А-П

П-Я

 

Я прожил в браке с Маринкой два года, но не знал, хорошо ли она плавает.
– У Ксении разряд по плаванию, – поймал мою мысль Слава.
«С этой парочкой не пропадешь», – я с признательностью посмотрел на друга, но ничего не сказал.
Дамы выбрались из воды и уселись на бревнышке напротив нас.
– Что это за цирк приехал? – отфыркиваясь, спросила Ксения, и я понял, что мы с ней по дружимся.
– Это не цирк, – сказал я. – Цирк, наоборот уехал, а клоуны остались. Вот они.
– Как интере-есно, – протянула Маринка, раз глядывая клоунов. – Это кто? Почему они так странно одеты и почему у них такие странные машины?
– Это рокабилли, – ответил я. – Знаешь, музыка кантри, route 66...
– Что за «раут-шестьдесят шесть»? – ехидно улыбнувшись, Ксения ввинтила в траву бокал, в котором еще оставалось на дне. – Что-то типа гулянки сатанистов?
– Нет, это раут не в смысле пирушки, это раут в смысле направления. Маршрут номер шестьдесят шесть – была такая автострада, одна из первых, символ начала возрождения Америки после Великой депрессии. Предполагалось, что по таким дорогам должны были кататься в массовом порядке такие ребята на таких вот машинах и слушать рок-н-ролл. Они и катались. Бензин был дешевле воды. После Второй мировой войны Штаты были на подъеме, там все росло, цвело и размножалось. Нам этого не понять – другая культура давно минувшей эпохи..
– А им понять? – Слава мотнул башкой в сто рону рокабилли.
– Вряд ли. Их родителей воспитали родители, которые познали упадок экономики после Великой Отечественной. В СССР эпоха надежд и новых возможностей была не столь изобильна, как в США. Эти ребята выросли в другой стране. Зато с точки зрения формы честно пытаются подражать золотому поколению американцев. Взгляни, что с машинами сделали. Нельзя отказать им в усердии. Хотя насчет понимания ты сам можешь у них спросить, благо далеко ходить не надо.
– Щас, – сказал Слава, – допьем и спрошу.
– Может, не надо? – испугалась Маринка.
– Слав, – Ксения накрыла его руку своей, – остынь.
– А чего? – хмыкнул корефан. – Я ж не завожусь. Мне узнать интересно, что они такое понимают в жизни, чего не понимаю я.
– Не заводись, – попросила Ксения.
– Попытка – не пытка, – я попытался успокоить женщин. – За спрос денег не берут. Мы мирно поговорим с рокабилли, что в этом плохого?
– Пошли! – Слава оторвал задницу от песка, словно взлетел. Только что сидел по-турецки, скрестив ноги, а тут уже стоит, готовый к движению. Чудеса, да и только! – Ну, пошли, – сказал я, поднимаясь. Увязая в песке, мы побрели к рокабилли, которые с любопытством уставились на нас. Только подойдя ближе, я заметил, какие они старые. Почему-то издали казалось, что «молодежь из пятидесятых» должна быть лет по шестнадцать–восемнадцать, как в голливудских черно-белых фильмах. Ан нет! Даже сопливый экипаж «Москвича» был представлен тридцатилетними мужиками, а возраст самых блатных рокабилли уверенно приближался к полтиннику.
– Здорово, ребята! – бодро приветствовал лю бителей «fifties life style» Слава. – Прикольные у вас тачки.
Подойдя ближе, я оценил машины. Приличный тюнинг был сделан только на «Чайке». Другими автомобилями явно занимались народные умельцы, золоторукие мастера, от слова «золотарь». А может быть, рокабилли за недостатком средств сами приложились. Во всяком случае, на крылатый дорожный дредноут ни «Волга», ни «Москвич» не тянули. Так, ухоженные колымаги. Изрядно ухоженные по грязным отечественным дорогам.
– Здесь не часто услышишь старый добрый рок-н-ролл, – начал я, чтобы не молчать. – У вас выездное заседание клуба?
Со стороны мы со Славой, наверное, смахивали на пару хулиганов, нагло докопавшихся до интеллигентной компании. Я это уже понял и захотел поскорее увести друга назад к нашему костру, но не успел.
Вперед вышел самый крупный рокабилли, в клетчатом пиджаке. Очевидно, это был вожак. Огромные баки, как у бешеной собаки, на голове гигантский кок. Он чем-то смахивал на разжиревшего Росомаху из фильма «Люди X». Сняв руку с расплывшейся талии напомаженной красотки в розовом нейлоновом платьице, он выступил на защиту стаи. В левой руке рокабилли держал пустую бутылку.
– Да мы и сами парни хоть куда, – ответил он, глядя в глаза Славе. – Хотите выпить, выпейте с нами, но потом отваливайте.
– Выпить у нас и у самих найдется. Я к вам подошел узнать, почему вы Родину не любите. – С чего ты решил, что мы ее не любим?
– Ты на себя в зеркало крайний раз когда смотрел?
– Знаешь, мужик, – совершенно не в стиле «fifties life», а в простом советском, отозвался вожак, – шел бы ты... в пешее эротическое путешествие. И друга с собой возьми.
Верно я предполагал, что соседство с рокабилли не приведет ни к чему хорошему.
– Так значит? – удивился Слава. – Придется научить вас Родину любить. Вожак не испугался. – Ну, тогда держитесь, – сказал он.
Под ноги полетела плоская бутылка с изысканной блеклой этикеткой джина «Манхэттен».
– Давай, Эдди, – подзуживали рокабилли помельче. – Дай ему!
Он был мясистый, этот Эдди. Назревала хорошая драка. Всемером, они не боялись двоих, пусть даже один из них был такой здоровый, как Слава. А мой друг молчал и благодушно ухмылялся. Я знал эту его улыбочку, неизменную предвестницу боя. А вот рокабилли не знали, они решили, что пьяный мужик хочет помириться.
Эдди попер напролом, вознамерившись пузом вытолкать врага за пределы своей территории. Шансы были неплохие – весил он за центнер. Слава стоял на месте, а когда Эдди налетел на него, отступил на шаг, на развороте подхватив вожака под мышку. Ноги Эдди мелькнули в воздухе. Это был классический бросок через бедро. Корефан просто приложил противника об землю, а уж тот своей массой добил себя сам.
В бой никто не кидался. Очевидно, приказывать стало некому. Второй ветеран-рокабилли был инфантильного вида толстяк, этакий не повзрослевший за сорок лет сынок богатого папаши. Несмотря на богатырский рост, глаза у него были совершенно детские, лицо круглое, плечи покатые, руки толстые, короткопалые, вылезающие из рукавов пиджака, словно из распашонки. Кок у «золотого ребенка» был накручен длинный, но хлипкий, и болтался нерешительно. Про себя я назвал его Спонсором, потому что, кроме денег, привлечь в нем рокабилли больше ничего не могло. А деньги из Спонсора текли, это было видно.
Занявшись разглядыванием следующего за вожаком потенциального командира, я упустил из виду остальных. Даже на женщин внимания не обратил, ждал, что Спонсор проявит инициативу и вся кодла ринется в драку. Под кантри-рок потасовка получилась бы в лучших традициях Голливуда.
Эдди очухался не сразу. Поморгал, пришел в себя, поднялся. Сначала на карачки, затем на ноги.
– Ебтыть... – пробормотал он, шаря в кармане пиджака.
На свет был извлечен длинный выкидной нож с перламутровой рукояткой. Двигался Эдди вяловато – сказывались годы и лишнее сало. Слава выжидающе глядел на него, застенчиво улыбаясь. То был хороший знак. Благодушная ухмылка говорила о том, что Слава собрался убивать, а улыбка застенчивая свидетельствовала о жалости к слабому врагу.
Стая рокабилли замерла, даже самки притихли. Наконец, Эдди справился с замком, из рукоятки выскочило узкое блестящее лезвие.
– Мощная штука, внушает, – одобрил Слава. Эдди хрюкнул, почти как кабан, и чиркнул крест-накрест в воздухе, собравшись расписать лицо вторженца под британский флаг. Стой Слава неподвижно, затея, возможно, и увенчалась бы успехом, но тут Эдди не свезло. Когда он приблизился на расстояние удара, Слава левой поймал кисть с ножом, правой цапнул за лацкан, развернулся, подсел и бросил через спину.
На этот раз Эдди приложился конкретно. Воздух с глухим свистом вырвался из легких. Удар лопатками о землю был фатальным.
– Ничего перо, – Слава сдул песок с выкидухи и передал мне. – Зацени, Ильюха.
Я заценил. Нож был настоящий, из дорогих. «Майкротек» с шестидюймовым клинком, стилизованный под старину.
– Заебца пика, – сказал я, обводя взглядом за стывших рокабилли. – Долларов пятьсот, если не тысяча.
Стая молчала, засунув язык в одно место. Над поверженным вожаком кружились мухи. Наконец, Эдди глотнул ртом воздух, зашевелился и сел.
– Рикки, – прохрипел он. – Виски! Мелкий рокабилли шустро умелся к «Москвичу» и принес бутылку «Johnie Walker Red Label». Слава ухмыльнулся и подмигнул мне.
Эдди свернул пробку и приложился. Если не драться, то пить он умел. Оторвался, опорожнив бутылку почти на треть. Поерзал на траве, похлопал ладонью рядом.
– Садитесь, мужики, – предложил он нам. – Поговорим о музыке. И вы тоже, – крикнул он стае, – че встали? Давайте шашлыки уже жарить, жрать хочется! Девки, займитесь костром!
Слава невозмутимо присел рядом с Эдди, взял протянутую бутылку, отхлебнул. Вся ватага двинулась к машинам, бой окончен, проигравших нет, с чужаками брататься желающих не нашлось. Я опустился на корточки. Отдал выкидуху Эдди.
– Хороший нож, – сказал я. – Отлично гармонирует с «Чайкой» и коком.
– «Чайка» не моя, вот, его, – Эдди мотнул головой в сторону Спонсора, задержавшегося поодаль. – Давай иди к нам, не менжуйся.
«Золотой ребенок» долго выбирал место получше и, наконец, нерешительно плюхнулся на траву чуть в сторонке. Слава протянул мне бутылку. Я для вида пригубил вискарь и поскорее сплавил его Спонсору.
– Нож я сам выбирал, – похвастался Эдди. – Он полтора косаря стоит. Ты ошибся чуток.
Побитый вожак болтал с нами, как ни в чем не бывало. Ну и правильно, хочешь избежать позора сделай вид, будто ничего не случилось.
– Я в ножах не специалист. – Разговор требовал поддержки. – Я больше в лопатах разбираюсь.
– Торгуешь инструментом?
– Землю копаю.
Эдди не стал уточнять, какой стройтрест я возглавляю, но явно не поверил, что я сам занимаюсь земляными работами. Вместо этого спросил у Славы:
– А ты тоже по лопатам специализируешься? – Я по другому «железу», – хмыкнул корефан.
– В компьютерах шаришь?
– Да нет, по стволам.
– У Дика батя в Москве охотничьим магазином заведует и тремя здесь владеет, – указал Эдди на Спонсора и потребовал: – Дик, если сам не пьешь, не задерживай посуду. Похоже, Эдди на природе пил только из горла. Он был в общем-то неплохой мужик, не выпендривался и в позу музыкального сноба не вставал. К американской мечте относился скептически. «Золотые пятидесятые», когда была хорошая музыка и хорошие автомобили, в Штатах давно прошли. А в нашей стране и вовсе не начинались. Все это мы обсудили, откочевав с Эдди, Спонсором и виски к нашей стоянке. Весело потрескивал костерок, прогорали дрова, большая часть углей была уже на подходе. Пришла дама в розовом платье и уселась рядом с Эдди. Маринка поближе придвинулась ко мне. Запасные веточки оказались не лишними, запасное мясо тоже. Когда созрели шашлыки, Эдди позвонил по мобильнику, Рикки приволок сразу пару бутылок и присоединился к нам.
– Я-то сам больше по организации концертов, – рассказывал Эдди. – По деньгам не густо получается, в год на десяточку вытягиваю, в этом хочу на пятнашку выйти. А вот Рикки свою группу организовал.
– Мы играем психобилли, – гордо сообщил Рикки.
– А как группа называется? – спросил я. – «Mad wheels».
– «Бешеные колеса»? – Я машинально покосился на транспорт рокабилли. – Не слышал. Они и в самом деле такие безумные?
– Да, детка, мы такие! – самодовольно ответил Рикки. – Мы играем самый сумасшедший психобилли в Европе. Если хочешь нас услышать, приходи в «Rio Rock'n'Roll Club» или в «Rocking-hors Pub». В пабе мы лабаем почти каждый день после семи.
– А где это находится?
Рикки достал из бумажника визитку и нацарапал адреса.
– Спасибо Эдди, это он все устроил, – доверительно сообщил Рикки, когда Эдди со Спонсором и самкой вежливо попрощались и отвалили к своему костру. – Эдди – классный мужик, только его бычит немного.
– Таков обычный недостаток всех хозяев, sic semper sum Таковы всегда (лат.).

, – сказал я. – Однако для них это достоинство, ибо благодаря ему они становятся хо зяевами проектов. А ты в своей группе кто, ведущая гитара?
– Нет, я ударник. Гитара дома сидит, гитару жена не пускает.
– Да, жены – дело такое. – Я посмотрел на Маринку, которая о чем-то явно сговаривалась с Ксенией, неподалеку грела уши подруга в розовом платье.
– А ты женат?
– Нет пока.
– Что так?
– Оно мне надо? – пожал плечами Рикки. – Бабы отвлекают от творчества. Потом дети пойдут, вообще караул!
– Рано или поздно их все равно придется заводить.
– Дети – это цветы, но они хороши, когда растут на чужом подоконнике, – глубокомысленно изрек Рикки.
Вид у него при этом был самый дурацкий, но меня, когда я жил семейной жизнью, тоже посещали подобные мысли, поэтому я сказал:
– И еще, как всякие цветы, дети нуждаются в хорошей подкормке.
– Я так понял, ты тоже не женат?
– Был женат, – ответил я, – но детей не завел.
– Давай выпьем! – Рикки протянул виски.
– Я за рулем... А-а, давай! – Я от души приложился и вернул бутылку.
– Пойдем купаться? – чуть погодя спросил Рикки.
Я посмотрел на озеро. Вода была прозрачной, а песок илистый и грязный. Казалось, ступи на него, и не отмоешься вовек. – А-а... пошли!
Мы освежились по-быстрому и выбрались на берег. Грязь выдавливалась меж пальцев толстыми колбасками.
– ... Так что заходи, – зазывал меня Рикки на выступление «Mad wheels».
– О'кей, буду проходить мимо, непременно загляну.
– Годится. Пойду я к своим.
– Удачи!
Я подсел к костру, где Слава доводил до готовности новые порции мяса. – Куда ты пропал? – спросила Маринка. – Знакомился с интересными людьми. – Променял нас на каких-то клоунов!
– Нет. Мы всегда возвращаемся, – ответил я, переглянулся со Славой, и мы заржали.
– Да ну вас, – сказала Ксения.
– Будешь, Ильюха? – Корефан показал свежую бутылку «Red label», которым разжился у наших новых друзей.
– Я за рулем... А-а, впрочем, поздняк метаться, наливай!
Дамы налегли на вино. Неподалеку пьянствовали рокабилли. Мы поедали шашлык под музыку кантри.

* * *

– Знаешь, – сказал я Маринке, когда мы ночью лежали под одеялом, – а ведь это и был «раут – шестьдесят шесть», гулянка с рокабилли. Нас посетило божество «раута–шестьдесят шесть», а божество может принимать разные обличия. Когда люди начинают чему-то поклоняться, это «что-то» постепенно набирает силу. Давным-давно, в далекой-далекой Америке люди создали идола и назвали его «раут–шестьдесят шесть». Теперь повсюду, где тусуются рокабилли, незримо присутствует оно, их божество.
– Или там, где присутствует божество, в знак его присутствия появляются рокабилли. – Маринка повернулась на бок и положила руку мне на грудь.
«Нехило задвинула», – оценил я, подумав.

11

Утром Маринка умчалась на работу, а я стал готовиться к траурному визиту.
«Так, – сказал я себе, – ты идешь к интеллигентной даме. Соберись. Базарить надо культурно. Тем более что ты намерен сообщить ей о смерти мужа. Поменьше просторечия, побольше умных слов, и все будет в порядке».
Я уложил в холщовую сумку тетрадь с незаконченной монографией и полевой дневник Афанасьева. Это все, что осталось у меня от Петровича. Снял трубку, набрал номер.
– Мария Анатольевна? Это Илья вас беспокоит. Вы будете дома в течение часа, я заеду?
Получив утвердительный ответ, я спустился к машине и вскоре подрулил к дому Афанасьевых. Потыкал в кнопки домофона и был запущен в парадное.
Мария Анатольевна оказалась высокой сухощавой дамой с лошадиным лицом. Прежде я с ней только по телефону разговаривал. Видит Бог, для очного знакомства следовало бы выбрать лучший повод.
– Здравствуйте, я – Илья. – Подходящие к случаю слова в голову не шли. – Проходите.
Я прошел и уселся за круглый обеденный стол, ругая себя последними словами. Ситуация развивалась не так, как я предполагал. Объявить с порога печальную весть и смыться не получилось. Теперь надо было долго что-то говорить и долго что-то выслушивать. Не самое приятное времяпрепровождение.
Когда Мария Анатольевна присела напротив, я достал из сумки тетрадь и полевой дневник Петровича и пододвинул предметы к ней.
– Больше мне ничего не удалось спасти.
– Как это случилось? – Мария Анатольевна сморгнула, под очками заблестели слезы. – Вы знали таких людей, по имени Валера и Женя?
– Тюремные знакомые Василия?
– Именно. Они напали внезапно. После того как мы нашли золото...
Рассказ о находке богатой могилы занял много времени. Я честно поведал обо всем произошедшем, о перестрелке, о похоронах Василия Петровича, о мучительной и загадочной смерти быков-охранников. Не утаил я и о дальнейшей судьбе браслета и кинжала ас-Сабаха. Сообщил о смерти Гоши Маркова, о хашишинах, о немецких и испанских рыцарях, пытавшихся купить сокровище. Мария Анатольевна слушала не перебивая, только на щеках образовались мокрые дорожки. Руки она положила на тетрадь. Пальцы мелко дрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30