Бласко давно решил, что остановится неподалеку от таверны, в которую он велел Матиасу привезти Бьянку. Тогда он сможет держать таверну под постоянным наблюдением, и по прибытии Бьянки в Париж они сразу смогут встретиться.
Ему показали «Ананас», и он понял, что не сможет ночевать в этой таверне, так как сидящие там люди были явно неподходящей компанией для молодого дворянина, рассчитывающего быть принятым при дворе.
Однако на углу той же улицы находилась гостиница поприличнее, и Бласко въехал во двор, где его с радостью приветствовал словоохотливый хозяин, заверивший, что он поступает благоразумно, найдя жилье заблаговременно.
– Теперь, когда в Париж съехалось столько знатных гостей, мсье, вы через несколько часов не найдете комнату ни за какие деньги.
Бласко выбрал комнату с видом на «Ананас» – она была маленькой и с таким низким потолком, что ему пришлось наклоняться при входе. Он заявил, что комната его устраивает, и заплатил хозяину вперед куда большую сумму, чем тот привык получать.
– Я жду даму, – предупредил Бласко. – Она может приехать через несколько недель, и тогда мне понадобится большая комната.
Глаза хозяина сочувственно блеснули.
– Мсье получит самую лучшую комнату. – Он до вольно потер ладони, словно мысль о приезде дамы радовала его больше денег, полученных от Бласко. – Но мсье уверен, что эта комната его удовлетворяет? У меня есть большая и лучшая…
– Вполне удовлетворяет, – прервал Бласко. – Мне нравится вид из окна. Не мог бы я поесть?
– Мсье насладится пищей, какую еще никогда не пробовал. Это его первый визит в Париж?
– Да, – ответил Бласко.
– Тогда мы сочтем за честь показать мсье, как едят парижане.
– Что за таверна по другую сторону улицы? «Ананас», не так ли?
– Да, мсье. – Хозяин покачал головой. – У этого за ведения неважная репутация. Там каждый вечер происходят драки. Все из-за этих… Мсье прибыл из Испании? Говорят, что почти все испанцы – добрые католики.
– Я испанец и католик.
– Тогда мсье поймет. В Париже постоянно происходят стычки. Кто-то оскорбляет веру, а кто-то другой тут же хватается за шпагу. Подобные вещи часто случаются в таких местах, как «Ананас». Ах, мсье, для нашей профессии это беспокойное время. Никогда нельзя быть уверенным, что твое заведение не разрушат во время очередной потасовки. Но с приездом королевы Наваррской в городе появилась надежда.
– Парижане надеятся на брак принцессы Маргариты с королем Наваррским?
– Мсье озадачен, не так ли? Его удивляет, как добрые католики могут хотеть, чтобы их принцесса вышла замуж за еретика. Но простые люди, мсье, истосковались по миру. – Трактирщик бросил боязливый взгляд через плечо. – И мы верим, мсье, что наша принцесса обратит короля Наваррского в истинную веру. Так или иначе, брак между католичкой и гугенотом должен принести мир, а это многое значит для бедных тружеников, мсье.
– Понимаю. Будем надеяться, что мир в самом деле установится.
Хозяин пожал плечами:
– Кто знает? Подобные планы строили для многих принцев и принцесс. Принцесса Маргарита – наша Марго, как мы ее называем, мсье, – веселая девушка. К тому же она влюблена в молодого Анри де Гиза. Я часто видел, как они скачут вдвоем по улицам, – на это зрелище приятно поглядеть. Мы, парижане, считаем, что мсье де Гиз – самый красивый мужчина во Франции, и наша Марго думает так же. Ходят слухи, что они уже давно любовники. Если бы вы видели их вместе, то не усомнились бы в этом ни на минуту. Конечно, они так молоды, им трудно сдерживать себя. Говорят, что королева-мать – итальянка, которую добрые парижане ненавидят всей душой, – застала их утром после ночи любви и избила бедняжку Марго до синяков. – Хозяин рассмеялся. – Что поделаешь, они молоды, красивы и влюблены друг в друга. К тому же разве мсье де Гиз не добрый католик и разве он не самый популярный человек в Париже? И все же я не сомневаюсь, что если свадьба состоится, то это всем пойдет на пользу, так как брак между католичкой и гугенотом – именно то, в чем нуждается наша несчастная страна, чтобы положить конец кровопролитию… Простите, мсье, что я слишком много болтаю. Но в Париже довольны, что королева Наваррская приехала обсудить брак ее сына с нашей принцессой.
Бласко последовал за хозяином в столовую, где ему в числе прочего были предложены аппетитный пирог и бургундское. Пища и вино немного отличались по вкусу от тех, к которым он привык, но ему пришлось признать, что у французов имеются все основания гордиться своими кулинарными изделиями и напитками.
Утолив голод, Бласко снова задумался о причине своего пребывания в Париже и странном сообщении, которое ему велели передать королеве-матери. Несомненно, король Филипп имел в виду свадьбу принцессы Марго и Генриха Наваррского, но почему фанатичный католик Филипп желал этого брака? Почему он хотел, чтобы король маленькой провинции Наварра женился на французской принцессе, будучи – если Генрих придерживается тех же взглядов, что и его мать, – отъявленным гугенотом?
Бласко не понимал этого, но чувствовал, что здесь кроется какой-то зловещий смысл. Ему становилось не по себе при мысли, что он играет роль – пусть даже очень маленькую – в каком-то тайном заговоре.
После еды Бласко отправился в город. Он бродил без всякой цели по южному берегу Сены с его монастырями и коллежами, потом взобрался на холм Святой Женевьевы.
Поднимаясь, Бласко думал о том, как много в этом городе тюрем. Он проходил мимо старого здания Консьержери с его башнями и дворами; видел большой и малый Шатле у моста, соединяющего два берега реки; видел Фор-л'Эвек на улице Сен-Жермен л'Оксерруа и, наконец, Бастилию.
Бласко стоял, глядя на серую каменную крепость с восемью остроконечными башнями, на установленные на крепостном валу орудия, на сухой ров, окружающий тюрьму, и два подъемных моста, связывающих ее с улицей Сент-Антуан. Поежившись, он направился к себе в гостиницу, но прежде заглянул в «Ананас».
В таверне находились люди самых разных сословий. Мужчины и женщины, которых, наверное, можно было встретить при дворе, смешивались с лакеями, пажами и солдатами, игравшими в кости.
Бласко потребовал вина и стал прислушиваться к разговорам. Они касались приезда королевы Наваррской и того, что будет означать для Франции брак Генриха и Маргариты, если он состоится.
«Должно быть, – подумал Бласко, Париж всю ночь будет судачить о предстоящей свадьбе».
На следующее утро Бласко явился в Лувр и попросил двух пажей, игравших в кости на ступеньках, передать от него сообщение мсье Лерану. Один из пажей неохотно поднялся и дал понять, что выполнять подобные поручения ниже его достоинства, если только ему хорошо не заплатят.
Бласко подавил желание сбить парня с ног и дал ему денег. Отправившись в путь с королевским поручением, он многому научился, стал гораздо осторожнее и осознал, как часто он в прошлом действовал очертя голову.
Прошло порядочное время, прежде чем паж вернулся и сказал, что мсье Лерана сейчас нет при дворе, но его товарищ – он указал на небрежно расположившегося на лестнице второго пажа – за вознаграждение может узнать, где остановился мсье Леран, так как он состоит в свите королевы Наваррской.
Поздравив себя с поразительной сдержанностью, благодаря которой ему удалось справиться с очередной вспышкой гнева, Бласко узнал, что семья Леран остановилась на улице Бетизи.
Он сразу отправился по указанному адресу; его встретила Жюли. Она казалась еще более юной, стоя перед Бласко и устремив на него строгий взгляд.
– Вы ходили на мессу нынче утром? – осведомилась Жюли.
Бласко сказал, что ходил.
Девушка отшатнулась, но, видимо решив скрывать врожденное отвращение к католицизму, серьезно произнесла:
– Надеюсь, вы скоро узреете истину, мсье Каррамадино.
– Уверен, вы спрашиваете себя, не вам ли суждено привести меня к ней.
Ее лицо внезапно порозовело.
– Я сочла бы за честь, если бы Господь избрал меня для этой цели!
– А если я изберу вас раньше Его? Это поможет?
– Вы кощунствуете, – упрекнула его Жюли.
– Какая вы строгая! Неужели вы никогда не смеетесь?
– Мы в этом мире не для того, чтобы смеяться, мсье.
– Вы уверены?
– Абсолютно, мсье.
– Легко быть уверенными, когда мы молоды. Но с возрастом к нам приходят сомнения.
– К вам – да, потому что вы не познали истину.
– Какую истину?
– Разве их может быть несколько?
В комнату вошел Пьер и тепло приветствовал Бласко.
– Ваша сестра уже начала спасать мою душу, – сообщил ему Бласко. – Признаюсь, я не ожидал столь ранней атаки.
– Вы должны ее простить. Она чересчур ревностна.
– А ты нет, Пьер? – осведомилась сестра.
– Жюли, я помню, что мсье Каррамадино – наш гость, и предлагаю ему выпить.
– Вы удивительно щедры, – рассмеялся Бласко. – Одна предлагает мне спасение, другой – выпивку. Думаю, мадемуазель Жюли простит меня, если в данный момент я предпочту второе.
– Жюли, ты не принесешь вино для мсье Каррамадино?
– А ты не позволишь ему склонять тебя к идолопоклонству, Пьер? – с беспокойством спросила девушка.
– Ты должна доверять мне, Жюли. Кроме того, тебе не следовало принимать дворянина наедине.
Она снова покраснела.
– Я… Боюсь, я не думала о нем как о дворянине.
– А только как об одном из коварных идолопоклонников, – усмехнулся Бласко. – Конечно, это большая разница.
Жюли вышла, а Пьер улыбнулся:
– Вы должны простить мою сестру. Она очень молода и не бывала в свете. В Беарне мы живем просто. Наш дом рядом с дворцом королевы, и жизнь там совсем не такая, как в больших городах. Хотя мы придворные, но живем как землевладельцы, а молодежь у нас воспитывается по-простому.
– Вам незачем извиняться за сестру; я нахожу ее очаровательной и польщен, что она так заботится о моей душе.
Слуга принес вино. Бласко и Пьер поговорили о Париже, а потом вышли пройтись по городу.
– У меня для вас новости, – сказал Пьер. – Королева Наваррская разрешает вам присоединиться к ее свите сегодня вечером в Лувре, где королева-мать дает бал в ее честь.
Бласко от души поблагодарил юношу. «Дела идут хорошо, – подумал он. – Кто знает, может, вечером я увижу королеву-мать и выполню свою миссию».
Сделав это, он вновь почувствует себя свободным. А когда Бьянка приедет в Париж, ему будет больше нечего желать. Бласко уверял себя, что, каков бы ни был смысл сообщения короля Филиппа и какую бы роль он ни сыграл в этом деле, он всего лишь исполнит долг подданного своего короля.
Никогда еще Бласко не был свидетелем подобного блеска, никогда еще он не видел столько красивых и роскошно одетых женщин. Его удивляли цвета их платьев – ало-голубые, серебряно-золотые – и непривычные, облегающие фигуру одеяния с низким вырезом. Драгоценности были ослепительны. Бласко слышал о расточительности французского двора, но не мог представить себе ничего подобного.
Зал был освещен факелами, и Бласко казалось, будто мужчины одеты так же нарядно, как и женщины, а не которые из них даже надушены и накрашены.
Он понимал, что скромное облачение выдает в нем испанца, так как его темный камзол отличался даже от простой одежды гостей-гугенотов.
Бласко пришло в голову, что в таком костюме ему не представится возможность шепнуть несколько слов королеве-матери.
Он был в компании Леранов, которые также изумлялись увиденному.
После банкета, на который Бласко не был приглашен, гости собрались в бальном зале, где должны были начаться танцы.
Танцы были под стать нарядам – причудливые, величавые и в то же время соблазнительно нескромные.
Жюли стояла рядом с Бласко, выпучив глаза и раскрыв рот. Она выглядела донельзя смущенной.
– Разве эти дамы не прекрасны? – шепнул ей Бласко.
– Только не в глазах Господа, – отрезала Жюли.
– Тогда я счастлив, имея глаза человека, ибо смотрю на них с большим удовольствием.
– Вы не в состоянии ни о чем думать, кроме удовольствий.
– А о чем еще я должен думать?
– О Боге и Его деяниях.
– Но разве все, что здесь находится, не создано Богом? Жюли сердито отвернулась, и Бласко коснулся ее руки. Он почувствовал, как она отпрянула, и ему сразу же захотелось заставить ее полюбить его.
«Если бы здесь была Бьянка, – подумал Бласко, – она бы танцевала так, как ни одна из этих дам, и затми ла бы их всех своей красотой!»
– А вот и королева-мать, – шепнул ему Пьер.
Бласко увидел женщину средних лет, с бледным плоским лицом, которая выглядела так, будто злоупотребила яствами. Она была одета в черное и не пыталась соперничать с окружающими ее красавицами, что, по мнению Бласко, свидетельствовало о ее здравомыслии.
Он не мог оторвать взгляд от ее одутловатых щек, лишенных выражения глаз, кривящихся в улыбке губ. Все это внушало ему отвращение. Бласко припомнил слышанные им истории о стоящих вокруг нее красивых женщинах, которых называли escadron volant, и красоту которых королева использовала, чтобы выпытывать тайны мужчин.
Рядом с ней стояла королева Наваррская, – она так же была некрасива и неброско одета по гугенотскому обычаю, но, видя их рядом, Бласко, чувствовал, что королева Наваррская, несмотря на суровую внешность, была доброй женщиной, в то время как Екатерина Медичи словно излучала зло.
Внимание Бласко привлекла еще одна женщина. На ней было алое бархатное платье, и пышные черные волосы рассыпались по плечам. Ни у одной из других женщин не было такой прически, а вырез на платье был еще ниже, чем требовала мода. Блестящие черные глаза смотрели гордо и вызывающе.
– Очевидно, принцесса Марго решила показать свое недовольство будущим браком, – заметил какой-то муж чина рядом с Бласко.
– Бедняжка Марго! – отозвался собеседник. – Только подумать, что ей предстоит выйти за этого беарнского олуха! Говорят, что у него манеры как у мужика. Судя по его подданным, присутствующим здесь, это недалеко от истины. Все знают, что Марго тоскует по де Гизу, который был ее любовником еще в совсем юном возрасте.
Кровь хлынула в лицо Жюли – она повернулась, собираясь заговорить, но Бласко с такой силой стиснул ей руку, что девушка поморщилась, и, прежде чем она ус пела опомниться, мужчины отошли в сторону.
– Как вы смеете! – возмутилась Жюли.
– Я сделал это, чтобы помешать вам навлечь неприятности на себя и на ваших друзей.
– Разве вы не слышали, что он назвал нашего короля олухом?
– Вы слишком серьезны.
– Разумеется, я кажусь серьезной такому легкомысленному человеку, как вы.
– Легкомыслие здесь в порядке вещей. Находясь в Париже, вы должны вести себя как парижанка.
– Ни за что! – воскликнула она.
– Почему? Парижане – славные люди.
– Да, в глазах таких, как вы.
– Посмотрите на прекрасную принцессу. Разве она не радует глаз?
– Она бесстыжая распутница! Не желаю смотреть на таких!
– Вы рискуете остаться в одиночестве, мадемуазель. Почти все смотрят на нее.
– Тогда посмотрите и вы.
– Я? Мне казалось, вы хотите уберечь меня от избытка удовольствий. Ну, наконец-то начинаются танцы! Это бранль, старинный танец, о котором я слышал. Танцующие хлопают в ладоши, изображая прачек на берегу Сены. Потанцуете со мной, мадемуазель?
– Мы не танцуем. Танцевать грешно.
– Как же вы, пуритане, любите грех!
– Любим грех?
– Вы постоянно о нем твердите, а люди обычно говорят о том, что больше всего любят.
– Вы, кажется, смеетесь надо мной.
– Мне не следует этого делать, так как это доставит вам удовольствие. Вы наслаждаетесь, когда над вами смеются. Это помогает вам чувствовать себя чистой и добродетельной. Но я не должен забывать, что удовольствие для вас тоже является грехом.
– Думаю, господин Каррамадино, вам лучше прекратить общаться с нашей семьей.
– Что? И вы ничего не сделаете, чтобы избавить мою душу от адских мучений?
– Боюсь, у вас нет надежды на спасение.
– Тем более почетно для вас уберечь меня от вечно го проклятия.
Жюли отвернулась.
– Попрошу Пьера или отца отвести меня домой.
– Не можете вынести такого количества удовольствий? – Повинуясь внезапному импульсу, Бласко положил ей руку на плечо и продолжал: – Мадемуазель, завтра я нанесу вам визит. Вы и Пьер могли бы поговорить со мной… серьезно?
– Вы имеете в виду, что хотели бы побольше узнать о нашей религии?
Бласко кивнул.
Ее лицо неожиданно смягчилось.
– Тогда вы будете желанным гостем, мсье. Бласко перевел взгляд на танцующих. «Что я делаю? – думал он. – Неужели я не могу находиться в присутствии женщины, не желая при этом соблазнить ее? Что толкает меня к этому?»
Что же это было? Гибкие, чувственные движения танцоров, их хлопанье в ладоши во время бранля; красивая и молодая принцесса, разгневанная и несчастная, так как ее принуждают к браку с королем Наваррским, хотя она любит другого мужчину; чувство зла, исходящее от королевы Екатерины Медичи? А может, ощущаемое им напряжение? Он один знал о сообщении, которое должен передать от своего короля королеве-матери, и знал о том, что предстоящий брак имеет какой-то тайный смысл для Филиппа Испанского и Екатерины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39