— сказала я.
Я заглянула в следующую комнату. Она лежала в одной постели, Фиона в другой. Обе они выглядели встревоженными. Я сказала:
— Выбирайтесь из этой кровати, Патриция.
Она тотчас встала.
— Надевайте тапочки и халат.
Она безропотно повиновалась.
Вместе с ней я прошла в соседнюю комнату.
— Теперь, Юджини, вон из кровати Патриции и шагайте в свою комнату.
— Мадмуазель… — начала было Шарлотта.
— Это не касается мадмуазель. Отвечаю за вас я, и вы будете слушаться.
— Вы сами на самом деле еще не взрослая.
— Не дерзите. Вы слышали меня, Юджини?
Та взглянула на Шарлотту и, не глядя мне в глаза, пробормотала:
— Не пойду.
Я испытывала желание вытащить ее силой. Если бы Шарлотта пришла ей на помощь, они вдвоем пересилили бы меня; кроме того, в моем случае насилие было неприемлемо.
И тут я вспомнила, как Тереза говорила, что они были без ума от лошадей, и особенно Шарлотта.
— Я думаю, что пойдете, — сказала я. — Я отстраню вас от уроков, и чем дольше вы будете оставаться в этой постели, тем дольше будет ваше наказание. В этом семестре мы изучаем «Макбета», и сколько минут вы будете оставаться в постели, настолько вы будете отстранены и должны будете выучить столько же строк из пьесы. Вы будете заниматься этим во время уроков верховой езды, так что любая непокорная девушка не сможет присоединяться к остальным. Шарлотта подскочила на постели.
— Вы не можете этого сделать, — сказала она.
— Уверяю вас, могу.
— Мисс Хетерингтон…
— Мисс Хетерингтон дала мне позволение поступать так, как я сочту нужным. Начинаем сейчас. Если вы немедленно не встанете, Юджини, вы и Шарлотта будете удалены завтра с занятий верховой ездой.
Это было важно. Я ощущала напряжение. Мне следовало быть твердой или проиграть битву. Я гадала, что сказала бы Дейзи по поводу усечения уроков, за которые родители девушек так дорого платят.
Я стояла и смотрела на них.
Победила любовь Шарлотты к лошадям.
Она внезапно посмотрела на Юджини и сказала:
— Тебе лучше идти… пока…
Юджини встала с постели. Сокращение времени для верховой езды было бы для нее такой же трагедией, как и для Шарлотты.
Когда она проскочила мимо меня, я сказала:
— Пока… и до конца семестра… если хотите наслаждаться верховой ездой. Теперь, Патриция, забирайтесь в свою постель, и чтобы я больше не слышала разговоров. Спокойной ночи, девушки.
В соседней комнате Юджини лежала лицом к стене, а Фиона посмотрела на меня извиняющимися глазами, отвечая на пожелание доброй ночи.
Я отправилась в постель. Победа. Но меня трясло.
III. Марсия
Я была слегка удивлена, что победила так легко, ибо после этого проблем больше не возникало. Девушки были в тех постелях, в каких полагалось, и хотя Шарлотта меня игнорировала, а Юджини была несколько угрюма, остальные были вполне очаровательными, Тереза же ясно показывала, что рабски мне предана.
Я знала, Шарлотта дразнит ее тем, что она пресмыкается предо мной, и Юджини ей ясно показывала, что презирает ее, но как ни странно, Тереза — несомненно оттого, что была уверена в моей поддержке, — выработала в себе несколько больше смелости и казалась способной справляться с их колкостями.
У меня был очень дорогой моему сердцу предмет — английская литература, и мне было очень интересно читать мою любимую Джейн Остин и пьесы Шекспира с большим вниманием, чем раньше, читать их вместе с девушками, анализировать их и искать скрытый смысл. У меня на эту тему было четыре урока в неделю, и таким образом в течение недели я занималась со всеми девушками школы, а это означало, что на двух уроках присутствовали Шарлотта и Юджини. Шарлотта работать отказывалась, и Юджини — она была младше подруги на год или около того и находилась под сильным ее влиянием — тоже попыталась, но мне было забавно обнаружить, что она по-настоящему любила литературу и не могла полностью подавить свой интерес. Тереза же изо всех сил старалась угодить мне. Это действительно доставляло мне удовольствие.
Возможно светские занятия были менее успешны. Мы обсуждали различные темы, и девушки должны были учиться, как ходить и действовать грациозно — точно так же, как нам приходилось в Шаффенбрюккене. Все это было довольно забавно.
Собрания в согревательной мне нравились. Иногда к нам присоединялась Дейзи. Конечно, когда ее не было, мы были свободнее и спокойнее. Я узнала, что Дост-Шарлотта — как ее иронично прозвали — для всех была сущим наказанием.
— «Путы путам», — сказала мисс Паркер, которая гордилась откровенностью своих высказываний. — Я была бы очень рада увидеть Дост-Шарлотту в путах.
Тереза — мышка, говорили они. Глупенькая робкая малышка.
Я защищала ее и отмечала, что это из-за ее семейных обстоятельств.
Юджини — чистый кошмар, таков был комментарий мисс Паркер.
— Она — Веррингер, а это почти худший ярлык, какой только можно кому-либо привесить. Фиона, однако, славная девочка.
Мэтт Гринуэй, учитель верховой езды, который случайно присутствовал при разговоре, добавил, что трудно поверить, что они обе из одной конюшни.
— Совершенно разные по внешности и по характеру, — сказала Эйлин Экклз. — Потрясающе. А еще говорят о наследственности. Думается, большое значение имеет окружение.
— Предполагается, что окружение у них одно, — отметила я. — Очевидно, они обе воспитывались в Холле.
— Ну, говорят, их мать была милой и послушной. Скорее похожа на Фиону, мне кажется. Что же касается Юджини, так в ней сидит дьявол Веррингеров.
Мне нравились эти сборища, приправленные сплетнями, они очень помогали мне лучше узнать девушек, а это было огромным преимуществом при общении с ними. Возможно, Эйлин Экклз люди интересовали больше, чем других, так что она давала много информации.
— На лето, как я понимаю, нам опять оставят Терезу, — сказала она. — Ее родственники написали, что будут отсутствовать несколько месяцев.
— Бедное дитя, — сказала я. — Должно быть, ей одной здесь все лето очень скучно.
— Полагаю, было бы бессмысленным ожидать, что ее родители пришлют за ней из Родезии. Как только она оказалась бы там, ей пришлось бы отправляться обратно. Мне жаль девушку.
О Терезе я думала много. Когда я выходила из класса после урока, она часто предлагала мне помочь нести мои книги. Я видела надменно-презрительные взгляды Шарлотты, но казалось, что Терезу это не трогало, хотя, как я поняла, раньше она ее боялась.
Разговоры о девушках Веррингер продолжались.
— Юджини, — сказала мадмуазель, в ужасе взмахивая руками. — Она очень гадкая маленькая девушка.
Фрейлейн Кутчер выразила мнение, что Веррингерам вообще оказывается слишком много почтения. Это их выделяет.
— Думаю, в этом что-то есть, — сказала Эйлин Экклз. Вмешался Мэтт Гринуэй:
— Юджини будет настоящей наездницей. — Словно это компенсировало все остальные недостатки.
— Они будут очень богаты… эти две девушки, — сказала Эйлин.
— Им не на пользу знать это, — вставила мадмуазель.
— Но они знают, — настаивала Эйлин, — и это, кажется, вскружило голову мисс Юджини.
— Насколько они богаты? — спросила я.
— Бесконечно, — со смехом ответила Эйлин. — Я действительно слышала, что их дядюшке нравится загребать деньги.
— Дядюшке? Вы хотите сказать, сэру Джейсону?
— Разумеется, моя дорогая, если уж вам хочется называть его полагающимся титулом.
— Так значит, он богат?
— Как Мидас… или Крез, если вам так больше нравится. Но вы же знаете, как действуют деньги на некоторых людей: чем больше у них имеется, тем большего они хотят. С тех самых пор, как король оказал им милость и наделил землями Аббатства, они копили деньги. То же самое и с нашими двумя маленькими наследницами. Когда они станут совершеннолетними или выйдут замуж, они разделят состояние своего отца. И мне кажется, что если Фиона умрет, все отойдет к Юджини, а если Юджини посетит ту речушку, откуда ни один путешественник не возвращается, тогда все берет Фиона.
— Да, — сказала я. — Я, право, согласна с тем, что это ошибка, когда молодые люди знают о своем богатстве. Хотя Фиона кажется очень милой и скромной девушкой.
— Это потому что вы сравниваете. В сравнении с Юджини большинство людей покажутся милыми и скромными.
Мы все засмеялись.
— О, я уверена, что Фиона такова.
Да, дни проходили приятно. Я открыла, что могу делать то, чего от меня ожидают, и Дейзи была довольна моим вкладом в школьную жизнь. Она была уверена в том, что мои уроки с каждым днем становились все более похожими на уроки в Шаффенбрюккене.
Мне очень нравились занятия верховой ездой. Энтузиазм Мэтта Гринуэя передался девушкам, и большинство из них обладали природным пониманием лошадей, присущим женщинам.
Когда мы отправлялись на верховую прогулку, я всегда была готова приятно провести время. Даже Дост-Шарлотта на коне казалась сносной; словно она наконец нашла нечто, что уважала больше собственной персоны. Она обожала свою лошадь; и Юджини почти так же фанатично относилась к своей.
— Это интересно, — отметила я в согревательной, — насколько человечнее становится Дост-Шарлотта, когда она верхом.
Две из учительниц частенько сопровождали девушек. Дейзи считала, что это лучше, чем одна, чтобы был кто-то, облеченный властью, в голове и в хвосте группы.
Я выезжала с группой дважды в неделю, поскольку девушки тренировались каждый день. Потом Дейзи позволила брать лошадь, когда мне будет угодно, лишь бы это было не во время занятий, и я оценила это соглашение как счастливое.
Я написала тете Пэтти, что привыкаю, что работа доставляет мне удовольствие и что расскажу ей все подробно, когда приеду домой на летние каникулы.
Когда у меня между уроками выпадал свободный час или около того, у меня вошло в привычку брать лошадь, на которой я обычно ездила, и обследовать окрестности. Я любила ходить пешком, но, естественно, дальше определенного расстояния не уйдешь, а верховая езда давала мне гораздо большие возможности.
В своих пеших прогулках я предпочитала оставаться в пределах Аббатства, и мне никогда не удавалось это сделать без жутковатого чувства, что я вступаю назад в прошлое. Даже при самом ярком солнечном свете атмосфера была подавляющей, и я ловила себя на том, что мне чудятся звуки шагов, следующих за мной по плитам. Однажды мне показалось, что я слышу пение. Но я убедила себя, что это свист ветра. Бывали периоды, когда к чувствовала, что меня непреодолимым порывом тянет в руины; в такие моменты я действительно ожидала увидеть там какие-то проявления прошлого.
Эйлин Экклз, которая сделала много рисунков различных участков развалин, сказала, что ощущает то же самое. На некоторых своих рисунках она поместила наброски одетых в белое фигур.
Я думала, что это довольно странно, поскольку в целом она была довольно прозаической личностью. Однако верно было и то, что ни один человек, будь он сколь угодно прозаичным, не мог жить рядом с такой древностью и не подвергнуться ее влиянию.
Эйлин часто выводила свои классы в разные части Аббатства, и можно было встретить их с этюдниками в руках, устроившимися в каком-нибудь местечке с хорошим видом.
Мисс Хетерингтон хотела, чтобы девушки по-настоящему оценили свое окружение, ибо именно оно выделяло Академию из массы остальных школ.
В этот раз у меня не было уроков до трех тридцати, и поскольку полуденная трапеза заканчивалась, в два часа, оставалось полтора часа для верховой прогулки.
Это был прекрасный день, середина июня, и мне с трудом верилось, что я пробыла в школе так долго. Мне действительно казалось, что я ее давно знаю. Можно было оглянуться на прошедшие недели с удовлетворением. Я достаточно хорошо выполняла свою работу. Уроки английского языка были настолько удачны, насколько я вообще могла надеяться; одна или две девушки проявляли большой интерес к литературе, и к моему изумлению Юджини Веррингер была одной из них. Дост-Шарлотта продолжала быть трудной и досаждать мне сотней способов — перешептывалась во время уроков, подбивала других к неповиновению, мучила Терезу Херст, стараясь всячески навредить; а ведь у нее были подружки и кроме Юджини. Однако это все были досадные мелочи и неизбежная доля любого обучающего. Учителю следует ожидать, что он будет мишенью, особенно когда он не намного старше своих учеников.
Очевидно, я нашла верный способ держать Шарлотту в рамках приличия, и была очень благодарна ее преданности лошадям, которая давала мне оружие против нее. Она не позволяла себе совершить поступок, который лишит ее хоть на короткий срок общения с любимой лошадью.
Таковы были мои мысли, когда я выехала верхом в тот июньский день. Я напомнила себе — как часто это делала — о том, как заблудилась во время своей первой вылазки, и поскольку это больше не должно было повториться, я всегда хорошенько примечала путь, по которому ехала. Может статься, что на сей раз некому будет показать мне дорогу. Хотя нельзя сказать, чтобы сэр Джейсон в тот раз так уж помог. Я утвердилась в своих подозрениях с тех пор, как понемногу стала сама ездить по окрестностям, и знала теперь, что он вел меня в город самым длинным окольным путем.
Зачем? — думала я. Он ведь понимал, что я очень хочу вернуться обратно. Потому что он извращен? Потому что знал, что я беспокоюсь? Потому что он хотел, чтобы я чувствовала себя заблудившейся и зависящей от него? На самом деле он не был приятным мужчиной, и я надеялась, что мне не придется часто видеть его. Какая жалость, что школа так близко от Холла!
Я повернула прочь от города и последовала по дороге, по которой раньше не ездила, запоминая приметы, чтобы знать дорогу обратно. Я проехала мимо дерева с голыми ветвями, которое резко выделялось среди своих покрытых листвой собратьев. Должно быть, в него ударила молния или произошло еще что-то. Оно было мертво. Но как же оно было красиво! Странно, в каком-то отношении оно со своими обнаженными воздетыми к небу ветвями выглядело призрачным, жутковатым, даже угрожающим.
Это был хороший ориентир.
Я поднялась по подъездной аллее и оказалась около дома. Рядом с ним я заметила большие вязы и взглянув наверх, рассмотрела высоко на деревьях гнезда грачей!
В этом было что-то знакомое. Я слышала об этом месте.
И вот я была перед домом — простым, но красивым — явно построенным в те времена, когда архитектура была самой элегантной: незагроможденный, с длинными симметрично расположенными на кирпичных стенах окнами, очень простой, так что дверь с каннелированными дорическими колоннами и стеклянным веерообразным окном казалась особенно красивой. Дом был скрыт сложным переплетением решетки, которая походила на кружево и казалась совершенным обрамлением для этой очаровательной резиденции.
Я не могла не остановиться, чтобы полюбоваться ею, и когда я собралась ехать дальше, дверь открылась и вышла женщина. Она держала за руку ребенка.
— Добрый день, — крикнула она. — Вы не можете ехать дальше. Это тупик.
— О, спасибо, — ответила я. — Я исследовала окрестности и остановилась, чтобы полюбоваться вашим домом.
— Он довольно приятен, не так ли?
— Очень.
Она шла к ограде.
— Вы ведь из школы?
— Да. Как вы догадались?
— Ну, я видела большинство из них, но вы новенькая.
— Я приехала в начале семестра.
— В таком случае вы, должно быть, мисс Грант.
— Верно, это я.
— В таких местечках слышишь многое, — сказала она. — Как вам нравится школа?
Она стояла уже рядом с изгородью. В своем платье из лилового муслина она была поразительно красива. Высокая, тонкая и гибкая, она двигалась с почти заученной грацией. Ее густые рыжеватые волосы были высоко уложены на голове; огромные, светло-карие глаза обрамляли густые ресницы.
Ребенок с интересом рассматривал меня.
— Это Миранда, — сказала женщина.
— Хелло, Миранда, — сказала я.
Миранда продолжала, не мигая, смотреть на меня.
— Не хотите ли войти? Я показала бы вам дом. Он довольно интересен.
— Боюсь, что у меня нет времени. В три тридцать урок.
— Может быть, в другой раз. Я — Марсия Мартиндейл.
Марсия Мартиндейл! Любовница сэра Джейсона. Значит, это его ребенок. Я почувствовала, что немного отпрянула, но понадеялась, что она этого не заметила. Я испытывала к ней огромную жалость. Должно быть, чрезвычайно неприятно быть женщиной в ее положении. Конечно, она сама себя в него поставила, но при каких обстоятельствах? Моя неприязнь к сэру Джейсону Веррингеру в этот момент увеличилась. Что же это за человек, который может поселить любовницу так близко к своей семье, причем в отдельном доме и вместе с их ребенком?
— Спасибо, — услышала я свой голос. — В другой раз…
— Я была бы очень рада видеть вас в Грачином Стане.
Я взглянула на высокие вязы.
— Птицы вас своими криками не беспокоят?
— К ним привыкаешь. Без них чего-то не хватало бы.
— Это красивый дом. Он выглядит невозмутимым… и даже я сказала бы отстраненным… почти современным в сравнении с Аббатством и Холлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я заглянула в следующую комнату. Она лежала в одной постели, Фиона в другой. Обе они выглядели встревоженными. Я сказала:
— Выбирайтесь из этой кровати, Патриция.
Она тотчас встала.
— Надевайте тапочки и халат.
Она безропотно повиновалась.
Вместе с ней я прошла в соседнюю комнату.
— Теперь, Юджини, вон из кровати Патриции и шагайте в свою комнату.
— Мадмуазель… — начала было Шарлотта.
— Это не касается мадмуазель. Отвечаю за вас я, и вы будете слушаться.
— Вы сами на самом деле еще не взрослая.
— Не дерзите. Вы слышали меня, Юджини?
Та взглянула на Шарлотту и, не глядя мне в глаза, пробормотала:
— Не пойду.
Я испытывала желание вытащить ее силой. Если бы Шарлотта пришла ей на помощь, они вдвоем пересилили бы меня; кроме того, в моем случае насилие было неприемлемо.
И тут я вспомнила, как Тереза говорила, что они были без ума от лошадей, и особенно Шарлотта.
— Я думаю, что пойдете, — сказала я. — Я отстраню вас от уроков, и чем дольше вы будете оставаться в этой постели, тем дольше будет ваше наказание. В этом семестре мы изучаем «Макбета», и сколько минут вы будете оставаться в постели, настолько вы будете отстранены и должны будете выучить столько же строк из пьесы. Вы будете заниматься этим во время уроков верховой езды, так что любая непокорная девушка не сможет присоединяться к остальным. Шарлотта подскочила на постели.
— Вы не можете этого сделать, — сказала она.
— Уверяю вас, могу.
— Мисс Хетерингтон…
— Мисс Хетерингтон дала мне позволение поступать так, как я сочту нужным. Начинаем сейчас. Если вы немедленно не встанете, Юджини, вы и Шарлотта будете удалены завтра с занятий верховой ездой.
Это было важно. Я ощущала напряжение. Мне следовало быть твердой или проиграть битву. Я гадала, что сказала бы Дейзи по поводу усечения уроков, за которые родители девушек так дорого платят.
Я стояла и смотрела на них.
Победила любовь Шарлотты к лошадям.
Она внезапно посмотрела на Юджини и сказала:
— Тебе лучше идти… пока…
Юджини встала с постели. Сокращение времени для верховой езды было бы для нее такой же трагедией, как и для Шарлотты.
Когда она проскочила мимо меня, я сказала:
— Пока… и до конца семестра… если хотите наслаждаться верховой ездой. Теперь, Патриция, забирайтесь в свою постель, и чтобы я больше не слышала разговоров. Спокойной ночи, девушки.
В соседней комнате Юджини лежала лицом к стене, а Фиона посмотрела на меня извиняющимися глазами, отвечая на пожелание доброй ночи.
Я отправилась в постель. Победа. Но меня трясло.
III. Марсия
Я была слегка удивлена, что победила так легко, ибо после этого проблем больше не возникало. Девушки были в тех постелях, в каких полагалось, и хотя Шарлотта меня игнорировала, а Юджини была несколько угрюма, остальные были вполне очаровательными, Тереза же ясно показывала, что рабски мне предана.
Я знала, Шарлотта дразнит ее тем, что она пресмыкается предо мной, и Юджини ей ясно показывала, что презирает ее, но как ни странно, Тереза — несомненно оттого, что была уверена в моей поддержке, — выработала в себе несколько больше смелости и казалась способной справляться с их колкостями.
У меня был очень дорогой моему сердцу предмет — английская литература, и мне было очень интересно читать мою любимую Джейн Остин и пьесы Шекспира с большим вниманием, чем раньше, читать их вместе с девушками, анализировать их и искать скрытый смысл. У меня на эту тему было четыре урока в неделю, и таким образом в течение недели я занималась со всеми девушками школы, а это означало, что на двух уроках присутствовали Шарлотта и Юджини. Шарлотта работать отказывалась, и Юджини — она была младше подруги на год или около того и находилась под сильным ее влиянием — тоже попыталась, но мне было забавно обнаружить, что она по-настоящему любила литературу и не могла полностью подавить свой интерес. Тереза же изо всех сил старалась угодить мне. Это действительно доставляло мне удовольствие.
Возможно светские занятия были менее успешны. Мы обсуждали различные темы, и девушки должны были учиться, как ходить и действовать грациозно — точно так же, как нам приходилось в Шаффенбрюккене. Все это было довольно забавно.
Собрания в согревательной мне нравились. Иногда к нам присоединялась Дейзи. Конечно, когда ее не было, мы были свободнее и спокойнее. Я узнала, что Дост-Шарлотта — как ее иронично прозвали — для всех была сущим наказанием.
— «Путы путам», — сказала мисс Паркер, которая гордилась откровенностью своих высказываний. — Я была бы очень рада увидеть Дост-Шарлотту в путах.
Тереза — мышка, говорили они. Глупенькая робкая малышка.
Я защищала ее и отмечала, что это из-за ее семейных обстоятельств.
Юджини — чистый кошмар, таков был комментарий мисс Паркер.
— Она — Веррингер, а это почти худший ярлык, какой только можно кому-либо привесить. Фиона, однако, славная девочка.
Мэтт Гринуэй, учитель верховой езды, который случайно присутствовал при разговоре, добавил, что трудно поверить, что они обе из одной конюшни.
— Совершенно разные по внешности и по характеру, — сказала Эйлин Экклз. — Потрясающе. А еще говорят о наследственности. Думается, большое значение имеет окружение.
— Предполагается, что окружение у них одно, — отметила я. — Очевидно, они обе воспитывались в Холле.
— Ну, говорят, их мать была милой и послушной. Скорее похожа на Фиону, мне кажется. Что же касается Юджини, так в ней сидит дьявол Веррингеров.
Мне нравились эти сборища, приправленные сплетнями, они очень помогали мне лучше узнать девушек, а это было огромным преимуществом при общении с ними. Возможно, Эйлин Экклз люди интересовали больше, чем других, так что она давала много информации.
— На лето, как я понимаю, нам опять оставят Терезу, — сказала она. — Ее родственники написали, что будут отсутствовать несколько месяцев.
— Бедное дитя, — сказала я. — Должно быть, ей одной здесь все лето очень скучно.
— Полагаю, было бы бессмысленным ожидать, что ее родители пришлют за ней из Родезии. Как только она оказалась бы там, ей пришлось бы отправляться обратно. Мне жаль девушку.
О Терезе я думала много. Когда я выходила из класса после урока, она часто предлагала мне помочь нести мои книги. Я видела надменно-презрительные взгляды Шарлотты, но казалось, что Терезу это не трогало, хотя, как я поняла, раньше она ее боялась.
Разговоры о девушках Веррингер продолжались.
— Юджини, — сказала мадмуазель, в ужасе взмахивая руками. — Она очень гадкая маленькая девушка.
Фрейлейн Кутчер выразила мнение, что Веррингерам вообще оказывается слишком много почтения. Это их выделяет.
— Думаю, в этом что-то есть, — сказала Эйлин Экклз. Вмешался Мэтт Гринуэй:
— Юджини будет настоящей наездницей. — Словно это компенсировало все остальные недостатки.
— Они будут очень богаты… эти две девушки, — сказала Эйлин.
— Им не на пользу знать это, — вставила мадмуазель.
— Но они знают, — настаивала Эйлин, — и это, кажется, вскружило голову мисс Юджини.
— Насколько они богаты? — спросила я.
— Бесконечно, — со смехом ответила Эйлин. — Я действительно слышала, что их дядюшке нравится загребать деньги.
— Дядюшке? Вы хотите сказать, сэру Джейсону?
— Разумеется, моя дорогая, если уж вам хочется называть его полагающимся титулом.
— Так значит, он богат?
— Как Мидас… или Крез, если вам так больше нравится. Но вы же знаете, как действуют деньги на некоторых людей: чем больше у них имеется, тем большего они хотят. С тех самых пор, как король оказал им милость и наделил землями Аббатства, они копили деньги. То же самое и с нашими двумя маленькими наследницами. Когда они станут совершеннолетними или выйдут замуж, они разделят состояние своего отца. И мне кажется, что если Фиона умрет, все отойдет к Юджини, а если Юджини посетит ту речушку, откуда ни один путешественник не возвращается, тогда все берет Фиона.
— Да, — сказала я. — Я, право, согласна с тем, что это ошибка, когда молодые люди знают о своем богатстве. Хотя Фиона кажется очень милой и скромной девушкой.
— Это потому что вы сравниваете. В сравнении с Юджини большинство людей покажутся милыми и скромными.
Мы все засмеялись.
— О, я уверена, что Фиона такова.
Да, дни проходили приятно. Я открыла, что могу делать то, чего от меня ожидают, и Дейзи была довольна моим вкладом в школьную жизнь. Она была уверена в том, что мои уроки с каждым днем становились все более похожими на уроки в Шаффенбрюккене.
Мне очень нравились занятия верховой ездой. Энтузиазм Мэтта Гринуэя передался девушкам, и большинство из них обладали природным пониманием лошадей, присущим женщинам.
Когда мы отправлялись на верховую прогулку, я всегда была готова приятно провести время. Даже Дост-Шарлотта на коне казалась сносной; словно она наконец нашла нечто, что уважала больше собственной персоны. Она обожала свою лошадь; и Юджини почти так же фанатично относилась к своей.
— Это интересно, — отметила я в согревательной, — насколько человечнее становится Дост-Шарлотта, когда она верхом.
Две из учительниц частенько сопровождали девушек. Дейзи считала, что это лучше, чем одна, чтобы был кто-то, облеченный властью, в голове и в хвосте группы.
Я выезжала с группой дважды в неделю, поскольку девушки тренировались каждый день. Потом Дейзи позволила брать лошадь, когда мне будет угодно, лишь бы это было не во время занятий, и я оценила это соглашение как счастливое.
Я написала тете Пэтти, что привыкаю, что работа доставляет мне удовольствие и что расскажу ей все подробно, когда приеду домой на летние каникулы.
Когда у меня между уроками выпадал свободный час или около того, у меня вошло в привычку брать лошадь, на которой я обычно ездила, и обследовать окрестности. Я любила ходить пешком, но, естественно, дальше определенного расстояния не уйдешь, а верховая езда давала мне гораздо большие возможности.
В своих пеших прогулках я предпочитала оставаться в пределах Аббатства, и мне никогда не удавалось это сделать без жутковатого чувства, что я вступаю назад в прошлое. Даже при самом ярком солнечном свете атмосфера была подавляющей, и я ловила себя на том, что мне чудятся звуки шагов, следующих за мной по плитам. Однажды мне показалось, что я слышу пение. Но я убедила себя, что это свист ветра. Бывали периоды, когда к чувствовала, что меня непреодолимым порывом тянет в руины; в такие моменты я действительно ожидала увидеть там какие-то проявления прошлого.
Эйлин Экклз, которая сделала много рисунков различных участков развалин, сказала, что ощущает то же самое. На некоторых своих рисунках она поместила наброски одетых в белое фигур.
Я думала, что это довольно странно, поскольку в целом она была довольно прозаической личностью. Однако верно было и то, что ни один человек, будь он сколь угодно прозаичным, не мог жить рядом с такой древностью и не подвергнуться ее влиянию.
Эйлин часто выводила свои классы в разные части Аббатства, и можно было встретить их с этюдниками в руках, устроившимися в каком-нибудь местечке с хорошим видом.
Мисс Хетерингтон хотела, чтобы девушки по-настоящему оценили свое окружение, ибо именно оно выделяло Академию из массы остальных школ.
В этот раз у меня не было уроков до трех тридцати, и поскольку полуденная трапеза заканчивалась, в два часа, оставалось полтора часа для верховой прогулки.
Это был прекрасный день, середина июня, и мне с трудом верилось, что я пробыла в школе так долго. Мне действительно казалось, что я ее давно знаю. Можно было оглянуться на прошедшие недели с удовлетворением. Я достаточно хорошо выполняла свою работу. Уроки английского языка были настолько удачны, насколько я вообще могла надеяться; одна или две девушки проявляли большой интерес к литературе, и к моему изумлению Юджини Веррингер была одной из них. Дост-Шарлотта продолжала быть трудной и досаждать мне сотней способов — перешептывалась во время уроков, подбивала других к неповиновению, мучила Терезу Херст, стараясь всячески навредить; а ведь у нее были подружки и кроме Юджини. Однако это все были досадные мелочи и неизбежная доля любого обучающего. Учителю следует ожидать, что он будет мишенью, особенно когда он не намного старше своих учеников.
Очевидно, я нашла верный способ держать Шарлотту в рамках приличия, и была очень благодарна ее преданности лошадям, которая давала мне оружие против нее. Она не позволяла себе совершить поступок, который лишит ее хоть на короткий срок общения с любимой лошадью.
Таковы были мои мысли, когда я выехала верхом в тот июньский день. Я напомнила себе — как часто это делала — о том, как заблудилась во время своей первой вылазки, и поскольку это больше не должно было повториться, я всегда хорошенько примечала путь, по которому ехала. Может статься, что на сей раз некому будет показать мне дорогу. Хотя нельзя сказать, чтобы сэр Джейсон в тот раз так уж помог. Я утвердилась в своих подозрениях с тех пор, как понемногу стала сама ездить по окрестностям, и знала теперь, что он вел меня в город самым длинным окольным путем.
Зачем? — думала я. Он ведь понимал, что я очень хочу вернуться обратно. Потому что он извращен? Потому что знал, что я беспокоюсь? Потому что он хотел, чтобы я чувствовала себя заблудившейся и зависящей от него? На самом деле он не был приятным мужчиной, и я надеялась, что мне не придется часто видеть его. Какая жалость, что школа так близко от Холла!
Я повернула прочь от города и последовала по дороге, по которой раньше не ездила, запоминая приметы, чтобы знать дорогу обратно. Я проехала мимо дерева с голыми ветвями, которое резко выделялось среди своих покрытых листвой собратьев. Должно быть, в него ударила молния или произошло еще что-то. Оно было мертво. Но как же оно было красиво! Странно, в каком-то отношении оно со своими обнаженными воздетыми к небу ветвями выглядело призрачным, жутковатым, даже угрожающим.
Это был хороший ориентир.
Я поднялась по подъездной аллее и оказалась около дома. Рядом с ним я заметила большие вязы и взглянув наверх, рассмотрела высоко на деревьях гнезда грачей!
В этом было что-то знакомое. Я слышала об этом месте.
И вот я была перед домом — простым, но красивым — явно построенным в те времена, когда архитектура была самой элегантной: незагроможденный, с длинными симметрично расположенными на кирпичных стенах окнами, очень простой, так что дверь с каннелированными дорическими колоннами и стеклянным веерообразным окном казалась особенно красивой. Дом был скрыт сложным переплетением решетки, которая походила на кружево и казалась совершенным обрамлением для этой очаровательной резиденции.
Я не могла не остановиться, чтобы полюбоваться ею, и когда я собралась ехать дальше, дверь открылась и вышла женщина. Она держала за руку ребенка.
— Добрый день, — крикнула она. — Вы не можете ехать дальше. Это тупик.
— О, спасибо, — ответила я. — Я исследовала окрестности и остановилась, чтобы полюбоваться вашим домом.
— Он довольно приятен, не так ли?
— Очень.
Она шла к ограде.
— Вы ведь из школы?
— Да. Как вы догадались?
— Ну, я видела большинство из них, но вы новенькая.
— Я приехала в начале семестра.
— В таком случае вы, должно быть, мисс Грант.
— Верно, это я.
— В таких местечках слышишь многое, — сказала она. — Как вам нравится школа?
Она стояла уже рядом с изгородью. В своем платье из лилового муслина она была поразительно красива. Высокая, тонкая и гибкая, она двигалась с почти заученной грацией. Ее густые рыжеватые волосы были высоко уложены на голове; огромные, светло-карие глаза обрамляли густые ресницы.
Ребенок с интересом рассматривал меня.
— Это Миранда, — сказала женщина.
— Хелло, Миранда, — сказала я.
Миранда продолжала, не мигая, смотреть на меня.
— Не хотите ли войти? Я показала бы вам дом. Он довольно интересен.
— Боюсь, что у меня нет времени. В три тридцать урок.
— Может быть, в другой раз. Я — Марсия Мартиндейл.
Марсия Мартиндейл! Любовница сэра Джейсона. Значит, это его ребенок. Я почувствовала, что немного отпрянула, но понадеялась, что она этого не заметила. Я испытывала к ней огромную жалость. Должно быть, чрезвычайно неприятно быть женщиной в ее положении. Конечно, она сама себя в него поставила, но при каких обстоятельствах? Моя неприязнь к сэру Джейсону Веррингеру в этот момент увеличилась. Что же это за человек, который может поселить любовницу так близко к своей семье, причем в отдельном доме и вместе с их ребенком?
— Спасибо, — услышала я свой голос. — В другой раз…
— Я была бы очень рада видеть вас в Грачином Стане.
Я взглянула на высокие вязы.
— Птицы вас своими криками не беспокоят?
— К ним привыкаешь. Без них чего-то не хватало бы.
— Это красивый дом. Он выглядит невозмутимым… и даже я сказала бы отстраненным… почти современным в сравнении с Аббатством и Холлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41