Груженный золотом и оружием экипаж благополучно добрался до дома.
– Любимцы Фортуны, – пробормотал я, опустив голову на руки.
Меня охватило благостное сонное состояние. Я достал лист бумаги, карандаш. Нарисовал колесо Фортуны: круг, а на нем три человечка. Один на вершине удачи, другой поднимается, третий опускается. Колесо Фортуны – античная модель цикличности перемен. Линейную концепцию чередующихся в жизни черных и белых полос придумали гораздо позже. «Жизнь, как зебра: от носа – черная полоса, белая полоса, черная, белая. – А дальше? – А дальше жопа!»
Я рассматривал рисунок, гадая, кто из человечков соответствует мне сейчас. Тот, кто ползет к успеху? Счастливец, находящийся на вершине? Либо покатившийся вниз, возможно, еще не подозревающий об этом бедолага?
Понять, кто из них я, означало догадаться о своем месте на ободе колеса и приготовиться к взлету или падению.
– Вот, новый поворот, – я покрутил на столе бумажку с колесом Фортуны, – что он нам несет, пропасть или взлет? И не разберешь, пока не повернешь...
Гениально Макаревич обыграл старинную идею! Начитался наверное древних текстов. А может быть, и сам состоял в тайном обществе, где постиг сакральное учение о механике удачи? Хотя какие тайные общества в эпоху застоя!
– Что за чушь в голову лезет! – пробормотал я и обратил помыслы к делам насущным.
Проблем было много. Самой серьезной был орден Алькантара. Испанцы больше мне не товарищи, это ясно. Неужели прав был Слава, утверждая, что рыцари приедут снимать сливки? Так оно и вышло, между прочим. Эррара подождал, когда мы захватим фургон, дал время найти золото и передраться, а потом явился на готовое. Увидев двоих встречающих, комтур все правильно понял и приказал открыть огонь.
Я не злился на коварного рыцаря. Понимал, что так и должен был поступить цивилизованный человек в земле варваров: нанять для грязной работы дешевую силу из числа местных уголовников, а когда они сделают дело, постараться их уничтожить, дабы не компрометировали орден. Да и золото в орденской казне лишним не будет.
Параноидальные рассуждения Марии Анатольевны о жестоких и прагматичных тайных обществах оказались удивительно верными.
Кстати, поскольку я уже при деньгах, не мешало бы помочь несчастной вдове. Я чувствовал себя в долгу перед супругой Петровича.
Хотя, стоп! Денег-то пока нет. Золото еще надо превратить в свободно обращаемые средства. С этим вполне могла помочь сама Мария Анатольевна (наверняка у спутницы старого копателя имелись обширные связи в барыжной среде), но реализовать наиболее ценные предметы – блюдо и чарку – я собирался у Бориса Михайловича Маркова в салоне «Галлус».
Вспомнив о господине Маркове, я посмотрел на часы. Почти семь... Раньше одиннадцати беспокоить директора магазина вряд ли стоило. Оставшееся до визита время можно было посвятить здоровому сну, но спать не хотелось, и я решил поваляться в ванне. Следовало отмыться от вони, усталости и... скверны. Произошедшее вчера наложило на меня отпечаток, я ощущал свершенное злодейство как прилипшую к коже грязь. Странно, раньше такого чувства не возникало.
Испоганенную одежду я сложил в пакет. Тряпки не отстирать от мерзости греха, проще выкинуть и забыть. С грехами было сложнее.
На голом теле остались лишь перстень и браслет. Древние вещицы придали руке вид царской длани. Не хватало только... Кинжал!
Обругав себя последними словами, я метнулся в прихожую и выудил из куртки кинжал. Выхватил из ножен, осмотрел. Хвала Всевышнему, клинок не успела тронуть ржавчина. Я вымыл оружие в горячей воде и насухо вытер чистым полотенцем. Так-то лучше. Клинок даже стал светлее. Отмылся? Или... Я усмехнулся. Побывал в бою и напился крови?
Я ненадолго задержался возле вешалки, любуясь драгоценной джамбией Хасана ас-Сабаха. Кинжал сидел в руке как влитой, я с трудом втискивал пальцы между массивной гардой и громадным навершием. Несмотря на то, что рукоять сделали явно под узкую кисть, держать ее было удобно как прямым, так и обратным хватом. Девятьсот лет назад древний мастер сработал на славу, вложив в изделие пресловутую магию кузнеца. Впрочем, неудивительно – ковал для святого! Я повертел джамбию, меняя хват, клинком к себе, клинком от себя. Всякий раз массивная рукоять крепко ложилась в ладонь, делая кинжал естественным продолжением конечности. И так же естественно было двигать им снизу вверх, вспарывая загнутым внутрь лезвием противника от паха до грудины, или рассекать ему горло нижней, выгнутой наружу стороной клинка. Рука двигалась сама, словно я годами учился резать живых людей. Кинжал подсказывал траекторию удара. Это было оружие тесной схватки. Умное, свирепое и беспощадное.
Кинжал действительно был воплощением террористической доктрины исмаилитов – клинка как оружия политической борьбы. Джамбия Старца Горы была кинжалом кинжалов фидаинов, подобно тому, как небесный Коран является книгой всех существующих на земле Коранов.
Я вернул оружие на место, наполнил ванну и погрузился в горячую воду. Влажные рубины на браслете блестели подобно каплям свежей крови. Ее немало пролилось из-за этих реликвий, наделяющих владельца могуществом и властью. Я вспомнил, как Афанасьев хвастался, что может определить подлинность антика по исходящим от него вибрациям. Петрович мог. Через его руки прошла тонна этого добра. У заслуженных предметов есть история, своя судьба, они пожили яркой жизнью в симбиозе с прежними владельцами. Личные вещи Хасана ас-Сабаха обладали богатыми воспоминаниями.
Они отыскали своего истинного владельца.
Только сейчас мне представилась возможность изучить перстень шейха аль-джабаль. Я покрутил кольцо, но с пальца снимать не стал. Перстень смотрелся на своем месте. Он был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в прекрасный и пленительный мир – кто ли далекого детства, то ли чего-то более раннего... гораздо более древнего.
– Я никогда не расстанусь с тобой, – сказал я этому миру, и он отозвался, ласковой и бодрящей волной затопив плечи, руки и голову. Я словно глядел откуда-то сверху, из-под потолка, мгновенно увеличившись в размерах, как раздувается воздуш ный шар, накачиваемый из мощного баллона. На мгновение мне показалось, что я действительно вырос, такое появилось ощущение превосходства над всеми остальными людьми, ощущение знания чего-то ранее неведомого. Мне помогал могущественный союзник, который делал мой ум острее и прозорливее. Это было чудесно, и я осознал, что могу наслаждаться игрой с людьми.
Я удовлетворенно рассмеялся, добавил горячей воды и погрузился в блаженную дрему. Я уже начал видеть сны, при этом краем бодрствующего сознания понимал, что сплю. Мне привиделось, будто я разговариваю с Лешей Есиковым. Подлый стукач подстригся под рокабилли – у него начинали отрастать бакенбарды и был зачесан куцый напомаженный кок.
– Знаешь, в чем польза падения Сатаны? – горячо доказывал я.
– В сладости искушений, которыми он нас испытывает?
– Нет. В огне! Когда создал Господь Адама, то повелел Сатане поклониться человеку, но сказал Сатана: «Я лучше Адама, ибо Ты создал меня из огня, а его из глины». Сатана исполнился гордыни и не поклонился Адаму. Ослушался Творца и впал в неверие. Замыслил бунт и был низвержен с Небес. С тех пор воспылал Сатана ненавистью к детям Адама. Но в борьбе с ним закаляется человек. Ибо раскаляется глина от огня и, одолев огонь, становится крепче камня.
– А если глина не одолевает огонь? Тогда она рассыпается в прах.
– Человек одолевает огонь, а не глина. Человек всегда одолевает Сатану!
Я проснулся, словно от толчка. На самом деле я проснулся от холода. Вода давно остыла. Мне еще что-то снилось, но запомнил я только отрывок нашего с Есиковым спора.
Меня била дрожь. Я вылез из ванны и поспешил в кабинет, к часам. «Проспал! – испугался я. – Заснул и все проспал!» Почему-то спросонок меня пугала мысль, что я не успею встретиться с Борисом Михайловичем в одиннадцать. Вытираясь на ходу полотенцем, я вбежал в комнату, споткнувшись о кулек с золотом, и увидел на циферблате стрелки, задранные, как усы довольного пожарного.
– Десять десять, – пробормотал я, от сердца от легло.
Спешить, собственно говоря, было некуда. Одиннадцать часов – это начало рабочего дня директора антикварного магазина. Господина Маркова можно навестить и в двенадцать, и в час, ничего не изменится. Под влиянием здравого смысла опасюк унялся.
– В ад всегда успеем, – бодро рассудил я и от правился готовить завтрак.
К салону «Галлус» я подъехал в начале первого, не потрудившись предупредить Бориса Михайловича. По дороге я завернул в магазин и купил новую куртку из тонкой коричневой кожи. Являться к приличному человеку в «боевой» кожанке, покоцанной об асфальт и распоротой на плече бандитской пулей, я счел недостойным истинного джентльмена. Хватит моей помятой и побитой в хлам машины. Наскоро обновив гардероб, ринулся в антикварную лавку. Удачно запарковался напротив крылечка и достал трубку.
– Борис Михайлович? Доброе утро, Илья Потехин вас беспокоит. Хочу кое-что показать.
– Когда вы будете?
– Да вот прямо сейчас и зайду.
С этими словами я выскочил из машины, вытянув газетный сверток с блюдом и холщовую сумку, в которой лежала чарка, два портсигара и несколько разномастных ложек с вилками. Сумку нацепил на плечо, сверток сунул под мышку, захлопнул дверцу, вздохнул, оглядев убитую тачку, квакнул сигналкой и вошел в салон.
– Добрый день! – Высокая лощеная кобыла с приклеенной улыбкой преградила мне дорогу. – Я к Борису Михайловичу...
– Вот сюда, пожалуйста. – Зубы у кобылы были белые, пластмассовые. От шеи сладко пахло духами. Выше мой нос не доставал.
– Спасибо, – я сунулся в боковой закуток, прикрытый занавесью. За ней скрывался коридор и кабинеты администрации.
Кобыла ловко обогнала меня и постучала в директорскую дверь.
– Можно, Борис Михайлович? – протараторила она.
– Войдите!
На секунду я оказался затертым между лоснящимся пузом Маркова (тоже немаленького дяди) и упругими буферами кобылы. От буферов пахло здоровым разогретым телом и разнотравьем. От директорской одежды исходил аромат благородной свежести, чуть с кислинкой.
– Спасибо, – тепло улыбнулся кобыле господин Марков, и дверь за нами закрылась. – Прошу вас, Илья.
Я присел к директорскому столу, огромному антикварному динозавру благородного черного цвета. Надо полагать, мореный дуб или что-то в этом роде. Борис Михайлович, одетый в поношенный сюртук с фиолетовой бархатной жилеткой, казался прилетевшим из девятнадцатого века путешественником во времени. Ветхий трон с плюшевой обивкой, служивший директорским креслом, был едва ли не древнее письменного стола. Когда Марков угнездился на своем месте, я понял, что именно так и должен выглядеть настоящий путешественник во времени. Сел на свой аппарат и единым росчерком пера перенесся в двадцать первый век.
– Полагаю, разговор будет предметным? – скользнул Марков глазами по свертку, который я поместил на краю стола.
Ничто в его внешности не напоминало о недавно пережитой трагедии. Да, сын погиб, но чувства есть чувства, а дело есть дело.
– Именно так. – Я принялся распутывать бечевку. Взгляд господина Маркова остановился на перстне ас-Сабаха. – Вот, что я хотел вам предло жить.
Развернув газету, я подал Борису Михайловичу блюдо. Глаза Маркова забегали по перстню, блюду и браслету, открывшемуся из-под рукава куртки. Директор принял товар, четким профессиональным жестом перевернул, осмотрел клеймо.
– Что у вас еще есть? В покер с ним играть не садись!
– Не могу сказать, что это набор... – Я полез в сумку и выложил остальное. – Но мне явно пофартило.
– Чарка с охотничьим орнаментом, угу, – оценил клеймо Марков. – Портсигары, жаль, с дарственной гравировкой... Понятно.
Он выудил из жилетного кармана ключ на цепочке и открыл сейф. Достал старинный ящичек с медными уголками. Снял крышку. В ящичке лежали разборные весы с гирьками.
В исключительных случаях, как, например, в работе с личными клиентами, Борис Михайлович производил оценку сам.
– Ложки-вилки некомплект, – напомнил он, – поэтому много не дам.
Я не торговался. В условиях назревающей войны планировалась эвакуация в отдаленную сельскую местность. Финансовые средства требовались позарез.
– Одиннадцать тысяч триста долларов, – подбил бабки на здоровенном калькуляторе Борис Михайлович. – Десятку дам валютой, остальное рублями.
– О'кей, – сказал я.
– Быть может, заодно вы хотите реализовать этот перстень и браслет? – невинным тоном поинтересовался Марков.
– Спасибо, хочу оставить их у себя, – я скорчил наивную мину и застенчиво улыбнулся.
– Мы могли бы обсудить условия сделки, очень выгодные для вас.
«Интересно, он для себя старается или для рыцарского ордена? – Я догадался, что Марков понял, какие украшения увидел на моей руке. – Ну, уж себя он при любом раскладе не обидит. Сказать ему о кинжале?»
– Я категорически не хочу расставаться с дорогими моему сердцу вещами. Они – большая ценность, – я прижал руку к сердцу.
Марков с пониманием проследил за жестом. Он был очень проницательный человек.
– Да, у меня весь комплект, – признался я и ненадолго вытащил из внутреннего кармана кинжал, с которым теперь не расставался. – Вот он.
Карты были розданы, прикуп взят, настало время вскрываться.
– С утра приезжали испанцы, Хорхе Эррара и охрана, интересовались вами, Илья, – сообщил Борис Михайлович. – Вы что-то с ними не поделили?
Получается, не зря меня колбасило после ванны: ехать – не ехать. В битве с демоном-искусителем победил ангел-хранитель.
– Мы не поделили вещи Хасана ас-Сабаха. Из-за них меня вчера пытались убить. Те самые испанцы, по команде господина Эррары.
– Эти вещи приносят несчастье. – Борис Михайлович помрачнел. – Продайте их или избавьтесь другим путем.
Интересно, каким мог быть другой путь? Принести в дар ордену Алькантара?
– Нет, – выяснять я не стал. – Теперь это дело чести. Предметы испанцам не достанутся.
– Вам решать, – подытожил разговор Марков. Деньги перекочевали ко мне в карман, а золото и весы были спрятаны под замок.
– Вы все же подумайте насчет этих предметов, – сказал на прощание Борис Михайлович. Оставить их себе – дьявольское искушение. Это не те вещи, которыми может владеть один человек.
– Сатана никогда не сможет победить человека, – сон, похоже, мне удался, – потому что челорек всегда может одолеть Сатану.
– Надеюсь, – Борис Михайлович слегка опешил. – И все же, Илья, могу подыскать вам другого покупателя. Мир белых людей одними испанцами не ограничивается.
– Мир вообще не ограничивается одними белыми людьми, – заметил я на прощанье, но развивать свою мысль не стал.
* * *
Теперь, когда меня искали, передвигаться по городу стало стремновато. Испанцы времени не теряли. Вот и Маркова навестили, догадались, наверное, кому я хабор поволоку. Надо полагать, рыцари попросили Бориса Михайловича сообщить, если беглец появится. Но, вот тут я был уверен, мяч влетел не в те ворота. Какой купец своими руками зарежет курицу, несущую золотые яйца? В прямом смысле золотые, в прямом смысле несущую: прямо в лавку! Нет, ребята, я – редкая птица. У директора магазина антиквариата частнособственнические, барыжные интересы обязательно победят интересы общественные. Особенно если общество тайное и причастное к смерти единственного сына.
Марков не донесет, и все же... Оставался фактор случайности. Вероятность застрять в пробке бок о бок с машиной Алькантары была невелика, но исключать ее тоже не следовало. Жизнь любит делать подлости.
Поэтому к Славе я ехал с оглядкой. К себе домой без корефана я решил не возвращаться. Если рыцари посетили Бориса Михайловича, стоило бояться засады возле собственного подъезда. В квартиру ко мне Эррара не вломится, кишка у испанца тонка, позвонит в дверь, подождет да отвалит. И будет караулить во дворе.
Оставалось только надеяться, что наемные бандиты у петербургского филиала Алькантары закончились. В противном же случае меня с корефаном ждет вооруженная засада готовых на все отморозков. Хотя почему там? Что, если испанцы выставили наблюдение утром, но во дворе перехватить не успели, а в магазине поднимать шум побоялись и теперь колесят за мной по улицам, подыскивая удобный для нападения момент?
Я прибавил газку, пару раз грубо нарушил правила дорожного движения, но обнаружить «хвост» не сумел. Занервничал и завертел головой по сторонам. И увидел такое, отчего едва не впилился в бампер идущего впереди «мерседеса».
По тротуару, сунув руки в карманы поносного цвета ветровки, с видом величайшей покорности судьбе брел куда-то по своим делам подлый стукач Леша Есиков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Любимцы Фортуны, – пробормотал я, опустив голову на руки.
Меня охватило благостное сонное состояние. Я достал лист бумаги, карандаш. Нарисовал колесо Фортуны: круг, а на нем три человечка. Один на вершине удачи, другой поднимается, третий опускается. Колесо Фортуны – античная модель цикличности перемен. Линейную концепцию чередующихся в жизни черных и белых полос придумали гораздо позже. «Жизнь, как зебра: от носа – черная полоса, белая полоса, черная, белая. – А дальше? – А дальше жопа!»
Я рассматривал рисунок, гадая, кто из человечков соответствует мне сейчас. Тот, кто ползет к успеху? Счастливец, находящийся на вершине? Либо покатившийся вниз, возможно, еще не подозревающий об этом бедолага?
Понять, кто из них я, означало догадаться о своем месте на ободе колеса и приготовиться к взлету или падению.
– Вот, новый поворот, – я покрутил на столе бумажку с колесом Фортуны, – что он нам несет, пропасть или взлет? И не разберешь, пока не повернешь...
Гениально Макаревич обыграл старинную идею! Начитался наверное древних текстов. А может быть, и сам состоял в тайном обществе, где постиг сакральное учение о механике удачи? Хотя какие тайные общества в эпоху застоя!
– Что за чушь в голову лезет! – пробормотал я и обратил помыслы к делам насущным.
Проблем было много. Самой серьезной был орден Алькантара. Испанцы больше мне не товарищи, это ясно. Неужели прав был Слава, утверждая, что рыцари приедут снимать сливки? Так оно и вышло, между прочим. Эррара подождал, когда мы захватим фургон, дал время найти золото и передраться, а потом явился на готовое. Увидев двоих встречающих, комтур все правильно понял и приказал открыть огонь.
Я не злился на коварного рыцаря. Понимал, что так и должен был поступить цивилизованный человек в земле варваров: нанять для грязной работы дешевую силу из числа местных уголовников, а когда они сделают дело, постараться их уничтожить, дабы не компрометировали орден. Да и золото в орденской казне лишним не будет.
Параноидальные рассуждения Марии Анатольевны о жестоких и прагматичных тайных обществах оказались удивительно верными.
Кстати, поскольку я уже при деньгах, не мешало бы помочь несчастной вдове. Я чувствовал себя в долгу перед супругой Петровича.
Хотя, стоп! Денег-то пока нет. Золото еще надо превратить в свободно обращаемые средства. С этим вполне могла помочь сама Мария Анатольевна (наверняка у спутницы старого копателя имелись обширные связи в барыжной среде), но реализовать наиболее ценные предметы – блюдо и чарку – я собирался у Бориса Михайловича Маркова в салоне «Галлус».
Вспомнив о господине Маркове, я посмотрел на часы. Почти семь... Раньше одиннадцати беспокоить директора магазина вряд ли стоило. Оставшееся до визита время можно было посвятить здоровому сну, но спать не хотелось, и я решил поваляться в ванне. Следовало отмыться от вони, усталости и... скверны. Произошедшее вчера наложило на меня отпечаток, я ощущал свершенное злодейство как прилипшую к коже грязь. Странно, раньше такого чувства не возникало.
Испоганенную одежду я сложил в пакет. Тряпки не отстирать от мерзости греха, проще выкинуть и забыть. С грехами было сложнее.
На голом теле остались лишь перстень и браслет. Древние вещицы придали руке вид царской длани. Не хватало только... Кинжал!
Обругав себя последними словами, я метнулся в прихожую и выудил из куртки кинжал. Выхватил из ножен, осмотрел. Хвала Всевышнему, клинок не успела тронуть ржавчина. Я вымыл оружие в горячей воде и насухо вытер чистым полотенцем. Так-то лучше. Клинок даже стал светлее. Отмылся? Или... Я усмехнулся. Побывал в бою и напился крови?
Я ненадолго задержался возле вешалки, любуясь драгоценной джамбией Хасана ас-Сабаха. Кинжал сидел в руке как влитой, я с трудом втискивал пальцы между массивной гардой и громадным навершием. Несмотря на то, что рукоять сделали явно под узкую кисть, держать ее было удобно как прямым, так и обратным хватом. Девятьсот лет назад древний мастер сработал на славу, вложив в изделие пресловутую магию кузнеца. Впрочем, неудивительно – ковал для святого! Я повертел джамбию, меняя хват, клинком к себе, клинком от себя. Всякий раз массивная рукоять крепко ложилась в ладонь, делая кинжал естественным продолжением конечности. И так же естественно было двигать им снизу вверх, вспарывая загнутым внутрь лезвием противника от паха до грудины, или рассекать ему горло нижней, выгнутой наружу стороной клинка. Рука двигалась сама, словно я годами учился резать живых людей. Кинжал подсказывал траекторию удара. Это было оружие тесной схватки. Умное, свирепое и беспощадное.
Кинжал действительно был воплощением террористической доктрины исмаилитов – клинка как оружия политической борьбы. Джамбия Старца Горы была кинжалом кинжалов фидаинов, подобно тому, как небесный Коран является книгой всех существующих на земле Коранов.
Я вернул оружие на место, наполнил ванну и погрузился в горячую воду. Влажные рубины на браслете блестели подобно каплям свежей крови. Ее немало пролилось из-за этих реликвий, наделяющих владельца могуществом и властью. Я вспомнил, как Афанасьев хвастался, что может определить подлинность антика по исходящим от него вибрациям. Петрович мог. Через его руки прошла тонна этого добра. У заслуженных предметов есть история, своя судьба, они пожили яркой жизнью в симбиозе с прежними владельцами. Личные вещи Хасана ас-Сабаха обладали богатыми воспоминаниями.
Они отыскали своего истинного владельца.
Только сейчас мне представилась возможность изучить перстень шейха аль-джабаль. Я покрутил кольцо, но с пальца снимать не стал. Перстень смотрелся на своем месте. Он был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в прекрасный и пленительный мир – кто ли далекого детства, то ли чего-то более раннего... гораздо более древнего.
– Я никогда не расстанусь с тобой, – сказал я этому миру, и он отозвался, ласковой и бодрящей волной затопив плечи, руки и голову. Я словно глядел откуда-то сверху, из-под потолка, мгновенно увеличившись в размерах, как раздувается воздуш ный шар, накачиваемый из мощного баллона. На мгновение мне показалось, что я действительно вырос, такое появилось ощущение превосходства над всеми остальными людьми, ощущение знания чего-то ранее неведомого. Мне помогал могущественный союзник, который делал мой ум острее и прозорливее. Это было чудесно, и я осознал, что могу наслаждаться игрой с людьми.
Я удовлетворенно рассмеялся, добавил горячей воды и погрузился в блаженную дрему. Я уже начал видеть сны, при этом краем бодрствующего сознания понимал, что сплю. Мне привиделось, будто я разговариваю с Лешей Есиковым. Подлый стукач подстригся под рокабилли – у него начинали отрастать бакенбарды и был зачесан куцый напомаженный кок.
– Знаешь, в чем польза падения Сатаны? – горячо доказывал я.
– В сладости искушений, которыми он нас испытывает?
– Нет. В огне! Когда создал Господь Адама, то повелел Сатане поклониться человеку, но сказал Сатана: «Я лучше Адама, ибо Ты создал меня из огня, а его из глины». Сатана исполнился гордыни и не поклонился Адаму. Ослушался Творца и впал в неверие. Замыслил бунт и был низвержен с Небес. С тех пор воспылал Сатана ненавистью к детям Адама. Но в борьбе с ним закаляется человек. Ибо раскаляется глина от огня и, одолев огонь, становится крепче камня.
– А если глина не одолевает огонь? Тогда она рассыпается в прах.
– Человек одолевает огонь, а не глина. Человек всегда одолевает Сатану!
Я проснулся, словно от толчка. На самом деле я проснулся от холода. Вода давно остыла. Мне еще что-то снилось, но запомнил я только отрывок нашего с Есиковым спора.
Меня била дрожь. Я вылез из ванны и поспешил в кабинет, к часам. «Проспал! – испугался я. – Заснул и все проспал!» Почему-то спросонок меня пугала мысль, что я не успею встретиться с Борисом Михайловичем в одиннадцать. Вытираясь на ходу полотенцем, я вбежал в комнату, споткнувшись о кулек с золотом, и увидел на циферблате стрелки, задранные, как усы довольного пожарного.
– Десять десять, – пробормотал я, от сердца от легло.
Спешить, собственно говоря, было некуда. Одиннадцать часов – это начало рабочего дня директора антикварного магазина. Господина Маркова можно навестить и в двенадцать, и в час, ничего не изменится. Под влиянием здравого смысла опасюк унялся.
– В ад всегда успеем, – бодро рассудил я и от правился готовить завтрак.
К салону «Галлус» я подъехал в начале первого, не потрудившись предупредить Бориса Михайловича. По дороге я завернул в магазин и купил новую куртку из тонкой коричневой кожи. Являться к приличному человеку в «боевой» кожанке, покоцанной об асфальт и распоротой на плече бандитской пулей, я счел недостойным истинного джентльмена. Хватит моей помятой и побитой в хлам машины. Наскоро обновив гардероб, ринулся в антикварную лавку. Удачно запарковался напротив крылечка и достал трубку.
– Борис Михайлович? Доброе утро, Илья Потехин вас беспокоит. Хочу кое-что показать.
– Когда вы будете?
– Да вот прямо сейчас и зайду.
С этими словами я выскочил из машины, вытянув газетный сверток с блюдом и холщовую сумку, в которой лежала чарка, два портсигара и несколько разномастных ложек с вилками. Сумку нацепил на плечо, сверток сунул под мышку, захлопнул дверцу, вздохнул, оглядев убитую тачку, квакнул сигналкой и вошел в салон.
– Добрый день! – Высокая лощеная кобыла с приклеенной улыбкой преградила мне дорогу. – Я к Борису Михайловичу...
– Вот сюда, пожалуйста. – Зубы у кобылы были белые, пластмассовые. От шеи сладко пахло духами. Выше мой нос не доставал.
– Спасибо, – я сунулся в боковой закуток, прикрытый занавесью. За ней скрывался коридор и кабинеты администрации.
Кобыла ловко обогнала меня и постучала в директорскую дверь.
– Можно, Борис Михайлович? – протараторила она.
– Войдите!
На секунду я оказался затертым между лоснящимся пузом Маркова (тоже немаленького дяди) и упругими буферами кобылы. От буферов пахло здоровым разогретым телом и разнотравьем. От директорской одежды исходил аромат благородной свежести, чуть с кислинкой.
– Спасибо, – тепло улыбнулся кобыле господин Марков, и дверь за нами закрылась. – Прошу вас, Илья.
Я присел к директорскому столу, огромному антикварному динозавру благородного черного цвета. Надо полагать, мореный дуб или что-то в этом роде. Борис Михайлович, одетый в поношенный сюртук с фиолетовой бархатной жилеткой, казался прилетевшим из девятнадцатого века путешественником во времени. Ветхий трон с плюшевой обивкой, служивший директорским креслом, был едва ли не древнее письменного стола. Когда Марков угнездился на своем месте, я понял, что именно так и должен выглядеть настоящий путешественник во времени. Сел на свой аппарат и единым росчерком пера перенесся в двадцать первый век.
– Полагаю, разговор будет предметным? – скользнул Марков глазами по свертку, который я поместил на краю стола.
Ничто в его внешности не напоминало о недавно пережитой трагедии. Да, сын погиб, но чувства есть чувства, а дело есть дело.
– Именно так. – Я принялся распутывать бечевку. Взгляд господина Маркова остановился на перстне ас-Сабаха. – Вот, что я хотел вам предло жить.
Развернув газету, я подал Борису Михайловичу блюдо. Глаза Маркова забегали по перстню, блюду и браслету, открывшемуся из-под рукава куртки. Директор принял товар, четким профессиональным жестом перевернул, осмотрел клеймо.
– Что у вас еще есть? В покер с ним играть не садись!
– Не могу сказать, что это набор... – Я полез в сумку и выложил остальное. – Но мне явно пофартило.
– Чарка с охотничьим орнаментом, угу, – оценил клеймо Марков. – Портсигары, жаль, с дарственной гравировкой... Понятно.
Он выудил из жилетного кармана ключ на цепочке и открыл сейф. Достал старинный ящичек с медными уголками. Снял крышку. В ящичке лежали разборные весы с гирьками.
В исключительных случаях, как, например, в работе с личными клиентами, Борис Михайлович производил оценку сам.
– Ложки-вилки некомплект, – напомнил он, – поэтому много не дам.
Я не торговался. В условиях назревающей войны планировалась эвакуация в отдаленную сельскую местность. Финансовые средства требовались позарез.
– Одиннадцать тысяч триста долларов, – подбил бабки на здоровенном калькуляторе Борис Михайлович. – Десятку дам валютой, остальное рублями.
– О'кей, – сказал я.
– Быть может, заодно вы хотите реализовать этот перстень и браслет? – невинным тоном поинтересовался Марков.
– Спасибо, хочу оставить их у себя, – я скорчил наивную мину и застенчиво улыбнулся.
– Мы могли бы обсудить условия сделки, очень выгодные для вас.
«Интересно, он для себя старается или для рыцарского ордена? – Я догадался, что Марков понял, какие украшения увидел на моей руке. – Ну, уж себя он при любом раскладе не обидит. Сказать ему о кинжале?»
– Я категорически не хочу расставаться с дорогими моему сердцу вещами. Они – большая ценность, – я прижал руку к сердцу.
Марков с пониманием проследил за жестом. Он был очень проницательный человек.
– Да, у меня весь комплект, – признался я и ненадолго вытащил из внутреннего кармана кинжал, с которым теперь не расставался. – Вот он.
Карты были розданы, прикуп взят, настало время вскрываться.
– С утра приезжали испанцы, Хорхе Эррара и охрана, интересовались вами, Илья, – сообщил Борис Михайлович. – Вы что-то с ними не поделили?
Получается, не зря меня колбасило после ванны: ехать – не ехать. В битве с демоном-искусителем победил ангел-хранитель.
– Мы не поделили вещи Хасана ас-Сабаха. Из-за них меня вчера пытались убить. Те самые испанцы, по команде господина Эррары.
– Эти вещи приносят несчастье. – Борис Михайлович помрачнел. – Продайте их или избавьтесь другим путем.
Интересно, каким мог быть другой путь? Принести в дар ордену Алькантара?
– Нет, – выяснять я не стал. – Теперь это дело чести. Предметы испанцам не достанутся.
– Вам решать, – подытожил разговор Марков. Деньги перекочевали ко мне в карман, а золото и весы были спрятаны под замок.
– Вы все же подумайте насчет этих предметов, – сказал на прощание Борис Михайлович. Оставить их себе – дьявольское искушение. Это не те вещи, которыми может владеть один человек.
– Сатана никогда не сможет победить человека, – сон, похоже, мне удался, – потому что челорек всегда может одолеть Сатану.
– Надеюсь, – Борис Михайлович слегка опешил. – И все же, Илья, могу подыскать вам другого покупателя. Мир белых людей одними испанцами не ограничивается.
– Мир вообще не ограничивается одними белыми людьми, – заметил я на прощанье, но развивать свою мысль не стал.
* * *
Теперь, когда меня искали, передвигаться по городу стало стремновато. Испанцы времени не теряли. Вот и Маркова навестили, догадались, наверное, кому я хабор поволоку. Надо полагать, рыцари попросили Бориса Михайловича сообщить, если беглец появится. Но, вот тут я был уверен, мяч влетел не в те ворота. Какой купец своими руками зарежет курицу, несущую золотые яйца? В прямом смысле золотые, в прямом смысле несущую: прямо в лавку! Нет, ребята, я – редкая птица. У директора магазина антиквариата частнособственнические, барыжные интересы обязательно победят интересы общественные. Особенно если общество тайное и причастное к смерти единственного сына.
Марков не донесет, и все же... Оставался фактор случайности. Вероятность застрять в пробке бок о бок с машиной Алькантары была невелика, но исключать ее тоже не следовало. Жизнь любит делать подлости.
Поэтому к Славе я ехал с оглядкой. К себе домой без корефана я решил не возвращаться. Если рыцари посетили Бориса Михайловича, стоило бояться засады возле собственного подъезда. В квартиру ко мне Эррара не вломится, кишка у испанца тонка, позвонит в дверь, подождет да отвалит. И будет караулить во дворе.
Оставалось только надеяться, что наемные бандиты у петербургского филиала Алькантары закончились. В противном же случае меня с корефаном ждет вооруженная засада готовых на все отморозков. Хотя почему там? Что, если испанцы выставили наблюдение утром, но во дворе перехватить не успели, а в магазине поднимать шум побоялись и теперь колесят за мной по улицам, подыскивая удобный для нападения момент?
Я прибавил газку, пару раз грубо нарушил правила дорожного движения, но обнаружить «хвост» не сумел. Занервничал и завертел головой по сторонам. И увидел такое, отчего едва не впилился в бампер идущего впереди «мерседеса».
По тротуару, сунув руки в карманы поносного цвета ветровки, с видом величайшей покорности судьбе брел куда-то по своим делам подлый стукач Леша Есиков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30