
— Я считаю, Миранде очень повезло, что у нее есть вы обе. Я знаю. У меня самой есть замечательная тетушка, которая дала мне любовь, в которой ребенок нуждается, когда растет. Но вот что я действительно хотела бы узнать: что произошло с миссис Мартиндейл.
— Видимо вскоре после нашего отъезда она тоже уехала.
— Она говорила, что уедет? Не давала ли каких-нибудь указаний?
— Она не говорила мне, что уезжает. Ни о каких планах ничего не говорила.
Я начинала ощущать, что от страха мне становится дурно. Моя встреча с миссис Гиттингс только усилила мои подозрения.
— Не могу передать вам, как я счастлива, что живу здесь, мисс Грант, — продолжала она. — Житье с миссис Мартиндейл не было медом. Иногда она была очень невыдержанной дамой. Мы все из-за нее довольно нервничали, даже Мейзи, которая могла за себя постоять. А сколько раз она приказывала Мейзи убираться! Но, кажется, у Мейзи была над ней какая-то власть. Я удивлена, что она уехала, потому что сколько бы они ни ссорились, они всегда мирились. Видать, в этот последний раз дело зашло слишком далеко. Мейзи всегда говорила, что им попалось хорошее дельце. Сэр Джейсон и все такое…
— Очень странно, что уехала она столь внезапно.
— Да и нет. С миссис Мартиндейл никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
Мы продолжали говорить, но я не могла больше ничего узнать. Дик Грэмм приехал за мной, Ада вышла из теплицы и сказала, что рада была со мной познакомиться.
На обратном пути мне было очень не по себе.
Я знала, что невозможно будет бесконечно избегать сэра Джейсона. Он решительно настроился меня поймать, и было ясно, что в конце концов он так и сделает.
Это произошло на четвертый день после моего визита в Бристонли.
У меня был перерыв в два часа, и я взяла одну из лошадей. Он догнал меня около леса недалеко от Грачиного Стана. Я думаю, оттуда он и ехал.
— Вы избегали меня, Корделия, — сказал он с упреком. Его дерзость была ни с чем не сравнимой, и я не могла не рассмеяться.
— Вы воображали, что я могу иначе? — спросила я.
— Нет… после моего ужасного поведения в последний раз, когда мы были наедине. Я пытался подстеречь вас, чтобы попросить прощения.
— Вы меня удивляете.
— Ну что ж, значит, я прощен?
— Я не хочу вас больше видеть. Неужели вы не понимаете, что оскорбили меня?
— Оскорбил вас? Напротив, это был высочайший комплимент мужчины женщине.
— Не говорите чепухи, — сказала я и пришпорила лошадь.
Но он, конечно же, не отстал.
— Пожалуйста, позвольте мне объяснить. Я приехал просить вас выйти за меня замуж.
Я снова засмеялась.
— Без моих верительных грамот? — сказала я. — Вы очень спешите.
— Ни в коем случае. Я очень серьезно все обдумал. Я хочу вас… и только вы подойдете.
— Вас постигла неудача. Прощайте.
— Я никогда не принимаю отказа.
— Вам следует помнить, что в супружестве участвуют двое. Возможно, ваши предки, которыми вы, похоже, так гордитесь, и обладали привычкой тащить невест к алтарю силой и под угрозой ножа заставлять их произносить обеты… но в наше время это не выйдет.
— Мы никогда ничего подобного не делали. Откуда вы взяли такую идею? Мы всегда были самой лучшей партией в округе, и женщины строили планы, как бы опутать нас брачными узами.
— Нонсенс. Вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю. Вы вели себя со мною варварски, и единственный для вас способ заслужить прощение — уйти с глаз моих и никогда больше не показываться.
— Увы, похоже, придется обойтись без вашего прощения.
— Я не хочу иметь с вами ничего общего. И мне не хотелось бы, чтобы кто-то думал, что я имею к вам отношение. Буду очень благодарна, если вы оставите меня в покое.
— Это нелегко сделать по двум причинам. Одна — школьный маскарад и достойная мисс Хетерингтон. Другая и даже более непреодолимая в том, что я вами одурманен.
— В таком случае найдите поскорее, кого одарить своей любовью. Где миссис Мартиндейл?
— В Лондоне, я думаю.
— Неужели вы совершенно бесчувственны? Вам известно, что говорят о ней… и о вас?
— Позвольте мне угадать. Я ее убил. Верно?
— Это подразумевается. Вы сделали это?
Он смеялся надо мной.
— О Господи! Вот так вопрос. Значит вы считаете меня убийцей, не так ли?
— Не так давно я видела очень уродливую сторону вашей натуры.
— Дорогая Корделия, я люблю вас. Я пытался сделать вас счастливой.
— Вам забавно. Я же не считаю происшедшее шуткой.
— Вы были бы так счастливы! Мы строили бы планы. Это было бы чудесно. Я показал бы вам новую Корделию.
— Вы очень высокого мнения о себе. Я его не разделяю. И не думаю, что другие разделяют.
— Если бы только вы дали себе шанс узнать меня.
— Судя по тому, что я уже знаю, не думаю, что это было бы приятным знакомством.
— Выслушайте меня. Я не знаю, где Марсия. Она уехала. Это все, что меня интересует. Вы слишком жестоки и всегда думаете обо мне самое худшее с самого начала, после того, как я приказал вашей карете пятиться.
— Это был типичный жест. Именно так вы все время обращаетесь с людьми.
— Корделия, позвольте попытаться вам объяснить. Я знаю, что произвожу впечатление надменного эгоиста. Так оно и есть. Но я мог бы стать другим с вами. Вы могли бы изменить меня. Мы могли бы вместе быть хорошими… потому что и я тоже изменил бы вас. Я открыл бы вам глаза, Корделия. Я чувствую, что живу уже только оттого, что говорю с вами. Мне нравится, как вы хлещете меня словами. В Шаффенбрюккене вас точно научили словесным битвам. Я такой, какой есть, из-за моего окружения. Меня так воспитали. Я хочу детей, которые унаследовали бы мое состояние. Это естественно, разве не так? Я не хочу продолжать жить, как жил до сих пор. Мне нужен кто-то, кто мог бы помочь мне стать таким, как я хочу. Я знаю, что это вы. Я уже рассказал вам кое-что о моем детстве. Оно не было счастливым. Нас с братом воспитывали в строгости. Вы знаете, что он продолжал жить под этой крышей и после женитьбы — а теперь девочки мои подопечные. Моя жена была хорошей женщиной, но никогда меня не интересовала… даже до несчастного случая. Потом она погрузилась в свои недомогания. Но дело даже не в этом, а в том, что у нас не было ничего общего… не о чем говорить. Вы можете представить безотрадность такого существования? Она была стоиком, а я был иногда несколько нетерпелив. Я досадовал на судьбу за то, что она взвалила на меня. Она не могла жить со мной как жена. Мне было все равно. Естественно, были другие… много других. Не было никого особенного… возможно именно поэтому их было так много. Пока вы понимаете?
— Да, конечно.
— И все еще осуждаете?
— Нет. Я не хочу иметь к вам никакого отношения.
— Она умерла… передозировка опиума. Она часто повторяла, что если боль станет невыносимой, она покончит с собой. Она была женщиной религиозной, и должно быть боль стала практически невыносимой. Иначе она не сделала бы этого. Мы были хорошими друзьями. Она знала, что я ищу утешения у других… и она умерла.
— И вы привезли Марсию Мартиндейл в Грачиный Стан. Зачем?
Несколько секунд он молчал. Я спрашивала себя, почему осталась и разговариваю с ним. Мне следовало бы повернуть коня и умчаться прочь. Однако я не могла противиться желанию остаться. Он сказал:
— Марсия меня забавляла. Она могла быть такой возмутительной. Она всегда играла роль… На сцене и вне. Она забеременела, и под влиянием импульса я предложил ей Грачиный Стан, чтобы она могла укрыться и родить спокойно. Затем она оценила положение дел здесь… жена-инвалид, поместье, которое наследовать могут лишь две девочки… конец имени Веррингеров. Для нее это было словно пьеса. Следовательно, она решила, что ребенок — мой, что она демонстрирует мне, что не бесплодна, и уверяет себя, что если бы я был свободен, я женился бы на ней. Меня это забавляло. Возможно, я не был достаточно серьезен. Она плела свои фантазии, разыгрывала их, и если они ей достаточно нравились, верила в них.
— А потом ваша жена умерла.
— Да. Тогда и начались трудности.
— Я могу это понять.
— Она и вправду верила тогда, что я на ней женюсь. Я уехал в надежде, что ей надоест сидеть в деревне и она вернется в Лондон.
— Но вместо этого она присоединилась к вам.
— Она не присоединилась ко мне. Она могла бы это сделать, если бы знала, где я. Однако я решительно не хотел, чтобы она узнала.
— Но она все-таки уехала, и говорили…
— Говорили! Вы построили что-то против меня на том, что говорили!
— Неужели вы и вправду думаете, что после того, что я узнала о вас, мне нужно прислушиваться к мнению других? Разве у меня нет собственного опыта?
— Вы должны понять, что я действовал таким образом из-за того, что так отчаянно в вас нуждаюсь. Я знаю, что если бы мне это удалось, я открыл бы новую жизнь для вас… для нас. О Корделия, перестаньте быть святошей. Вы не такая. Это фасад, за которым вы прячетесь.
Я отвернулась, но он положил руку на мои поводья.
— Вы должны меня выслушать. Вы должны попытаться понять. Я люблю вас. Я хочу вас. Я прошу вас выйти за меня замуж.
— Высочайшая честь, — сказала я с сарказмом.
— Для меня да, — серьезно заявил он. — Я люблю вас, Корделия. Что бы вы ни сделали, я все равно буду вас любить. Если бы вы убили мисс Хетерингтон и выбросили ее тело рыбам в пруду, я все равно любил бы вас. Такова настоящая любовь.
— Очень трогательно, — сказала я и почувствовала к нему нелепую жалость. И не могла понять, почему. Он выглядел таким сильным, безжалостным, надменным, таким, что мне больше всего неприятно, и однако же, когда он говорил о своей любви ко мне, я почти верила, что это правда. Он был похож на мальчика, который в потемках ищет кого-нибудь, кто мог бы любить и понимать его как никогда раньше не любили и не понимали. Импульсивно я сказала:
— Расскажите мне, что вам известно о местонахождении Марсии Мартиндейл.
— Я ничего не знаю. Я подозреваю, что она в Лондоне с Джеком Мартиндейлом.
— Джек Мартиндейл! Он не был разве ее мужем?
— Своего рода муж.
— Он умер, пересекая Атлантику.
Он засмеялся.
— О, вы слышали эту версию. Есть еще версия, что он погиб на дуэли, конечно, сражаясь за честь Марсии. И другая, когда он погиб на пожаре в театре, после того как спас жизнь многим людям, включая Марсию. Кажется, он вернулся за ее собачкой. Это была очень трогательная история.
— Вы хотите сказать, все это ложь. Вы хотите сказать, что этот ее муж все еще жив?
— Этого я не могу сказать. Я только сказал, что она, возможно, вернулась к нему.
— Она сказала, что возвращается? Не было ли это довольно внезапно?
— Не по ее стандартам. Послушайте меня, Корделия. Это не было мудрым шагом с моей стороны — то, что я позволил ей приехать сюда. Но она была в трудном положении… осталась без работы из-за того, что у нее должен был родиться ребенок. Ей было некуда идти. Грачиный Стан пустовал, вот я и привез ее сюда. Я был в подавленном состоянии. Сильвия, моя жена, очень страдала от сильных болей. Я почти не виделся с ней. Я не считал, что от Фионы поместью будет много толку, а я старею… и по правде говоря сердился на то, что жизнь со мной сделала. Я вел то, что вы назовете беспутным образом жизни в Лондоне, и подумал, что это будет так забавно… Вот я и привез ее сюда. Это было глупостью, потому что она тотчас же начала включать меня в свои фантазии. А потом, когда Сильвия приняла слишком большую дозу, меня резко встряхнуло… И в самый день ее похорон я увидел вас. Я тотчас понял, что это кто-то отличающийся от всех остальных… кто-то возбуждающий меня не только физически, но во всех отношениях, и я начал планировать. Мне казалось, что это было начало новой жизни. Все прочее осталось позади. И тут эта проклятая баба в Грачином Стане.
— Да, — сказала я. — Продолжайте.
— Вы понимаете? Вы принимаете мои чувства к вам?
— Нет. Только то, что в вашей жизни было много женщин и вы считаете, что было бы довольно забавно добавить меня к их числу.
— Правдивы ли вы сами перед собой, Корделия? Я знаю, вы управляете своими чувствами. Будучи хорошей учительницей.
— Мне хотелось бы, чтобы вы прекратили глумиться над учителями.
— Глумиться над ними? Им принадлежит мое глубочайшее восхищение. Наипочтеннейшая профессия. Но я для вас предназначил другую судьбу.
— Я сама буду решать свою судьбу. Но я хотела бы знать, что случилось с Марсией Мартиндейл.
— Вы можете быть уверены, что она уехала в Лондон. Она становилась очень самодовольной. Не раз она посылала меня к чертям, так что я догадался, что у нее есть какие-то планы. Она поняла, что ее маленькая фантазия подошла к концу.
— Однако вы чувствуете ответственность за ее ребенка… хотя кажетесь уверенным, что это не ваш ребенок.
— Я полагаю, есть вероятность, что может оказаться моим.
— Я была в Бристонли и виделась с миссис Гиттингс.
Он в удивлении уставился на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41